Нет правил для любви

14

Саманта сидела, откинувшись в кресле, и смотрела в потолок. Точнее, потолок лежал на прямой линии с ее зрачками, но взгляд ее был устремлен внутрь себя.

Как удивительно заглядывать в свой внутренний мир — туда, где правят фантазия и чувства, и одновременно прислушиваться к ощущениям в теле. Конечно, малыш еще совсем крохотный, с жемчужинку, но он — есть. А перед глазами встают зубчатые горы и бурливые реки, величественные замки, пыльные дороги, трудные тропы и приключения, приключения, приключения…

Саманта решила, что подарит своему ребенку сказки собственного сочинения. Ко дню появления на свет. Восемь месяцев — долгий срок… По крайней мере, достаточно долгий.

Она отложила тетрадь в твердой обложке, куда записывала наброски для сказок. Потом придется попотеть, набирая все то же на компьютере, но Саманта слишком привыкла писать от руки. Тогда текст живой, связанный не из механически одинаковых знаков, а из букв, выведенных ее рукой, — ни у кого таких не получится.

Сначала этот узор нужно сложить, а уж потом делать его таким, чтобы и другие смогли его прочесть.

Уже две недели она жила в этом райски прекрасном и идиллически маленьком домике. Спала и писала в мансарде — о, как же много она спала, кажется, отсыпалась за всю жизнь. И, несмотря на это, ей хватало времени, чтобы неторопливо, со вкусом делать все то, о чем она так давно мечтала и за чем, собственно, ехала сюда.

Она гуляла. Никогда бы Саманта не подумала, что неяркие оттенки зеленого, серого и синего могут так радовать глаз.

Здесь, в предгорьях, местами рос вереск. Она старалась не ходить лишний раз там, где он жестким ковром оплетал склоны, — волновалась.

А в остальном ей казалось, что она попала в свой маленький рай. По крайней мере, в идеальное место для вынашивания ребенка — и будущей книги.

Внизу нежно тренькнул звонок.

— Робин, разве мы кого-то ждем? — спросила она и погладила себя по еще плоскому животу. Она твердо решила, что ее ребенок будет носить имя Робин — удобное имя, подходит и для мальчика, и для девочки.

И в честь любимого героя.

— Не-ет, не ждем. Может быть, миссис Филипс принесла масло? Странно, вряд ли она успела сделать его так быстро.

Саманта подняла из кресла свое расслабленное тело и пошла вниз.

Позвонили еще раз.

— Иду! — крикнула Саманта с лестницы и ощутила неизвестно отчего легкое волнение — как будто подул прохладный ветерок.

Интуиция…

С каждым шагом, приближавшим ее к двери, становилось все тревожнее. Недовольно заныл живот.

— Тише, милый, — прошептала она.

Глазка в двери не было.

Саманта, повинуясь предчувствию, спросила:

— Кто там?

Хотя с тех пор, как ей исполнилось двенадцать и она стала считать себя взрослой барышней, Саманта отчаянно стеснялась этого вопроса и считала, что позволит себе его задавать, только когда станет бабушкой. Бабушкам можно.

— Это Джастин, Сэм.

Лучше бы это была шутка. Дурацкий розыгрыш. Порождение чьего-то странного юмора. Саманта могла бы поверить, что ошиблась, не расслышала, что у нее слуховые галлюцинации, в конце концов, — но слишком отчаянно билось в груди сердце. Оно не могло ошибиться. Это и вправду был он.

Саманта попятилась от двери в почти суеверном ужасе. Застыла. Мысли метались в голове и, казалось, со звоном отлетали от висков, лба, затылка, сталкивались друг с другом, путали траектории, менялись местами. Мыслей было три: «Господи, неужели?!», «Зачем он здесь?!» и «Что же делать?!».

Снова — переливчатый звонок.

— Саманта! Я же знаю, что ты там…

— И что из этого?! — Саманта лихорадочно задернула плотную занавеску у ближайшего к двери окна.

— Я проделал долгий путь. Тебя хотел повидать. Может, предложишь чашку чая?

— А ты не подумал, что, если бы я хотела тебя видеть, тебе не пришлось бы проделывать никакого пути?

— Резонно. Но я все равно приехал. Как видишь. То есть нет, еще пока не видишь.

— Ты хочешь сказать, что таким вот образом беспардонно пошел против моего желания?

— Милая Саманта, знаешь, я так долго жил, думая только о чьих-то чужих желаниях! Мне надоело.

— Да неужели?! Вот это новость! Надо обязательно устроить национальный праздник! С салютом на тридцать залпов! Джастин Мюррей наконец-то решился подумать о себе! Обрел, можно сказать, собственное «я» и свои желания!

— Сэм, мы так и будем препираться через дверь?

Она усмехнулась. Похоже на театр абсурда. Но где же взять смелости, чтобы открыть эту самую дверь и встретиться с ним лицом к лицу?

— Давай не будем препираться. Но все равно через дверь.

— Не хочу.

— И что дальше?

— Я влезу в окно.

— А я вызову полицию.

— Вызывай. Пока в эту глухомань кто-нибудь приедет, я успею на тебя наглядеться. Нет, вряд ли, конечно… Но все равно. Час или два — это намного лучше, чем вообще ничего, правда?

От этих его слов Саманту переполнили странно перемешавшиеся нежность и злость. Да, ей хотелось плакать от желания обнять его! Но какого черта… «Час — это лучше, чем вообще ничего»! По этому принципу все и случилось. И вот — результат. Ее жизнь пошла по совсем новой траектории. И еще одна — вообще зародилась из небытия.

Что, ему нужно еще что-то сломать, перевернуть с ног на голову? Ну уж нет! Ей слишком дорого то, что она получила!

Саманта рывком распахнула дверь и чуть не выпала в нее — от резкого движения.

Никогда она не видела у Джастина таких лучистых глаз.

— Ну привет, — выдохнул он.

— Привет, — так равнодушно, как только могла, ответила Саманта.

А за этим последовал поцелуй.

Джастин поступил нечестно. Если бы он стал о чем-то ее просить, в чем-то убеждать, что-то доказывать, ей было бы в тысячу раз проще устоять и сохранить самообладание, чем так. Но он сделал то, что сделал. Саманта попробовала вырваться из его объятий…

Но поняла, что ей не хочется этого делать, наоборот, она жаждет до дна испить этот поцелуй, воскресить в памяти вкус и тепло его губ, потонуть в окутавшем ее объятии.

Чтобы удержаться и не ответить ему, ей приходилось прилагать титанические усилия. Но она была обречена на поражение в этой битве. А стоит ли игра свеч? Так ли важно «сохранить лицо», точнее маску неприступной и совершенно холодной к нему женщины?

Саманта выдохнула — и окунулась с головой в омут нежности и упоения.

Она не знала, сколько они так стояли — пятнадцать минут или половину вечности. Потом ее босые ноги стали мерзнуть.

— Пойдем в дом, — тихо сказала она.

— Да, конечно.

Он пошел за ней, не снимая руки с чуть озябшего плеча.

— Так что, ты хотел чаю? — В доме, когда очарование поцелуя было разрушено, все снова стало сложнее. Саманта прятала глаза.

— Чай — это хорошо. Но есть вещи намного лучше чая, — неопределенно ответил Джастин. — У тебя невероятно уютное убежище.

— Может, предложить экскурсию по дому? — раздраженно отозвалась Саманта. Кажется, у нее непоправимо и быстро портится характер.

— В этом нет необходимости. Я приехал не дом смотреть.

— Тогда смотри на меня.

Они вошли в гостиную, но Саманта стояла, как изваяние из мрамора, и Джастину сесть тоже не предлагала.

— Почему ты злишься на меня?

— Ты нарушил мой покой, — ответила Саманта и только потом поняла, насколько неестественно, выспренно звучит эта фраза. Как в старых романах.

— Ты так дорожишь покоем? — удивился Джастин. — А может, есть что-нибудь, что для тебя важнее покоя?

— Есть, — веско сказала она, но продолжать не стала.

— Хорошо, — ответил Джастин, не дождавшись ответа.

— Ты приехал, чтобы уговаривать меня вернуться в Лондон?

— Не совсем.

— У меня другие планы, — сказала Саманта, проигнорировав последнюю реплику Джастина.

— Позволь уточнить, какие?

Саманта упрямо молчала.

— Хорошо же. — Джастин обезоруживающе улыбнулся и без приглашения уселся на диван перед камином. — Тогда я останусь с тобой здесь.

Саманта растерялась до невозможности пошевелиться. И откуда в нем эта обаятельная развязность довольного жизнью зверя?

— Вот это наглость! — прошептала она.

— Да. По-моему, наглость, это именно то, чего мне всегда не хватало. Как ты считаешь?

— Согласна.

— Вот видишь, я исправляюсь.

— Похвально. Но тебе слишком многое придется изменить, чтобы…

— Я знаю. Я готов. Более того — я буду это делать.

— А смысл? — с вызовом спросила Саманта. Она так и не присела — стояла, облокотившись о каминную полку.

— Сэм, ты же ненавидишь фразу «а смысл?».

— Все-то ты знаешь… — Она отвернулась.

— Я хочу остаться с тобой, — вкрадчиво сказал Джастин. — Я хочу быть с тобой. Я хочу прожить с тобой долгую и счастливую жизнь и умереть в один день. Ну хотя бы на одной неделе.

Она и не глядя чувствовала кожей его жадный взгляд: он ловил каждое ее движение, напряжение мышц на лице, наклон головы, направление взгляда. Он хотел знать, позволит ли она ему.

А она очень хотела позволить.

Саманта ощущала себя так, будто прямо перед ней прорвала плотину бурливая река и ее накрывает, уносит потоком воды, а она, сколько бы ни барахталась, не способна противостоять этому движению — разве что барахтаться, удерживаться на плаву и порывисто вдыхать драгоценный воздух.

Разве не этого она жаждала?

Не прожить с Джастином долгую и счастливую жизнь, в смысле — не только жить с ним до конца дней своих, но и… Да, это звучит хуже, чем есть на самом деле, но все-таки: получить от него подтверждение того, что он действительно ее любит и способен на «поступок», чтобы завоевать ее. Что он мужчина, а она желанная для него женщина, и он намерен решительно ее добиваться, а не стоять в стороне и ждать, пока она снизойдет до него.

Что он способен совершать подвиги в ее честь. Да уж, средневековой рыцарской культуре не откажешь в некотором рационализме! По крайней мере, с точки зрения женщин она весьма и весьма оправданна и притягательна.

— Я сейчас принесу чай, — сказала Саманта, не глядя на него.

Ей нужна пауза, чтобы остудить голову и сердце, в противном случае она прямо сейчас наделает каких-нибудь глупостей. Может, бросится ему на шею, а может, еще и разревется от нахлынувших чувств.

— Сэм! — Джастин в два шага оказался рядом с ней, обхватил одной рукой за плечи, пальцем другой приподнял ее подбородок, заставляя Саманту взглянуть ему в глаза.

— Что? — обреченно спросила она.

— Я тебя люблю. Мне кажется, сейчас я имею больше прав говорить тебе это, чем раньше.

— Сейчас, когда я, по твоему мнению, свободна? — усмехнулась она. Отследила непроизвольное движение рук — они пошли вверх, чтобы обнять его. Проклятая слабость тела! — Так вот, ни черта я не свободна!

В его глазах промелькнули растерянность и боль.

— Сейчас — после того как я начистил Эду физиономию, — сказал Джастин изменившимся, потерявшим краски тоном.

— Ты дрался с Эдом? — поразилась Саманта.

— Чему ты удивляешься? Когда двое мужчин дерутся из-за женщины, это естественно.

— Ну да! И ты пришел ко мне по праву победителя? — Саманта скривила рот в саркастической усмешке.

— Нет. По праву любящего тебя человека.

— А Эдмонд, значит, меня не любит? Это выяснилось в процессе драки? Божий суд?

— Не Божий суд, но в остальном… примерно так.

— Джастин, это глупо.

— Что глупо?

— Устраивать драку, приезжать сюда, весь этот разговор…

— Ты и вправду так думаешь?

— Нет, — ответила Саманта после паузы.

— Тогда зачем говоришь?

— Нужно же что-то говорить!

— Почему бы тебе не сказать, что ты меня любишь?

— Потому что… — Саманта снова замолчала.

Единственный ответ, который мог бы ее спасти от него — «потому что это неправда». Джастин отпустил бы ее, может, даже сразу ушел бы, и все стало бы, как было до его прихода, не сразу, но все же…

Вот только стоит ли так беззастенчиво лгать любимому человеку?

Эта мысль обожгла Саманту, будто ей на голову вылили чайник кипятка. «Любимому человеку»… Значит, она все-таки его любит?!

Саманта застонала сквозь зубы от невозможности выплеснуть наружу переполнявшие ее чувства.

И потеряла сознание.

Джастин подхватил ее, не позволив упасть, — здорово, что у него была хорошая реакция, иначе, испугавшись, он мало что мог бы сделать. А он и вправду испугался. Бледное, изменившееся, не совсем здоровое лицо Саманты, пижама, в которой она разгуливала по дому, несмотря на то что был уже почти полдень, — все это с самого начала пробудило в нем подозрения, что она заболела. А теперь еще этот обморок… Если бы она была склонна к обморочным состояниям, за те несколько лет, что они знакомы, он наверняка узнал бы об этом. Может, это нервное, может, в последнее время на нее слишком много всего свалилось… Она, конечно, очень сильный человек — но ее могучий дух упрятан в хрупкое и нежное женское тело, и это тело нуждается в заботе и уходе.

— Сэм, ну что ж ты наделала… — пробормотал Джастин и поднял ее на руки, чтобы отнести на диван.

У него самого случилась внезапная частичная потеря Памяти: он начисто забыл, как привести в чувство человека, упавшего в обморок. Кажется, было что-то про нашатырь… Но где в этом доме искать нашатырь и есть ли он здесь вообще — непонятно. Джастин интуитивно определил, где кухня, и помчался туда за холодной водой.

Но обливать Саманту водой было жалко. Он легонько похлопал ее по щекам:

— Сэм! Сэ-эм… Ты меня слышишь?

Она медленно, будто с большим трудом, открыла глаза.

— Ой, — было ее первое слово. — Ты мне снишься?

— Тебе виднее, — усмехнулся Джастин. — Я бы сам не отказался это узнать. Как ты?

— Все в порядке. — Она попыталась сесть.

Джастин удержал ее.

— У тебя странное представление о «порядке».

— А нечего было врываться в мой дом!

— Ты сама меня впустила.

— Вечно ты находишь оправдания!

— Сэм, скажи мне, что с тобой происходит? — серьезно и спокойно спросил Джастин.

Саманта видела, что на самом деле он далеко не так спокоен, как хочет казаться.

— Со мной все хорошо.

— Прости мою бестактность, но ты неважно выглядишь.

— Хам.

— Возможно. Тебе разве не нравится это изменение?

— Не уверена. Хотя ты новый в любом случае лучше себя прежнего, это бесспорно. — Саманта все-таки преодолела давление его руки и села.

— Новый я — это я настоящий, а раньше была только безжизненная маска. Но мы отошли от темы. Ты болеешь?

— Нет.

Джастин положил ладонь ей на лоб, проверяя, нет ли жара. У него были прохладные пальцы. Саманта едва успела прикусить язык, чтобы не попросить его продлить это прикосновение.

— Тогда почему ты днем разгуливаешь в пижаме?

— Сплю. У меня отпуск.

— Бледная?

— Перенервничала из-за твоего внезапного появления.

— А тени под глазами?

— Так падает свет.

— Не дури мне голову.

— Опять хамишь?

— Поверь мне, это еще не хамство. — Джастин сел рядом и взял ее руку в ладони.

— Ты, по-моему, забываешься, — проворчала Саманта.

— Нет, что ты!

— И слишком много себе позволяешь.

— Я уже позволял себе гораздо больше.

Саманта покраснела. От этой его естественной напористости — и от воспоминаний.

Она все равно собиралась рассказать ему. Не сейчас, конечно, но разве все в жизни складывается так, как мы планируем? Нет. Но, как бы то ни было, существующее положение вещей и все повороты судьбы, как правило, оказываются самыми лучшими и закономерными. Если бы когда-то она не встретила Эдмонда, вся эта история и вовсе не началась бы. Она бы не узнала Джастина. И если бы их с Эдмондом отношения складывались иначе, они не зашли бы в тупик, из которого для Саманты был один выход — Ирландия. И они с Джастином не оказались бы один на один в маленьком красивом мирке, который подтолкнул их друг к другу. А без этого не было бы того чуда, которое в этот самый момент происходило в ней — и с ней.

Осталось только решить, когда он узнает, сейчас или потом.

Как бы там ни было, все равно будет… хорошо.

Это осознание окатило ее теплой волной. И сразу стало спокойно, как будто сами собой сложились кусочки мозаики, долго не дававшей ей покоя. Саманте показалось, что еще никогда она не чувствовала так сильно присутствие в своей жизни Высшего смысла, Провидения и Бога.

— Ну, Саманта, что ты молчишь?

Сейчас.

— Я не больна, Джастин. Со мной… другое.

— Что?

Она смотрела ему в глаза, и постепенно ее взгляд теплел, в нем — не на губах, а именно во взгляде — расцветала улыбка. Потом она коснулась краешков рта, стала шире — и вот Саманта, понимая, что выглядит катастрофически глупо, глядела на Джастина абсолютно счастливыми глазами и улыбалась, как человек, выигравший в лотерею два миллиона. Хотя какие миллионы могут сравниться с тем, что получила в этой жизни она?!

Он просто не мог не ответить на ее открытый, светлый жест. Так и сидели, улыбаясь друг другу. Но Саманта видела, что он еще не понимает, что послужило причиной.

Она набрала в грудь побольше воздуха. Слова в самый последний момент застряли в горле.

— Ну?!

— Я жду ребенка.

Если бы в гостиной грянул раскат грома или в камин ударила бы настоящая маленькая молния, — это все равно не произвело бы такого эффекта. Несколько мгновений Джастин сидел не шевелясь, словно раз за разом пытался определить: не ослышался ли? верно ли его мозг расшифровал сигналы из уха? и не произошло ли серьезного сбоя в работе аналитической системы?

Потом он вскочил на ноги, словно под ним в течение двух секунд диван нагрелся до температуры плавления свинца.

Саманта продолжала по инерции улыбаться. Правда, улыбка стала неуверенной и потерянной.

— Сэм… — Джастин проглотил ком в горле.

— Да, Джастин?

— Поздравляю.

— Что?! Что еще за идиотское «поздравляю»?!

Возможно, ей стоило бы замолчать, убежать, хлопнув дверью, обозвать дрянными словами и пообещать себе вычеркнуть этого человека из своей жизни навсегда. По крайней мере, раньше она, может быть, так и сделала бы.

Но сейчас слишком важный был момент и предмет разговора, чтобы от разговора просто уходить. А отнестись спокойно к такой реакции Джастина она тоже не могла. Оставался один выход — скандал. И кто сказал, что скандал — не выход?!

— А какой реакции ты ждала от меня? — устало спросил Джастин.

У Саманты возникло ощущение, что весь он внезапно покрылся корочкой льда — вроде бы плотной, не настолько чтобы от него веяло холодом, но достаточно, чтобы сковать все его движения, взгляды и интонации.

— Ах, все-таки ты признаешь за мной право ожидать? Спасибо! Хорошо же! Так вот: мог бы сказать что-нибудь вроде «я рад» или «какое счастье»!

— Ты собираешься возвращаться к Эду?

— Зачем?!

Крик Саманты повис в тишине. Она встала, превозмогая тянущую боль внизу живота. Ничего, малыш, мы ведь потерпим, правда? Трудно ругаться, глядя на другого «очень сильно снизу вверх». Мама сердится, потому что папа ведет себя недостойно, но потом все непременно будет хорошо.

Она только не знала, как именно будет выглядеть это «хорошо».

— Зачем, Джастин? Зачем мне, бога ради, возвращаться к мужчине, которого я не люблю? Тем более тогда, когда в моей жизни есть уже тот, кого я люблю?

— А ребенок? Он — его?

Снова повисло молчание. На этот раз настал черед Саманты удивляться.

Удивляться непробиваемой непонятливости Джастина.

— Ты ведь умный парень, Джастин, — медленно сказала она. — Почему сейчас ты не можешь сложить два и два, я не понимаю. То ли потому, что результат «четыре» тебя не устраивает, то ли потому, что тебе кажется, что он слишком хорош… Во всяком случае. Если ты очень этого не хотел и не был готов к такому повороту событий. Надо было подумать головой чуть раньше!!!

— Ты хочешь сказать…

— Да, черт возьми! Я хочу, я уже пятнадцать минут пытаюсь тебе сказать, что жду ребенка от тебя, что нравится тебе это или нет, у нас с тобой будет ребенок, даже если ты откажешься его признавать и уедешь жить в Австралию, это не отменит этого простого факта — малыш будет! Твой и мой! Поздравляю!

Саманта, обессилев от этой короткой тирады, упала на диван. Когда сказано самое главное, все остальные доводы имеют очень мало значения. Так что их можно выдвигать сидя. При желании.

— Саманта!

Меньше всего она ожидала, что Джастин бросится к ней, рискуя задушить в объятиях.

— Что ты делаешь?! — завопила она. — Ты нас погубишь! Обоих! Сумасшедший!

— Это?! Правда?!

И куда только делся ледок? Джастин был похож на взрыв из тех, что рождают сверхновые.

Саманта кивнула. Он подхватил ее на руки и расхохотался. Саманта никогда не слышала от него — да и ни от кого другого — такого беззаботного, счастливого смеха. Ей и самой хотелось смеяться, но она плакала. От счастья, от сильного волнения — и просто потому, что женщины в положении имеют полное право реагировать так, как вздумается.

Вечером, когда они уже лежали обнаженными под одеялом — секса не было, осторожничали — просто из потребности касаться друг друга голой кожей, Саманта вдруг спросила:

— Хочешь, я кое-что тебе прочитаю? Ты, наверное, давно задавался вопросом, что там такое, в этом моем блокноте…

— Конечно, хочу! Но я думал, что любопытство мужчину не красит. К тому же ты обещала что-нибудь прочитать, когда это будет готово.

— Когда будет готово, прочту обязательно. Но сейчас речь о другом. Это не стихи. И не проза. И даже не пьеса. Это мои желания. Я записывала их в то утро, когда размечталась про детскую в нашем домике и мы чуть было не поссорились. Это то, что я хотела бы иметь и делать с тобой.

Она встала и взяла со стола блокнот. Джастин смотрел на ее точеное тело, огненно-теплое в свете ночника, и пытался угадать, как оно будет выглядеть, когда округлится живот, кто родится — мальчик или девочка и какие у него или у нее будут глаза.

— Ну слушай! — Она вернулась в постель.

Он с наслаждением прижался к ее боку, прикрыл глаза, потом снова открыл — хотелось видеть каждое движение ее губ, запоминать каждую черточку лица в эти волшебные моменты.

— «Я хочу, чтобы мы остались вместе. Чтобы была зима. Сидеть с тобой у жаркого огня. Водить машину. Слетать в Африку. В Венеции кататься на гондоле. Курить кальян. Просыпать на работу. Заниматься любовью в самолете. Делать уборку. Купаться в дождь. Ходить на рынок. Научиться вязать и связать тебе свитер. Распустить и перевязать на шарф. Покупать с тобой одежду. Ссориться по телефону и мириться при встрече. Ходить при тебе в нижнем белье. Ездить к родителям на Рождество. В агонии искать тебе подарок за две недели до дня рождения. Ходить в театр. Смотреть фильмы ужасов в обнимку. Прожить пятьдесят лет и умереть в один день. Родить ребенка. Вырастить его. И еще одного. Возить их по всему миру. В Австралию. Прыгнуть с тарзанки. Сниматься в рекламе. Написать книгу для наших детей, чтобы слова мои, а рисунки — твои. И читать вслух по очереди. Заботиться о тебе, когда ты болеешь. Печь пироги. И чтобы они иногда подгорали, а ты никогда не жаловался…»

— Почему ты замолчала?

— Я потом допишу. Это незаконченный список.

— Это не список, — улыбнулся он. — Это — наше будущее.

— Счастье…

— Скажи только… Ты хотела остаться со мной уже тогда?

— Выходит, что так.

— Но почему…

— Потому что была нечеловечески глупа! — рассмеялась Саманта.

— Как же нам повезло, — Джастин со значением положил руку ей на живот, — что ты поумнела!

— А ты осмелел.

— Слава нам?

— Нет! Господь с ней, со славой. Нам — счастье…