Невѣста „1-го Апрѣля“

II.

Пришедшая въ себя отъ смущенія, вызваннаго внезапнымъ появленіемъ Симоны, Сюзанна была поражена немного сѣроватой блѣдностью, покрывавшей лицо молодой дѣвушки и искажавшей его обыкновенное выраженіе.

— Ужъ не были ли вы больны, Симона? — спросила она. — Можно было бы сказать…

Но Симона живо перебила фразу.

— Совсѣмъ нѣтъ! — воскликнула она.

Затѣмъ, пользуясь первымъ предлогомъ, чтобы говорить о чемъ нибудь другомъ и измѣнить теченіе мыслей Сюзанны, она указала на письма, принесенныя только что Антуанеттой и которыя лежали еще на подносѣ.

— Сюзи, пожалуйста, — сказала она.

— У меня будетъ еще время, — возразила миссъ Севернъ, — я получаю письма только изъ магазиновъ… Вчера я получила извѣстіе отъ Бетюновъ, пріѣзжающихъ сегодня вечеромъ. Я предпочитаю лучше поговорить.

— Какая вы милая, — сказала Симона Шазе съ немного принужденной веселостью. — Тогда позвольте васъ поздравить, у васъ великолѣпный видъ! Тереза будетъ очень довольна! Ахъ! какъ вы насъ напугали, злая Сюзи!

Эта тема была обширно развита, въ то время какъ Сюзанна угощала чаемъ и пирожными. Затѣмъ Симона наклонилась и подняла маленькій томикъ, соскользнувшій на коверъ.

— Что вы читали? Ахъ! Мюссе!

— Потрудитесь-ка не трогать этого, м-ль Симона, — воскликнула, смѣясь, Сюзанна. — Мюссе не для маленькихъ дѣвочекъ! Онъ хорошъ для взрослыхъ барышень… какъ я! И еще если ихъ женихъ имъ его разрѣшаетъ.

— Но есть вещи изъ Мюссе, которыя я знаю, Сюзанна. „La Nuit de Mai, Lucie”, „Ninon“…

— Скажите пожалуйста! я думала, что къ вашему чтенію относятся строже.

— Тереза — да, немного… но это не Тереза читала мнѣ Мюссе, — поправилась молодая дѣвушка, краснѣя.

— Ну-ка, ну, кто же? — сказала развеселившаяся Сюзанна.

Но тотчасъ же глаза м-ль Шазе стали влажны, и неожиданно, положивъ голову на плечо Сюзанны, бѣдное дитя залилось слезами.

— Ахъ! Сюзи, Сюзи, у меня большое горе!

„Рѣшительно, я обречена на роли наперсницъ“, — подумала Сюзи.

Она поцѣловала Симону, затѣмъ принялась ее мило бранить, вытирая бѣдные, распухшіе глаза.

— Послушайте, Симона, моя маленькая Симона… что васъ такъ приводитъ въ отчаяніе? Развѣ вы не имѣете ко мнѣ довѣрія?

— О! конечно, да.

— Тогда говорите, говорите откровенно, вмѣсто того, чтобы плакать. Тайну такъ тяжело нести одной!

Симона грустно улыбнулась.

— Я вамъ скажу… Это довольно трудно… но я… ахъ! это даже очень трудно!

— Хотите, я вамъ помогу? Дѣло идетъ объ одномъ молодомъ человѣкѣ…

— Ахъ! Сюзи, какъ вы хорошо угадываете! — воскликнула молодая дѣвушка.

— Этотъ молодой человѣкъ, это тотъ, который съ вами танцовалъ на балу въ Шеснэ, это тотъ, который вамъ читалъ „Luit de Mai“ и „Ninon“ это Поль Рео, чтобы его не называть.

— Да.

— Это не причина прятать ваши глаза, Симона, онъ васъ очень любитъ, этотъ бѣдный Поль, и вы… вы его тоже немного любите, не такъ ли? Вотъ начало исторіи. Теперь я васъ слушаю.

Молодая дѣвушка удержала слезы, совсѣмъ готовыя политься вновь.

— О, Сюзанна, она печальна, исторія! Въ тотъ день, когда вы упали, Поль мнѣ сказалъ, что… что онъ…

— Что онъ васъ любитъ?

— Да, это такъ. И я была такъ счастлива, такъ счастлива, я… но… О! Сюзанна, Жакъ не хочетъ, чтобы я была женой Поля. Они поссорились между собой, Поль ушелъ… и… о! Боже мой! Я такъ боюсь, чтобы онъ не застрѣлился!…

Какъ ни могло это показаться жестоко, миссъ Севернъ не могла удержаться отъ смѣха.

— Нѣтъ, моя дорогая, нѣтъ; во-первыхъ, у него такъ мало мозгу, у этого бѣднаго Поля, что огонь не причинитъ ему вреда, затѣмъ, не убиваются, когда молоды, энергичны и когда любимы такой милой маленькой особой, какъ вы. Станемъ рассуждать вмѣсто того, чтобы плакать. Что говоритъ Тереза? Такъ же ли она свирѣпа, какъ ея Жакъ?

— Тереза была очень добра. Она старалась меня утѣшить, она немного успокоила своего мужа и сказала мнѣ, что Жакъ конечно согласится на нашъ бракъ, если Поль будетъ мужественъ, терпѣливъ и станетъ работать, чтобы составить себѣ положеніе… но это не скоро пріобрѣтается, положеніе!

— О! Симона! опять слезы. Самое важное, значитъ, чтобы Поль сталъ благоразуменъ. Что онъ, этотъ милый Поль, склоненъ къ уступкамъ?

— О! да.

— Тогда у меня есть идея, выслушайте меня хорошенько, милочка, — сказала Сюзанна, при внезапно озарившей ее мысли. — Я поговорю съ Мишелемъ о…

— Съ г-мъ Треморомъ?

— Почему же нѣтъ? Развѣ вы считаете его злымъ или болтливымъ? Я случайно узнала, что другъ Мишеля, г-нъ Даранъ, отецъ котораго имѣетъ винокуренные заводы въ Луисвиллѣ, ищетъ инженера… Ахъ! тогда придется уѣзжать въ Америку. Рѣшится ли Поль на это?

— Я въ этомъ увѣрена, Сюзанна… И я поѣду съ нимъ! — воскликнула молодая дѣвушка съ безподобной рѣшимостью. — Но если г-нъ Даранъ или г-нъ Треморъ не захочетъ? — сказала она, встревоженная.

— Г-нъ Даранъ захочетъ то, что попроситъ у него г-нъ Треморъ, я въ этомъ убѣждена. Что касается г-на Тремора… Боже мой, я постараюсь быть очень краснорѣчивой… Можетъ быть г-нъ Треморъ пожелаетъ того, что я у него попрошу, — возразила Сюзанна съ маленькой радостной гордостью. — Онъ очень любитъ вашего Поля… И я надѣюсь, что Поль пожелаетъ оказаться примѣрнымъ инженеромъ.

— Ахъ! Сюзи, какъ я васъ люблю! — воскликнула Симона, бросаясь на шею миссъ Севернъ. — Знаете, у меня нѣтъ больше горя, у меня вѣра въ васъ и въ будущее!… И мы будемъ счастливы, даже въ Америкѣ, очень счастливы… Онъ такъ меня любитъ, Поль! А я, какъ я люблю его!… Ахъ! Сюзи, вы увидите, какая изъ насъ будетъ милая пара!

Сюзи улыбалась, довольная; неожиданно она чувствовала себя снисходительной и мягкой къ этой прекрасной радости любви, сіяніе которой она видѣла нѣкогда на лицѣ Терезы и надъ которой она тогда охотно бы посмѣялась, хотя съ нѣкоторой горечью…

Когда Симона ее покинула, когда она очутилась одна, она закрыла глаза въ какомъ-то восхищеніи.

И однако, минуты казались ей длинными. Она прислушивалась, думая услышать шаги, его шаги, которые она знала теперь. Она спрашивала себя, какія слова были у Мишеля на устахъ и въ глазахъ въ минуту, когда вошла Симона?

Если онъ вдругъ войдетъ, сядетъ на то же мѣсто, гдѣ онъ ей читалъ строфы къ Евѣ, и скажетъ то, что онъ только что, можетъ быть, думалъ! „Я васъ люблю, Сюзи; я забылъ ту прекрасную графиню Вронскую, для меня существуетъ только одна женщина на свѣтѣ — и это вы… моя дорогая маленькая невѣста, мое дорогое дитя, я васъ люблю!“ О! если бы онъ сказалъ эти слова или другія подобныя, которыя Сюзанна не могла предвидѣть, если бы онъ сказалъ что нибудь такое, чего не знала Сюзанна, что было бы очень необычно и очень пріятно въ его устахъ.

И у нея явилось сильное желаніе услышать эти рѣшающія слова, но также и такой страхъ, что она слышала уже себя, произносящей очень быстро при видѣ Мишеля первыя пришедшія ей умъ банальности, чтобы отсрочить моментъ, призываемой ею всей душой.

Въ волненіи ожиданія она замѣтила вдругъ письма, переданныя ей Антуанеттой, и разсѣянно распечатала конвертъ, попавшійся ей подъ руку. Ея взглядъ упалъ на тонкую веленевую бумагу цвѣта кремъ, затѣмъ быстро перебѣжалъ на подпись, и щеки ея поблѣднѣли.

— Графиня Вронская! — сказала она почти громкимъ голосомъ.

Одно мгновеніе она колебалась, но только одно мгновеніе. Пусть та, которая никогда не грѣшила, броситъ въ нее первымъ камнемъ!

Письмо начиналось слѣдующими словами:

„Мой другъ…“

Сюзанна хотѣла знать, она прочла:

„Барбизонъ, пятница.

„Мой другъ!

„Не правда ли я могу васъ такъ называть? Бываютъ часы, когда пріятно разсчитывать на истинную дружбу! Я въ Барбизонѣ, пробуду два дня. Мнѣ бы хотѣлось васъ видѣть. Видѣть васъ, чтобы попросить Вашего совѣта, поговорить съ вами по дѣлу, представьте себѣ! Я, ненавидящая дѣла; но что подѣлаешь! Я стремлюсь въ эту минуту обратить въ деньги то немногое, чѣмъ я владѣю, и я чувствую себя очень одинокой, очень покинутой, не имѣя другихъ совѣтовъ, кромѣ совѣтовъ моей бѣдной матери.

„Пріѣзжайте, прошу васъ, подарите мнѣ одинъ моментъ вашей жизни. О! я знаю, что прошлое, бѣдное прошлое, пробудившееся на одно мгновеніе наканунѣ вашего отъѣзда на томъ берегу Трувилля, куда привелъ меня случай, теперь вполнѣ умерло между нами; но кое-что однако насъ еще соединяетъ, по странному противорѣчію; это то, что ни я, ни вы, мы не счастливы, мы не можемъ ими быть… Вы, вы собираетесь отъ безнадежности жениться на вполнѣ вамъ безразличной молодой дѣвушкѣ, на ничтожномъ ребенкѣ, который васъ плохо пойметъ и котораго вы никогда не полюбите; я… я разбила свою жизнь и несу тяжесть своей вины. Она тяжела!

„До скораго свиданія, мой дорогой Мишель, до скораго свиданія, не правда ли?

Графиня Вронская“.

PS. — Не зная вашего личнаго адреса ни въ Парижѣ, ни въ Ривайерѣ, я посылаю мое письмо въ Кастельфлоръ“.

Сюзанна дважды прерывала свое чтеніе, задыхаясь, съ выступившимъ на лбу холоднымъ потомъ. Когда она кончила, она положила письмо подлѣ себя; страстный гнѣвъ заставлялъ дрожать ея руки. Ахъ! эта женщина! Сюзанна всегда ея боялась. Всегда! Итакъ Мишель видѣлся опять съ графиней Вронской. Онъ съ ней видѣлся, будучи уже женихомъ. Онъ ее еще любилъ, разъ одно присутствіе этого созданія „будило прошлое“,разъ онъ заботливо промолчалъ объ этой встрѣчѣ передъ Колеттой, разъ любимая имъ нѣкогда женщина осмѣливалась обращаться къ нему, какъ къ другу, единственному другу!…

Въ лихорадочномъ мозгу молодой дѣвушки мысли обгоняли другъ друга, сталкивались, переходя временами въ слова, фразы, „О! злой, жестокій! Онъ сказалъ, что онъ меня не любитъ, что никогда меня не полюбитъ, что я не сумѣю его понять!… И это еще раньше, чѣмъ онъ меня зналъ! Боже мой! какъ злы мужчины… и глупы! Можетъ быть эта Фаустина не красивѣе и не умнѣе меня. А у нея хватаетъ дерзости писать такимъ образомъ: „Мой другъ, мой дорогой Мишель!“ — какъ будто онъ принадлежитъ ей, какъ будто она имѣетъ право говорить „мой“! Какъ же я была безумна, думая, что Мишель меня любитъ. Я этому вѣрила… Да, я почти этому вѣрила. Я даже сама начинала его любить, коварнаго, собиралась дать ему замѣтить, что я его, можетъ быть, люблю; но я его не люблю. Ахъ, нѣтъ! конечно, я его не люблю. Я его ненавижу. Если онъ думаетъ, что я настолько унижусь, чтобы ревновать его къ графинѣ, онъ ошибается… Но все равно, о! все равно!…“

Въ своемъ гнѣвѣ бѣдное дитя не стремилось критически разобрать письмо, оторвавшее ее отъ ея еще неустойчиваго счастья, отдѣлить истину отъ возможныхъ преувеличеній, но въ особенности установить точную долю вины Мишеля. Она знала, что Мишель вновь видѣлъ графиню Вронскую, таинственнаго вліянія которой — какъ опасности во тьмѣ, — она инстинктивно опасалась, что онъ говорилъ этой женщинѣ о своей бѣдной маленькой невѣстѣ, что онъ говорилъ о ней съ презрѣніемъ; о!., это было ужаснѣе всего! Сюзанна не могла примириться съ этимъ пренебреженіемъ, высказаннымъ, довѣреннымъ посторонней личности. Насколько графиня Вронская должна была чувствовать себя увѣренной въ памяти Мишеля, чтобы призывать къ себѣ и въ такомъ тонѣ того, которому она нѣкогда измѣнила, котараго она покинула, презрѣнная!… Никогда бы она не рискнула на униженіе получить отказъ. Мишель отправится въ Барбизонъ, еще разъ увидитъ чародѣйку и тогда… Тогда онъ забудетъ когда-то перенесенную боль и забудетъ бѣдную маленькую Занну.

Тяжелое рыданіе приподняло грудь миссъ Севернъ, но вскорѣ безумный гнѣвъ осушилъ ея слезы, такъ какъ она услышала шаги, только что ожидавшіеся ею съ радостью. Она не хотѣла, чтобы палачъ видѣлъ слезы своей жертвы.

Палачъ совершенно не думалъ о графинѣ Вронской, о которой онъ къ тому же ничего не зналъ и которой онъ не подавалъ ни малѣйшаго признака жизни со времени встрѣчи въ Трувиллѣ; онъ увѣренно, какъ счастливый человѣкъ, открывалъ дверь. Онъ вошелъ съ глазами, свѣтившимися мягкимъ сіяніемъ.

— Наконецъ, вотъ и я! — сказалъ онъ. — Г-нъ Понмори увезъ Жака и м-ль Шазе въ своемъ автомобилѣ, я…

Но пораженный искаженнымъ лицомъ Сюзанны, онъ схватилъ ея руки:

— Моя Сюзи, что съ вами? — спросилъ онъ.

Она рѣзко высвободилась.

— Послушайте, Мишель, — сказала она, — письмо для васъ. Антуанетта мнѣ его дала, и я нечаянно его открыла. Возьмите вашу собственность.

Узнавъ почеркъ Фаустины, Мишель понялъ наполовину. Его первымъ движеніемъ было поклясться Сюзаннѣ, что онъ обожаетъ ее, единственно ее, невѣсту, и что никакой связи не существовало болѣе между этой женщиной и имъ, — но рѣдко уступаютъ первому побуждению… въ особенности, если оно хорошее.

Былъ ли онъ правъ, высказавъ свою обиду? но Мишель былъ оскорбленъ тономъ Сюзанны.

— Потрудитесь мнѣ объяснить, — сказалъ онъ, — какъ случилось, что вы распечатали письмо, адресованное мнѣ?

— Я вамъ сказала, что мнѣ передали это письмо и я его по ошибкѣ распечатала и… прочла его, потому что… потому что первыя слова возбудили во мнѣ желаніе прочесть остальное. Вотъ!… Но будьте спокойны, я не повторю подобнаго опыта.

— Вы прекрасно сдѣлаете.

Если бы Сюзи заплакала или только немного обнаружила свое горе, Мишель упалъ бы къ ея ногамъ, но вся трепещущая, въ ожесточеніи своей оскорбленной гордости, миссъ Севернъ сочла бы обиднымъ для себя выказать такую слабость.

Молча прочелъ онъ письмо отъ начала до конца. Можетъ быть для вида онъ продолжалъ пробѣгать его глазами. Сюзанна, раздраженная, произнесла опять со сжатыми зубами, хриплымъ голосомъ:

— Вы не поѣдете въ Барбизонъ, вы не поѣдете, я вамъ это запрещаю.

Треморъ поднялъ глаза и посмотрѣлъ пристально на молодую дѣвушку.

— Вы мнѣ запрещаете? — повторилъ онъ.

Затѣмъ онъ остановился, глаза Сюзанны блестѣли, ему казалось, что онъ видитъ въ нихъ слезу.

— Послушайте, — сказалъ онъ, стараясь взять ея руки, — не горячитесь такъ; это безуміе. Я слишкомъ поспѣшно разсердился, я былъ рѣзокъ, я… дайте мнѣ вамъ объяснить…

Она оттолкнула его съ нервнымъ смѣхомъ.

— Объяснить мнѣ, почему ничтожное дитя, какъ я, понимаетъ дурно такого великаго человѣка, какъ вы, не такъ ли? Я васъ благодарю. Достаточно, что вы объяснили это той ужасной женщинѣ!

Внезапно охлажденный, Треморъ отступилъ. Ахъ! такъ эта фраза, значитъ, обидѣла Сюзанну и она чувствовала себя униженной!

— Итакъ, — отвѣтилъ онъ, — вы допускаете, что я могъ сказать, я, что вы ничтожны и что вы меня плохо понимаете? Окажите мнѣ честь повѣрить мнѣ, что, если бы я васъ даже считалъ такой, я не настолько безтактенъ, чтобы дѣлать подобныя признанія графине Вронской.

Совершенно искренно Мишель совсѣмъ не помнилъ, чтобы онъ высказалъ подобную оцѣнку; онъ могъ говорить о своемъ прошломъ страданіи, о горечи настоящаго, но онъ конечно не забылся до того, чтобы унизить молодую дѣвушку, которая должна была носить его имя. Его воспоминанія о странной и краткой встрѣчѣ на дамбѣ Трувилля къ тому же не были особенно точны. Что онъ хорошо зналъ, это то, что въ тотъ часъ, когда графиня Вронская вызывала въ его воображеніи призракъ Фаустины Морель, онъ совсѣмъ не вспоминалъ маленькую отсутствующую невѣсту.

Почему Сюзанна не упрекала его за прошлое равнодушіе, почему не произнесла она въ гнѣвѣ ни одного слова, которое было бы хотя намекомъ на ея любовь?

— Вы ей не сказали также, что женитесь, потому что жизнь ваша разбита? Мнѣ то вы вѣдь это сказали! Я не такъ ничтожна, какъ это вамъ кажется, мой дорогой. И я умѣю читать.

Миссъ Севернъ поднялась во весь ростъ въ своемъ длинномъ платьѣ; съ каждымъ ея словомъ усложнялось недоразумѣніе, возрастало ея раздраженіе, звучавшее между тѣмъ фальшиво; Мишеля ея слова поражали въ самое сердце, уничтожая въ немъ приятное впечатлѣніе, очарованіе надежды, остававшіяся у него отъ предыдущихъ часовъ. Одно слово сблизило бы эти два существа, любившія другъ друга, однако это драгоцѣнное слово не выступало на уста ни одного, ни другого. Ихъ сердце страдало, но лишь словами раздраженной гордости выражалась жалоба раненаго сердца, а какъ легко въ такихъ случаяхъ вырастаютъ недоразумѣнія! Они ошибались, несчастные, и оба были неправы и оба — правы; въ этомъ то и заключалась тайна ихъ неразумной ссоры. Однако Сюзанна была такъ блѣдна, что Мишель испугался. Его невѣста можетъ быть его не любила, пусть такъ! но онъ то ее любилъ! Была ли боль, заставившая такъ поблѣднѣть молодую дѣвушку, страданіемъ тщеславія или горемъ, онъ чувствовалъ ея рану и хотѣлъ ее перевязать.

— Я васъ прошу, — сказалъ онъ еще разъ, — успокойтесь; я клянусь вамъ, что я не сказалъ графинѣ Вронской ничего такого, чѣмъ бы могло сегодня оскорбляться ваше достоинство. Я вамъ клянусь, что…

Она сдѣлала нѣсколько шаговъ, немного задыхаясь, но однако съ высоко поднятой головой.

— Къ чему такъ много словъ, — перебила она съ крайней заносчивостью. — Не думаете ли вы, что я хочу васъ удержать? Поѣзжайте въ Барбизонъ, мой милый, и вкусите тамъ возможное счастье… Пробудите прошлое!… Можетъ быть, этотъ разъ не появится никакой графъ Вронскій… Нужно остерегаться быть слишкомъ злопамятнымъ или слишкомъ гордымъ… Ступайте, ступайте… Это самое лучшее, что вы можете сдѣлать.

Эта язвительная насмѣшка вывела Тремора изъ себя.

— Ахъ! это лучшее, что я могу сдѣлать? — воскликнулъ онъ. — Ну — хорошо, я поѣду, вы правы, поѣду тѣмъ болѣе, что не могу понять этой вашей смѣшной гордости, которая можетъ разсматривать, какъ оскорбленіе себѣ, мой визитъ къ двумъ женщинамъ, очень одинокимъ и очень несчастнымъ. Что касается прошлаго, будьте покойны, ничто не въ состоянiи его пробудить, оно совершенно умерло… и мое сердце также! Я послѣдую вашему совѣту, Сюзанна, и завтра же поѣду въ Барбизонъ.

— Если вы туда поѣдете, Мишель, — возразила тот-часъ же, противорѣча себѣ, Сюзанна, у которой логика уступила мѣсто аффекту, — я вамъ клянусь, что все будетъ между нами кончено.

Мишель пожалъ плечами:

— Это совершенно ребяческая выходка, то, что вы сейчасъ сказали, вы это такъ же прекрасно знаете, какъ и я.

— Ребяческая выходка? я не думаю; я выйду замужъ за кого нибудь другого.

— За кого? скажите, пожалуйста, — спросилъ молодой человѣкъ съ немного дѣланной ироніей.

Она выпрямилась яростная:

— Почему вы увѣрены, что я никого не люблю, что я не страдала, не боролась?

Онъ напрасно старался сдержаться:

— О! Почему? Я предполагаю, что ничто не обязывало васъ принять мое предложеніе.

Она посмотрѣла на него презрительно, затѣмъ сказала оскорбительнымъ тономъ:

— Вы забываете, что я искала богатства, мой милый!

Треморъ едва не вскрикнулъ отъ обиды, но онъ прикусилъ губы.

— Не страдайте, не боритесь больше, Сюзанна, — отвѣтилъ онъ съ большимъ спокойствіемъ, — только подумайте… Не знаю, знакомъ ли мнѣ счастливый смертный, на котораго вы намекаете, но я увѣренъ, что смогу ему сломать голову раньше дня вашей свадьбы…

— Ахъ! вотъ что ужъ мнѣ совсѣмъ безразлично! — возразила Сюзанна съ восхитительной искренностью.

Эта маленькая нелѣпость, брошенная среди ссоры, показалась Мишелю безусловно прекрасной. Въ глубинѣ души, можетъ быть, онъ тотчасъ же понялъ настоящую цѣну угрозъ молодой дѣвушки, можетъ быть почувствовалъ, что было ребяческаго въ самой ея ярости, но на одну минуту мысль, что его невѣста его не любила, могла любить другого, разстроила его совершенно, заставила видѣть все въ мрачномъ свѣтѣ, лишила самообладанія, и онъ бредилъ, говорилъ вздоръ, какъ и Сюзанна.

— Вы заставили меня забыть, — сказалъ онъ, овладѣвъ собой, — что вы избалованный ребенокъ; я не имѣю намѣренія продолжать споръ, который считаю празднымъ. Но послушайте меня… Дайте мнѣ говорить, прошу васъ, — добавилъ онъ властно. — Я вамъ сказалъ однажды, что не люблю графиню Вронскую, я вамъ это повторяю еще, я вамъ повторяю также то, что я вамъ только что сказалъ минуту тому назадъ, что между ней и мной ничего не было сказано, за что бы ваша гордость имѣла право меня упрекнуть. Я встрѣтилъ графиню Вронскую въ Трувиллѣ нечаянно, наканунѣ моего отъѣзда въ Бергенъ, и съ тѣхъ поръ я ее болѣе не видалъ. Тѣмъ не менѣе я завтра отправлюсь въ Барбизонъ прежде всего потому, что, мнѣ кажется, я этимъ исполню только долгъ вѣжливости, и затѣмъ для того, чтобы вамъ доказать отнынѣ, что я, вполнѣ склонный всегда исполнять ваши желанія, никогда не соглашусь исполнять приказанія кого бы то ни было, даже васъ.

Сюзанна сжимала кулаки, вонзая свои ногти въ ладони, но не находя въ своемъ бѣшенствѣ словъ, чтобы отвѣтить.

— Я немного суровъ, — прибавилъ Треморъ, — но я васъ предупредилъ, что у меня очень скверный характеръ. Себя не передѣлаешь.

Затѣмъ послѣ минутнаго молчанія закончилъ болѣе мягко:

— Я возвращаюсь въ башню Сенъ-Сильверъ, это будетъ лучше для васъ и для меня… Мы будемъ завтра оба болѣе спокойны.

У него была смутная надежда на какое нибудь слово, которое бы его удержало, безъ яснаго представленія, какое это могло быть слово; но отвѣтъ Сюзанны былъ очень ясенъ.

— Вы правы, мой дорогой, уходите; это будетъ несравненно лучше, прощайте!

Миссъ Севернъ протягивала машинально руку, и у Мишеля явилось робкое желаніе привлечь внезапно молодую дѣвушку въ свои объятія и сказать ей, что она самая безумная изъ ревнивицъ, что ей нечего бояться графини Вронской и никакой другой женщины, и что по одному слову Сюзанны смиренный, кающійся женихъ откажется видѣть графиню Вронскую. Но онъ сумѣлъ остаться мужественнымъ и, слегка пожавъ протянутую ему такимъ образомъ руку, вышелъ.

Нѣсколько мгновеній спустя вошла Колетта; Сюзанна быстро взялась за книгу.

— Что такое случилось, Занночка? — спросила нѣжно г-жа Фовель. — Мишель пришелъ со мной прощаться съ отговорками, явно выдуманными.

— Мы немного поссорились изъ-за глупости, какъ всегда, — отвѣтила Сюзанна.

Она стыдилась показывать свое горе и затѣмъ она боялась болтливости Колетты, часто говорившей невпопадъ. Мишель не долженъ былъ знать, что происходило въ ней и что слезы жгли ей вѣки, а она сдерживала ихъ.

— Ссора влюбленныхъ? Что-нибудь въ родѣ легкаго облачка, надѣюсь?

— Именно такъ.

И миссъ Севернъ заговорила о Понмори.