Неверный муж моей подруги, часть 2

Сейчас. Лана, ты мне нужна

Сейчас. Лана, ты мне нужна

Я никогда не знала, увидимся ли мы с Германом завтра, послезавтра — или не увидимся вовсе.

В любой момент я могла зайти в наш диалог ВКонтакте и обнаружить равнодушную плашку «Вы не можете отправить сообщение этому пользователю».

Это значило, что где-то там, на одном из самых высоких этажей офисного центра борется с собой Герман.

Или я сама нажимала «Заблокировать» и смотрела, как мигает зеленый огонек онлайна — Герман заходил раз в полчаса, выходил и снова заходил.

А у меня светилась заглушка «Вы добавили Германа Панфилова в черный список».

И он понимал — теперь моя очередь справляться с собой.

Иногда мы решали вместе — в этот раз окончательно все. Последний поцелуй, хлопнуть дверцей, уйти, не оглядываясь, услышать рев мотора за спиной и взвизг шин.

Постараться не заплакать.

А ему — постараться не впилиться в столб, пока он наматывает один за другим штрафы за превышение скорости.

Тогда никто из нас никого не банил.

Мы смотрели в окно диалога и ждали, кто сорвется первый.

Кто-нибудь обязательно срывался.

Печатал: «Давай сегодня в семь».

А другой отвечал: «в моем офисе» или «забери меня с работы».

Никаких нежностей, никаких «я тебя люблю».

Всегда очень нейтрально.

Как будто за нами следят.

Каждая встреча могла оказаться последней.

Мы могли договориться встретиться завтра, а ночью забанить друг друга в очередной раз.

Навсегда.

Или вечером, прощаясь в машине, прошептать:

— Знаешь… Тебе не кажется, что…

— Кажется.

— Значит — прощай?

— Прощай.

А наутро после очередного окончательного «прощай» я читала в сообщении номер рейса — и мчалась к окончанию посадки, самой последней заскакивая в самолет и падая в кресло бизнес-класса рядом с Германом.

Он протягивал мне бокал шампанского, я выпивала его залпом, не успев отдышаться — и так начиналась наша очередная «командировка».

Впрочем, для него это были настоящие командировки. Он всегда тратил не меньше половины дня на работу, уезжая куда-то или устроившись с ноутбуком за гостиничным столом.

Я укладывала босые ступни ему на колени, и он машинально поглаживал их прохладными пальцами, разговаривая с кем-то по видеосвязи или хмуро всматриваясь в причудливые графики на экране.

Мне искать алиби было сложнее. Но тут вовремя подоспела мода на внутренний туризм. Туроператоры взялись за развитие этого направления и с радостью получали мои отчеты из провинциальных городов, где я осматривала лучшие гостиницы и общалась с местными экскурсоводами, пока ждала Германа, ведущего переговоры в единственном на весь город ресторане с белыми скатертями и хрусталем.

Теперь же…

Уже двадцать восемь дней никто не писал мне номер рейса, время встречи или короткое: «Лана, ты мне нужна». Без сердечек и смайликов, вполне деловое сообщение — я такие регулярно пишу помощнице: «Тина, ты мне нужна».

Только вот от Германа это звучало совсем иначе. Сколько бы раз он так ни написал, читая эти слова, я неизменно ощущала остро-сладкий укол в сердце.

«Лана, ты мне нужна».

На следующий день после визита Германа к нам, когда я так и не нашла его во всем огромном торговом центре, мне приснился странный сон. Будто я забыла, что у меня есть еще один телефон, тайный. Простая китайская звонилка, которую я прячу в подъезде нашего дома между третьим и четвертым этажом — за батареей. И вдруг вспомнив об этом выскакиваю из постели прямо в футболке и трусах, несусь вниз по лестнице, оставив дверь открытой, достаю этот телефон и вижу на нем смс:

«Лана, ты мне нужна».

И геометка.

На которую я нажимаю, не глядя, вызываю туда такси, прыгаю в машину, и она везет меня долго-долго. Заезжает в лес на окраине города, пробирается по разбитой дороге, наконец застревает в какой-то яме. Водитель выходит из нее, достает из багажника моток веревки, открывает дверь и говорит мне:

— Выходи. Тут недалеко осталось.

— А веревка зачем? — спрашиваю я.

— Велено привязать тебя к дереву, чтобы не сбежала, пока он не придет.

— Кто — он? — пугаюсь я.

— Волк. Страшный серый волк, — серьезно отвечает водитель и начинает тянуть меня за руку из машины.

На этом я просыпаюсь в тишине нашей супружеской спальни. Игорь спит, укрывшись одеялом с головой, за окнами только занимался серый рассвет, а я…

Борюсь с собой, чтобы не броситься к батарее между четвертым и третьим этажом и не проверить — вдруг там и правда спрятан телефон, на котором меня ждет сообщение от Германа, что я ему нужна?

И все-таки не выдерживаю. Ощущая себя полной дурой, спускаюсь пешком, не дожидаясь лифта. Разумеется, никакого телефона за батареей нет. Выхожу на улицу и вызываю такси — наверное, отзвуком кошмара и затаенной надеждой, что таксист отвезет меня в лест к страшному серому волку и можно будет перестать беспокоиться обо всем этом треше.

Мой телефон в сумке начинает вибрировать, и я долго роюсь, совершенно ничего интересного от него не ожидая.

Но он еще умеет удивить.

— Привет, — сдавленным голосом говорит в трубке Полина. — Что ты сегодня делаешь?

— Работаю, — честно отвечаю я, закрывая глаза и позволяя холодным волнам страха пройти через меня и молясь, чтобы они не содрали с меня шкуру.

— А, точно… — убито отвечает она, и я слышу в ее голосе плывущие нотки опьянения. — А вечером? Давай встретимся и выпьем, Лан, а? Я не могу больше это все… одна.

Я закрываю динамик телефона и хрипло смеюсь, выталкивая из горла каркающие звуки в потолок машины. Чувствуя себя слишком безумной для этого мира.

Если я поеду бухать с Полиной — история повторится и Герман вернется?

Нет, в этот раз все иначе. В этот раз она знает, что у него есть любовница и разговоры будут вовсе не о том, как прекрасно быть замужем и ни о чем не беспокоиться.

Может быть, мне и надо поехать. Посмотреть на то, какую боль я причиняю человеку, который ничего плохого мне не сделал. Прочувствовать ее до конца — и продержаться еще двадцать восемь дней. И еще двадцать восемь. И еще тысячу, две, три тысячи дней без Германа.

А там, глядишь, отпустит.

— Давай в шесть рядом со мной, — говорю я Полине. — Я скину адрес.

И все-таки, когда я кладу трубку, одна маленькая и слишком умная часть меня шепчет на ухо — ты ведь согласилась не для того, чтобы удержаться. Ты согласилась, чтобы узнать, что происходит с Германом.

Как бы мне ни хотелось себя обмануть — перестать слышать эту часть не получается.