День и так получился… насыщенным. Молодежь вроде бы унялась. По крайней мере, оба прекратили оскорблять милорда Верда. Обедали мы вполне мирно. Уже вчетвером. Дальше я выслушала поздравления от слуг и отбилась от переезда на господскую половину. Потом, перед ужином, повторилось Маппет-шоу с предложением руки, сердца и всего, чем владеет милорд Верд. Павел и Рэм смотрели на меня слишком внимательно, чтобы я попросила время подумать. Поэтому я сказала: «Да». И меня окольцевали. На указательный палец правой руки мне торжественно надели перстень — вычурно переплетенные полоски золота удерживали крупный темный сапфир прямоугольной огранки. Милорд склонился над моей рукой и поцеловал.
— Четыре недели, — нежно посмотрел он на меня. — Через месяц вы станете моей супругой.
И прошептал мне на ухо:
— Меньше ждать просто неприлично. Больше — я не способен…
Потом подошел к Паше и Рэму. Поочередно протянул каждому из них руку. Мужчины обменялись рукопожатиями, и милорд торжественно произнес:
— Добро пожаловать в семью Рэ.
Рэм посмотрел на меня как-то жалобно, потом весь подобрался. Когда он стал говорить, в голосе осталась только решительность:
— Милорд. Я не могу пользоваться ситуацией. Я и так… Все зашло слишком далеко. Вероника и Павел — это один разговор. Они просто мне помогают. И я не хочу мешать им устроиться. Однако…
— Ваше сиятельство, — абсолютно серьезно проговорил милорд Верд. — Вы пытаетесь сказать мне, что вы — герцог Рэйм, которого разыскивают бунтовщики? Кстати говоря, разыскивают где угодно, только не в столице Империи и в ее окрестностях…
— Да. Я — Геральд Аден Моэ, герцог Рэйм. Я могу лишь только просить вас дать мне возможность уйти. И обеспечить безопасность моим друзьям, которые и так пострадали, помогая мне.
— Очень благородно, ваше сиятельство. Только я не понимаю, зачем вам уходить? Ваше инкогнито не раскрыто. Вы в безопасности. Для Империи ваше пребывание у нас не несет угрозы. Более того, Его Величество вполне благосклонно отнесся к тому, что вы обучаетесь в академии. Даю слово, что вашей жизни ничего не угрожает. По крайней мере, со стороны Империи.
— Вы хотите держать меня заложником? — Рэм сделал шаг назад и положил руку на эфес шпаги.
— Ваше сиятельство, — укоризненно покачал головой милорд Верд. — Такое ощущение, что вы меня не слышали. Вам НИЧТО не грозит со стороны Империи. К тому же… я принял вас в семью. И буду защищать.
— Мне бы не хотелось пользоваться…
— А вот это уже глупая детская гордыня, — холодно сказал милорд Верд. — И если гордость я уважаю, то гордыня — это оскорбительно по отношению к тому, кто абсолютно бескорыстно предлагает помощь.
— Приношу свои извинения, — все же сказал Рэм. После продолжительной паузы.
— А можно спросить? — вдруг выдал Паша, который все это время обдумывал какую-то мысль.
— Конечно, — кивнул милорд Верд.
— А вы нас запалили сразу?
— Пауль! — поджал губы Рэм, который успел высказать свое «фи» даже раньше меня.
— Что такое «запалил»? — посмотрел на меня ректор военной академии.
— Разоблачили, раскрыли, — пояснила я.
— То, что Вероника прибыла к нам из другого мира, было понятно… дня со второго, — улыбнулся он. — Прежде всего потому, что таких потоков магии у имперцев просто не бывает. Да и мастер Пауль Рэ своими изумительными выражениями меня веселил и веселит. Но вот то, что мастер Рэм Рэ и исчезнувший наследный герцог Рэймский — одно и то же лицо… Об этом я узнал лишь после покушения.
— И каким образом? — тихо спросил Рэм.
— Милфорд. Он встречался с вашей матушкой. И понял, что подобную мимику и жесты он видел. У меня в академии.
— Как мама? — выдохнул он.
— Жива. Не ранена. Но упряма. Безмерно. Милфорд был отправлен императором в герцогство предложить помощь — нам не нужны очаги напряженности, особенно близ Западной провинции.
— И герцогиня Рэймская?..
— Отказала. Сообщила, что благодарна за предложение, но справится сама.
— Подданные не примут правительницу, которая удержалась благодаря помощи имперцев, — гордо сказал мальчик.
— Вздор! — скривился милорд Верд. — Вы же не думаете, что мы собирались вводить воинские подразделения на территорию независимого государства? Или предложили это герцогине?
— Тогда почему? — беспомощно спросил Рэм, который — прими мать помощь — мог бы в скором времени оказаться дома.
— Я полагаю, — попытался объяснить Рэму Ричард, — что у герцогини хорошие шансы все уладить самой. И не быть никому обязанной.
— И как скоро?
— Сейчас осень — почти зима. Все замерло. Весной все решится.
— А мама знает, что я жив?
— Думаю, да, — кивнул Ричард. — Она очень сильный маг земли. И чувствует вас.
— Я ее тоже, — прошептал Рэм.
— Скажите, милорд, — вмешался Паша, — а вы сильно злились на то, что мы… вроде как обманом…
— Я с уважением отношусь к смекалке и воинской хитрости, — чуть улыбнулся верховный главнокомандующий в отставке. — Кроме того, мне страшно становится при мысли, что мы с вашей мамой могли не встретиться. И вы были бы в опасности, а я никогда бы не узнал…
— А то, что мы пришли из другого мира? — спросила я быстро. Мне почему-то неловко стало перед мальчишками от его слов.
— Вам повезло оказаться в Империи. Мы знаем, что миров неисчислимое множество. И спокойно к этому относимся. Император любит путешествовать — настраивая порталы таким образом, чтобы оказаться в случайном месте. Он так отдыхает. Милфорд, кстати говоря, свой отпуск проводит в России. А я… если и путешествую, то по своим прямым военным обязанностям.
— Вы захватываете новые земли? — звенящим голосом спросил герцог Рэймский.
— Нет. Имперцы защищают. Мы вмешиваемся, если силы не равны, а кто-то отстаивает родную землю. Ну, и если император отдал приказ.
— Погодите, а как герцогиня Рэймская могла оказаться у нас, в Петербурге, на Кольцевой автодороге и услышать мой призыв о помощи? — спросила я.
— Думаю, у нее есть та же привычка, что и у моего отца, — усмехнулся Ричард.
А Рэм кивнул:
— Она тоже любит путешествовать.
На этом мы отправились ужинать. После того как все было друг другу сказано, неловкость взяла и ушла. Все опять стали вести себя как обычно. Мальчишки начали рассказывать об учебе в академии.
— Мама, представляешь, мы полосу препятствий проходили… А этот барон Кромер придурошный…
— Пауль! — хором воскликнули мы втроем.
— Что?! — не сдался мой сын. — И что мне делать, если он и правда придурошный…
— За речью следить, — проворчала я. Пока мужчины на полном серьезе озадачились вопросом: а ведь действительно — что делать…
— Так что там с полосой препятствий? — вернулся к теме обсуждения милорд.
— Барон Кромер нарочно толкнул Рэма, чтобы первому полосу пройти… А препод наш…
— Уважаемый, — вот тут и в моем голосе прорезался и лед, и сталь — и все, что там рекомендовал проявлять в тоне милорд Верд для беседы с подрастающим поколением. — Я бы попросила все же слова подбирать и помнить, что я тоже — препод. И мне это название неприятно слышать. Мы же не называем вас — студентов — ушлепками. Хотя хочется. Вот и вы сдерживайтесь.
— Ну, ма-а-ам! Чего ты все время перебиваешь! Преподаватель заставил нас всех вместе приседать. Мы приседаем, держа полуторные мечи над головой, между прочим, и орем: «Спасибо, барон Кромер!» А он приседает и отвечает: «Не за что, друзья!»
Мы переглянулись с милордом Вердом и расхохотались.
— И что в этом смешного? Это же несправедливо! — возмутился Павел.
— Это упражнение призвано выработать слаженность действий, умение работать в команде и понимание того, что за действие одного члена команды будут отвечать все, — разъяснил милорд Верд.
— Скажите еще, что вы это придумали, — проворчал Паша.
— Нет, не я. Я ввел это в академии по армейскому образцу, — улыбнулся ему милорд. — Как и зачет на прохождении полосы по последнему, самому слабому члену команды. Кстати, а кто такие «ушлепки»? — спросил он у меня.
Теперь пришла очередь хохотать Рэма и Павла.
— А что все-таки вы преподавали в академии у себя на родине? — поменял милорд Верд тему беседы.
— Историю, — ответила я. — Вы догадались правильно.
— Коллеги, значит, — улыбнулся он мне. — Тогда становится понятным ваш интерес к моим книгам. И как вам?
— Все лукавят, — пожала я плечами. — И у вас, и у нас… В преподавании истории, как я понимаю, чаще всего всех интересует, как воспитать подрастающее поколение в нужном ключе, а не истина.
— Это плохо?
— Это так, как оно есть, — не поддалась я на явную провокацию. — Как мы понимаем, в любом историческом событии будет столько правд, сколько было участников конфликта. А превалирующей будет правда выигравшей стороны…
— И на героических примерах дети лучше воспитываются…
— Да кто его знает, на чем лучше воспитываются дети. И воспитываются ли они вообще. Или воспитывают нас…
Я стояла в спальне, рассматривая картину, которая висела на стене. Это был тот самый натюрморт, который мне так понравился в магазине. Улыбалась, качала головой и вытирала слезы. Да… что-что, а такого в моей жизни еще не было.
Через какое-то время услышала негромкое гудение в гостиной и вышла посмотреть, кто это. Предчувствия меня не обманули — это был мой жених.
— Пришлось портал строить, чтобы всему дому не сообщать, где я намерен провести ночь, — улыбнулся он мне.
— Я так подозреваю, все и так в курсе…
— Или ты настаиваешь, чтобы мы месяц до свадьбы?.. — Он посмотрел на меня испытующе.
Я рассмеялась, вспомнив прошедшие сутки:
— Думаю, это бессмысленно… — И подошла к нему, чтобы поцеловать.
Он явно был из душа — даже волосы еще влажные. Свежевыбрит. В темно-синей, почти черной пижаме… Я разве что не мурлыкала, прижимаясь к его телу все сильнее и сильнее…
— Ты прекрасна, — прошептал он между поцелуями.
А потом он огорошил меня:
— Завтра у нас семейный ужин в честь помолвки. Будет отец. — И прозвучало это у него так легко, как бы между прочим.
Я со свистом втянула воздух, сказала:
— Погоди… — И ушла из своей спальни.
А что? Я тоже человек. И мне, в конце концов, надо выпить. И получается — зря я сдерживалась целый день. Поэтому я отправилась через весь дом, в парадную гостиную, где, собственно, алкогольные запасы и хранились. Не в спальню же к милорду я иду — значит, имею право. Взяла графинчик с вишневкой — сладенько и градусов двадцать пять — уже хорошо. Выпила бокальчик. Подумала, прислушиваясь к ощущениям. Кивнула. Взяла свой бокал, захватила второй — я не жадная. И потопала наверх. К себе.
Милорд выглядел обеспокоенным.
— Ты не сбежала… — поднялся он мне навстречу.
Я нахмурилась — почему-то такой простой, но здравой во многом мысли мне в голову не пришло.
— Будешь? — помахала я перед ним добычей.
— Да, — согласился он.
— Вот и хорошо. — Я налила нам вишневки, подала ему бокал, взяла свой, уселась в кресло. Выпила.
— Ника, — он бесцеремонно вытащил меня из кресла, уселся сам, посадил меня на колени и прижал к себе, — почему мне кажется, что ты не радуешься?
— Я радуюсь. — И потянула ручонки к бокальчику, чтобы снова его наполнить.
— Что тебя гнетет? Что я окажусь плохим мужем?
— Сам факт, что я подпустила вас…
— Ника… — угрожающе протянул он.
— Тебя… Я подпустила тебя так близко.
— Ну, насчет «подпустила» я бы поспорил… — Он провел губами по моей шее. — По-моему, я пробился сам.
— Милорд…
— По имени, Ника. Пожалуйста…
Я тихонько вздохнула.
— Слишком давлю? — догадался он. — Прости. Но когда ты смеешься и запрокидываешь голову, мне трудно удержаться, чтобы не начать тебя целовать. Когда в твоих волосах запутывается лучик солнца, они начинают гореть золотом. И мне так хочется слышать, как ты называешь меня по имени, как близкого человека…
— Ричард, — прошептала я и прижалась к его губам.
— Ты меня любишь?
— Да, — выдохнула я.
— Тогда почему ты не хочешь за меня замуж? Потому что я — бастард?
— Кто — бастард? — Я даже в себя пришла, и вишневка в голове перестала приятно шуметь. Что ж ты будешь делать… Как не вовремя…
— Я, — печально ответил милорд Верд.
Хихикнула, вспомнив этапы славного пути и свое первое замужество. Прошептала:
— Прости. — И захохотала в голос.
— И что в этом смешного?
— В этом — ничего. Я над собой смеюсь… Просто я Павлом была сильно беременная, когда замуж выходила. И то свадьба получилась, потому что мой отец очень сильно настоял. Так что от меня осуждения ждать не приходится. Сама чуть было…
— Тогда — почему?
— Дело не в тебе. Дело в том, что я замуж вообще не стремлюсь. Просто если это плата за то, чтобы быть с тобой… Ну что ж. Так тому и быть.
— Не понимаю, — взъерошил он волосы.
— Не надо понимать, — прижалась я губами к его ключице, расстегнув несколько пуговиц на рубашке, — просто люби…
— И вот что ты не переоделась, — ворчал он, вытряхнув меня из платья и опять воюя с корсетом. — Я все-таки найму тебе личную горничную.
— И она будет мелькать у меня в комнатах, высматривая, пришел ты или мы еще тебя ожидаем?!
— Тебя очень тревожат слуги?
— Не то чтобы тревожат. Просто ощущение того, что за тобой постоянно наблюдают. Знают, что ты делаешь. Непривычно.
— Да? А я уже не замечаю. Ну, кроме каких-то вопиющих случаев.
— Что же ты тогда столько экономок за год сменил?
— Тебя искал…
В его пустом доме я чувствовала себя как-то поувереннее. А здесь… Я не могла избавиться от мысли, что за стенкой спят слуги, где-то недалеко — комнаты мальчишек. Поэтому я вздрагивала на каждый скрип кровати и все время прислушивалась — не зашел ли кто-нибудь в мою маленькую гостиную.
— Что? — спросил у меня Ричард. — Почему ты такая встревоженная?
— Слышимость в доме слишком хорошая. И дверь мы не закрыли.
Он тихонько рассмеялся:
— Ты смешная…
Но поднялся и пошел закрывать дверь. Потом на секунду задержался возле кровати, чтобы щелкнуть пальцами, и гордо сообщил мне:
— Все… Эта комната отрезана от всего остального дома. Тут можно хоть громить все — никто ничего не услышит. Ника? Почему ты плачешь?
— От счастья… Спасибо… — И я стала покрывать его тело поцелуями, я просто обезумела и все шептала и шептала: — Спасибо тебе…