Дрейвен
Я следую за Далией по коридору, держась в тени. За ней трудно угнаться, хотя это меня не очень удивляет. Для такой хладнокровной и сдержанной особы у нее просто безграничная энергия. Я нахожу это захватывающим.
Увидеть ее прошлой ночью было все равно, что заглянуть в лицо вечности. Медные локоны пытались выбиться из ее скромной, строгой косы. Ее красивые голубые глаза напоминают мне о самых темных глубинах ночного озера. Это бездонные, прекрасные водоемы, способные утопить человека в своих глубинах. Благодаря ей, я за всю неделю ни на минуту не сомкнул глаз. Как только я закрываю глаза, я представляю это соблазнительное тело и снова просыпаюсь.
Прошло много времени с тех пор, как я встречал женщин, но ни одна из них не была похожа на нее, насколько я помню. При виде них в моих жилах не бурлила кровь. В последний раз, когда я отважился самостоятельно отправиться в город, я был подростком. Но это к делу не относится. Далия совсем другая. Я чувствую, как эта правда гремит в моих костях, как боевой клич.
В тот момент, когда мои губы коснулись ее губ, я почувствовал ее в своей душе. Я не знаю, что побудило меня поцеловать ее, но я не мог удержаться от того, чтобы не попробовать вкус виски на ее губах.
С тех пор я следую за ней, как потерявшаяся собака, не в силах оставаться в стороне… слишком нервничаю из-за того, что подхожу слишком близко. Увидеть меня при свечах — это одно. Но я не уверен, что она не сбежит, если увидит меня при свете дня. И тогда мне придется последовать за ней. Убедить ее остаться здесь навсегда будет довольно сложно, если она разозлится на меня за то, что я ее запру, не так ли?
— Черт, — рычу я, замирая, когда понимаю, что больше не слышу, как она что-то бормочет себе под нос в конце коридора.
Я останавливаюсь на мгновение, внимательно прислушиваясь, пытаясь определить, куда она ушла в нашем уродливом особняке, но все, что я слышу, это адское тиканье часов над моей головой.
Мама и ее часы. Как будто течение времени что-то значит в Кричащем Лесу.
Я ругаюсь и скольжу сквозь тени, в поисках своей красавицы. Она не может спрятаться от меня. Мой член пульсирует при мысли о том, что она пытается. Я буду преследовать ее, если она захочет поиграть. Но когда я найду ее, я смогу оставить ее себе.
Тысяча грязных фантазий парадом наслаждения проносятся в моей голове. Все они заканчиваются одинаково. С ней, обнаженной подо мной, кричащей от блаженства, когда я вхожу в нее снова и снова. «Да, беги от меня, маленький котенок. Позволь мне догнать тебя».
— Ты следишь за мной.
— Господи Иисусе, — рычу я, пятясь назад, когда ее мелодичный голос звучит прямо передо мной.
— О, извините.
Улыбка в ее голосе говорит мне, что она не очень сожалеет о том, что напугала меня до смерти. Маленькая шалунья.
— Я не хотела тебя пугать. Сильно.
— У монстров также могут быть сердечные приступы, — бормочу я.
Ее смех звучит для моих ушей как музыка.
Почему она с криком ужаса не убегает?
— Ты не очень-то и ловкий, Дрейвен. Кроме того, тебе не следует себя так называть.
Ее несогласие звучит громко и ясно. Как и ее запах. Черт возьми. Я хочу заключить ее в свои объятия и понюхать источник этого запаха.
— Семь футов ростом, рога, голубые волосы, хвост, огромный… неважно, — говорю я, выделяя каждую особенную черту монстра. — Я почти уверен, что поставил все галочки, красавица. Только не говори мне, что ты не заметила этого в библиотеке.
Она фыркает, а затем ее тень подплывает ближе.
— Я заметила. Я подумала, что, возможно, они мне приснились. Но, полагаю, этого не произошло, не так ли? — она колеблется. — Тебе идут рога, — бормочет она. — Что касается волос… ну, голубой цвет сейчас в моде, разве ты не слышал? Ты бы отлично вписался в компанию крутых ребят.
— Я сомневаюсь, что у крутых ребят есть хвост. Ты не боишься меня.
— Нет, но у фурри есть. А должна ли я бояться?
— Фурри? — стону я, качая головой. — Ты имеешь в виду людей, которые наряжаются в костюмы животных, чтобы трахаться?
— Ну… эм, я думаю, это то, что я имею в виду.
Черт, хотел бы я видеть, как она краснеет.
— Иди сюда, — говорю я, протягивая ей руку.
Она колеблется на короткое мгновение, прежде чем вложить свою руку в мою.
Я ощупываю стену, ведущую нас по коридору в спальню. Оказавшись внутри, я захлопываю за нами дверь. Не потому, что нам нужно уединение — мама, наверное, в это время дня у себя в комнате смотрит мыльные оперы, — а потому, что здесь я могу лучше ее увидеть.
— Ты можешь задернуть шторы? Я хочу тебя увидеть.
— Ох. Ты не можешь видеть меня сейчас, не так ли? — спрашивает она мягким голосом.
— Нет, — рычу я. — И мне это не нравится.
Далия убирает свою руку с моей, а затем я слышу ее шаги, когда она пересекает комнату. Через несколько секунд мы погружаемся в темноту. Это не то же самое, что истинная тьма. Свет все еще проникает сквозь занавески, но через мгновение мое зрение приспосабливается, и она становится больше, чем просто туманной фигурой в поле темных пятен. Она расплывчата, то появляется, то исчезает из поля зрения, но в какой-то степени я вижу ее снова.
Я выдыхаю с облегчением.
— Ты что, слепой, Дрейвен?
— Только при свете дня.
— На что это похоже? — спрашивает она. — Я имею в виду, жить во тьме?
— Утомительно.
Я крадусь к ней через спальню, моя нога задевает покрывало, которым накрыт диван, чтобы защитить его от пыли.
— Представь, что ты идешь сквозь туман каждый день своей жизни и видишь только очертания предметов. Это то, что я вижу большую часть времени. Ночью все по-другому. Мои чувства монстра пробуждаются, и я вижу мир так, словно днем.
— Могу я спросить… что случилось? Я имею в виду, я видела фотографии, на которых ты был маленьким мальчиком, — спешит сказать она, ее щеки порозовели. — Тогда ты был другим.
— В городке произошел несчастный случай. Это многое изменило.
Я хмурюсь при этом воспоминании, а затем быстро отмахиваюсь от него, как от комара, жужжащего вокруг моих рогов.
— Это было очень давно. Я не хочу об этом говорить.
— О.
Она громко сглатывает, а затем долго молча смотрит на меня, прежде чем снова улыбнуться. Хотел бы я видеть ее более отчетливо. Я хочу увидеть ее всю, а не эти размытые вспышки, как будто я смотрел на солнце. Мне нравится смотреть на нее.
— Ну, несчастный случай или нет, Дрейвен Вудберн, ты не можешь продолжать шнырять по особняку, преследуя меня повсюду.
— Я тебя не понимаю, — рычу я. — Мы просто идем в одном направлении.
— О, неужели? — она смеется от восторга. — И ты всегда идешь так медленно? В это трудно поверить, учитывая твои большие, сильные ноги.
— Да, — лгу я.
— И часто ты надолго останавливаешься?
— Я отвлекаюсь.
— На то, что ты не можешь видеть.
— Ты дразнишь меня, — рычу я.
— Только немного, — снова смеясь говорит она.
Ей повезло, что мне чертовски нравится этот звук, иначе я бы склонил ее над кроватью, и показал ей, что я думаю о ее поддразнивании прямо сейчас. Вместо этого я беру ее за руку и тяну вперед. Она падает мне на грудь с испуганным криком удивления, заставляя меня удовлетворенно хмыкнуть.
— Разве никто никогда не говорил тебе не искушать зверя, красавица? — рычу я ей на ухо, обвивая хвостом ее талию, чтобы прижать ее к своему телу.
Я прижимаюсь носом к ее горлу, вдыхая ее восхитительный аромат. Мой член ударяется о молнию, требуя освобождения.
— Продолжай дразнить меня, и ты будешь той, кто будет молить о пощаде.
Что-то совершенно порочное побуждает меня прикусить ее ухо зубами.
— Дрейвен, — выдыхает она.
Прежде чем она может потребовать, чтобы я отпустил ее, или отчитать меня за то, что я посмел дотронуться до нее своими грязными руками, я делаю именно то, что сделал в библиотеке. Я отступаю.
— Нет, нет, нет, — рычу я, рассекая рукой воздух. — Это все еще не то. Ее волосы должны быть цвета полированной меди, а кожа фарфоровой.
Даже это не совсем правильно, но я не знаю, чего мне не хватает. Мне нужно увидеть ее снова — по-настоящему увидеть — чтобы сделать все правильно.
Я давно смирился со своими ограничениями. Они были частью моей жизни в течение двадцати лет. Но после встречи с Далией они начали раздражать так, как никогда раньше. Мне до боли хочется прочувствовать каждое выражение ее лица, исследовать каждый оттенок эмоций в ее глазах. От чего она краснеет? От чего она хмурится?
Мне нужно увидеть ее в настоящей темноте, когда я лучше всего вижу. Но просить ее, чтобы она присоединилась ко мне, когда я ночью брожу кажется… неуместным. Почему такая красавица, как она, должна находиться во тьме, когда она заслуживает того, чтобы жить при свете?
«Бах!»
— Джекилл, отошли мои заметки обратно в художественный отдел. Скажи им, чтобы они подумали о самой красивой женщине, которую они когда-либо видели, а затем нарисовали кого-то еще красивее, — рычу я в отчаянии. — С блестящими волосами цвета меди, фарфоровой кожей и такими голубыми глазами, что в них можно утонуть. В ней должны быть самые лучшие стороны человечества. И у нее должны быть изгибы. Мы здесь не следуем голливудским стандартам.
— Понял, сэр, ‒ монотонно отвечает мой виртуальный помощник — программа искусственного интеллекта, которую я написал много лет назад.
Он — мои глаза, когда мои не видят, помогает мне оживить. Большинство сказали бы, что частично слепому человеку — или монстру — нечего делать в бизнесе видеоигр. Но я ничто иное, как само упрямство.
— Должен ли я добавить что-нибудь еще?
На мгновение я колеблюсь.
— Да. Она должна быть кем-то, ради кого герой в этой игре рискнет всем.
— Расшифровано, сэр.
Я плюхаюсь в свое кресло, ворча себе под нос. Мои записи не помогут. Они недостаточно подробны. Но опять же, я тоже не могу точно вырвать ее из реальности и включить в свою игру, не так ли? Есть формы, которые нужно подписать, контракты, которые нужно заполнить, и куча бумажной волокиты, связанной с принятием подобного решения. Но она — это то, чего не хватало в этой проклятой игре.
Мы уже несколько месяцев пытаемся разобраться с сюжетом. Я сколотил состояние, разрабатывая видеоигры, в которых монстры изображаются героями, но эта… ну, эта не принесла мне ничего, кроме неприятностей. Все казалось неподходящим. После того, как на днях я поговорил с Далией, я наконец-то понял каким должен быть сюжет игры. Она — это история, или, во всяком случае, такая женщина, как она. Красавица, оказавшаяся между двумя мирами, способная их объединить.
Конечно, все это выдумка, но, если кто-то и мог это сделать, так это Далия Сэвидж.
«Тук-тук».
— Джекилл, заткнись, — рычу я, как только ее голос звучит у двери.
Черт. Как долго она там стоит? Надеюсь, недостаточно долго, чтобы услышать, как я поэтично рассказываю о персонаже видеоигр, который похож на нее. Я никак не смогу это объяснить, чтобы выйти из этого затруднительного положения. Стал бы я вообще пытаться?
— Ты назвал свой компьютер Джекилл? — спрашивает она, ее легкие шаги стучат по паркету, когда она идет по моему кабинету. — В самом деле, Дрейвен? Это делает тебя Эдвардом Хайдом?
— Это делает меня Дрейвеном Вудберном, — бормочу я, сжимая руки, когда ее сладкий голос окутывает меня.
Даже звучащие в нем нотки неодобрения не омрачает этот момент. Я могу слушать ее голос целыми днями и никогда не уставать.
— Монстр с отвратительным чувством юмора.
— Злая правда, — усмехается она.
Я закрываю глаза, прислушиваясь к звукам, которые она всегда приносит с собой. Порывистый вдох и выдох из ее груди, нежный шелест ткани при ее движении, скрип старых половиц под ее ногами. Вся комната оживает вокруг нее новыми и неожиданными способами. Для меня это бесконечный источник очарования.
— Ты работаешь в темноте, — говорит она.
— Не вижу днем, помнишь?
— О, я это помню.
Я представляю, как она машет мне рукой, и улыбаюсь.
— Я просто хотела… О, не бери в голову. Я не знаю, что я хотела.
Далия подходит ближе.
Я стискиваю зубы, когда ее аромат разносится в воздухе. Однажды, скоро — очень скоро — я найду источник этого и слижу его с ее дрожащего тела. Если мне повезет, это займет весь день. Мой язык устанет задолго до того, как запах исчезнет. Впрочем, это не имеет значения. Я намерен приложить к этому как можно больше усилий, несмотря ни на что.
— Гретхен говорила, что ты разработчик видеоигр, — говорит Далия. — Как именно это работает?
— Ты имеешь в виду, как это может делать слепой человек?
— Нет, ты невыносимый человек, — смеясь говорит она. — Я имею в виду, я ничего не знаю о видеоиграх. Как их можно разрабатывать?
— Для этого нужно безграничное терпение, — бормочу я, лишь отчасти шутя. — Как только мы продумываем сюжет, дальше в основном занимаемся программированием и кодированием, а также рендерингом, инжинирингом, оформлением и озвучиванием.
— Ого, — говорит она. — Это очень много. И ты все это делаешь?
— Нет.
Я улыбаюсь, слегка поворачивая свой стул, чтобы быть к ней лицом. Здесь недостаточно темно, чтобы я мог по-настоящему рассмотреть ее, но я могу различить ее фигуру, прислонившуюся к стене в нескольких футах от меня. Этого достаточно. На данный момент.
— Я занимаюсь программированием и версткой, но у меня есть отделы, которые занимаются всем остальным за меня.
— Над чем ты сейчас работаешь?
— Это игра.
— Ты не хочешь мне говорить?
— Я мог бы, но тогда…
— Если ты говоришь, что тебе тогда придется убить меня, Дрейвен Вудберн, — предупреждающе рычит она.
— Никогда, — торжественно клянусь я.
Я скорее поджег бы этот мир, чем тронул хоть один волосок на ее голове.
Далия замолкает, в воздухе витает напряжение. Это потрескивает между нами, как электричество, воспламеняя мою кровь. Она тоже это чувствует? Она думает о нашем поцелуе в библиотеке? Или то, как она прижималась к моему телу в спальне? Бог свидетель, что это так.
— Почему видеоигры? — спрашивает она, словно пытаясь найти что-то, что могло бы нарушить напряженное молчание между нами.
— Мне нужно было найти себе какое-нибудь занятие.
Она хмурится, ей явно не нравится этот ответ.
— Мне было девять, когда я… изменился, — бормочу я. — Один доктор в городе хотел добавить кое-что в пунш на нашей вечеринке в честь Хэллоуина, но вместо этого он добавил кое-что совсем другое. Я был одним из самых молодых, кто изменился. Я едва помню, каково это — быть человеком. Но я помню видеоигры.
Это странно. Я знаю, каково это — быть другим и когда ко мне относятся как к таковому, но мои воспоминания о том времени, когда я был кем-то другим, туманны. С каждым годом они становятся немного тусклее.
— Дрейвен, — шепчет она мягким голосом.
— Я думаю, мы все цепляемся за вещи, которые приносят нам утешение.
Я пожимаю одним плечом, а затем усмехаюсь.
— Возможно, ты не заметила, красавица, но этот особняк — капсула времени. У мамы серьезное отношение к восьмидесятым.
— О! — внезапно восклицает она. — Гретхен ждет тебя. Она говорит, у вас двоих назначена встреча.
Услышать имя мамы — все равно что вылить на меня ведро ледяной воды. Мой член мгновенно падает.
— Черт. Который сейчас час?
‒ Чуть позже шести тридцати. А что? Какого рода встреча у вас двоих назначена?
Далия Сэвидж с чрезмерным любопытством интересуется миром и всем, что в нем есть. Вопросы срываются с ее идеальных губ при каждом удобном случае. Я не думаю, что она пряталась, как я, большую часть своей жизни, но у меня складывается впечатление, что она мало что видела в этом мире. И я считаю, что это не был ее выбор.
Чем больше я узнаю ее, тем больше убеждаюсь, что она здесь не потому, что ей нужна работа… а потому, что ей нужно место, где можно спрятаться на некоторое время. И мне совсем не нравится эта мысль. Моя красавица бежит от чего-то, или, скорее, от кого-то. И я твердо намерен выяснить, от кого именно.
Но у нас будет достаточно времени, чтобы разобраться с этим позже. А пока, я думаю, мне нужно начать с того, что показать ей, что она может мне доверять. А кто более доверчив, чем любящий сын, готовый выставить себя дураком перед красивой женщиной? Никто, вот кто.
— Если ты хочешь все знать об этой встрече, — говорю я, поднимаясь на ноги, — тебе придется на этот раз просто последовать за мной.