Невеста по каталогу

7

Почему девушки так стремятся замуж? Признаюсь, для меня это загадка. Ничего, кроме дополнительных забот и проблем, замужество не дает. Слушать жалобы супруга на несправедливость босса? Скучать рядом с ним у телевизора? Стирать его белье и гладить рубашки, искать его носки и завязывать ему галстук? Спешить домой, чтобы приготовить ужин, за который он и спасибо не скажет? Терпеть отвратительные привычки и видеть, как он прячет глаза, вернувшись после полуночи с жалкими оправданиями и запахом чужих духов?

Нет, это не для меня.

Конечно, оптимистки тут же приведут дюжину доводов в пользу брака: крепкое плечо рядом, надежный тыл, цветы и подарки — если не забудет — по большим праздникам, гарантированный секс и — чуть ли не самое главное — кофе в постель по утрам.

Не спорю, плюсы есть. Но ведь и плюс, если присмотреться как следует, это всего лишь перекрещенные минусы. Крепкое плечо легко может превратиться в острый локоть, которым тебя отодвинут, если на горизонте мелькнут ножки постройнее и грудь попышнее; надежный тыл запросто обернется финансовой ямой, если твой благоверный окажется биржевым спекулянтом или игроком; подарки станут поводом, чтобы упрекнуть тебя в неумении вести семейный бюджет; гарантированный секс ляжет на тебя тяжкой повинностью, переносимой лишь благодаря ее непродолжительности. Про кофе в постель вообще лучше молчать.

Да, разумеется, бывают и счастливые исключения, но они столь редки, что на весах статистики кажутся крохотными зернышками. Неудивительно, что им уделяется повышенное внимание, о них сочиняют душещипательные истории несчастные, обездоленные, одинокие романисты, ставят приторные фильмы циники-режиссеры, мечтают кисейные барышни, знакомые с жизнью лишь по глянцевым журналам.

Я начинаю утро с зарядки — несложный комплекс из упражнений для мышц спины, живота, ягодиц и обязательной растяжки, — потом принимаю душ и заканчиваю утро в кухне, где я сама готовлю ту самую чашечку кофе, который и попиваю перед телевизором, на мягком диване, в шикарном халате, подаренном самой себе по случаю двадцатипятилетия.

Чего мне не хватает, так это хозяйственности и того, что называют домовитостью. В холодильнике можно обнаружить либо какие-то полуфабрикаты сомнительного производства, либо вообще ничего, и если подруги такую ситуацию поймут, то у мужчины она может вызвать резко негативную реакцию. Оно и понятно — затянутый пленкой картонный контейнер с застывшим куском риса и бурой нашлепкой якобы мясного соуса вряд ли способен возбудить у кого-то аппетит, а жестянка печенья, пакетик с солеными орешками и растворимый кофе не те угощения, которые можно предложить гостю мужского пола.

Не раз и не два я давала себе слово выбросить проклятую «химию» и перейти на здоровое, естественное питание, но как перейдешь, когда времени вечно в обрез, а на приготовление даже простейшего омлета требуется никак не меньше двадцати минут. Я уж не говорю про что-нибудь более сложное.

Жизнь прекрасна, потому что отравить ее можешь только ты сама, а кто ж станет вредить себе?

День обещал быть насыщенным.

Во-первых, подготовить два-три образца пригласительных билетов, к которым прилагались бы DVD с личным обращением Сандры и Рафаэля к каждому из пяти сотен гостей, — для этого мне предстояло написать тексты, найти специалиста по компьютерному дизайну и купить пять сотен «болванок».

Второй пункт — придумать памятный подарок для каждого гостя, что-то особенное, не слишком дорогое, но качественное и, главное, оригинальное, и ни в коем случае не допустить дублирования.

Третье — подобрать образцы колец.

И это не считая так называемых мелочей, имеющих склонность накапливаться, как радиация, а потом, достигнув критического уровня, напоминать о себе тревожным сигналом. Помня об этом, я каждый день вешала над столом листок с напоминанием:

«Утвердить этикетки».

«Придумать карточки для гостей».

«Определиться с гарнирами».

«Заказать пояски и ленточки для девочек-цветочниц».

Для одного дня вполне достаточно.

Поскольку Криста освободила меня от работы с клиентами, я решила, что могу одеться поудобнее, отступив от строго классического стиля, на котором настаивала Леди.

Войдя в приемную, я оказалась свидетельницей уже ставшей привычной сцены — перебранки Кейт и Денниса. На этот раз причиной размолвки стало отсутствие бумаги и чернил для принтера. Кейт доказывала, что Деннис не купил их на прошлой неделе, а Деннис утверждал, что это Кейт допустила перерасход. Со стороны это напоминало спор надоевших друг другу супругов.

Я постаралась проскочить незаметно к себе, но не тут-то было.

— Лиз, подожди! Скажи ему! — воззвала Кейт, как будто я была третейским судьей.

— Да, Лиз, скажи! — жалобно возопил Деннис. — Подтверди, что я привозил бумагу и чернила в среду. Помнишь? Мы еще вместе поднимались на лифте, и ты несла коробку.

Черт.

— Вот что, ребята, хватит ругаться. — Я виновато опустила голову. — Вы не виноваты. Я занесла коробку к себе и совсем про нее забыла. Кофе за мной.

— Вот видишь! — воскликнули в один голос спорщики, поворачиваясь друг к другу.

Прежде чем Деннис успел придумать еще один предлог, чтобы остаться в приемной, я отослала его за «болванками», после чего мы с Кейт немного потрепались. Больше всего ее интересовала моя встреча со Стивом Риорданом. Она заходила и так и этак, я держалась, а потом конец игре положила Криста.

С первого взгляда стало ясно — Леди не в духе. Все признаки были налицо: аромат духов «Версаль», ожерелье из красных кораллов — подарок от одной парочки, проведшей незабываемый медовый месяц на Таити, и яркие пятна румян на щеках. Когда такое случалось, мы обычно старались не попадаться ей на глаза, не перечить, со всем соглашаться и кивать.

Туча накрывала Кристу не часто — может быть, пару раз в месяц, — и найти объяснение этому явлению нам не удавалось. Кейт намекала на некий скелет в шкафу, время от времени трясущий костяшками в напоминание о давнем грешке, я же склонялась в пользу обычной неврастении, на каковую указывали и сопутствующие повышенной возбудимости симптомы: раздражительная слабость, быстрая утомляемость, перепады в настроении.

Молча кивнув, Криста прошествовала в кабинет и хлопнула дверью. Мы переглянулись, и Кейт махнула рукой — разбегаемся. Однако добраться до своей норки не получилось.

— Лиз, зайди, — донесся из-за двери обманчиво спокойный голос Кристы.

Кейт сочувственно вздохнула — я в ответ закатила глаза и расправила плечи.

Едва переступив порог, я поняла — ничего хорошего ждать не приходится: Леди смотрела на монитор, нервно постукивая по клавиатуре одним пальцем, и даже не взглянула в мою сторону. Что там на экране, я не видела — возможно, она раскладывала пасьянс, но скорее играла в морской бой и топила неприятельские корабли.

— Лиз, сегодня утром мне позвонила Сандра Мендес. Заболел режиссер, и в съемках объявлен перерыв. Рафаэль освободиться не смог, а вот Сандру отпустили на два дня. Завтра вечером вы встречаетесь в Новом Орлеане. Созвонись с ней сегодня и обо всем договорись.

На языке у меня уже вертелась парочка вопросов, которые я непременно задала бы, если бы не риск притянуть к себе молнию.

— Хорошо.

Она еще раз щелкнула по клавише и, вероятно, уничтожив последний вражеский эсминец, подняла голову и вперила в меня взгляд, который, наверно, могла остановить разве что свинцовая пластина. Пластины у меня не было.

— Это еще не все.

— Да, Криста. Я слушаю.

Она уже просверлила во мне дырку и теперь, похоже, принялась за стенку.

— Лиз, мы условились, что ты занимаешься свадьбой, а я веду дело мистера Доусона, так?

Вот оно что. Я кивнула.

— Хорошо. Но вчера вечером мистер Доусон позвонил мне и сказал, что вы договорились о приостановлении контракта.

— Криста, позволь объяснить…

— Нет. Ты не имела права принимать такое решение без согласования со мной. Я понимаю, что инициатором был, вероятно, мистер Доусон, поэтому ограничусь предупреждением. Занимайся исключительно тем, что поручено. Никаких контактов с мистером Доусоном. Понятно?

Она могла упрекнуть меня, высказать претензии, пожурить. Неприятно, но я бы поняла и приняла. Но такого я никак не ожидала. Такого я не заслужила. За все время нашей совместной работы ничего подобного не случалось.

Первой реакцией были недоумение и обида. За ними накатили возмущение и злость. Ответить. Топнуть ногой. Развернуться, выйти и хлопнуть дверью. Громко. Три года назад я бы так и сделала. Но не теперь. На память пришли вдруг слова Стива Риордана об ответственности. Сандра и Рафаэль рассчитывали на меня, и с моей стороны было бы чистым свинством уйти в сторону в столь важное для них время.

— Понятно, Криста. — Я даже выдавила из себя улыбку. — Что-нибудь еще?

— Да, принеси мне все материалы по мистеру Доусону.

Я молча кивнула, чтобы не выдать себя голосом, развернулась, вышла и осторожно закрыла за собой дверь. Но вот отнести папку сил уже не хватило — это сделала за меня Кейт.

Настроение было отвратительное, работа валилась из рук. Кейт стоило немалых трудов вытащить меня на ланч. Аппетит совершенно пропал, но подруга все же уговорила взять фруктовый салат и мартини.

— Съешь хотя бы банан — в нем витамин счастья. А вообще-то тебе нужен мужчина. Ночь горячего секса, и жизнь заиграет новыми красками.

— Спасибо, — невесело усмехнулась я. — Только откуда ему взяться, горячему сексу? Отловить какого-нибудь сопляка на дискотеке? Или подцепить спасателя на пляже? Из-за этой чертовой работы я даже Саймону не позвонила.

— Сделай это прямо сейчас. — Кейт пожала плечами в ответ на мой удивленный взгляд. — А что? Извинись, объясни ситуацию — и, клянусь всеми тридцатью шестью зубами, он сам пригласит тебя поужинать.

Предложение, всего минуту назад казавшееся абсурдным, неожиданно предстало в ином свете. А почему бы и нет? На встречу с Сандрой лучше отправиться с темными кругами под глазами после бессонной ночи, чем с печатью меланхолии. Да и предлог у меня есть. Надо лишь приободриться на пять минут, чтобы звонок не показался зовом отчаяния.

— Я тебя оставлю на пять минут, — сказала Кейт, поднимаясь. — И чтобы к моему возвращению все было решено. Иначе сама ему позвоню, — пообещала она.

С нее станется. Я достала телефон, огляделась украдкой по сторонам и, удостоверившись, что свидетелей поблизости нет, набрала номер. Ждать пришлось недолго.

— Слушаю. — Голос у Саймона был серьезный, тон деловой, и меня охватило сомнение. Но отступать было поздно.

— Привет.

— О, Лиз! — воскликнул он, и сомнения мгновенно рассеялись. — Рад тебя слышать. Как ты? Все в порядке?

— Да, все отлично, — бодро ответила я. — Извини, что не позвонила раньше. Меня не было в городе. — Обычно ложь дается мне с трудом, поэтому я всегда стараюсь разбавить ее правдой.

— Понимаю, у меня и самого такое случается. Но, как говорится, лучше поздно… Кстати, ты слышала, что в нашем театре дают «Трамвай желания»? Говорят, отличная постановка. Не хочешь развеяться?

Театр? Боже, да ведь я не была в театре по меньшей мере год. С тех пор, как рассталась с Фредом. Кстати, немалую роль в нашем расставании сыграло как раз его увлечение Мельпоменой. Фред мнил себя драматургом, постоянно что-то писал — чаще всего абсурдистские пьесы в духе Ионеско — и едва ли не каждую свободную минуту заполнял рассуждениями о современном театре и своем месте в нем. До поры до времени это было даже интересно, я узнала много нового и могла даже щегольнуть при случае цитатой из Юджина О'Нила или Теннесси Уильямса. Но чем дальше, тем яснее становилось, что муза для него дороже человека, а путь Художника слишком тернист, долог и запутан. В конце концов мы поругались — правда, не из-за театра — и приняли решение разойтись. Я вздохнула с облегчением, а Фред, уверена, обогатившись опытом, уже облек его в художественную форму.

— Было бы неплохо, — стараясь не проявить лишнего энтузиазма, отозвалась я.

— Вот и прекрасно. Заеду за тобой в семь. Договорились?

— Да. Спасибо за приглашение. До вечера.

— Буду считать минуты!

Вернувшись, Кейт остановилась в двух шагах от столика, посмотрела на меня, как сержант на новобранца, и удовлетворенно кивнула.

— Улучшение налицо. Все улажено?

— Да, сегодня мы с ним идем в театр. На «Трамвай желания».

— Вот видишь! Завтра утром у тебя будут совсем другие впечатления от жизни. — Она опустилась на стул. — И все-таки, как по-твоему, из-за чего Леди так на тебя набросилась?

Среди прочих достоинств Кейт есть и умение хранить секреты, поэтому я, ничего не скрывая, рассказала о планах Кристы удалиться на покой и сделанном мне предложении.

— Вот как? Интересно, — задумчиво протянула Кейт. — На мой взгляд, ничего предосудительного ты не совершила и она просто сорвала на тебе злость. Может быть, у нашей Леди какие-то личные проблемы?

— Не знаю. Какие у нее могут быть проблемы?

— Ну, мы ведь почти ничего о ней не знаем. Женщина ее возраста обязательно должна иметь прошлое, а ее прошлое скрыто туманом. Думаю, если бы этот туман рассеялся, мы узнали бы немало интересного.

Туман, скрывающий темные тайны прошлого. Кейт — неисправимый романтик. Я бы скорее поверила в пищевое отравление или штраф за незаконную парковку. У меня, например, никаких тайн нет, да и у Кейт тоже. А у моей мамы самый большой секрет — припрятанная в кладовке бутылка джина. Люди выдумывают тайны, чтобы разнообразить свое унылое существование или заработать на вымысле. Сколько денег потрачено на организацию экспедиций по поиску Атлантиды, пришельцев, захороненного в джунглях Амазонии нацистского золота или всего прочего в этом же роде? И что? Где результаты? Одни придумывают, другие верят. Одни бросают на ветер миллионы, другие ловко их прикарманивают. Вот и все.

— Не веришь? — обиделась Кейт.

— Не верю.

— Ладно, не верь. Все тайное рано или поздно становится явным. И когда завесы падут и ты узришь истину, не говори, что я тебя не предупреждала.

— И что же я такое узрю? Огненную надпись на стене: мене, мене, текел, упарсин?

Несколько секунд Кейт смотрела на меня в немом восхищении, потом пробормотала:

— Ну ты даешь!

Спросите у ста человек за пределами Флориды, с чем у них ассоциируется Сарасота, и по меньшей мере половина назовет знаменитых братьев Ринглингов, основателей «Цирка Братьев Ринглинг, Барнума и Бейли», впервые появившихся в нашем городе в начале двадцатого века и оставивших заметный след в его истории.

Первый современный театр появился в 1926 году, на перекрестке Пайнэппл-авеню и Секонд-стрит. Вначале он использовался главным образом для чисто развлекательных представлений, водевилей и фильмов, но затем был отреставрирован с расчетом на постановку опер.

После окончания Второй мировой войны Рут Коттон Батлер основала Оркестр Сарасоты, существовавший долгие годы как Симфонический оркестр Западного побережья Флориды. Он существует и поныне, устраивая ежегодно трехнедельный музыкальный фестиваль, пользующийся международной известностью и привлекающий лучших преподавателей камерной музыки.

В начале пятидесятых Музей американского цирка Ринглингов купил историческое здание итальянского театра, переделав его для постановки пьес и опер. Позднее в нем устроили киноклуб для демонстрации зарубежных фильмов. После расширения киноклуба музей построил собственный театр на Бернс-сквер в самом центре города.

Еще один театр возник позднее при Центре сценических искусств университета штата Флорида, напротив Ринглинг-плаза и вокруг еще одного исторического театра, шотландского, построенного в стиле рококо и доставленного в Сарасоту на кораблях. Здесь же располагается администрация проводящегося на протяжении нескольких лет Фестиваля французского кино.

Но и это еще не все. В шестидесятые город расщедрился на строительство зала сценических искусств, привлекающего внимание оригинальным пурпурным цветом. Я уже не говорю о балетном, оперном и репертуарном театрах, о театре-студии, Ботаническом саде, научном музее, Саде джунглей, архитектурной школе.

Не многовато ли для скромного городка с населением чуть больше пятидесяти тысяч? Нет, если все это работает, живет, отвечает интересам горожан, привлекает туристов и радует отцов города, взявших курс на его превращение в культурный центр и даже ратующих за полный запрет автотранспорта в городской черте.

Поход в театр — замаскированное свидание, и, готовясь к нему, я не могла не думать о том, что будет потом. Пригласит ли Саймон меня к себе — как говаривали раньше, посмотреть японские гравюры? Или напросится ко мне — на чашечку чаю? А может, дело закончится романтической прогулкой по вечерней набережной?

Переключаясь с одного варианта на другой, я так увлеклась, что не сразу услышала звонок в дверь и даже не сразу поняла — Саймон приехал.

Самое опасное для человека — резкая смена ритма жизни, переключение из одного режима в другой. Впрочем, это верно не только в отношении человека. Птица со сломанным крылом, попадая к добрым, заботливым людям, зачастую уже не возвращается в естественную среду обитания, а остается там, где не нужно ни ловить мышей, ни строить гнездо, ни драться за каждого червячка. Посаженный в железную клетку волк сначала бесится от злости, а потом впадает в апатию и нередко подыхает, а если и живет, то уже мало напоминает опасного, умного, гордого зверя.

Еще совсем недавно жизнь Стива текла спокойной, полноводной рекой между четко очерченными берегами. Она не была быстрым, шумным, пенящимся потоком, то срывающимся с кручи, то разбивающимся о пороги, — как у Джона Ханта. В той жизни была и напряженная работа, и друзья, и путешествия, и девушки. И вот теперь все переменилось, река вдруг раскатилась, несдерживаемая берегами, вышла из русла, замедлила ход и почти остановилась, не зная, куда держать путь дальше.

Пошла вторая неделя отпуска. То, что представлялось пустяковым делом, неожиданно превратилось в проблему. Конечно, можно было бы махнуть рукой, обратиться в другое агентство или вообще вернуться домой, в Бостон, и подыскать невесту там. Но, во-первых, Стив прекрасно понимал, что бегство от проблемы не выход. Уклонившись от одной, обязательно, рано или поздно, наткнешься на другую. Препятствия не обходят, их преодолевают. Если перед тобой стена, ползи, карабкайся, ломай о нее ногти и грызи ее зубами, иначе придет день, когда ты не сможешь переступить и кочку. Во-вторых, он так или иначе имел отношение, пусть и косвенное, к исчезновению девушек. Они жили своей жизнью, мечтали о счастье и связывали его с замужеством, но вот появился принц — и все рухнуло. Как будто за ним — нет, даже перед ним — следовала беда. Мало того, они были готовы выйти за него и уже хотя бы по этой причине имели право рассчитывать на его помощь и защиту.

Но какую помощь? Практической работой занимался детектив Сэм, а Стиву оставалось либо сидеть в отеле перед телевизором, либо слоняться по городу. Выбрав второе, он, к своему удивлению, начал проникаться его особой атмосферой, настоянной на агрессивном провинциализме, кичливой гордости и южном добродушии. Что-то — как, например, оригинальное смешение индейского, испанского, британского и французского — восхищало, что-то — как, например, запрет местных властей спать на территории общественной и личной собственности — возмущало.

Вместе с новым восприятием города приходило что-то еще, новое ощущение жизни, понимание чего-то такого, чего он не понимал прежде. Может быть, это Провидение уберегло его от ошибочного, даже рокового шага. Может быть, оно отвернуло его от большой беды. И не только его одного. Зачем он приехал сюда? За невестой? Или за товаром? Выбрать предложенное по каталогу и увести с собой? Как птичку в клетке? Как воспринимала бы его приобретенная таким образом жена?

Еще больше укрепившись в решении остановить или хотя бы приостановить запущенное колесо, Стив позвонил Лиз Уинслоу, но принявшая звонок Кейт сообщила, что «мисс Уинслоу занята» и что его делами будет заниматься отныне миссис Бергман.

— Перевести на нее? — спросила Кейт.

Стив предпочел бы разговаривать с Лиз, но ведь в чужой монастырь со своим уставом не ходят.

— Да, соедините с ней.

Через несколько секунд в трубке раздался другой голос.

— Слушаю вас, мистер Доусон.

— Здравствуйте, миссис Бергман. Я хотел бы обсудить с вами один вопрос. Мы уже обсуждали его с мисс Уинслоу и, как мне представляется, достигли согласия.

— О чем идет речь, мистер Доусон?

— Дело в том, что в сложившихся обстоятельствах я считаю необходимым аннулировать или по меньшей мере приостановить до прояснения ситуации действие заключенного нами договора. Я готов компенсировать ваши финансовые потери.

— Понимаю вашу озабоченность, мистер Доусон, но, на мой взгляд, вы не совсем верно оцениваете ситуацию. У меня есть основания полагать, что исчезновение девушек никак не связано с вами. У меня также есть основания полагать, что с ними все в порядке. Более того, я могу предложить вам новый вариант и дать абсолютную гарантию полной безопасности. Думаю, нам нужно встретиться в самое ближайшее время и обсудить варианты. Вас устроит завтра? В одиннадцать часов?

А она напористая, подумал Стив. И своего, похоже, упускать не желает. Или дело в чем-то другом?

— Устроит.

— В таком случае жду вас завтра в офисе в одиннадцать. До свидания, мистер Доусон.

— До свидания, миссис Бергман.

Он положил трубку и долго сидел, глядя на телефон. Разговора не получилось. Криста Бергман вежливо, но твердо вернула его в прежние рамки. Но она ошибается, если полагает, что его так легко переубедить. Конечно, он мог бы подвести черту уже сейчас, но прежде нужно кое-что выяснить. Откуда у нее такая уверенность, что с девушками все в порядке? Следует ли понимать это так, что она владеет какой-то информацией? О каком новом варианте шла речь? И о какой абсолютной гарантии?

Может быть, что-то известно Лиз?

Стив набрал номер ее сотового.

Ответа не было.

Он снова позвонил Кейт Маршан.

— Извините, миссис Маршан, но не могли бы вы мне помочь? Я ищу мисс Уинслоу, но ее телефоны не отвечают.

— Сожалею, мистер Доусон, но мисс Уинслоу вторую половину дня работает дома. И, предупреждая ваш следующий вопрос, добавлю, что информация о частной жизни сотрудников разглашению не подлежит. Надеюсь, вы это понимаете.

В ее ответе прозвучали откровенно ехидные нотки. Или это игра воображения?

— Спасибо, миссис Маршан. Вы очень любезны со своими клиентами, — съязвил он.

— А по-моему, мистер Доусон, ваши вопросы свидетельствуют о том, что вами движут далеко не деловые мотивы.

Стив настолько оторопел, что не нашел ответа, и щелчок в трубке прозвучал как объявление мата.

Все было прекрасно. И спектакль, заставивший меня на два часа перенестись в другой мир и проникнуться другими чувствами. И вечер, встретивший нас после спектакля теплым и влажным дыханием. И кафе, в которое мы зашли выпить вина и немного перекусить. И разговор, начавшийся с обмена мнениями о спектакле и постепенно перешедший на другие темы. Мягкое, слегка терпкое вино, тихая музыка, доносящийся с улицы шум голосов и приятный, внимательный собеседник — чего еще может желать одинокая женщина?

Мы уже поговорили о любимых постановках, обсудили последний фильм с Ричардом Нортоном, «Разрисованный занавес», посмеялись над очередной каверзой Джорджа Буша и вышли на новый уровень.

— Так ты работаешь в брачном агентстве? — потягивая вино, спросил Саймон.

Я кивнула и подлила сиропа в ванильное мороженое.

— Не стану спрашивать в каком, это, наверно, секрет?

Я пожала плечами.

— Не секрет, но нас просят не распространяться. Хотя брачных агентств в нашем городе совсем немного.

— И как, интересная работа?

— По-всякому бывает. Как и везде. А ты, если не ошибаюсь, в страховой компании?

— Верно. — Саймон помахал официанту. — И это настоящая скука. Бумаги, бумаги и еще раз бумаги.

— У нас бумажной работы тоже хватает. Но, конечно, и организационной немало. Нужно постоянно быть в курсе всего нового, придумывать что-то оригинальное, а главное, понимать людей и искренне стремиться им помочь.

Он согласно закивал и потянулся за бокалом.

— А еще приходится немало разъезжать. За последние два месяца я летала… Стоп, куда я же летала? Бостон, Новый Орлеан, Майами, Джексонвилл… — Я заложила четыре пальца. — Да, Атланта и еще…

— Пуэбла, — рассеянно подсказал Саймон и повернулся к подошедшему официанту.

— Точно, — кивнула я.

— Нам по чашечке кофе. Мне — эспрессо, а даме… — Он посмотрел вопросительно на меня.

— Капучино, — сказала я и вдруг замерла. Он сказал «Пуэбла». Но откуда ему знать, что я была в Мексике? И не просто в Мексике, а именно в Пуэбле. Я точно помнила, что не рассказывала и не могла рассказывать ему о Мексике. Ослышалась? Нет. И вина выпила всего один бокал. Так что же получается? Саймон не тот, за кого себя выдает? Он врет ей? Это нужно проверить. Главное сейчас — не выдать, что я его раскусила, и постараться как можно скорее от него избавиться. Но сначала проверить, врет ей Саймон или нет.

Как это сделать, я выяснила, прочитав детектив Питера Джеймса. Известно, что мозг состоит из двух полушарий, каждое из которых выполняет разные функции. Одно служит как хранилище долговременной памяти, другое — для решения оперативных, творческих проблем. Когда человеку задают вопрос, глаза его инстинктивно идут в сторону того полушария, резервы которого используются при ответе. У одних за память отвечает правое полушарие, у других оно творческое.

Итак, сначала невинный, контрольный вопрос.

— Гринвилл, это в Техасе или Луизиане? — Я нахмурила брови.

Глаза ушли вправо.

— В Техасе. А что?

— Ничего. Просто мне лететь туда через неделю. — Я подняла голову. — Кстати, можно вопрос?

Саймон смотрел прямо на меня.

— Конечно.

— Ты случайно не в страховой компании Уэлмора работаешь?

Глаза метнулись влево — соврет.

— Нет, у Макрейди.

Я почувствовала, как по спине пробежали холодные пальцы. Никакие в мире деньги не могли бы заставить меня остаться с ним наедине. К счастью, продолжение вечера, похоже, не входило и в его планы, и, когда я сослалась на головную боль, Саймон, по-моему, даже вздохнул облегченно. Договорились созвониться через несколько дней.

Уже подойдя к двери, я обернулась и помахала Саймону рукой. На улыбку меня не хватило. Он ответил тем же, повернулся и…

И туг я вспомнила.

Тот человек, поспешно метнувшийся в бар, когда мы со Стивом Риорданом выходили из ресторана, это был Саймон. Я не могла ошибиться — тот же затылок, те же, слегка опущенные плечи, та же походка.

Он увидел меня, но предпочел спрятаться, значит…

Значит, следил за мной уже тогда.

Но зачем?

Поднявшись в квартиру, я не стала сразу включать свет, но прокралась к окну и, осторожно отодвинув краешек шторы, посмотрела вниз. Предосторожность оказалась излишней — Саймона уже и след простыл. Никто не стоял под моим окном, никто не смотрел в него с надеждой и грустью, никто не слал воздушных поцелуев.

Сначала Стив, теперь Саймон.

То ли я такая неромантическая, то ли они уж больно прагматичные.

Не зажигая света и не переодеваясь, я прилегла на диван и задумалась.

Что же все-таки происходит?

Мысли сначала метались беспорядочно, потом движение их понемногу упорядочилось, и они пошли по кругу.

Кто такой Саймон Фалетти?

Что ему нужно?

Кто поручил ему следить за мной?

Интересую ли его лично я или кто-то еще?

Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я поднялась наконец и снова подошла к окну.

Ночь сгустилась. Вечерние звуки — голоса, музыка, стук каблучков — стихли, а на смену им пришли шепот, шелест, колыханье теней. Что-то неопознанное, темное, неясно опасное шевелилось за живой изгородью гибискуса, что-то расползалось, сплеталось в паутину сетей, шипело, вытягивало омерзительные склизкие щупальца с чмокающими присосками и искало цепким взглядом добычу. Искало меня.

Сжавшись, обхватив себя руками, сдерживая дрожь, я сидела в углу дивана.

А потом зазвонил телефон.