Невеста скандального шпиона

Глава 17

Вилле очень хотелось увидеть епископа. Натаниэль совсем не разговаривал с ней по дороге в экипаже, но Вилла не позволила его молчанию смутить себя. Епископ полагал, что он сможет отговорить ее от свадьбы с Натаниэлем. Этот человек понятия не имел, что он опоздал, по крайней мере, в том, что касалось Виллы.

Как только они оказались внутри, то оказалось, что стены аббатства выглядели просто прекрасно. Натаниэль позволил ей уйти, слегка сжав ей руку. Она последовала за своим эскортом, стараясь не слишком очевидно глазеть по сторонам, пока послушник вел ее по залам. Молодой человек остановился у большой двери и дважды постучал, перед тем как сдвинуть тяжелую дубовую дверь в сторону. Она исчезла в проеме, скрытом в стене. Вилла немедленно влюбилась в этот дизайн. Только представьте себе, совершенно отказаться от раскачивающихся дверных петель!

Затем ее внимание было привлечено огромным столом, который казался вставшим на якорь кораблем в этой величественной комнате, посреди моря из ковра. Епископ встал, как только она вошла. Вилла взяла его протянутую руку и склонилась, чтобы поцеловать кольцо на ней. Ей никогда не приходилось приветствовать епископа, но то, чему учила ее мать, не подвело ее.

Епископ указал ей присесть напротив него. Вилла осторожно присела. Это было что-то вроде низенького кресла, которое заставляло ее ощущать себя совсем маленькой перед человеком, маячившим за столом. Чтобы не соскользнуть еще ниже, Вилла чопорно уселась на край кресла, и выпрямилась во весь свой рост. Таким образом, ее глаза оказались почти на одном уровне с епископом, хотя она подозревала, что его кресло было гораздо выше, чем ее.

Епископ был тучным человеком, она могла определить это, даже несмотря на его тяжелые одежды. Его лицо было круглым и розовым, обрамленным белыми усами и бакенбардами, а его головной убор не слишком скрывал тот факт, что большинство волос находилось на его лице. Он не казался доброжелательным, но также он не выглядел и устрашающим, так что Вилла позволила себе расслабиться, но не настолько, чтобы глубже откинуться в кресле.

— Мисс Трент… — начал епископ.

Вилла быстро подняла прямую руку вверх, подобно хорошему студенту. Епископ поднял бровь, но кивнул ей, предлагая заговорить.

— С вашего позволения, Ваша Милость, я леди…

Мужчина стремительно поднял свою руку, ладонью вперед, остановив ее на середине фразы.

— Это еще неизвестно, юная дама, — неодобрительно сказал он. — Прошу вас не прерывать меня больше.

Так как ее саму только что прервали, и не слишком вежливо, то Вилла сочла его выговор слишком суровым. Но все же Натаниэль хотел, чтобы она произвела впечатление на епископа, так как они нуждались в его одобрении. Поэтому она сдержала себя и только покорно кивнула.

Епископ продолжил свою речь.

— Лорд Рирдон поведал мне, что вы знаете все факты о его позоре, — он наклонился вперед. — Скажите мне, что вы в точности знаете?

Вилла также наклонилась вперед, благодарная тому, что ей можно отвечать.

— Я знаю, что предполагают, что Натаниэль присоединился к организации, называвшей себя «Рыцарями Лилии», которые якобы пытались свергнуть монархию — хотя в действительности, я знаю, что они никогда ничего подобного не делали.

Епископ нахмурился.

— Они замышляли сделать это. Этого достаточно.

Вилла нахмурила брови в ответ.

— Неужели? Мы все думаем о том, что можем совершить ужасные вещи на некотором этапе нашей жизни, не так ли? Я подумывала о том, чтобы съесть целую гору сладостей, но я этого не сделала, потому что обжорство — это грех, — она старалась не смотреть на внушительное брюшко епископа, говоря об этом, но она заметила, что он сглотнул при этих ее словах.

— Юная дама, вы упускаете кое-что из виду! Сам факт связи лорда Рирдона с этой организацией — это грех. Он не думал о том, чтобы присоединиться к группе предателей, а затем противостоять искушению. Он примкнул к ним. Он посещал их встречи под покровом ночи, он планировал заговор вместе с ними.

— Откуда вы знаете? — спросила по-настоящему заинтересованная Вилла.

— Его заметили, — веско проговорил епископ. — У меня вот здесь есть доказательство, — он открыл ящик своего стола и вынул вырезку из газеты. Он серьезно вручил ее Вилле, но с некоторым налетом самодовольства, что задело ее. Вилла медленно взяла листок. Она никогда не имела трудностей с тем, чтобы верить в окончательную невиновность Натаниэля, когда он стоял прямо перед ней, но часть ее сознания опасалась, что у епископа имеется какое-нибудь ужасное доказательство, которое заставит ее иметь дело с чем-то, с чем ей совсем не хотелось связываться.

Вырезка была сложена пополам, напечатанные на внешней стороне слова — часть колонки, содержащей письмо — были бессмысленны.

— Разверните, — сказал епископ.

Вилла развернула вырезку. На газетном листе была напечатана картинка, карикатура, изображающая трех мужчин, стоящих на коленях вокруг женской фигуры, стоящей на пьедестале, подобно статуе богини. «Флер и ее поклонники» — было написано внизу рисунка.

— Флер? — прошептала Вилла. — Ох, я поняла — Лилия[8], — сказала она до того, как епископ смог ответить. Ей не хотелось прямо сейчас разговаривать с ним.

«Флер» практически не имела никакой одежды. Только клочки прозрачной ткани отделяли эту женщину от полной наготы. Человек слева от «статуи» был заурядным мужчиной среднего возраста и средней внешности — хотя Вилла заметила, что у него был слишком слабо выражен подбородок. Человек справа был тучной фигурой со зловещим блеском в глазах.

Третьим мужчиной, наполовину скрытым позади цветочного орнамента, так что ясно была видна только половина его лица, был Натаниэль. Сердце Виллы перевернулось. Она узнала бы эту нижнюю челюсть, эти скулы, этот особенный наклон бровей…

— Видите? — спросил епископ. — Вот это сэр Фостер, тот, что слева — он от стыда покинул Англию, когда рисунок был опубликован, а справа — покойный мистер Уодсуорт, который умер как герой, после того, как проник в группу и навсегда расколол ее. А вот здесь, в центре, тот, кто прячется подобно трусу — это… ваш лорд Рирдон.

— Я не верю ни одному слову из этого, — решительно заявила Вилла. Она показала рукой на рисунок. — Это может быть кто угодно, имеющий небольшое сходство с лордом Рирдоном.

Епископ прищурил глаза. Он еще раз потянулся к ящику стола.

— Может быть, это?

Он положил еще одну вырезку из газеты на стол, на этот раз развернутую, чтобы показать нарисованного твердыми линиями маленького, хнычущего Натаниэля рядом с другим мужчиной с первого рисунка; они оба съежились от страха перед гневом огромного и красивого мистера Уодсуорта, который угрожал им, несмотря на то, что в его сердце был ясно виден нож. Подпись внизу рисунка гласила: «Стоимость героизма — цена и в самом деле очень высока».

Встревожившись вопреки себе, Вилла оторвала глаза от рисунка, чтобы изучить подпись художника.

— Кто это рисовал? Кто этот сэр Торогуд?

Епископ издал протестующий звук.

— Сэр Торогуд является… являлся очень известным политическим карикатуристом, который наделал много шума в начале этого года.

— Являлся?

— Да. Он внезапно прекратил поставлять рисунки несколько месяцев назад — некоторые говорят, из-за давления, оказываемого вашим женихом, — важно закончил он.

— Где я могу найти его? — настаивала Вилла. — Я хочу спросить его, как он узнал, что Нейт… лорд Рирдон в самом деле является частью этой… — Она помахала рисунком. — Этой компании.

Епископ удивленно заморгал.

— Э-э, на самом деле никто не знает, кто такой сэр Торогуд.

Вилла наклонила голову.

— Что вы имеете в виду?

— Я боюсь, что сэр Торогуд — это что-то вроде загадки. Он вышел на сцену, рассказывая разного вида истории о продажности и коррупции в высших слоях общества — все из которых оказались правдивыми, имейте в виду, — а затем он исчез меньше чем через год. Был один парень, назвавшийся сэром Торогудом, денди, разряженный как павлин, скакавший к тому же на высоких каблуках, но я полагаю, выяснилось, что он был самозванцем.

Вилла медленно начала улыбаться.

— Так это ваше «доказательство»? Это то «свидетельство», на которое опирается каждый? Рисунок — карикатура — нарисованная таинственным художником, которого не существует? — она рассмеялась от облегчения, чувствуя, что камень упал с ее души. — Я боюсь, что мне понадобится более основательное доказательство, чем это, для того, чтобы я отказалась от такого прекрасного мужчины как Натаниэль.

Епископ наклонился вперед и выхватил у нее рисунок.

— Тогда ответьте на это! Никогда, ни разу, ваш лорд Рирдон не опроверг ничто из этого! Почему он не сделал этого, как вы думаете?

Вилла поджала губы.

— Вы говорите, что если бы он был честным человеком, то он бы опроверг эти рисунки. Это рассуждение ошибочно, потому что если бы он был лгущим человеком, он также бы опроверг их. Так что, если мы последуем за вашими рассуждениями, то лорд Рирдон является честным человеком, потому что он не опровергал их! Кроме того, если он — честный человек, то он не мог бы быть предателем! — она откинулась назад, очень довольная своей аргументацией. — Я не верю ничему из этого.

Епископ выглядел немного озадаченным, но еще больше — рассерженным.

— Тогда вы очень глупая девчонка. Разве вы не осознаете, что не имеет значения, верите вы этому или нет? Все остальные верят! Что за жизнь вы будете вести, подвергаясь остракизму со стороны общества, не имея ни приглашений, ни посетителей, ни друзей?

Вилла продолжала улыбаться.

— У меня есть друзья. И общество ничего не сможет с этим поделать, — она пожала плечами. — А что касается остального, то я прекрасно прожила без этого все предыдущие годы.

— А что насчет ваших детей? Какую жизнь вы им обеспечите?

Это было тем, что Вилла не приняла в расчет. Она колебалась до тех пор, пока не увидела подлое, самодовольное выражение на лице епископа. Он полагал, что одержал над ней победу этим вопросом.

Внезапно она решила, что он был недостойным человеком. Поверхностным хвастуном, который много выставляет напоказ, но мало что имеет за душой.

— Барсук, — пробормотала она сама себе. — Meles meles.

Епископ с подозрением уставился на нее.

— Что это значит?

Вилла глубоко вздохнула.

— Это значит, Ваша милость, что я решила не беспокоиться о вашем мнении. Вы не можете запретить наш брак. Вы можете только отсрочить его. Я скажу лорду Рирдону, что мы просто должны огласить наши имена, как это делают другие пары, и мы поженимся, когда пройдут наши две недели. — Она встала, больше не заботясь о том, чтобы демонстрировать хорошие манеры. — У меня был тяжелый день, Ваша милость. Полагаю, сейчас самое время попрощаться с вами.

Епископ нахмурился, глядя на нее.

— Вы совершаете серьезную ошибку, дитя мое. Скоро вам придется сожалеть о своей опрометчивой любви каждый день вашей жизни.

— О, неужели, — парировала Вилла небрежным тоном. — Так долго? — она подтянула свои перчатки и улыбнулась епископу. — Когда правда выйдет наружу, и вы осознаете, как вы были неправы насчет лорда Рирдона, вы должны не слишком устыдиться своего поведения и нанести мне визит. Я собираюсь совершенно искренне простить вас, — с этими словами она повернулась и покинула комнату, не вслушиваясь в возмущенное бормотание за своей спиной.

В экипаже на улице ее ожидал Натаниэль. На его лице не было признаков неуверенности, но Вилла знала, что он ощущал ее.

— Как все прошло? — небрежно спросил он ее, когда она устроилась на сиденье напротив него.

Вилла с сожалением улыбнулась.

— Боюсь, что нам придется огласить в церкви наши имена.

Натаниэль кивнул, затем отвел взгляд.

— Ты выслушала его аргументы?

— Ну, я «слышала» их, — добродетельно заявила Вилла. — Я совершенно не уверена, что я «выслушала» их.

Улыбка появилась на лице Натаниэля, настоящая улыбка, а не просто легкий изгиб его губ.

— Ты не сделала этого? Ты не прислушалась к его словам?

Вилла вздохнула.

— Я просто не смогла увидеть никакой логики в его точке зрения, — сказала она. — Боюсь, доказательство было необоснованным и неосновательным.

Натаниэль уронил голову на спинку сиденья.

— «Неосновательное», говоришь, — он поднял голову, чтобы снова улыбнуться ей, — вся Англия верит в это неосновательное доказательство.

— Отлично, тогда им есть чего стыдиться, — она в свою очередь откинула голову назад на туго набитую подушку и закрыла глаза.

Скоро вам придется сожалеть о своей опрометчивой любви…

Любовь?

Она ощутила сильную боль внутри при мысли, что ей когда-нибудь придется разлучиться с Натаниэлем. Однажды она поклялась, что не позволит этому случиться, больше из гордости, чем из других чувств. Теперь казалось, что это было месяцы назад. Как удивительно, что это произошло всего лишь каких-то пять дней назад.

Очевидно, пяти дней оказалось достаточно. Достаточно для того, чтобы узнать, что он за человек. Достаточно, чтобы выяснить, как она желает его. Достаточно, чтобы начать скучать по нему тогда, когда его нет поблизости.

Достаточно, чтобы полюбить его.

Натаниэль что-то сказал ей в этот момент, но Вилла не расслышала и не заметила, когда экипаж повернул на Гросвенор-Сквер.

Глубоко погрузившись в роскошное сиденье экипажа, Вилла в действительности осознавала только одну вещь.

Она любит Натаниэля. Она страстно, безумно влюблена в своего мужа. Не через двадцать лет и даже не через двадцать дней. За одну неделю она потеряла свое сердце.

Это было удивительно. Это внушало страх. Глубокий, завораживающий душу страх.

Что, если он не чувствует то же самое?

И, конечно же, он не чувствовал этого. Вилла знала, что она выглядела неплохо, если конечно вам нравятся темные волосы и полная грудь, но она не была красавицей как Дафна. Вилла пришла к трезвой оценке ситуации, пока сидела с закрытыми глазами, притворяясь спящей.

Если она не ошибалась, то в какой-то момент Натаниэль хотел Дафну — хотя Дафна выбрала Бэзила, что Вилла не могла отчетливо вообразить.

Бэзил, любовь моя. Обними меня, Бэзил. Завоюй меня, Бэзил.

Нет, совершенно недопустимо. Она никогда не захотела бы мужчину по имени Бэзил.

Но Дафна все же захотела выйти замуж за Бэзила… а Натаниэль хотел Дафну.

Но он никогда не желал ее, Виллу.

Ей стало немного нехорошо. Она всегда предполагала, что любовь — это взаимное чувство, даже представляла себе, как она будет захвачена преданностью и желанием, сияющими в мужских глазах.

Опасность того, что влюблена будет лишь она одна, никогда не приходила ей в голову.

И это приводило ее в ярость.

Хотя Вилла имела твердое намерение немедленно начать свою кампанию по изменению мнения о Натаниэле, она не испытала сомнений по поводу того, чтобы сперва прерваться на хороший ленч. Еда, которую подавали на стол в этом доме, была именно тем, по поводу чего у нее не было жалоб.

Так что была уже почти середина дня, когда она, наконец, добралась до своего первого собеседника.

Он лежал в постели на спине и попытался сесть, когда она вошла в комнату. Она махнула ему, попросив не подниматься.

— Еще раз приветствую, мистер Портер. Не будете ли вы против компании?

Рен надеялся, что вернулся Саймон, но это была Вилла, что было почти также здорово. Она была первой за длинный промежуток времени, кто, кажется, видел в нем всего лишь обычного человека.

Тем не менее, он ответил «Нет». Он видел, как ее лицо изменилось, затем смягчился. Он провел долгую ночь, после того, как Бэзил покинул его, испытывая слишком сильную боль, физическую и душевную, для того, чтобы спать. Он чертовски устал от своей пустой комнаты и своих пустых мыслей.

— Ох, останьтесь, — пробормотал он. — Или уходите. Как пожелаете.

Вилла обернулась и одарила его такой улыбкой, полной удовольствия, что он ощутил, как его пульс учащается. Он не привык к тому, чтобы ему улыбались такие красавицы.

По крайней мере, больше не привыкнет.

Исчезло ужасное чувство, то, которое заставило его огрызнуться на нее, когда она вошла. Он ненавидел то, как люди смотрели на его шрамы и изувеченное тело, и отворачивались. Даже если они пытались скрывать это, он мог распознавать, что они внутренне отворачивались, не в силах выносить его уродство.

Он не винил их. Он знал, что он сам когда-то был точно таким же поверхностным. Но он не мог отбросить тот факт, что это ранило его. Снова и снова, много раз, каждый следующий человек, который изучал его, снова приводил его в то же состояние шока, никогда не позволяя ему забыть, что теперь он стал монстром.

Вилла подняла поднос и обернулась к нему. Он затерялся где-то в своих мыслях, где он был несчастен, это было очевидно. Она откашлялась, подождала, пока он не посмотрит на нее, затем подошла поближе к кровати.

Он слегка, почти незаметно отодвинулся назад, когда она приблизилась, повернув покрытую шрамами половину лица в сторону. Как глупо. Как будто она не видела их раньше.

Она пристроила поднос ему на колени, но было очевидно, что он не мог есть с него, находясь в лежачем положении.

— Ох, черт побери, — пробормотала она. Он, со своей колючей гордостью, очевидно, не перенесет, если она будет кормить его. Как же он должен был есть? — Чертов доктор, неужели он совершенно бестолковый?

Она осознала, что Рен с ужасом уставился на нее. Выпрямившись, она положила руки на бедра.

— О, замечательно. Вы можете размахивать оружием возле обеденного стола, но я не могу пробормотать несколько словечек?

— Но… вы же леди!

Вилла наконец-то заставила его думать о чем-то еще. Она не собиралась отпускать эту тему. Она воздела руки к небу с раздражением, которого она не ощущала.

— А разве вы не джентльмен? Я думаю, что не вам бросать камни в мой черный чайник.

— Что? — эта девушка была сумасшедшей. Должна была быть. — Они знают, что ты ходишь по дому без присмотра?

Она опустила руки и улыбнулась ему. Дьявол, у нее была прекрасная улыбка.

— Нет, они не знают. И вы не скажете им об этом, не так ли?

Конечно, она не казалась опасной и была очень привлекательна. Рен немного расслабился. Ему не нужно было беспокоиться о том, чтобы у сумасшедшей женщины сложилось о нем хорошее мнение, и ему не было необходимости прятать лицо. Внезапно обрадовавшись компании, он, приподняв голову, взглянул на поднос, все еще балансировавший на его коленях.

— Если я пообещаю не порицать ваш язык, вы поможете мне управиться с ленчем?

Вилла снова улыбнулась. О, он ей нравился. Он был таким милым, с кривой, застенчивой улыбкой и печальными голубыми глазами.

Она осторожно присела на край кровати, стараясь не толкать его.

— Ну, для начала, мы должны немного приподнять вас. — Она потянулась за диванной подушкой к ближайшему креслу. Подложив руку под его шею, она осторожно потянула его на себя. Затем она наклонилась и поместила диванную подушку под ту, на которой он лежал.

Рен закрыл глаза и глубоко вдохнул запах девушки. Затем он снова открыл глаза, потому что — хотя это и было вовсе не по-джентльменски — он не смог бы вынести, если бы ему не удалось увидеть восхитительный вид ниже выреза ее платья.

Он смог разглядеть совершенные холмы ее грудей, почти до сосков, где кружево ее нижней сорочки закрыло ему обзор. Он почувствовал пробуждающееся возбуждение и быстро закрыл глаза. Ему вовсе не нужен еще и этот вид пытки в придачу ко всему остальному.

Он задвинул свою сексуальную потребность глубоко и далеко. Это был единственный способ пережить целую жизнь воздержания, которая лежала впереди.

О, конечно же, он может платить за это, и заниматься этим. Но то, как женщина будет отворачиваться и переносить его внимание, как будто ей не терпится поскорее вымыться после него? Это удовольствие будет слишком дорого обходиться для него.

Он продолжал держать свои глаза плотно зажмуренными, пока не почувствовал, что Вилла отодвинулась. Красивые девушки, сумасшедшие или нет, замужние или нет, не имели ничего общего с его миром.

Вилла с тревогой наблюдала за ним. Она надеялась, что он расслабится. Но вместо этого она отправила его обратно в это несчастливое место в его мыслях.

— Вернитесь оттуда, — твердо приказала она ему.

Он открыл глаза и в замешательстве уставился на нее.

Она вздохнула. Мужчины. Такие милые, но все же такие туповатые. Она обхватила ладонями его лицо и посмотрела ему в глаза.

— Вы сами управляете своим разумом. Вы можете позволить ему унести вас в какое-нибудь печальное место, или вы можете заставить его перенести вас туда, где вам будет приятно.

Он удивленно посмотрел на нее.

— Как же я сделаю это?

Она задумалась об этом, когда уселась обратно, позволив своим рукам легко скользнуть по его щекам.

Рен был потрясен до глубины души. Ее прикосновение, ее непринужденные манеры, то, как она смотрела ему в глаза, заставляло его чувствовать себя так, как будто у него вовсе не было никаких шрамов. Он все еще мог ощущать ее прохладные пальцы на своем лице, все еще чувствовал, как приоткрываются его губы, словно он хотел поцеловать ее.

Господи, если бы она не была помолвлена, она сделал бы ей предложение прямо сейчас. Черт, ну и что, что она помолвлена? Натаниэль может получить любую женщину, какую захочет — хотя возможно и нет.

О чем он думает? Он едва может заботиться о себе. Было весьма маловероятно, что его буду рассматривать как перспективного жениха.

— Я не хочу быть игрушкой бесполезной леди, — грубо выпалил он.

Она посмотрела на него обиженно и изумленно, на ее лице отразилось очевидное разочарование. От этого ему стало неуютно. Он отвык жить, соответствуя каким-то нормам поведения, кроме тех, что есть у отвратительного урода.

Она посмотрела на него, прищурив глаза.

— У вас есть предубежденное мнение по поводу людей, не так ли? Разве вам не ясно, что это делает вас таким же плохим, как те люди, которые судят вас по вашим шрамам?

Она была права. Как утомительно. Он нахмурился еще сильнее, чем прежде.

— Что вы знаете об этом?

— Так-так. Опять предвзятое суждение. Вы не имеете понятия о том, что было в моей жизни. Вы не должны так категорично объявлять кого-то не стоящим внимания, пока вы не узнаете его историю.

— А что насчет Бэзила?

Тут он ее поймал. Рен усмехнулся, когда она заколебалась.

— Ну, я уверена, что это трудный вопрос. Я, со своей стороны, немного сочувствую Бэзилу. Не так уж просто расти в тени Натаниэля.

— Вы выбрали неправильный путь. Бэзил старше, так что Натаниэль должен был вырасти в тени Бэзила.

— Ерунда. Бэзил не отбрасывает тени. Не сравнить с Натаниэлем, во всяком случае. Натаниэль лучший человек со всех сторон. Вполне достаточно, чтобы сделать кое-кого ожесточенным, я думаю.

Рен не был так уверен, и это должно быть отразилось на его лице. Вилла отклонила его невысказанный протест.

— О, я не представляю, чтобы Натаниэль когда-либо хотел, чтобы Бэзил чувствовал себя заслоненным. Но он не мог не быть тем, кто он есть.

Рен прищурил глаза.

— А вы знаете, кто он есть?

Вилла поджала губы. Она начала уставать, слушая, как каждый излагает ей одну и ту же ложь, но не трудилась протестовать. В конце концов, это все выйдет наружу. В настоящий момент, ей нужно было кое-что узнать.

— Я хотела бы услышать побольше об этом предполагаемом акте измены. Я хочу, чтобы вы рассказали мне эту историю полностью.

Он не выглядел обрадованным из-за того, что она попросила, поэтому она умоляюще улыбнулась, так, как она всегда улыбалась, когда умасливала Джона Смита.

Некоторое время спустя Вилла тихо вышла из комнаты. Ей было жаль давить на него, когда он был так болен, но она не сожалела о том, что узнала. Она была еще более уверена в том, что Натаниэль никогда не смог бы сделать такую вещь.

Но как же объяснить отсутствие опровержения со стороны Натаниэля?

В ее сознании был ответ, но она не могла до него дотянуться. Было что-то, что она должна была знать, что-то, что она знала, но не могла мысленно уловить это и вытащить на поверхность.

Не важно. Она по опыту знала, что если она оставит ее в покое, то вероятно, эта мысль сама выплывет на поверхность, когда она меньше всего будет этого ожидать.

Между тем, у нее было еще кое-что, что также требовало ее внимания. Она завернула за угол, который вел в ее комнату. Настало время готовиться к своему первому балу.