Супружество - это опасная болезнь. По моему мнению, куда лучше удариться в пьянство.
Дуглас не успел войти в дом, как Александра принялась кричать на мужа:
– Иногда мне хочется пристрелить тебя своими руками! Посмотри на себя: шагаешь по улице, помахивая тростью и насвистывая! И не отпирайся! Я все видела из окна! И ни одного приятеля рядом! Нет, я сама всажу в тебя пулю!
Не переставая сыпать упреками, она пролетела через холл и бросилась в его объятия. Дуглас едва успел подхватить ее, сжать, чмокнуть в макушку, прежде чем тихо признался:
– Полагаю, это было не слишком благоразумно, милая, но я так устал осторожничать и волноваться. Опасаться теней и таящейся повсюду угрозы.
Александра подняла на него глаза и прижалась еще крепче.
– Хотел, чтобы убийца вышел и прикончил тебя?
– Что-то в этом роде.
Он сунул руку в карман и вытащил маленький серебряный пистолет.
– Он двухзарядный. А в трости спрятана шпага; Я вполне подготовлен к встрече, Алекс.
Он снова обнял ее и легонько провел пальцем по бровям. Она закрыла глаза и подвинулась ближе. Это был их давний обычай общаться без слов.
– Проклятие, я хочу, чтобы это кончилось, пробормотал он наконец.
– А я хочу, чтобы ты нигде не появлялся без друзей.
Слышишь, Дуглас?
– Что? Все мы вот-вот ноги протянем от старости.
И ты желаешь, чтобы они везде меня сопровождали?
– Мне все равно, даже если они ноги еле волочат: их присутствие поможет уберечь тебя.
Они вошли в библиотеку, и Дуглас плотно прикрыл за собой дверь.
– Боюсь, что сейчас примчится Уилликом, а я жажду немного покоя.
– Уилликом принимает угрозу твоей жизни куда ближе к сердцу, чем ты сам. Он спросил меня, нельзя ли на время нанять его племянника, способного вбить гвоздь в стену ударом кулака. Разумеется, я согласилась. У нас теперь еще один лакей и охранник. Этот Реми дежурит от полуночи до трех, а Роберт - от трех до шести.
Дуглас взял бутылку бренди и налил себе и жене.
– Я много думал об этом, Алекс, и, клянусь, не могу вспомнить никого, кто ненавидел бы меня с такой силой. Все это кажется мне таким театральным: месть, выстрелы… Если нити тянутся к Жоржу, могу сказать, что действительно встречался с, ним несколько раз после восемьсот третьего года, когда мы оставили его в Этапле. Поскольку ему не удалось убить Наполеона, он обратил свой взор на его генералов и сподвижников и расправился с шестерыми еще до сражения при Ватерлоо. Но все это было пятнадцать лет назад, Алекс. Пятнадцать лет! Он умер как раз после Ватерлоо, в начале восемьсот шестнадцатого года.
– Когда мы узнаем, есть ли у него дети?
– Надеюсь, скоро.
– Я вот тут подумала, Дуглас. Помнишь ту миссию, с которой тебя отправили во Францию в начале восемьсот четырнадцатого года? Ты все твердил, что это не опасно и что тебе поручили переправить кого-то в Англию.
Дуглас вдруг словно стал моложе и принял чрезвычайно самодовольный вид.
– Ничего не скажешь, это мне удалось скрыть от тебя.
– Кто это был, Дуглас?
– Джентльмен, обеспеченный и предложивший военному министерству достаточно ценную информацию, чтобы заслужить безопасное убежище в Англии. Я поклялся никогда не выдавать его имени.
– Значит, у него не было причин ненавидеть тебя?
В конце концов ты его спас.
– Совершенно верно.
– Скажи, Жорж имел какое-то отношение к человеку, которого ты привез из Франции?
– Милорд, сейчас очередь Реми дежурить.
Дуглас едва не уронил свое бренди, но тут же круто развернулся, сунув руку в карман, где лежал пистолет.
Однако никого не увидел, кроме стоявшего на пороге Уилликома.
– Какого черта вы появляетесь как из-под земли?
Господи, Уилликом. Я же мог пристрелить вас!
– Но сначала нужно услышать мои шаги, а это, смею сказать, почти невозможно, потому что я скольжу, как тень, в истинной манере Холлиса. Осмелюсь также заверить, что, почувствуй вы мое присутствие, все ваше существо было бы наполнено теплом и сознанием собственного благополучия. Поэтому вы никогда не пристрелили бы меня, милорд.
– Вы правы, Уилликом, - улыбнулась Александра. - Даже Холлис не смог бы передвигаться более бесшумно, чем вы. Где расположился Реми на ночь?
– Он бродит, миледи, повсюду, от чердака до подвала, и добирается до конюшни. Маячит в тени, прочесывая дорожки, и даже заглядывает в парк.
Видит и слышит все. Поверьте, милорд, он стоит каждого пенни, которое вы ему платите.
– Что же, звучит ободряюще. Уже поздно, Уилликом.
– Да, милорд. Простите, вы узнали что-нибудь о злодее, замышляющем укоротить вашу жизнь?
– Пока еще нет. Ложитесь спать, Уилликом.
Когда Уилликом осторожно выбрался из библиотеки, прикрыв за собой дверь, Дуглас повернулся к жене:
– Я уже говорил тебе, что сегодня ты выглядела на редкость привлекательно, если не считать, что твои груди были выставлены на обозрение каждого лондонского распутника.
Александра кокетливо посмотрела на него из-под ресниц:
– До чего же хорошо иметь мужа, который все еще замечает твои…, как бы это выразиться, самые выдающиеся достоинства.
– Тут нет ничего смешного, Александра. Я был вынужден удалиться в игорную комнату, боясь, что выхвачу пистолет и пристрелю каждого развратника, который посмел раздевать тебя взглядом.
Жена улыбнулась, обняла его, приподнялась на цыпочки и пробормотала, едва касаясь губами его щеки:
– Ты видел, какой неотразимой была Корри сегодня вечером? То платье, которое ты ей выбрал, очень ей шло.
– Ну разве не поразительно? А я считал, что она совсем плоскогруда. Боюсь только, что она тоже выставила себя напоказ. - Губы Дугласа недовольно сжались. - Я сказал ей и мадам Журден… Немедленно прекрати смеяться, Алекс, или я заставлю тебя об этом пожалеть!
– Я понятия не имела, Дуглас, что она такая хорошенькая. И настолько приветливая, что даже злейший враг не устоит перед тем, чтобы не улыбнуться ей.
– Да кому это интересно? Пойдем в спальню. Я старый человек, а часы только что пробили полночь. На мою долю осталось так мало чудес…
– И не говори, - посочувствовала жена, беря его под руку.