Невесты Шерраби

Глава 4

Зак ворчливо поблагодарил таможенного чиновника аэропорта имени Кеннеди и снял с транспортера поношенную дорожную сумку, с которой расстался бы только в том случае, если бы сумка окончательно развалилась.

Ее купила Мораг, когда Зак уезжал учиться в Кембридж. Она так гордилась им! Зак первым в семье должен был получить высшее образование. Это было ей наградой за самоотверженность. Тогда Зак не понимал, что ради младших братьев и сестер Мораг жертвовала своей юностью. Отец, никогда особенно не заботившийся о сбивавшейся с ног матери, умершей от туберкулеза, приносил домой жалованье, пока не утонул в реке. Едва ли это был просто несчастный случай. После его смерти все свалилось на плечи Мораг, которая шила, присматривала за чужими детьми, клеила почтовые конверты и делала все, что могла, чтобы сохранить семью.

Сначала работники социальной сферы не спускали с них глаз, но потом убедились, что Мораг им упрекнуть не в чем.

Когда Зак получил стипендию, Мораг обняла его и сказала, что первым делом надо купить хороший саквояж — пусть остальные студенты знают, что он приехал из приличного дома. Зак так никогда и не сказал ей, что другие студенты приезжали с дорогими чемоданами, а не дорожными сумками, и что они ничуть не интересовались его багажом.

На его левый локоть налетел высокий мужчина с бородой. Справа от Зака женщина в желтом сари пыталась управиться с двумя чемоданами и двумя очень маленькими и очень шустрыми детьми.

Аэропорты. Всюду одно и то же. Шум, толчея и люди, отчаянно торопящиеся к месту назначения и думающие о том, что их ждет.

— Вам помочь? — спросил Зак женщину в сари. Та посмотрела на него удивленными карими глазами и покачала головой.

Зак вздохнул и пошел на стоянку такси. Современные люди разучились принимать помощь, предложенную от чистого сердца. Для этого они либо слишком пугливы, либо слишком независимы. А вот сам он от помощи бы не отказался — предпочтительно в виде машины с шофером, присланной Мэтью Колфаксом. Но Мэтью и его жена Маргарет были в Сан-Франциско. Ему разрешили пользоваться домом и любой машиной по его выбору, но до "Дубов" еще надо было добраться.

Он сошел с тротуара, обходя самозабвенно целующуюся парочку, услышал свое имя, поднял глаза и громко ахнул.

— Эмма! Черт побери! — пробормотал Зак, когда навстречу шагнула знакомая фигура.

— Да, это я, — сказала Эмма, роскошно выглядевшая в белых шортах, сандалиях и кремовой шелковой блузке. — Ты что, не рад?

— Не очень.

— А следовало бы радоваться, потому что я на машине. В очереди на такси ты простоял бы целую вечность.

— Не простоял бы. У меня есть свои способы.

— Ну, сегодня они тебе не понадобятся, потому что я приехала на "порше".

— Ты хочешь сказать, что остановилась в "Дубах"? Ты же в Греции. С кем на этот раз? С Ари Андракисом?

Эмма вздрогнула, и он понял, что попал в яблочко.

— Да, конечно, где же мне еще останавливаться, если не у себя дома? И, как видишь, я не в Греции. — Она кивком указала направление. — Пошли. Машина там.

Идя вслед за ней сквозь оживленную толпу, Зак волей-неволей смотрел на аккуратный зад Эммы. Сзади она выглядела очень неплохо. Он никогда не считал Эмму красавицей — для этого у нее были слишком острые нос и подбородок, — но в привлекательности не отказывал. Зак обошел двух японских бизнесменов с чемоданами и фотоаппаратами и напомнил себе, что именно чрезмерная привлекательность девятнадцатилетней Эммы заставила его жениться на Саманте.

Этот брак кончился крахом.

Черт! Почему Саймон не предупредил его? Знай Зак о том, что Эмма будет в Нью-Йорке, он заказал бы себе номер в гостинице. С решетками на окнах и телохранителем у дверей. Хотя едва ли бы это помогло. Он вздохнул. В ловкости этой ведьмочки отказать никак нельзя. К несчастью, она испорченная и избалованная дочь Мэтью Колфакса, чья финансовая мудрость много лет назад принесла его семье огромное состояние. А в довершение беды Эмма приходится кузиной Саймону.

В том, что его друг и партнер происходит из другой социальной среды, нет ничего плохого. Но Зак достаточно хорошо знал Эмму, чья связка мужских скальпов с каждым годом становится длиннее, и понимал, что любая попытка завязать с ней роман обречена на провал. Мало того что оба они вскоре разочаруются и лишатся иллюзий, но после этого можно будет поставить крест на дружбе с Саймоном.

Нет. Зак на мгновение поднял голову и посмотрел в голубое июльское небо. Хотя за пять лет, прошедшие с того дня, когда Эмма пыталась соблазнить его в лесу, она стала еще красивее, но будь он проклят, если откажется от всего, чего добился своими руками — включая спокойствие духа, — ради этой сумасбродной, взбалмошной девчонки, коллекционирующей мужчин, как будто они охотничьи трофеи, которые можно прибить к стене.

И все же он продолжал следить за Эммой, нагнувшейся, чтобы отпереть "порше". Можно было сто раз не желать становиться частью ее коллекции, но отказывать себе в приятном зрелище он не собирался…

Эмма слегка покрутила руль, привычно въехала в ворота и направила машину к большому белому особняку, стоявшему на берегу узкого пролива Лонг-Айленд. Конечно, это не Шерраби, но жить здесь можно. Движение на шоссе было страшное, однако, когда она свернула на подъездную аллею "Дубов", мир стал казаться вполне приемлемым. Рев двигателей и шелест вращающихся шин сменились криком чаек и диких уток, обитавших ниже, на скалистом берегу.

Сидевший рядом Зак всю дорогу молчал. Конечно, злился. Как минимум, был недоволен тем, что она оказалась в Нью-Йорке. Во всяком случае, равнодушным не оставался. Стоило Эмме сконцентрироваться на дороге, как он косился на девушку, словно решая, что делать с этой непредвиденной помехой.

Естественно, быть помехой Эмме не нравилось.

— Надеюсь, ты здесь не одна? — наконец спросил Зак, когда Эмма остановила машину на гравии под ветвями огромного дуба.

А если одна, так что? Он стрелой понесется обратно в город?

— Честно говоря, нет, — не кривя душой, ответила она. — Большинство слуг в отпуске, но Харви остался присматривать за домом.

— Я так понимаю, что и за тобой тоже.

Кент говорил презрительным тоном, словно был убежден, что сама о себе она позаботиться не в состоянии.

— Нет. Харви стареет, Зак. Теперь он не тот, что прежде. Но слуга он хороший, и родители не собираются расставаться с ним. Он служит у них больше тридцати лет.

— Гмм, — недоверчиво хмыкнул Зак. — Но наверняка он убирает дом. И готовит еду.

— Нет. — Эмма сдерживалась из последних сил. — Убирать в доме нечего, а готовлю я сама. Разве что он придет на кухню раньше меня. Тогда готовит он. Харви вроде тебя — он тоже думает, что я ничего не умею.

Зак от неожиданности поднял голову, и она испытала легкое удовлетворение.

— А ты умеешь?

— Да. Так что не волнуйся, с голоду не умрешь… Зак, ты наконец поможешь мне выйти из машины? Мы что, будем сидеть здесь весь день?

Зак пробормотал себе под нос что-то об избалованных принцессах.

Эмма прикрыла ладонью рот. Проклятье! Зачем она сказала это? Должно быть, во всем виновато его пренебрежение. Тонко завуалированный намек на недостаток хороших манер Зак мог принять за нечто худшее… и решить, что он ей не пара.

Его губы плотно сжались.

— Тысяча извинений, миледи, — с преувеличенным раскаянием произнес он. — Как я могу подумать, что вы в состоянии сами нажать на ручку?

Эмма начала было оправдываться, что она пошутила, но Зак уже вышел и рывком открыл дверцу водителя. Когда Эмма, чувствуя себя дура дурой, ступила на гравий, Кент склонился в столь низком поклоне, что его голова оказалась на одном уровне с ее коленями.

— Не смеши меня, — пробормотала она. — Я ничего такого не думала.

— Покорнейше благодарю вашу светлость, — прохрипел Кент. Теперь его нос достигал уровня щиколоток.

— Зак, перестань! Если ты наклонишься еще ниже, упадешь!

— Не упаду. — Он резко выпрямился. — Ты еще убедишься, что мое тело в очень хор-рошей фор-рме!

Эмма бросила на него подозрительный взгляд. Он что, дразнится? Зак всегда раскатисто произносил "р", когда провоцировал ее. Но он никогда не делал скабрезных намеков, так что его упоминание о собственном сухом как щепка теле действительно могло чего-то стоить.

Надо было срочно проверить.

— Может, докажешь? — хихикнула она и соблазнительно откинулась на капот "порше".

Глаза Зака, в которых скорее всего скрывалась насмешка, моментально потемнели.

— Едва ли это тебе понравится, — проворчал он. — Веди себя прилично, Эмма.

Девушка вздохнула и выпрямилась. В воздухе пахло солью и розами.

— И почему все требуют, чтобы я вела себя прилично? — промолвила она куда-то в пространство.

— Наверное, потому, что ты этого не умеешь. — Зак взял свою сумку и направился к широким деревянным ступеням крыльца. — Кстати, что там у тебя вышло с Ари Андракисом?

Эмма чуть не ахнула. Лучше бы Зак не слышал об Ари!

— Разве Саймон тебе ничего не сказал? Насколько я знаю, Ари все еще в Скиросе. Сидит и в тысячный раз гоняет по видео давно сошедшие фильмы со своим участием.

Зак долго молчал, а потом бросил через плечо:

— Не верится. Впрочем, мужик, видно, окончательно сошел с круга, если даже тебе не по силам его расшевелить.

— Спасибо, — сухо сказала Эмма ему в спину. — Это что, комплимент?

— Нет. — Зак поставил сумку на верхнюю ступеньку и полез в карман за ключами, которые родители Эммы переслали ему через Саймона.

Но воспользоваться ими Кенту не пришлось. Только он собрался вставить ключ в скважину, как дверь распахнул старый сгорбленный негр, морщинистый, словно только что вспаханное поле.

— Привет, Харви, — сказал Зак. — Рад видеть тебя.

— И я тоже рад видеть вас, мистер Кент. Рад видеть вас, — пробасил Харви. — Входите, входите.

Зак со своего прошлого и единственного посещения "Дубов" запомнил, что Харви Симпсон все повторяет по меньшей мере дважды.

Он вошел в просторный холл, обшитый кедровыми панелями. Эмма шла за ним по пятам.

— Я приготовил вам ту же комнату, что и в прошлый раз, мистер Кент, — сказал Харви. — Ту же комнату. С видом на пролив. На…

— Спасибо, Харви, — поспешно перебил Зак, не дав старику повторить слово "пролив". — Я сам найду дорогу.

Добравшись до середины полированной лестницы, приятно пахнувшей кедром, он почувствовал, что Эмма идет следом.

— Мне нужно принять душ, — сказал Кент, поворачиваясь к ней. — И еду я себе приготовлю сам. Нам вовсе не обязательно мозолить друг другу глаза.

— Но я уже приготовила для тебя ужин, — сказала Эмма.

Этого следовало ожидать. Зак открыл было рот, чтобы отказаться, но Эмма выглядела такой несчастной, что у него не хватило на это духу.

— Ну хорошо, согласен! — Кент поднял руки и засмеялся. — Если так, конечно, я спущусь.

Ее большие глаза прояснились.

— Будут холодные закуски. Так что можем начать, когда захочешь.

Холодные закуски? Это что-то новенькое. Раньше Эмма могла приготовить разве что салат, да и то регулярно забывала мыть листья… Он поглядел на часы.

— Как насчет семи часов? К тому времени я стану похож на человека.

— Хорошо, — сказала Эмма, думавшая, что в спортивной куртке и рубашке с открытым воротом он и так выглядит человеком. Даже после шести часов полета.

Она заторопилась на кухню, обрамленную буфетами из полированной сосны. Надо было нанести последний штрих на блюда, которые она готовила весь день. Едва ли путь к сердцу Зака лежал через его желудок, но попробовать стоило.

— Как, ты накрыла в столовой? — воскликнул Зак. — Эмма, нас же всего двое!

Вот черт. Опять она попала впросак. Она всегда забывала, что Зак, хотя и привык иметь дело с сильными мира сего и легко общался как с герцогами, так и с их слугами, все же в душе продолжал считать себя "мальчиком не с того берега реки". Мальчиком, который видел достоинство в простоте и ни в грош не ставил богатство, роскошь или голубую кровь.

Эмма вовсе не собиралась пускать ему пыль в глаза. Она выбрала столовую из-за того, что там было спокойно и уютно. Ей как-то не улыбалось соблазнять Зака за сучковатым сосновым кухонным столом или у холодильника. Но здесь, в большой, светлой столовой с бледно-золотистыми шторами и развешанной на стенах материнской коллекцией старинных тарелок с птичками, она без труда представляла себя хрупкой южной красавицей, принимающей таинственного и притягательного иностранного гостя…

Ей следовало знать, что Зак наверняка постарается сунуть ложку дегтя в бочку меда.

— Да, я уже накрыла в столовой, — мрачно сказала она, жалея, что взяла материнский фарфоровый сервиз с гербами вместо бело-голубого фаянса.

— Ну что ж, столовая так столовая, — с фальшивым энтузиазмом отозвался Зак.

Он знал. Черт побери, он сразу увидел, что Эмма расстроилась, и пытался подыграть ей. В этом и заключалась вся трудность. В глубине души он был добр. Когда Эмме хотелось расквасить ему нос, Зак пускал в ход свою редкую убийственную улыбку, и она моментально теряла голову.

Так что надо было держать ухо востро. Тем более что в джинсах и голубой шелковой рубашке, надетых, возможно, без всякой задней мысли, он выглядел ужасно… трогательно. А вот она чуть ли не час провела в раздумьях, пока не остановилась на белом летнем платье с вышитыми на лифе красными маками.

Зак отодвинул ее стул, как будто они обедали по меньшей мере в "Уолдорфе"[8]. Эмма смущенно села и лишь тогда сообразила, что ненароком отвела Заку место на дальнем конце стола. То место, которое всегда занимал ее отец.

Зак посмотрел на необозримое пространство, заполненное полированным деревом, без лишних слов взял свою тарелку и прибор и поставил их слева от Эммы.

— Вот так, — сказал он. — Теперь я смогу говорить с тобой без мегафона.

Она состроила унылую гримасу.

— Я не подумала.

— Нет, — мрачно согласился он, и Эмма поняла намек. Зак считал, что она вообще не способна думать.

— Хочешь попробовать вино? — спросила она, надеясь, что эта фраза окажется абсолютно нейтральной.

Зак кивнул и попробовал. Лицо его было серьезным, но в то же время чувствовалось, что он находит все это представление довольно забавным. Эмма широко улыбнулась и передала ему корзину со свежими булочками.

— Надолго в Штаты? — спросила она, надеясь, что Зак не догадается, как много значит для нее его ответ.

— Не знаю. Это зависит от клиентов.

— Ах, вот как… И кто же твои клиенты?

Зак очень долго и сосредоточенно резал булочку, прежде чем терпеливо ответил:

— Эмма, клиенты нанимают нас именно потому, что знают: на этот вопрос мы никогда не отвечаем.

— Да, конечно. Я просто хотела спросить, что тебе предстоит делать.

— Все, за что мне платят.

— Это понятно. Но что именно? Уж мне-то ты можешь сказать.

Зак молча разглядывал ее поверх ободка бокала.

— Нет, не могу. В прошлом я отвечал за безопасность членов правительства и руководства компании, был личным телохранителем у богатых и нервных людей…

— Телохранителем? — воскликнула Эмма. — Ты? Но почему?..

— А почему бы и нет? Потому что во мне меньше шести футов роста и вешу я не двадцать два стоуна[9]? Не беспокойся, я всегда справлялся со своим делом.

Эмма в этом не сомневалась, но тем не менее стала автоматически переводить стоуны в привычные ей фунты.

— Я имела в виду совсем другое, — сказала она, надеясь, что Зак не обиделся. — Здесь ты тоже будешь телохранителем?

Зак пожал плечами.

— Может быть.

— Зак-улитка[10], — сердито пробормотала Эмма. — А это опасно — быть телохранителем? — Она не хотела, чтобы Зак подвергал себя опасности.

— Не особенно. — Он намазал маслом еще один кусок булочки. — Салаты замечательные. Что ты в них кладешь?

Тут Эмма поняла, что больше ничего из него выжать не удастся. Ну ладно. Если Зак хочет сменить тему, она сделает ему одолжение. И все назовет своими именами.

Следующие десять минут Эмма во всех подробностях описывала ингредиенты каждого салата. Она ждала, что у Зака глаза полезут на лоб, но они не полезли. Наоборот, он слушал с видимостью искреннего интереса, как будто был приятно удивлен ее познаниями.

Он действительно профессионал, неохотно подумала Эмма. Неудивительно, что Саманта развелась с ним. Как может женщина жить с таким бирюком? Она отрезала большой кусок зеленого перца. Если бы Зак хоть раз забыл о том, что должен все время быть настороже, и позволил ей перебраться через эту непреодолимую стену…

Не меняя выражения, она продолжила:

— …И щепотка куркумы в майонез. — И на том закончила перечисление.

Зак кивнул и опустил вилку.

Эмма прищурилась. Она еще не сложила оружия.

— Ты все еще ждешь окончания бракоразводного процесса? — спросила она. Если его не проймешь и этим, значит, ничто не поможет.

Зак аккуратно положил вилку и нож на тарелку.

— А что?

Не проняло. Эмма пожала плечами и отступилась.

— Просто спросила.

Он взял веточку сельдерея и начал медленно жевать ее.

— Это намек? — спросила Эмма.

— Намек? Едва ли. На что?

— Ты грызешь сельдерей с таким видом, будто это мое горло.

— Нет. Оно не такое вкусное. — Кент продолжал жевать. — Честно говоря, я развелся еще месяц назад.

— Ох…

Он коротко улыбнулся.

— Не строй иллюзий, Эмма. Я знаю, ты ни за что не упустишь своего шанса, но не совершай ошибку. Я не про твою честь.

Эмма сделала глоток вина. Оно попало не в то горло, и девушка поперхнулась.

Зак подождал, пока она не пришла в себя, и спросил:

— Что-то не так?

— Нет, — с запинкой произнесла она. — Все в порядке. Надеюсь, твое самолюбие не слишком пострадает, если я скажу, что ты вовсе не тот шанс, который я ищу. — В ней говорила не оскорбленная гордость. Вернее, не только она. Ни в коем случае не следовало признаваться Заку, что она хочет его. Что это желание стало манией, терзающей ее уже восемь лет. Манией, часто лишавшей ее сна.

— Вот и хорошо. — Он кивнул и снова наполнил ее бокал. — Я никогда не хотел быть чьим-то шансом.

— Должно быть, это большое облегчение, — сухо сказала она.

— Что именно?

— Что все закончилось. Твой развод.

Он поднял бокал и тут же опустил его.

— Вовсе нет. Признавать свой провал всегда тяжело.

Эмма чуть не ахнула.

Неужели в его голосе прозвучала горечь? Сожаление? Неужели улитка раскрыла створки и внутри оказалась не пустая раковина, а мышцы и нервы, которые способны болеть? Эмма впервые подумала о том, что Зак мог считать уход Саманты предательством.

— Ох, Зак! — воскликнула Эмма, забыв о том, что он смертельно оскорбил ее. Девушка порывисто протянула руку и прикоснулась к его кисти. — Значит, ты очень любил ее? — Она проглотила комок в горле. — И все еще любишь?

Зак убрал руку и положил ее на колени.

— Нет, — сказал он. — И не думаю, что когда-нибудь любил.

Эмма с трудом перевела дух. Она и не подозревала, что затаила дыхание. Неужели раковина вновь закрылась? Или это тот самый шанс, которого она ждала?

Смущенная и слегка сбитая с толку, она спросила:

— Тогда почему же ты женился на ней?

— Она просила меня об этом.

— Но…

Зак взялся за бутылку и вопросительно приподнял брови. Эмма покачала головой, и он вылил остатки вина к себе в бокал. Она смотрела на Кента, потеряв дар речи. Спустя мгновение он пожал плечами и сказал:

— Я решил, что пора остепениться. Саманта хотела замуж, а причин для отказа у меня не было.

— Причин для отказа! Выходит, ты женился на ней только потому, что она попросила? — Эмма знала, что смотрит на него как баран на новые ворота, но ничего не могла с собой поделать.

— Не только поэтому, — ответил он. — Тебе известно, что у некоторых народов и слоев общества к браку относятся с большим уважением? Кроме того… — он допил вино одним глотком, как виски, — мне нравилась ее внешность.

Еще бы, подумала Эмма. Какому мужчине она не понравилась бы? Бывшая жена Зака — Эмме посчастливилось однажды видеть ее — была женщина, что называется, в соку. Это определение как нельзя лучше подходило к ее пышной фигуре и знойным чертам. Тягаться с ней не приходилось. Эмма поняла это с первого взгляда.

— Ты уважал ее? — спросила она, не желая думать об умопомрачительной внешности соперницы.

— Да. Сначала.

— Но не потом?

— Нет. Я не однажды убеждался, что она вышла за меня только ради того, чтобы позлить своего бывшего мужа.

Зак говорил деловитым тоном, как будто не видел в поведении своей супруги ничего необычного.

— Не понимаю. Зачем ей понадобилось злить его? — Эмма не верила своим ушам.

— Не знаю. Сомневаюсь, что и она сама это знала. Думаю, я был живым доказательством того, что она в нем больше не нуждается.

— А на самом деле нуждалась? Ох, Зак…

Он кисло усмехнулся.

— Не беспокойся. Мое сердце не разбилось.

А есть ли у него сердце? Про Зака ничего нельзя было сказать наверняка. К тому же он снова взялся за свои шотландские штучки. Но по крайней мере заговорил о своей женитьбе.

Она была готова продолжить расспросы, однако тут в дверь постучали. Это Харви принес кофе.

Эмма чуть не застонала. Выбрать более неподходящее время было трудно.

— Харви, запах божественный, — сказала она. — Но не стоило трудиться.

— Может, и не стоило, мисс Эмма. Но если бы я не сварил его сам, это сделали бы вы. А вы помните, что случилось в прошлый раз. В прошлый…

— Харви, это было сто лет назад.

— Не так уж давно. Вы же не хотите спалить дом и поджарить мистера Кента?

— Это было бы негостеприимно, — серьезно согласился Зак.

Харви улыбнулся, и Эмма уставилась на них обоих.

— Вы оба безнадежны, — сказала она. — Ладно, спасибо, Харви. Зак, может, пойдем пить кофе на веранду? Конечно, солнца там сейчас нет, но можно подышать морским воздухом и послушать шум прибоя…

— Почему бы и нет? — сразу согласился Зак. — А потом я пойду спать. День был тяжелый.

По его тону было ясно, что новых признаний не последует. Эмма представила, как во всей своей роскошной наготе он будет лежать в комнате напротив, и невольно вздохнула.

Услышав этот вздох, Зак усмехнулся, взял поднос и вслед за Эммой пошел на веранду.

— Харви никак не может забыть, что я сожгла его любимый кофейник, — сказала Эмма, когда они расположились в креслах с бледно-желтыми подушками. — Но я действительно умею варить кофе.

— Конечно, умеешь, — кивнул Зак.

Его снисходительный тон Эмму ничуть не успокоил.

Они пили кофе в молчании, которое можно было бы назвать дружеским, если бы Эмма не ощущала близости Зака и не думала о том, что стоит шевельнуть рукой — и ее пальцы коснутся его бедра.

Когда солнце приблизилось к линии горизонта и на траву упала длинная тень от дома, они слушали шум волн, разбивавшихся о скалы, и следили за бежавшими по небу пурпурными облаками. А когда поднялся ветер и начало темнеть, Зак сказал, что пора возвращаться в дом.

Без всякой просьбы он отнес на кухню остатки кофе и поднялся наверх. Эмма пошла за ним.

Добравшись до лестничной площадки, он вежливо пожелал ей спокойной ночи и открыл дверь своей комнаты.

Эмма смотрела на него с тоской, которую не могла скрыть. Он был такой смуглый, такой красивый, такой желанный… Но стоило девушке шагнуть вперед, как Зак посмотрел ей в глаза и отвернулся.

— Зак… — Она протянула руку.

— Нет, — ответил он и решительно закрыл дверь перед ее носом.

Будь он проклят. Он даже не знал, что она собирается сказать. Правда, она и сама этого не знала. Но Зак явно догадывался, что у нее на уме.

Что поделаешь, Эмма Колфакс, он совершенно прав, решила она, закрыв дверь собственной спальни и подойдя к высокому окну с видом на скалы. Разве он мог не догадаться, что ты хочешь его… и хотела почти всю свою сознательную жизнь?

Она открыла окно и прислушалась к знакомому шуму волн и шелесту листьев у теннисного корта — к тем ночным звукам, которые обладали способностью успокаивать ее. Еще в детстве, когда требовалось хорошенько подумать, она стояла у этого окна и вдыхала в себя свежий соленый воздух. А сейчас ей требовалось подумать серьезнее, чем когда-либо.

Зак был здесь, всего лишь в нескольких ярдах от ее двери. Он был по-прежнему недоступен… с той разницей, что на этот раз в доме не было ни души. Харви можно не опасаться. Во-первых, он спит как сурок. А во-вторых, он единственный человек на свете, который видит в Эмме ангела, не способного на дурной поступок. Сожженный кофейник не в счет.

Эмма высунулась в окно. Может, Зак тоже не спит? Едва ли. Он полдня провел в самолете. Наверное, лежит в постели и видит десятый сон. Она жадно облизала губы. Завтра. Завтра будет достаточно времени, чтобы привести свой план в исполнение. Он пробудет здесь как минимум неделю. Может быть, дольше. И если она, которая смогла соблазнить самого Ари Андракиса, за эту неделю не сможет преодолеть сопротивление Зака, то…

Эмма закрыла окно и поплелась к своей широкой одинокой кровати. Если она не сможет преодолеть сопротивление Зака за неделю… Нет, это неубедительно. Она хочет Зака. Стало быть, говорить больше не о чем. Она получит то, что хочет.

Час спустя она все еще не могла уснуть и смотрела в потолок, озаренный лунным светом.

Такая же луна светила три года тому назад в Шерраби, когда она так же лежала без сна, прислушиваясь к кваканью лягушек в озере и, как всегда, мечтая о Заке, который неожиданно приехал на уик-энд.

Кент прибыл мрачный, без Саманты, никого не предупредив заранее. Увидев Эмму, он просветлел и улыбнулся. А затем створки закрылись вновь, он отвернулся и стал играть с Риппером.

Позже, когда Эмма беспокойно ворочалась в постели, лягушачью какофонию перекрыла странная тоскливая мелодия. Она влетела в раскрытое окно и заставила растерянную Эмму прислушаться, а затем встать.

Мелодию она не узнала, но инструмент был ей знаком. Она нахмурилась. Музыка доносилась из леса. Лес Шерраби. Когда-то она считала его волшебным.

Зная, что это глупо, но подчиняясь некоему гипнозу, который ее родственники назвали бы простым любопытством, Эмма натянула джинсы, свитер и вышла наружу. Стояла теплая июньская ночь, ветра почти не было, и ничто не мешало ей слышать разносившиеся в тишине печальные звуки.

Когда Эмма добралась до опушки, она уже обо всем догадалась.

Зак сидел на замшелом пне. Эмма не видела мха, но знала, что он там есть. Лунный свет, пробивавшийся сквозь ветви, едва освещал лицо музыканта. Подойдя ближе, Эмма увидела, что Зак держит в руках губную гармошку. Мелодия, которую он играл, больше не была полна безымянной грусти, но превратилась в знакомые звуки песни об озере Лох-Ломонд.

Заслышав треск веточки под ногой Эммы, он повернул голову, но продолжал играть.

— Я больше никогда не встречусь с милым на чудных берегах Лох-Ломонд… — тихонько пропела Эмма.

Зак опустил губную гармошку.

— У тебя хороший голос, — сказал он.

— Я люблю петь. Иногда. Когда есть о чем.

— Петь можно о чем угодно, — проворчал он.

— Неправда. Зак, что ты здесь делаешь?

— Разве не видишь? Играю на губной гармошке.

— Да, но почему? Почему здесь, сейчас, в середине ночи?

— Может быть, я Пестрый Флейтист[11], — сказал он. — Ты пришла.

— А ты хотел, чтобы я пришла?

— Нет. — Его резкость заставила девушку отпрянуть. — Я женат, Эмма.

— Я знаю. — Она прислонилась к стволу дерева и сунула руки в карманы джинсов. — Почему ты без Саманты?

Зак не ответил, но когда Эмма повторила вопрос, обронил:

— Она хотела побыть одна.

Эмма ничего не понимала. Если бы она была на месте Саманты, то не прожила бы без Зака ни минуты. Он не был шумным человеком, от которого можно устать. Но она не видела лица Зака и не хотела спрашивать, почему не клеится его семейная жизнь. Вместо этого она спросила:

— Ты пойдешь домой?

Он встал, взял за руку и поцеловал удивленную девушку в лоб.

— Да, — сказал он. — Да, крошка Эмма. Иду.

Когда они бок о бок шли через поле, не прикасаясь друг к другу, Эмма тихо сказала:

— Я не маленькая, Зак. Во мне пять футов восемь дюймов[12].

Он засмеялся.

— Я не имел в виду рост.

— И по возрасту тоже. Мне двадцать один год.

— Знаю. А мне почти тридцать. И я женат.

В тот раз Зак едва не признался, что видит в ней женщину.

Три месяца спустя Кент сказал Саймону, что они с Самантой подали на развод.

Теперь, три года спустя, на другом континенте, Эмма лежала, обняв себя за плечи, и думала, что настала пора подумать о будущем. Эти три года были слишком долгими. Она могла бы ждать и дольше, но нужда в этом миновала. Девушка пролежала несколько минут, еще раз просчитывая в уме варианты, а потом повернулась на бок и закрыла глаза.

Завтра ночью. Это будет нетрудно. Однажды в школьном спектакле она играла сомнамбулу. А как только она окажется в его комнате, все пойдет так, как ей хочется.

Тут она улыбнулась и уснула.

Когда Эмма проснулась, выяснилось, что Зак уже уехал. Днем он позвонил и предупредил, что к обеду не вернется.

Это не имело значения. Торопиться было некуда. Эмма ничуть не смутилась.

Наступила полночь. Зак все еще не вернулся. Она завела будильник, зевнула и легла спать.

В половине шестого будильник прозвенел.

— Замолчи, — пробормотала Эмма, протянула руку, нажала на кнопку, перевернулась на другой бок и собралась уснуть. Но не успела закрыть глаза, как все вспомнила.

Зак. И ее замечательный план.

Не давая себе возможности передумать, она спустила ноги на плетеный коврик у кровати, прошлепала по холодному паркету к дверям, открыла их и выглянула в холл. Никаких признаков жизни. Именно на это она и рассчитывала. Приподняв подол белой шелковой ночной рубашки, Эмма пробежала несколько ярдов, отделявших ее комнату от спальни Зака, и повернула дверную ручку.

Когда она открыла дверь, Зак даже не пошевелился. Эмма вздернула подбородок, всмотрелась в темноту и, стараясь не чувствовать себя леди Макбет, крадущейся к своей жертве, решительно двинулась вперед. Она хорошо видела кровать, озаренную лунным светом.

Когда колено Эммы коснулось стеганого одеяла, она увидела еще кое-что.

Зак не шевелился, потому что его не было.

Эмма наклонилась и проверила одеяло. Оно было не тронуто.

Он не приходил домой. Было утро, а Зак не пришел домой.

Эмма прижала кулаки ко рту, чтобы не закричать.

Неужели с ним что-то случилось? Если бы на его месте был кто-то другой… Но речь идет о Заке, и это меняет дело. После Саманты она не слышала, чтобы в его жизни появилась другая женщина. Значит, случайная связь? Нет, на Зака это совсем не похоже. Для этого он слишком умен. Вернее, должен быть.

Это могло значить только одно: если он не ночевал дома, значит, с ним что-то случилось. И это "что-то" наверняка имело отношение к его и Саймона работе, которой они так гордились. Он говорил, что это не слишком опасно, но… Ох, почему эти двое не основали банк? Или вычислительный центр? Универмаг, наконец? Что угодно, лишь бы Зак мог спокойно спать в своей постели!

Она беспомощно огляделась по сторонам. Что делать? Конечно, могло быть и так, что все в порядке. Просто он занят своей работой. Но она в это не верила. Если бы все было в порядке, Зак непременно позвонил бы, как позвонил раньше, и предупредил, что не придет к обеду…

Что это там? Эмма опустила руку и схватилась за подол ночной рубашки. Кто-то идет? Она застыла на месте, задержала дыхание и прислушалась.

Тишина. Затем из дальнего конца холла послышался вначале слабый, а затем все более усиливавшийся ритмичный звук…

Храп. О господи! Эмма со стоном отпустила подол. Харви. Он всегда храпит. Девушка с досадой вздохнула и принялась ходить по комнате взад и вперед.

Что предпринять? Полиция не увидит в этом ничего необычного. Если она скажет им, что здоровый молодой человек не пришел ночевать, ее поднимут на смех. Поделиться не с кем. Кроме…

Минутку. Она перестала кружить по комнате и села на кровать.

Саймон. Ее всегдашняя палочка-выручалочка. Он знает, что делать. Эмма посмотрела на часы. Среда. В Англии десять часов сорок пять минут. Он должен быть на работе.

Смеясь от облегчения, Эмма поспешила к себе в комнату, подняла трубку стоявшего у кровати телефона и начала набирать номер.