Ничего особенного (СИ)

Глава 2 Часть 1

Вера пришла домой в состоянии полного смятения. Она все время думала о дальнейшей судьбе маленькой девочки, которая плачет, сидя на холодном полу, голодная, беспомощная, не нужная собственной матери.

Сердце Веры сжималось так сильно, что, казалось, превратилось в маленький камешек. Оно давило на грудь и мешало дышать. Несмотря на усталость, заснуть не могла. Ей хотелось вернуться в эту грязную квартиру и забрать девочку от жестокосердной матери.

«Легко сказать забрать! — размышляла она. — Куда я ее потом дену? Да и разве можно? Чего доброго обвинят в похищении. Нет, завтра нужно позвонить в опеку. Пусть устроят девочку в детский дом, а мамашу лишат родительских прав. Это же надо?! Предлагать купить собственного ребенка!

А в детском доме? Разве ей там будет хорошо? Она же еще такая маленькая. Ей нужна домашняя забота и материнская любовь… Во всяком случае — лучше, чем с такой матерью. Рядом с ней девочка может погибнуть».

Она снова вспомнила, как держала ребенка на руках. Как Катенька обнимала ее за шею своими нежными детскими ручками. Как она играла с бусами и улыбалась. И как горько плакала, когда Вера ушла. Плач девочки, такой слабый и беспомощный звучал в ее ушах и рвал душу на части.

Только под утро, когда солнечные лучи стали пробиваться сквозь не плотно закрытую портьеру, женщина задремала.

На следующий день Вера пришла на работу раньше, и сразу же стала звонить в опеку. Описав весь ужас ситуации, в которой находится ребенок, она попросила выехать туда немедленно. Ее заверили, что будут по указанному адресу примерно через час. Вера отпросилась у Каримова по семейным обстоятельствам и тоже поехала туда. Она остановилась во дворе дома и стала ждать, когда подъедет опека. Женщина без конца смотрела на часы. Торопила минутную стрелку. Ей казалось, что время идет слишком медленно.

Подъехал микроавтобус. Показались две солидные женщины в строгих костюмах. Обе с одинаковыми прическами — короткими стрижками и химической завивкой. Только у одной волосы покрашены в каштановый цвет, а у другой в черный. У той, что постарше в руках была папка с документами. Вера вышла из машины и подошла к ним.

— Это я Вам звонила, здравствуйте, — поздоровалась она.

— Здравствуйте, — сказали женщины, оценивающе оглядывая Веру. — Ну что ж. ведите.

Вера пошла вперед, опека решительно последовала за ней.

Дверь на этот раз была закрыта, звонок не работал. Женщины стали барабанить кулаками. С той стороны послышался женский голос:

— Кого черт несет с утра пораньше?

Потом, видимо, посмотрев в глазок, Эля увидела опеку и ее голос стал гораздо вежливей:

— Сейчас, сейчас, — заворковала она. — Подруга в магазин ушла, нас с дочерью закрыла, а ключ взяла с собой. Я не могу Вам открыть.

— На Вас поступил сигнал. Вы сами знаете, уже не первый раз. Если Вы не откроете, мы вынуждены будем вызвать слесаря и вскрыть замок. Мы должны убедиться, что с Вашим ребенком все в порядке.

— Конечно в порядке! — суетилась Элька.

Она, видимо, прибиралась на ходу, бегая по комнате. Так как голос то удалялся, то приближался.

Вторая женщина из опеки, по тому, как она держалась относительно первой, видимо, рангом ниже, громко спросила:

— Ну что, я звоню слесарю? Пусть ломает дверь?

— Не надо, не надо! Не звоните! Вот, нашелся второй ключ! — сказала Элька и стала открывать.

Женщины вошли в квартиру. Повсюду были следы свежей пьянки, которые второпях пыталась скрыть Элька. На голом деревянном столе, без скатерти и клеенки, расставлены баночки с детским питанием и соки, которые вчера купила Вера. Кровать заправлена и накрыта шторой. Видимо, Элька стянула с окна самую чистую тряпку в доме, чтобы прикрыть грязную постель. Девочка сидела на ватном одеяле без пододеяльника, постеленном на полу. Возле нее валялись так называемые игрушки: небольшая закопченная кастрюлька, миска с рисунком собачки на боку и пара деревянных ложек со стершимся орнаментом. Катя испуганно смотрела на гостей. По ее замусоленному личику было видно, что ее только что умыли, волосенки еще были мокрые.

— Здравствуйте, Эльвира Романовна! — сказала женщина из опеки. Ее коллега повторила за ней, как эхо. — На Вас поступил сигнал. У Вас опять постоянные пьянки. За ребенком не следите. Вчера вот эта женщина нашла Вашу девочку на автобусной остановке. Еще бы немного и ребенок мог попасть под машину. Как Вы можете объяснить этот вопиющий случай?

— Да, вчера у меня были гости, — с вызовом сказала Элька. — У подруги — день рождения. Что мы не имеем права отметить? Они ушли домой, и плохо закрыли за собой дверь. Я мыла посуду на кухне и не заметила, как Катя выползла во двор.

Элька увидела за спинами женщин из опеки Веру и закричала.

— А-а-а! Вот кто Вам просигналил! Да, что Вы ее слушаете! Она бездетная и хочет мою дочку себе забрать. Вчера мне деньги предлагала за нее. Представляете: «Продай, говорит, дитя за миллион!» Я, конечно, отказалась. Хотя деньги мне во как нужны!

Элька чиркнула ладонью себе по горлу.

— Она врет, — спокойно сказала Вера. — Пригласите соседку Зою Федоровну с третьего этажа. Она вчера была здесь со мной и видела, как я девочку принесла, и что здесь творилось.

— Лидия Михайловна, — обратилась старшая сотрудница опеки к своей коллеге, — сходите, пожалуйста, за соседкой. Она живет в тридцать второй квартире. Мы уже с ней знакомы. Она нам раньше звонила по поводу этой семьи.

Затем она обратилась к Эльке:

— Покажите, где вещи ребенка, игрушки? Чем Вы кормите девочку? Где она спит?

Эля засуетилась. Но, как оказалось, показывать ей особо нечего. Кроватки у девочки не было. Она спала в прогулочной коляске без колес. Одежда, сваленная в шкафу грязной кучей, ношенная-переношенная, с гуманитарки. Еды, кроме той, что принесла Вера, не нашлось.

Пришла Зоя Федоровна и подтвердила все, что сказала Вера. Сотрудницы опеки приняли решение забрать девочку. Сначала в больницу на обследование, а потом в детский дом. Эле было наказано, прекратить пить и ждать повестку в суд. Скорее всего, она будет лишена родительских прав.

Лидия Михайловна взяла девочку на руки, а старшая попросила Элю собрать Катину одежду и принести свидетельство о рождении. Эля стала притворно причитать и шарить по шкафам в поисках документа. Но ничего не нашла.

— Ладно, пошли. Восстановим в ЗАГСе, — сказала старшая из сотрудниц опеки, так как девочка начала сильно плакать.

Женщины с ребенком на руках вышли во двор. Вера спросила:

— А можно узнать, в какой больнице Катя будет проходить обследование?

— В городской детской больнице на улице Громова, — сказала старшая, подозрительно глядя на Веру. — А зачем Вам?

— Я хотела бы купить ей одежду, лекарства, может, какие-то нужны будут.

Тем временем Лидия Михайловна с девочкой уже сели в микроавтобус. Оттуда слабо доносился плач ребенка, словно мяуканье беззащитного котенка, которого выбросили на улицу.

Вера печальными глазами проводила микроавтобус и поехала к матери.

Всю дорогу ее глаза застилали слезы. На перекрестке она чуть не попала в аварию. Не успела среагировать на машину, внезапно выскочившую из-за поворота. Вера резко затормозила. Водитель высунулся и показал ей средний палец.

— Верочка, доченька, что случилось? Татьяна Васильевна бросилась к Вере навстречу, как только она вошла в квартиру. — Почему ты не на работе и глаза заплаканные. Тебя что уволили?

— Не говори ерунды, мама? — раздраженно ответила женщина, наливая себе стакан воды. Она выпила его большими глотками, как будто выбралась к оазису из пустыни.

— А что же тогда произошло?

Вера стала рассказывать маме печальную историю девочки Кати.

Татьяна Васильевна слушала внимательно, подперев кулаком щеку и сочувственно вздыхала. Когда Вера упомянула о предложении Эли продать ребенка, Татьяна Васильевна всплеснула руками и вскрикнула: «Вот, гадина! Это же не мать, а кукушка какая-то!»

Окончив рассказ, Вера застыла на стуле, задумчиво глядя в окно. Татьяна Васильевна подошла к ней, обняла и осторожно произнесла:

— Конечно, ты молодец, Верочка, что позвонила в опеку. Но ездить туда самой не надо было. Зачем зря сердце рвать? Ты же все равно этой девочке ничем помочь не можешь. Такая ужу нее судьба. А сколько таких в детских домах? Тысячи! К сожалению, Элька не одинока. Таких матерей много. Иначе откуда бы брались сиротки при живых родителях?

Вдруг Вера решительно повернулась к матери. В ее глазах зажегся упрямый огонек. Татьяна Васильевна хорошо знала это выражение глаз дочери. Если что задумает, никто не сможет остановить, поэтому она с испугом тихо сказала:

— Ты что задумала, Вера?

— Я удочерю ее, — спокойно сказала Вера и включила чайник, как будто здесь даже нечего обсуждать.

— Кого? — переспросила Татьяна Васильевна, понимая, что вопрос этот был лишний.

— Катюшку.

— Доченька, ты с ума сошла! Зачем тебе чужой ребенок? Ты же не бесплодная или старуха! У тебя еще свои дети будут. Найдется человек тебя достойный. Обязательно найдется! Тогда и родите своего, родненького. А я нянчить буду. Я понимаю твой порыв. Конечно, жалко девочку! Но подумай хорошенько. Это же не в куклы играть. Тут со своими родными другой раз тяжело, а это чужая. Не будет слушаться — захочешь обратно отдать. А ребенку это, каково будет? А если мать начнет приходить, надоедать, денег требовать? Ребенок скажет: «Я к маме пойду!» Что ты будешь делать? А какая она вырастет? Ты подумала? Какие у нее гены? Если, как ты сама говоришь, у них в роду одни алкоголики? Вера! Прошу тебя не губи свою жизнь и мою, глядя на тебя! Ты и так замуж выйти не можешь, а с ребенком? Кто тебя возьмет?»

Татьяна Васильевна приводила и приводила доводы, торопилась убедить дочь не совершать ошибку. Она очень боялась, что не сможет уговорить ее, зная ее упертость, все делать по-своему и никого не слушать. «Нет, нет, нет! — думала она, — только не это! Господи! Не допусти! Образумь, неразумную дочь!»

— Понимаешь, мама, она сама вышла ко мне на дорогу, как будто меня искала. Моей помощи. Значит, судьба так распорядилась. Бог послал ее ко мне, понимаешь? Я не могу ее оставить. Моя это девочка.

— Господи! — причитала от безысходности Татьяна Васильевна. — Да она, наверное, не первый раз туда выползает, раз дверь эти пьянчуги не в состоянии закрыть. Какая твоя? Твоя у тебя еще впереди. А это чужая! Не придумывай ничего! Прошу тебя, доченька, не губи себя, — опять повторила убитая горем мать.

— Мама, я уже все решила. Зарплата у меня хорошая, квартира тоже, здоровье — пока не жалуюсь. Конечно, в приоритете родственники. Но, по-моему, там кроме такой же бабушки-алкоголички никого нет, кто бы захотел девочку взять. Эльке она не нужна, раз продать предлагала. Лишат материнских прав — она и рада будет, что пить можно свободно. Хотя и сейчас ей дочка не мешала. Не следила она за ней. Ничего для нее не делала. Зоя Федоровна рассказывала. Так что, с завтрашнего дня начну документы собирать, комиссию проходить, с юристом проконсультируюсь.

— Ну, Вера! Какая же ты упрямая! То вообще против семьи была! Про детей слышать не хотела! А теперь еще лучше придумала! Я с тобой скоро с ума сойду! — заплакала Татьяна Васильевна, положив голову на стол.

— Мамочка, прости, — подошла к ней Вера, села рядом, обняла ее худенькую сгорбленную спину. — Если бы ты видела! Какая она хорошенькая! Ручки маленькие, ножки крохотные. Сама светленькая, с кудряшками, а глаза голубые, даже синие. Смышленые такие! А как заплачет? Всю душу вынимает. Моя это девочка. Понимаешь. Я чувствую, что моя.

— Что ты чувствуешь?! Давно надо было замуж выходить и своих детей рожать! И было за кого! Все выбирала! Довыбиралась! Разве так надо жить начинать? Чужих детей подбирать, да еще от алкоголиков. А как начнет потом твоя девочка пить, да гулять! Генетика-то, вон какая! А старая будешь — наплачешься с ней! Будет за грудки хватать, твою пенсию на выпивку требовать! Попомнишь тогда мои слова, да поздно будет!

Татьяна Васильевна встала, откинула руку дочери. Решительно повернулась к ней и вынесла вердикт твердым голосом:

— Если возьмешь девочку — на мою помощь не рассчитывай!

Она подошла к газовой плите, выключила закипевший чайник и пошла в комнату, оставив Веру на кухне одну. Татьяна Васильевна надеялась, что этот последний аргумент заставит дочь передумать.

Но Вера все пропускала мимо ушей. Она мысленно уже была далеко отсюда. Ее натренированный мозг, получив цель, как принтер выдавал один документ за другим. Вера пошагово планировала, что нужно сделать в первую очередь, что потом, куда позвонить, к кому обратиться.

«Завтра же накуплю одежды, игрушек, вкусняшек… Нужно посмотреть в интернете, что можно двухлеткам, и пойду к Катюшке в больницу. Надеюсь, пустят проведать. А если нет, хоть передачку передам».

Началась у Веры совсем другая жизнь. На работе коллеги заметили:

— Наша начальница не иначе влюбилась, — говорил Иосиф сотрудникам отдела, когда Вера выходила из кабинета. — Вчера говорю ей: «Вера Ильинична, не убивайте, не успел закончить отчет!» А она ласково так отвечает: «Ну, ничего, Иосиф. Даю тебе еще два дня. Будь любезен сделай вовремя». Вы слышали когда-нибудь такое? Раньше бы стерла в порошок. У нее же работа — «Царь и Бог!» А теперь! Только конец рабочего дня — она быстрее меня из кабинета стартует. Вот увидите, скоро на свадьбу пригласит!»

Но Иосиф был не прав. Вера с головой ушла в подготовку к удочерению Кати. В течение месяца женщина почти каждый день навещала девочку сначала в больнице, потом в детском доме. У ребенка обнаружился целый букет заболеваний: рахит, атопический дерматит, инфекция мочевых путей, анемия.

Девочка быстро привыкла к Вере и уже бежала, как каракатица, на своих кривых ножках, если только женщина показывалась в дверях. Вера тоже все больше привязывалась к Катюшке. Все ее мысли были о девочке. На свое здоровье она совсем перестала обращать внимание. Спала, как убитая, только голова до подушки. Спина по-прежнему побаливала, но Вере было не до нее.

К концу месяца состоялся суд. Эльку лишили родительских прав. Она, как артистка, на суде лила слезы, заламывала руки и умоляла оставить ей дочь. Это было уже третье предупреждение от опеки, поэтому ей никто не поверил. На следующий после суда день Зоя Федоровна позвонила Вере и сообщила, что Элька опять ушла в запой.

— Не переживай, — сказала она, — правильно сделали, что лишили. Я ее тоже раньше жалела, да вижу, не сможет она уже подняться из этого болота. Так и сгинет, как ее папаша.

— Может, в больницу ее определить на лечение от алкоголизма? — неуверенно предложила Вера, думая про себя, что ей некогда заниматься Элькой. Да и вообще, лучше держаться от нее подальше, чтобы она быстрее забыла дочь.

Через месяц у Веры уже были на руках все необходимые для усыновления документы. Она окончила курсы в школе приемного родителя. Прошла медкомиссию. Осталось написать заявление на согласие об усыновлении Катюшки в суд. Опека ждала, не заявятся ли родственники, желающие усыновить девочку. Бабушка Кати — опустившаяся алкоголичка со стажем, кроме своей пагубной привычки имела еще целый набор хронических заболеваний. Дядя Элькин — Семен Степанович жил в Красноярском крае. Имел большую семью из шести человек: сами с женой и четверо детей. Еле сводили концы с концами. Усыновлять отказались. Больше из родных претендентов не было.

Вера боялась, что появятся конкуренты из тех бездетных пар, которые стояли на очереди по усыновлению. Но за этот месяц Вера очень хорошо сошлась и с женщинами из опеки, и с директором детского дома. Столько благотворительных подарков отвезла детским учреждениям, что завоевала расположение обеих сторон, участвующих в судебном заседании. Конечно, в первую очередь, Вера надеялась на то обстоятельство, что девочка полюбила ее. Они уже не могли с Катюшкой друг без друга. Не только Вера, но и девочка грустила, и тосковала, когда Веры не было рядом. Оживлялась и искренне радовалась, когда приходила Вера. Было видно невооруженным глазом с кем хочет быть ребенок.

Наконец назначили день судебного заседания по усыновлению.

Когда Вера пришла к Каримову за характеристикой для опеки, директор очень удивился решению Веры. Его, прежде всего, интересовало, не станет ли его менеджер по рекламе хуже работать: часто брать больничный, не снизится ли скорость и качество ее работы. Вера заверила его, что все останется по-прежнему. Но Каримов с того дня стал подыскивать замену Вере.

Вера приготовила комнату ребенку. Обзвонила объявления, чтобы заранее найти няню. «Мне нужно будет работать, а на маму я слабо надеюсь, — думала Вера. — Ничего прорвемся. Вылечу Катюшку, откормлю, обласкаю. Все еще удивятся, какая хорошая у меня девочка!» — думала Вера. Единственно, что отвлекало ее от счастливых мыслей о Катюше, это ноющая боль в спине.

«Я же только что медкомиссию проходила, все было нормально, — размышляла Вера. — Правда, гинеколог в списке врачей не значился. Схожу- ка я завтра на всякий случай к своему женскому врачу. Может, подстыла. Пусть пропишет свечи или еще что. Мне нужно теперь быть сильной и здоровой, как никогда».

Гинеколог Любовь Алексеевна Лапшина была хорошим специалистом. Вера наблюдалась у нее длительное время. Любовь Алексеевна относилась к тем редким врачам, которые не привыкают к страданиям больных и относятся к своим пациентам не только профессионально, но и с искренним вниманием.

Доктор, только взглянув на Веру, предложила сразу сделать ультразвуковое обследование, чтобы уж наверняка, не пропустить никаких патологий. Вера согласилась. Пока Любовь Алексеевна делала ей УЗИ, Вера рассказывала о своем намерении удочерить девочку из детского дома. Но с огорчением заметила, что чем больше она рассказывает, тем больше доктор хмурится. Помня, что Любовь Алексеевна давно уговаривала Веру рожать, объясняя, что благоприятный детородный возраст уходит, предупредила ее:

— Только не уговаривайте меня, Любочка Алексеевна, отказаться от усыновления. Мне мамы хватило. Не говорите, что Вы меня давно убеждали ребенка родить. Я все это помню. Скажите лучше — жить буду? — улыбнулась Вера

— Так значит, ты по-прежнему рожать отказываешься? — строго спросила доктор.

— Ну, Любочка Алексеевна, я же Вам о чем толкую, что удочерять собираюсь. Мне сейчас не до замужества. Да и где их взять достойных мужиков, которым детей можно было доверить? Если встречу свой идеал, сразу к Вам прибегу — будем рожать! — пошутила Вера.

— Что ж выписывать направление на аборт? — доктор, казалось, смотрела Вере в самую душу.

— На какой аборт? — еще не понимая, о чем идет речь, улыбаясь, произнесла Вера.

— Ты беременна, Вера. Срок шесть недель.

— Как беременна? У меня же месячные были две недели назад.

— В первый месяц беременности возможны месячные, и это не является патологическим состоянием. Во всяком случае, у тебя я ничего плохого не вижу. Это некая особенность твоего женского организма физиологического характера. Вероятно, оплодотворение произошло в тот момент, когда заканчивался менструальный цикл. Твой организм еще не перестроился, и месячные наступили в положенный день. Если же и в следующий месяц будет кровить, тогда нужно будет снова показаться, чтобы не пропустить внематочную беременность.

Вера лежала на кушетке, сраженная новостью наповал. Она смотрела на доктора и не могла вымолвить ни слова.

— Ну, так, что? Выписывать направление на аборт? Будешь чужого ребенка растить, а своего убьешь?

После последних слов врача по телу Веры побежали мурашки. Ее замутило, она чуть не вырвала прямо на кушетку.

— Я подумаю, — сказала женщина мертвым голосом и медленно вышла из кабинета.

Домой Вера доехала на автопилоте. В ее голове стучала отбойным молотком одна жестокая, своей убийственной реальностью мысль:

«Что делать? Оставить Катю, забрать заявление, сказать, что передумала в последний момент, узнав, что сама беременна? Но тогда получается, что Катюшку я брала для себя. Для своего удовольствия, а не, потому что ее надо спасти, что ей нужна любовь и забота. Убить собственного, еще не родившегося ребенка? Ребенка Глеба?»

Теперь, после того как Вера познакомилась с Катей, это ей тоже казалось невозможным.

«Даже алкоголичка Элька родила, несмотря на то, что рожать ей было некуда, да и незачем. А я тогда выходит, хуже Эльки? «Чужого ребенка растить, а своего убить» — так сказала врач. Но Катя мне уже тоже нечужая… А моего ребенка, кто защитит от меня самой?!»

Вера хотела заплакать, но вспомнила, что беременным нельзя расстраиваться, может на ребенке сказаться.

Материнский инстинкт, спящий внутри нее столько лет, вырвался наружу и завладел ею полностью. В голове у Веры поплыли картинки: волчица бросается на медведя, чтобы уберечь волчонка; птица притворяется больной и скачет навстречу смерти, чтобы увести кошку от гнезда.

«А я? Я, что не мать? Так как же мне доверить Катю, если я убью своего ребенка?!»- в смятении думала Вера.