Никогда не отпущу тебя

К тому времени, как Гризельда закончила драить хлоркой раковину, туалет и душ, Майя перемыла посуду — удивительный подвиг — отчистила кухонный стол и привела гостиную в какое-то подобие порядка. Количество мух уменьшалось по мере того, как они открывали входную дверь и относили на помойку очередной пакет с мусором. И только спустя два часа после их прибытия, ее квартира обрела, наконец, свой прежний облик.

— Он забрал твой телевизор, — сказала Майя.

— Да пусть забирает, — тихо ответила Гризельда, вспомнив, что они с Холденом прожили две недели вообще без телевизора, и ей захотелось тишины и уединения. — У меня есть маленький.

Майя кивнула.

— Ты выглядишь уставшей.

— Я с ног валюсь.

— Может, сделать тебе чаю?

Гризельда покачала головой.

— Я приму горячий душ и лягу спать.

— Отличный план, — сказала Майя, раскрывая Гризельде свои объятья. — Ты такая бесстрашная, Зельда. Просто чертовски бесстрашная. Спасибо, что поделились со мной всей этой историей.

Гризельда крепко обняла подругу и почувствовала, как по лицу побежали слезы.

— Большое спасибо тебе, Майя.

— Тебе спасибо, — Майя поцеловала Гризельду в щеку и отстранилась. — Может, закроешь все окна и накинешь на дверь цепочку? Ну, на всякий случай?

— Обещаю, — проговорила Гризельда, выдавив из себя слабую улыбку.

— Придёшь завтра в парк вместе с Пру?

— Как только вернусь на работу.

— И ты позвонишь мне, если я тебе понадоблюсь?

— Обязательно.

Майя кивнула и вышла из квартиры, а Гризельда послушно заперла дверь и набросила цепочку, затем разделась и приняла горячий душ. Она вспомнила, что оставила всё, что купил ей Холден, в машине у Майи, но подумала, что заберет это завтра. Сейчас ей просто хотелось спать.

В душе она снова разрыдалась. На нее потоком хлынули печальные и счастливые воспоминания, ее тело жаждало объятий Холдена, прикосновений его нежных губ. Она тосковала по нему с отчаяньем и неистовством, и это чувство показалось ей чем-то новым и в то же время хорошо знакомым. И хотя она пыталась найти утешение в очевидности его любви к ней, одиночество стало практически нестерпимым.

Она выключила воду и направилась в кровать. Не вытираясь и не одеваясь, она скользнула в чистые простыни и, вспоминая веснушки и серые глаза Холдена, плакала, пока не провалилась в сон.

Глава 28

Дверь подвала со скрипом открылась, отбросив на пол яркую, длинную полосу света, сверху на лестнице раздался звук шаркающих сапог со стальными вставками. Каттер заскулил, но ему не дали спуститься вниз. Шесть месяцев назад он был милым щенком и сидел на коленях у Гризельды в день, когда их похитили. Теперь он стал таким же злым, как его хозяин, и у него были ужасно острые зубы.

Без единого звука, Гризельда скатилась с кровати Холдена на пол, подползла к стене с деревянной обшивкой, с ходу отодвинула незакреплённую панель и вернулась в свою камеру. Она сидела у стены, крепко прижав колени к груди, и молилась, чтобы на этот раз Холдену удалось произнести это слово без запинки.

Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо.

Она снова и снова повторяла про себя это слово, чётко выговаривая «спа» — и плавно переходя в «сибо» так, будто, если она хорошенько на нем сосредоточится, Холден произнесет его чисто и не заикаясь.

Она услышала приглушенные голоса, но после того, как за стеной раздался звук грохохочущей по полу жестяной миски, а затем внезапный крик Холдена, ей стало ясно, что все ее молитвы оказались напрасны. Она уткнулась лицом в колени, обхватив руками голову, но резкий звук обрушившихся на Холдена ударов все еще раздавался у нее в ушах, врезаясь ей в мозг.

«Прекрати, — подумала она. — О, Боже, пожалуйста, прекрати это!»

Она услышала вопль Хозяина:

— И в наказание она тоже ничего не получит! Молитесь за свои души! Молитесь весь день, чтобы Он, в Своем бесконечном милосердии, очистил ваши души от скверны!

Подняв голову над коленями, она услышала звук прошаркавших по полу сапог с металлическими вставками, затем их тяжелые и неспешные шаги вверх по лестнице и, наконец, благословенную музыку запирающегося дверного замка и щелчка задвижки.

Гризельда досчитала до десяти, после чего снова скользнула через панель. Холден лежал на полу, уставившись рассеянным взглядом в потолок, из носа и губы у него текла кровь.

— Холден?

— Б-б-больно.

— Я знаю, — сказала она, перебираясь к нему. Она села рядом с ним, скрестив ноги, и положила его голову себе на колени. — Холден, он становится просто бешеным, когда ты заикаешься… э-м, запинаешься. Постарайся этого не делать.

Холден посмотрел на Гризельду, безуспешно пытаясь сдержать бегущие по щекам слезы.

— Н-н-никто за нами не п-придёт, Гриз. В-в-всем п-плевать.

Она ласково убрала у него со лба грязные волосы. По воскресеньям, перед тем как уйти в церковь, Хозяин выдавал каждому из них таз с холодной водой и кусок мыла. Этим нельзя было отмыть всю въевшуюся грязь, но сегодня — в субботу — они оба пахли особенно невыносимо, кроме того, всё просто жутко чесалось. Но запах Гризельду ничуть не беспокоил. На самом деле, она его уже даже не чувствовала. Ведь это был Холден. А это значит, что он пах приятнее всего в целом мире, потому что он и был для нее всем миром.

— Мне не плевать, — сказала она. — Я забочусь о тебе, а ты заботишься обо мне. И что бы ни случилось, так будет вечно.

— В-вечность — это иллюзия, — пробормотал Холден.

— Нет, это не так. Вечность — это здорово, — сказала она, запустив пальцы в шелковистые пряди его засаленных волос, совсем так, как делали своим детям мамы в кино и по телевизору. Она взяла краешек своего грязного желтого платья и промокнула его окровавленную губу. — И ты ведь не знаешь наверняка. Может, кто-нибудь нас найдет. Когда-нибудь.

— Гри, у н-нас нет никого, кто бы м-мог нас искать, — он поднял голову с ее колен и, забравшись на свою койку, уселся на замызганном матрасе. — Н-нас не н-найдут, если нас никто не ищет.

Она скользнула к его койке и села на пол у его ног, положив голову ему на бедро. Ей было спокойнее, когда они касались друг друга.

— Тогда я всегда буду искать тебя глазами, — сказала она, поворачиваясь к нему, чтобы поймать его взгляд. — Так ты не будешь чувствовать себя таким потерянным.

Он провел руками по ее волосам, и она снова устроилась у него на бедре, прикрыв глаза от удовольствия.

«Я буду тебя искать».

«Я всегда буду тебя искать».

«И ты никогда не будешь чувствовать себя потерянным».

«Потому что я никогда тебя не потеряю».

«И мы будем вместе целую вечность».

«Целую вечность, Холден».

Грохот. Грохот сапог. Всё громче. Всё ближе.

— Гри, проснись, — обеспокоенно сказал Холден. Он обеими руками тряс её за плечи и шептал громче, чем следовало. — Ты должна проснуться!

— Гри! — закричал он. — Проснись!

***

Гризельда растерянно села на кровати. Открыв глаза, она поняла, что грохот из её сна, что становился все громче, вовсе не стих. Сердце чуть не выскочило у неё из груди, когда она осознала, что сидит в кровати совсем голая. Гризельда встала на трясущиеся ноги и, на ощупь пробравшись к своему комоду, достала оттуда спортивные штаны и футболку. Грохот был вполне реальным, но это был вовсе не топот сапог и не стук колотящих в дверь кулаков. Грохот был таким, словно кто-то снова и снова ломился в закрытую на цепочку дверь. Этот кто-то отпёр замок, но обнаружил на двери цепочку, и теперь вопрос был лишь в том, сколько пройдёт времени, прежде чем цепочка оборвётся.

«Джона, — с ужасом подумала она. — Джона здесь».

Пошарив рукой по пустой поверхности прикроватной тумбочки, она вспомнила, что там больше не стоит на зарядке её мобильный телефон, как раньше. У неё остался только стационарный телефон, который висел на стене кухни, рядом с входной дверью. В отчаянии взглянув на три узких окна своей спальни, она задумалась, получится ли у неё выбраться через какое-нибудь из них на улицу, но решила, что, скорее всего, нет. И всё же, стоило попытаться.

Она шагнула к двери спальни, тихо её прикрыла и заперла на замок. Затем помчалась к окнам и, услышав, что удары стали чаще и настойчивее, распахнула одно из них и вытолкнула оконную сетку. Эта цепочка долго не продержится.

— Зелллллльда! — проорал Джона заплетающимся языком её имя, в голосе слышалась явная угроза. — Ты там?

Она высунула одну ногу в окно, согнув её в колене и усевшись на подоконник «верхом». Перекинув вторую ногу в оконный проём, она уперлась ею в бедро другой ноги, но как бы она ни изворачивалась, ей никак не удавалось через него пролезть. Проем оказался слишком узким.

— Зельда, открой дверь!

Последовал еще один удар, и она услышала, как входная дверь с грохотом распахнулась и ударилась о приставной столик возле дивана. Гризельда вытащила ногу из окна и спрыгнула с подоконника, оглядывая комнату в поисках чего-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия. Ее глаза остановились на лежащих на столе ножницах. Быстро схватив их, она встала с другой стороны кровати, сосредоточив всё свое внимание на двери.

Дверная ручка с грохотом задёргалась. Гризельда, как могла, пыталась успокоить дыхание, но таким безумным она Джону ещё не видела и теперь надеялась только на то, что кто-нибудь из соседей услышал шум и уже вызвал полицию.

Джона ударил плечом в дверь, та дрогнула, но не открылась. Гризельда уже с надеждой подумала, что замок оказался крепче, чем она предполагала, но вдруг услышала, как Джона разбежался, дверь с грохотом распахнулась, и он ввалился в комнату.

Внутри у Гризельды всё сжалось, мышцы напряглись и натянулись. Единственным возможным выходом было заманить его в комнату и каким-то образом проскользнуть мимо него в гостиную, а оттуда прямиком в коридор, к взломанной входной двери. Если она этого не сделает, она в ловушке.

— Итак… потаскуха, — нараспев произнёс он. Уперев руки в бока, он уставился на нее совершенно пьяными и потемневшими от ярости глазами. — Вернулась.

— Мне не нужны проблемы, — сказала она, покрепче обхватив вспотевшими пальцами ножницы и опустив руку вдоль тела.

Он бросил взгляд на ножницы и, усмехнувшись, снова посмотрел на нее.

— И все же, ты вооружилась.

— Джона, пожалуйста, — сказала она, стараясь сохранять спокойствие. — Просто уйди. Просто…

— Твою мать, Зельда, я никуда не собираюсь уходить, — произнес он, шагнув к ней. — Это мой баный дом, а ты — моя баная девушка. Вопрос только в том…, — он мрачно фыркнул. — С кем именно ты *бёшься?

— Это не твой дом. В договоре аренды нет твоего имени. Это моя квартира. Ты… проник сюда незаконно, — сказала она, заставляя себя говорить уверенным голосом.

— Незаконно, — повторил он и на несколько секунд зашёлся в тихом смехе, потом резко замолчал. Кровь отхлынула от его лица, оставив на нем каменное выражение, и он впился в неё ледяным взглядом. — Ты грёбаная пи*да.

Её глаза метнулись к дверному проему, но Джона встал прямо перед ним. Его можно было обойти, только перескочив кровать, но так она потеряла бы слишком много времени, и он бы непременно её схватил. Может, ей закричать? Просто начать истошно кричать в надежде, что соседи уже вызвали полицию? Она внимательно прислушалась, пытаясь уловить звук сирен, но за окнами было тихо. Несмотря на весь тот шум, что он устроил, выломав входную дверь её квартиры, было не похоже, что кто-нибудь вызвал копов.

— Джона, когда я была маленькой, меня похитили, — взглянув на него, быстро проговорила она. — Меня похитили и три года держали в плену. И… тот борец. Сет. Его настоящее имя Холден. Его держали в подвале вместе со мной. И…

— Заткнись, бл*дь, — сказал Джона, сузив глаза и тряхнув головой. Он замер и, когда она замолчала, уставился в ее лицо. — Что за хрень ты несёшь?

— Это правда. Возьми телефон, — произнесла она, изо всех сил стараясь дышать ровно, не смотря на то, что глаза ей обжигали слезы, а сердце колотилось от страха. — Я серьёзно. Возьми телефон и набери «Похищение Гензеля и Гретель, Западная Вирджиния 2001», ну или можешь набрать «Похищение Гризельды и Холдена, Чарльзтаун 2001». Ты сам всё увидишь. Обещаю.

По-прежнему пристально глядя на нее, он достал из заднего кармана телефон.

— Только, бл*дь, попробуй что-нибудь выкинуть.

Ему потребовалось немало времени, чтобы набрать всё это своими большими пальцами, ставшими совсем неуклюжими от того, сколько он, судя по всему, выпил. Наконец он скользнул большим пальцем по экрану, просматривая статью, и спустя несколько минут, взглянул на нее.

— Охренеть, — он уставился на свой телефон, и Гризельда поняла, на какое изображение он смотрел. На то самое, что было на объявлениях о розыске, расклеенных по всей Западной Вирджинии. То самое, что и на руке у Холдена. — Это ты.

— Да, — она нервно сглотнула.

— Тебя похитили

— Вместе с ним. Мне нужно было с ним поговорить.

— Твой приёмный брат.

Она кивнула и, увидев, что Джона немного расслабился, почувствовала некоторое облегчение. Может, теперь он уйдет.

Джона бросил взгляд на свой телефон и, снова уставившись на нее, засунул его в карман.

— Ладно. Хорошо. Итак, ты встретилась со своим приемным братом. Теперь ты дома, мать твою. Я тебя прощаю. Давай за дело. Я завёлся.

— Нет, — прошептала она.

Его пальцы скользнули к пряжке ремня, и, когда он расстегнул пуговицу на джинсах, её замутило.

— Становись на колени и покажи, как сильно ты по мне скучала.

— Нет.

— Что? — спросил он, прищурившись и снова уперев руки в бока.

— Нет. Я не буду… Джона, всё кончено.

— Что это значит, мать твою? Я вроде не говорил, что с этим дерьмом всё кончено.

— Я больше не хочу быть с тобой.

— Это еще, бл*дь, почему?

Она сглотнула, и внезапно, по какой-то непонятной причине, её страх отступил. Он испарился, и осталась только ярость. Та самая слепая, кипящая ярость, из-за которой тогда, в Западной Вирджинии, она ударила его головой.

— Это еще, бл*дь, почему? — не унимался он.

— Да потому что ты избивал и мучил меня, жестоко со мной обращался. Потому что тебе плевать на то, кто я, чего хочу и к чему стремлюсь. Потому что я больше не обязана терпеть твоё дерьмо, Джона. Я пережила три года в подвале и десять лет без Холдена. Я пережила то, что бросила его. Снова! Я переживу и это, ты, больной, эгоистичный мудак!

— Ты очень пожалеешь о том, что сказала, — проговорил Джона, крутанув у себя на пальце перстень выпускника, чтобы камень оказался на тыльной стороне ладони. Затем передумал и развернул его обратно. — А ну, извинись.

— Не буду. Иди. На х*й.

Она вскинула руку с зажатыми в ней ножницами и, закричав изо всех сил, бросилась на него. Ножницы вонзились в мясистую часть кожи у него под ключицей, а когда он ошарашенно взвыл, Гризельда оттолкнула его в сторону и, выскочив из спальни, побежала в коридор.

«Б-б-б-бееегиииии!»

Она услышала это так отчетливо, и так громко, будто рядом с ней стоял тринадцатилетний Холден.

Но на этот раз она не убежала.

На этот разчудовище ее настигло.

Оказавшись в гостиной, она почувствовала, как Джона схватил её за волосы и со всей силы рванул назад. Гризельда снова закричала, но одним ударом ноги он сбил ее с ног, она упала на живот, и у нее перехватило дыхание. Не в силах ни вздохнуть, ни двинуться, она почувствовала, как ей в бок врезался его ботинок с металлическим носком. Один раз, второй. Когда он ударил её в третий раз, она услышала хруст собственных рёбер, но попробовав сделать вдох и подняться на колени, мгновенно застыла от резкой, пронзительной, невообразимой боли.

Она хрипло застонала, попытавшись сделать ещё один вдох, но ей помешала мучительная боль в груди.

— Ну что, грёбаная шлюха, нравится? — проревел Джона, его лицо стало похоже на застывшую маску гнева.

Джона нагнулся и, схватив её волосы в охапку, размахнулся и ударил кулаком ей по лицу.

В нескольких сантиметрах от нее возникло лицо Холдена. Окруженный сиянием теплого света, он внимательно смотрел на неё, лежащую на ковре в гостиной. Протянув руку, он провёл пальцами по её волосам и, словно лёгким касанием ангельского крыла, тронул губами её губы.

— Найди меня, — пробормотала она, но слова прозвучали смазано и неразборчиво, так, словно она говорила под водой.

«Я всегда буду искать тебя глазами. Так ты не будешь чувствовать себя такой потерянной».

Она попыталась сказать «Я тебя люблю», но ей было слишком больно дышать. Его губы дернулись в ласковой улыбке.

«Я тоже тебя люблю, — его лицо рассеялось в воздухе, голос стал глухим и далеким. — Навеки, ангел».

Её снова дернули за волосы, подняв голову с пола. Через секунду череп взорвался от нестерпимой боли.

Темнота.

Глава 29

В жизни Холдена не было никакого толку.

С тех пор, как четыре дня назад от него уехала Гризельда, почти всё время он проводил на работе или в своем грузовике. Всё вокруг вызывало в нем отвращение и апатию, он практически не разговаривал, приезжал домой как можно позже, пьяным, и замертво падал на диван. С самого воскресенья, когда Джемма объявилась у него на своей машине, забитой разным барахлом, ему удавалось почти полностью избегать общения с ней, вставая и уходя из дома ни свет ни заря. Постоянно напоминая себе о ее состоянии, он с неохотой помог ей переехать, ненавидя себя за то, что вынужден это делать. Она оккупировала его спальню и ванную, и, когда он, наконец, заваливался домой, в квартире все еще стоял резкий запах от ее сигарет.

Она бросила свою работу в «Дэйри куин», и каждое утро он оставлял на кухонном столе десять долларов. Вечером их уже не было. Он понятия не имел, что Джемма с ними делает, но она уже оставила ему на том же месте чек на витамины для беременных, вероятно, чтобы убедить его в том, что его деньги расходуются с пользой и ему стоит продолжать в том же духе.

Холден очень быстро начал понимать две вещи.

Первая заключалась в том, что рождение ребенка — это дорогое удовольствие. Помимо 300 долларов, что он планировал ежемесячно давать Джемме на повседневные нужды и медицинские расходы во время беременности, его потом ещё ждал здоровенный счет из роддома, а также за всю необходимую для ребёнка мебель. Квинт и Моди любезно предложили им старый пеленальный столик и кроватку Клинтона, при условии, что их вернут в хорошем состоянии. Холден был совсем не против позаимствовать у хороших друзей старые вещи, хотя и видел, что Джемма не слишком обрадовалась чужим обноскам. Пару раз застав его дома, она бросила непрозрачный намёк на то, что ему стоит выйти ещё на несколько боёв. Но он обещал Гризельде, что больше не будет драться, и работал он не в банке, а всего лишь на стекольном заводе, из-за этого приток его доходов, в котором раньше всегда оставалось место для маневра, сделался весьма ограниченным.

Гризельда.

Вторым к Холдену пришло понимание того, что жизнь без нее не имеет никакого смысла.

Хотя он, в принципе, согласился с ней в том, что не может рисковать жизнью ребёнка, боль от расставания с Гри была просто невыносимой. Он еще чувствовал, как скользила под пальцами ее гладкая, теплая кожа, как изгибалось под ним ее хрупкое тело. Он все еще слышал, как, потея и задыхаясь, она выкрикивала его имя, когда кончала, и как с мучительной нежностью шептала это имя, когда говорила ему, что любит.

Боль от потери Гри была повсеместной и изнурительной. Она ни на секунду не покидала его мысли: он мечтал о ней днём, а ночью терялся в веренице снов о девочке с косичками и прекрасной женщине. Как-то он сказал ей: «Я никогда не смогу полюбить никого, кроме тебя», и это была чистая правда.

Между тем, часы превращались в дни, и будущее, которое еще неделю назад представлялось таким многообещающим, сейчас казалось ему мрачным и бессмысленным. Если бы ему пришлось содержать Джемму и ребенка, он бы никогда не смог обеспечить и Гри. Не так, как он хотел. Чтобы он мог видеть своего ребенка, им пришлось бы поселиться в какой-нибудь дыре, рядом с Джеммой. Его деньги уходили бы на малыша, не оставляя ему возможности помочь Гризельде с колледжем, вместо этого они оба вкалывали бы как проклятые, влача совершенно никчёмную жизнь.

Иногда он впадал в такое безумное отчаянье, что всерьёз подумывал, а не лучше ли Гри найти себе кого-нибудь другого и двигаться дальше. И хотя при одной мысли о том, что кто-то другой может прикоснуться к ней, любить её, заботится о ней, в нем поднималась ревущая волна гнева, он понимал, что будет просто эгоистичным ублюдком, если её не отпустит.

Дважды он садился писать ей письмо.

«Забудь меня, Гри. Двигайся дальше. Поступай в колледж и устраивай свою жизнь»

Но каждый раз с досадой и горечью комкал бумагу и наливал себе еще рюмку. Он не мог ее отпустить. Не сейчас. О, Боже, только не сейчас.

В его жизни не осталось ничего, кроме его не рождённого ребенка и воспоминаний о Гриз. Но, несмотря на его желание быть хорошим отцом, для нормальной жизни этого ребенка было явно недостаточно. Холден оказался в ловушке, и жизнь казалась ему безнадежной. Глупо надеяться на то, что вдруг, по какой-то непонятной причине, сквозь тьму пробьётся солнце, каждый новый день оказывался ещё тягостнее и невыносимее предыдущего.

Проснувшись на своём коричневом диване, он сел, потер шею и зажмурил глаза. Он почувствовал запах кофе и еды и, заметив у плиты Джемму в ночной рубашке, подозрительно прищурился. Она повернулась и посмотрела на него, держа в руке кухонную лопатку.

— Доброе утро, — сказала она, одарив его лёгкой, осторожной улыбкой.

— Доброе, — сухо откашлявшись, прохрипел он. Голова раскалывалась от вчерашнего трёхчасового свидания с дешевым виски, в животе громко заурчало, и он вспомнил, что не обедал. — Что ты делаешь?

— Готовлю тебе завтрак.

— Зачем?

— Затем, что сейчас утро, — огрызнулась Джемма. Она поморщилась, затем выдавила из себя улыбку. — Потому что я решила простить тебя за то, что ты мне изменил. Пришло время нам забыть об этой… ошибке и двигаться дальше.

Он вздрогнул и весь напрягся, вмиг почувствовав волну ярости от того, что она назвала это «ошибкой». Да ни в одной Вселенной Холден не посчитал бы произошедшее между ним и Гризельдой случайным или достойным сожаления. Единственное, о чём он действительно жалел, так это о том, что отпустил её.

— Это не было ошибкой, — буркнул он.

— Ну, чем бы это ни было, теперь всё кончено, — резко сказала Джемма и, повернувшись назад, занялась тем, что она там готовила.

«Чёрта с два, — подумал Холден и потянулся к краю стола за своим сотовым телефоном. — Это никогда не закончится».

Он покосился на маленький экран. Три пропущенных звонка с неизвестного номера. Хм. Это было странно, потому что, кроме Клинтона и Квинта, ему практически никто не звонил.

— Ты не искала меня вчера вечером? — окликнул он Джемму, подумав, может, она поменяла номер и забыла ему об этом сказать.

Она оглянулась на него через плечо.

— Нет.

Холден посмотрел на телефон и, коснувшись значка голосовой почты, ввёл код доступа. Затем поднёс телефон к уху.

— Холден? Это… гм, меня зовут Майя. Майя Харпер. Подруга Зельды. В прошлые выходные она звонила мне с этого номера, чтобы я её забрала. И… хм, Боже, даже не знаю, как это сказать, но Зельда, она в больнице. Джона, её бывший, очень сильно её избил. Он… Он ударил её головой об пол, у нее повреждено лёгкое и, ну, они ввели её в искусственную кому. Прошло уже два дня. И я не знала, стоит ли мне тебе звонить, но потом решила, что должна. Так что, не знаю. Может, я ошиблась. Просто… Мне так страшно. Может, как-нибудь перезвонишь мне, хорошо?

Холден сидел не дыша, пока болезненный спазм не вернул его на землю, заставив выдохнуть и судорожно вдохнуть снова. Блядь! Блядь, нет! Черт, черт, черт. Вдруг его дыхание стало таким, словно он только что пробежал милю. Он посмотрел на телефон. Ещё два сообщения. Боже. Она что, мертва? Она умерла? О, Гриз. О, Господи. Пожалуйста, нет!

Он нажал на значок воспроизведения, чтобы прослушать второе сообщение.

— Привет, Холден… Это снова Майя. Я боюсь, что она разозлится, если узнает, что я тебе звонила. Я сейчас сижу рядом с ней… она все еще в коме, но её жизненные показатели в норме. Щеки розовые. Врачи говорят, это хорошо. Может, они смогут вывести ее из комы пораньше или типа того. Я буду навещать ее, сколько смогу, но мне тоже нужно на работу. Прости, что названиваю тебе, но у меня нет семьи, и у Зельды тоже, и она очень важна для меня, так что… Ой, подожди. Доктор идет. Если будут новости, я позвоню.

— Завтрак готов! — позвала Джемма.

— Заткнись, — презрительно буркнул Холден, торопливо нажав на значок воспроизведения, чтобы прослушать последнее сообщение Майи.

— Холден, это Майя. С ней всё будет хорошо, — Майя начала смеяться и плакать, и, когда она сделала паузу, чтобы прийти в себя, Холден прерывисто выдохнул. — Они… О, вау. Сейчас они выводят её из комы, она еще какое-то время пробудет здесь, но активность мозговых волн у нее очень хорошая, и врачи говорят, что она, скорее всего, пойдет на поправку. У неё сломаны ребра, ещё у нее было внутри… внутричерепное кровотечение? Но, я думаю, с ней всё будет хорошо. Поэтому я… Ну, ты мне так и не перезвонил. Полагаю, я зря тебя потревожила. Я думала… ну, это не важно. Удачи тебе с твоим… мм, твоим малышом. Ну, пока.

— Я сказала «завтрак готов».

Холден посмотрел на Джемму, её образ расплывался у него перед глазами, от подступивших слез облегчения. С Гри всё будет хорошо. Слава Богу.

— Мне н-надо идти, — сказал он, вставая с дивана. Он сунул телефон в карман и схватил со стола ключи.

— Куда, чёрт возьми, ты идешь? Я, бл*дь, завтрак тебе приготовила.

— Теперь, бл*дь, сама его и ешь, — бросил он ей на ходу, стремительно проследовав к двери, и не оглянувшись, вышел из квартиры.

***

— Холден? Холден…

Слова давались с большим трудом, словно рот был полон наждачной бумаги и сухой жевательной резинки. В голове всё плыло и пульсировало. Где она? Она в квартире Холдена или… нет, они ведь уехали из его квартиры в охотничий домик. Она в охотничьем домике?

Гризельда попыталась открыть глаза, но веки были такими тяжелыми, а окружающие звуки такими глухими и бессвязными, словно она была где-то под водой.

— Холден? — снова произнесла она, но попытки заговорить совсем лишили её сил, и она сдалась.

Темнота.

***

Уже на пути из города Холден позвонил Клинтону.

— Я еду в Вашингтон.

— Какого хрена, Се..?

— Г-гризельда в коме.

— Что? О, Господи. Что произошло?

— Её избил г-грёбаный бывший парень.

— Чёрт. Мне жаль, старик.

— Я выскочил из квартиры, как только получил сообщение. Джемма бесится.

— Не волнуйся за нее, — быстро сказал Клинтон. — Я тебя прикрою. Просто… скажу, что у Чика возникли проблемы с доставкой, и ему понадобилось, чтобы ты отвёз кое-что в Огайо. Тебя не будет пару дней. Может, всё же, отправишь ей СМС, ладно? Ну, чтобы она не сходила с ума.

— Да. Отправлю. Спасибо, Клинтон.

— Ты любишь эту девушку.

— Гриз? Да. Она для меня всё.

— Какой у тебя план? А как же Джемма и ребенок? — в голосе Клинтона послышались покровительственные нотки, и у Холдена возникло непреодолимое желание сказать своему другу, чтобы он катился к чёрту, а лучше, отправлялся к Джемме и убедил её в том, что она и Клинтон заслуживают второго шанса.

— Не знаю. Я просто… Я должен увидеть Гри. Мне нужно убедиться, что с ней все в порядке.

— Да. Позвони мне завтра, ладно? Не думаю, что у меня получится убедительно прикрывать тебя больше одного-двух дней.

— Я твой должник, Клинтон.

— Нет, думаю, уже достаточно. Но теперь мы в расчёте, Холден. Я тебе больше ничего не должен.

Почувствовав в его словах закипающую угрозу, Холден решил, что пришло время прояснить некоторые моменты.

— Ты так и не смог её забыть, да? Джемму.

Клинтон ответил, не задумываясь.

— Думал, что смог. Чёрт, я хотел. Забыть её. Она беременна от тебя. И это просто меня убивает.

— С тобой она будет счастливее, чем со мной, — сказал Холден.

— Я ей не нужен, — он так горько усмехнулся, что Холден почувствовал, как ему больно. — Ну, разве не бардак? Тебе нужна Гризельда. Джемме нужен ты. А мне нужна Джемма.

— Да. Полный бардак.

— Надеюсь, с Гризельдой всё будет в порядке. Позвони мне завтра.

— Спасибо, Клинтон.

Холден повесил трубку и, когда его грузовик пересёк границу округа, оставив позади Чарльзтаун, набрал номер Майи.

— Алло?

— Майя, это Холден К-крофт.

— Холден. Привет. Я… эм, прости за все те сообщения.

— Как она?

Майя глубоко вздохнула.

— Ну, она ненадолго очнулась, звала тебя, но глаза не открывала. Сейчас она спит. Иногда пациенту требуется какое-то время, чтобы прийти в себя после…

Он поморщился, представив, через что ей пришлось пройти, и проклял себя за то, его не оказалось рядом, чтобы её защитить. Она должна была быть с ним. Она должна была быть в полной безопасности. Бл*дь, он никогда не простит себя за то, что её отпустил.

— Как её голова?

— Кровотечение прекратилось. Слава Богу, врачам не пришлось её оперировать. И отек уже спадает. Но они не смогут сказать ничего определенного, пока она не придет в себя. Ну, знаешь, о степени повреждения. Её мозга.

— Понятно, — он до боли сжал челюсти. — А Джона?

— Он арестован. Ему предъявили обвинение в нападении, причинении тяжких телесных повреждений и, возможно, покушении на убийство.

— Хорошо.

Мимоходом Холден подумал, что оказавшись за решёткой, Джоне несказанно повезло. Иначе Холден разыскал бы его и убил голыми руками. Это точно.

— Она была на аппарате искусственной вентиляции легких, но и его тоже сегодня отключили. Чтобы зажили рёбра, ещё потребуется некоторое время.

— Жаль, что ты не позвонила мне раньше.

— Да я вообще не собиралась тебе звонить, просто мне стало страшно, — Майя помолчала, затем робко и тихо произнесла: — Она звала тебя.

— Я скоро буду.

— О, слава Богу. Я не знала, стоит ли просить…

— Когда речь идет о ней. Всегда говори, и я всегда приеду. Где ты?

— В районной больнице Лорела. В Лореле, штат Мэриленд. На Ван Дюсен.

Холден зажал телефон между плечом и ухом и набрал адрес в GPS-навигаторе.

— Пятьдесят минут.

— Отлично, — сказала Майя. Она тяжело вздохнула. — Я рада. Можешь остаться хотя бы ненадолго?

— Столько, сколько ей потребуется.

— Хорошо, — проговорила она, в её голосе чувствовалось явное облегчение.

— Спасибо, М-майя, — произнёс он. От подступившего к горлу комка, голос прозвучал сдавленно и хрипло.

— До скорого, Холден, — сказала она, разъединяясь.

Холден сжал руль, ненавидя себя за то, что позволил Джемме прогнать Гризельду, и что есть силы надавил на газ.

***

— Зельда?

Кто-то звал её по имени. Мужчина. Мужчина, которого она никогда прежде не видела. Откуда в охотничьем домике незнакомый мужчина?

— Зельда? Вы меня слышите?

Его голос звучал неестественно и глухо, словно он разговаривал в подушку.

— Попробуйте «Гризельда», — сказал кто-то, очень похожий на Майю.

— Гризельда? Вы можете открыть глаза?

«Кажется, могу», — подумала она, но, Боже, это оказалось очень тяжело. Она сосредоточилась, стараясь сделать глубокий вдох, но, чёрт возьми, каждый раз, когда она пыталась набрать воздуха, ее грудь пронзала адская боль. В голове раздался огрубелый, скрипучий звук, и она поняла, что он идёт из её собственного горла.

— Думаю, она приходит в себя, — повторил мужской голос. — Откройте глаза, Гризельда.

Собрав все свои силы, она попыталась разомкнуть веки, но открылся только один глаз. Сквозь полуприкрытые веки в её сознание проник яркий, режущий свет.

— Сестра, задёрните шторы, пожалуйста.

Нависнув над ней, ей в лицо уставился пожилой мужчина в очках и с седыми волосами. Не смотря на то, что он казался довольно доброжелательным, он был ей не знаком, и ею снова овладела паника. Она не в охотничьем домике. Где Холден? Мужчина сказал «сестра»?

— Сейчас она будет дезориентирована. Мисс Харпер, подойдите сюда, чтобы она вас увидела.

Пожилого мужчину заслонило внезапно появившееся лицо Майи, и Гризельда почти вздохнула с облегчением. Если здесь Майя, значит она в безопасности.

— Привет, малышка.

— Мммая, — прохрипела она, горло было сухим и болезненным. — У тебя есть… вода?

— Медсестра! Пожалуйста, принесите нам лед, — рядом с Майей снова появилось лицо пожилого мужчины, но Гризельда продолжала смотреть на подругу.

— Гризельда, Вы в районной больнице Лорела, — сказал мужчина. Его голос был гулким, как и Майин, и чтобы понять его слова, Гризельде пришлось как следует сосредоточиться. — Вы получили серьезные травмы после ссоры с Вашим молодым человеком, мистером…

— Джоной, — вставила Майя. — Той ночью, когда я привезла тебя домой.

— Домой? Нет. Охотничий домик.

«Домой? Когда я вернулась домой? Я еще должна быть в охотничьем домике».

— Я привезла тебя домой из Западной Вирджинии, — сказала Майя, её голос был тихим и ласковым, но всё еще каким-то искажённым. Она обратилась к пожилому мужчине, который, как теперь поняла Гризельда, был её лечащим врачом. — Она что, не помнит?

— Краткосрочная потеря памяти — весьма распространенное явление. Она на днях была в охотничьем домике?

— Да, — ответила Майя. — Она провела там две недели со своим приемным братом. В воскресенье я забрала её и отвезла домой.

— Значит, около четырех дней назад. Так. Это хорошо. Это дает нам определённые временные рамки. Похоже, она не помнит последние несколько дней, но с её травмами это не редкость.

Он обернулся к Гризельде и медленно проговорил:

— Гризельда? Сейчас среда.

«Нет. Нет, этого не может быть. Сейчас пятница».

Она попыталась сделать глубокий вдох и сесть, но грудь тут же пронзила такая острая боль, что она только застонала и откинулась назад.

Майя подошла ближе.

— Не двигайся, малышка. Джона очень сильно тебя избил, Зельда. Он сломал несколько ребер и повредил легкое. Твоя голова…

— Помоги, Майя, — прорыдала она, чувствуя себя совершенно потерянной и беспомощной, как ребенок. — Помоги. Помоги мне найти Холдена.

Она не знала, почему плачет, но у нее болела грудь, болела голова, болело лицо. Она была совсем не в охотничьем домике, а в больнице, и рядом не было Холдена. По всей видимости, ее сильно избил Джона, но она не помнила, чтобы виделась с ним, и не верила, что Холден мог такое допустить. Она была растеряна, расстроена и напугана.

— У нее повышается кровяное давление, — сказал врач. — Я дам ей кое-что, чтобы она уснула.

Через минуту их голоса стихли, и она закрыла глаза.

Благодатный покой.

Глава 30

Холден припарковал свой грузовик на стоянке для посетителей и, заглушив двигатель, взглянул на себя в зеркало заднего вида. Он выглядел просто кошмарно. Вчерашняя футболка, растрёпанные волосы, воспалённые глаза, двухдневная золотисто-коричневая щетина. Он поморщился, вытащил ключи из зажигания и выбрался из грузовика. Прежде, чем увидеться с ней, он зашел в уборную, плеснул в лицо холодной водой и попытался пригладить волосы. Это всё, что он мог сделать.

Майя написала ему, что Гризельда все еще находится в отделении интенсивной терапии, хотя, по словам врача, ее скоро должны перевести в обычную палату. С тех пор, как он разговаривал с Майей, она один раз пришла в себя, но была так шокирована и расстроена, что доктор ввел что-то ей в капельницу, чтобы она успокоилась и снова уснула. Майя полагала, что Гризельда проснется через пару часов, и надеялась, что увидев Холдена, ей станет полегче. Видимо, Гри не помнила ни того, как уехала из охотничьего домика, ни стычку с Джеммой, ни их ужасного, душераздирающего прощания. В каком-то смысле он был этому даже рад.

Он ворвался в больницу и остановился у стойки информации, чтобы спросить дорогу. Холден не знал, во сколько заканчиваются часы посещения, да и не спрашивал. Он боролся с каждым, кто пытался увести его от нее. Он не собирался никуда уходить, пока не удостоверится, что с ней все будет в порядке.

Зайдя в лифт, он нажал на кнопку второго этажа, то и дело, сжимая и разжимая кулаки, внутренне готовясь к тому, чтобы увидеть ее травмы.

— Всё в порядке, сынок?

Он с удивлением поднял глаза. Когда он вошел в лифт, то никого не заметил. Теперь он увидел военного в форме, который стоял в углу, с беспокойством и сочувствием глядя на Холдена.

— Да, сэр.

— Навещаете здесь кого-то?

Холден кивнул.

— Да, сэр.

— Надеюсь, уже завтра они пойдут на поправку.

— Спасибо, сэр.

Двери открылись, и Холден вышел из лифта, следуя указателям, ведущим в отделение интенсивной терапии. Наткнувшись на пару запертых металлических дверей, он позвонил в звонок, но через интерком медсестра сообщила ему, что его имени нет в списке посетителей.

Совсем расстроившись, он написал Майе.

«Меня не пускают».

«Подожди минутку. Сейчас выйдет Сабрина. Она тебя проведёт».

Холден сунул телефон в карман, предположив, что Сабрина это медсестра, но, когда двери, наконец, открылись, из них вышла молодая женщина в обычной одежде и уставилась на него.

— Холден?

Нет, эта женщина не была медсестрой. Она была просто сногсшибательной — мега-крутой и, очевидно, очень богатой. Холден сразу понял, что Сабрина — это миссис Маклеллан. Без вариантов.

— Миссис Маклеллан?

— Да. Она упоминала обо мне?

Холден кивнул.

— А ты её приемный брат?

— Был. Когда-то

— А теперь?

Он пожал плечами. Он не знал, что именно, может рассказывать о Гри её начальнице.

Черт, он даже не представлял, знает ли вообще Сабрина, через что они с Гризельдой прошли.

Не вынуждая его углубляться в подробности, она мрачно улыбнулась и сделала шаг назад, пропуская его через металлическую дверь.

— Предупреждаю, она плохо выглядит.

— Я уже видел такое, — прошептал он. Ему безумно хотелось ошибаться, но это было правдой. Он уже не мог сосчитать, столько раз видел открытые раны у нее на лице и спине, вывихнутые плечи, ободранные в кровь запястья и лодыжки. Уж на раны Гризельды он насмотрелся.

— Вы с ней были в одной приемной семье? — просила Сабрина. Она быстрым шагом прошла по коридору, затем свернула в другой.

Вокруг пахло антисептиком и болезнью, и желудок Холдена ощутимо запротестовал. Он ненавидел больницы. Всегда. Особенно эту, потому что в ней лежала избитая, искалеченная Гризельда.

— Да. Какое-то в-время.

— А потом?

Она остановилась перед палатой, положив руку на дверную ручку и с участием и любопытством глядя ему в глаза.

— Прошу Вас, можно мне её увидеть?

Сабрина кивнула.

— Да. Потом мы можем поговорить?

Она повернула ручку, и Холден не ответил. Он вошел в тихую, плохо освещённую комнату.

— Холден? — прошептала Майя.

Его глаза постепенно привыкли к тусклому свету, и он увидел приближающуюся к нему с противоположной стороны палаты мулатку.

— Да.

Она неожиданно обняла его, совершенно сбив с толку. Он растерянно постоял, затем, наконец, приподнял руку и похлопал ее по спине.

— Спасибо, что приехал, — проговорила она.

— Мне нужно её увидеть.

Майя опустила руки и отошла в сторону.

— Я буду в коридоре с Сабриной. Найди меня, когда закончишь, я расскажу тебе последние новости, ладно?

Прошмыгнув мимо него, Майя тихонько выскользнула за дверь и оставила Холдена и Гризельду наедине. В два шага он очутился у ее кровати. Он собрался с духом и открыл глаза.

Гриз. Гриз. О, Боже, Господи.

Правый глаз у нее сильно опух и заплыл огромным сине-зеленым синяком, прямо от него по лбу тянулась глубокая рана, перехваченная семью медицинскими скобками. В янтарно-золотистых волосах застыла корочка крови, ухо распухло и потемнело, в ушной раковине виднелась запекшаяся кровь, а под ней — тёмно-бордовые ссадины.

Он потянул вниз больничное одеяло, укрывающие ее до самого подбородка. Она была в больничной рубашке, и ему не было видно ее грудь. Из-под светло-голубой ткани выглядывали шнуры от капельницы и провода от кардиомонитора. Он осторожно её прикрыл, чтобы случайно ничего не задеть. Взглянув на расположенный у неё над кроватью монитор, он отметил, что сердечный ритм четкий и ровный, артериальное давление тоже в норме.

Холден сел в кресло рядом с кроватью. Он нашел под простыней ее руку и осторожно, чтобы не потревожить внутривенный катетер, закрепленный на тыльной стороне ее руки, обхватил ладонью ее пальцы.

— Г-гриз? Т-ты меня слышишь? Я здесь, ангел. Я здесь, с тобой. Я здесь.

Она издала какой-то тихий горловой звук и, чуть откинув во сне голову, повернулась к нему лицом.

— Я так с-сильно тебя люблю, — тихо простонал он. — Чёрт. Прости меня, что не смог тебя защитить.

Она снова издала этот звук, потом вздохнула:

— Хорошо.

— Я немного побуду с тобой, Гриз.

— Я прыгаю…, — произнесла она, не открывая глаз и медленно шевеля губами.

— Верно, — шмыгнув носом, сказал он. — Я прыгаю, ты прыгаешь.

Гризельда надолго замолчала, и он уже было решил, что она снова заснула, но вдруг понял, что она пытается что-то сказать.

— …сломлен или… прежним?

Он зажмурил глаза и уперся лбом в больничный матрас рядом с ее ухом, слезы скатились с его носа и упали на простынь между ними.

— Прежний, мой ангел. Я с т-тобой, и значит я п-прежний. С-спи. Я здесь. Я останусь.

Она прошептала что-то неразборчивое, и через минуту он понял, что она уснула.

Он поднял голову и, глядя, как она спит, какое-то время лихорадочно пытался найти выход из сложившейся ситуации. Без нее он был глубоко несчастен, от чего его жизнь в Западной Вирджинии стала совершенно никчемной и практически невыносимой. Он ненавидел Джемму. Чёрт побери, он чуть было не возненавидел своего нерожденного ребенка, но вовремя отогнал эту мысль, потому что это было неправдой. Больше всего на свете он хотел быть с Гри, и все же не мог предложить ей или своему ребенку ничего хорошего, ничего существенного. Его жизнь была сплошной катастрофой, и он не имел ни малейшего понятия, как привести ее в нормальное состояние — то состояние, при котором его любимая женщина и ребенок чувствовали бы себя в безопасности, были любимы и могли бы им гордиться.

Совершенно разбитый и отчаявшийся, он опустил голову на матрас рядом с ее подушкой, осторожно сплел вместе их пальцы и, в конце концов, провалился в сон.

***

— Холден? Холден, проснись.

Он моргнул, выпрямился и посмотрел вверх. В палате стало намного светлее, а рядом стояли Майя и Сабрина.

— Я н-не уйду, — сказал он. При мысли, что ему придется расстаться с Гризельдой, его охватил ужас.

Сабрина в замешательстве склонила голову на бок, затем сделала глубокий вздох и понимающе кивнула.

— Не волнуйся. На отделение интенсивной терапии часы посещения не распространяются. Тебе совсем не обязательно уходить. Оставайся, сколько захочешь.

— Я на какое-то время уснул.

— Она тоже, — с грустной улыбкой сказала Майя. — Впервые за последние несколько дней. Пару раз я заходила вас проведать, она не металась, не ворочалась и не кричала. Вы оба спали как младенцы. Но мы подумали, что тебе следует чего-нибудь перекусить.

Майя положила руку ему на плечо.

— Иди. Я с ней побуду. Врач сказал, что действие лекарств прекратится только через час или около того.

Взглянув на Гризельду, Холден с неохотой вытащил пальцы из ее ладони и встал, чтобы размять затекшие мышцы.

— Может, я угощу тебя обедом? — спросила Сабрина, жестом указав на дверь.

— Я сам могу купить себе поесть, — ответил Холден.

Она вежливо улыбнулась и кивнула головой.

— Майя, тебе что-нибудь нужно?

— Я уже поела, но не отказалась бы от упаковочки «Твиззлерс», — сказала она.

— Сейчас будет, — произнес он, и вслед за Сабриной вышел за дверь.

Он прикрыл дверь больничной палаты и повернулся к ней.

— Спасибо, что пришли.

Сабрина кивнула.

— Конечно. Я очень переживаю за Зельду. Она работает у нас уже четыре года, хотя вынуждена признать, что до этого момента я почти ничего о ней не знала.

Они прошли через металлические двери, у которых она его встретила, и направились к лифту, чтобы спуститься в кафетерий, расположенный двумя этажами ниже.

— Сколько времени она была с Джоной? — спросила Сабрина.

Она произнесла это имя, словно какое-то ругательство, и этим сразу ему понравилась. До трагедии, постигшей его в подростковом возрасте, Холден рос в скромном, но счастливом доме, и теперь относился к состоятельным людям с недоверием. У него не было опыта общения с богачами. Во всём, что имело значение, они были для него словно с другой планеты — из другой вселенной — вращающейся где-то совсем далеко от него.

Но она показалась ему милой, хоть и была одета слишком вычурно для больницы, в широкие штаны и яркую блузку. Её шею украшало золотое ожерелье, наверняка, настоящее, светлые волосы были собраны в гладкий, закрученный пучок. Сабрина выглядела дорого, и это его нервировало, но, судя по всему, она хорошо относилась к Гри: пришла сюда, дала ей работу, натолкнула ее на мысль о колледже. Несмотря на ее расфуфыренную внешность, он должен был дать Сабрине шанс.

— С Джоной? Не знаю. Год. Или около того.

— Время от времени я замечала у нее синяки. Я ничего не говорила, потому что не хотела ее смущать.

При этих словах Холден бросил на нее пристальный взгляд, но все же держал рот на замке, иначе разразился бы потоком таких отборных ругательств, что ее белокурые волосы мигом бы поседели.

Она легко прочла в его глазах осуждение и покраснела.

— Мне следовало что-нибудь предпринять.

— Да. Следовало.

— Прости, — произнесла Сабрина.

— Гриз все равно осталась бы с ним.

— Гриз, — тихо повторила она.

— Её полное имя — Гризельда.

— Гризельда. Зельда. Я и понятия не имела, — сказала Сабрина и тяжело вздохнула. — Такое часто случается с женщинами, подвергающимися насилию. Ну, знаешь, они остаются со своим мучителем.

Холден посмотрел на нее, но никак это не прокомментировал.

— И ты был её приемным братом?

Прозвучал сигнал, извещающий о том, что лифт прибыл на их этаж.

— Да. До того, как нас, гм… похитили.

Сабрина вздрогнула, пока Холден придерживал дверь, помогая ей выйти из лифта. Она застыла, кровь отхлынула от ее лица.

— По…

— Похитили. Н-насильно увезли, — он понятия не имел, почему вдруг заговорил о том, что им пришлось пережить. Может быть, потому что почувствовал, что Сабрина Маклеллан действительно хотела помочь Гризельде, которая сейчас крайне нуждалась в помощи, а Холден был не в состоянии предложить что-то стоящее. Но, по крайней мере, он мог найти того, кто сумеет ей помочь.

Сабрина в полном замешательстве глядела на него, пока не раздался предупреждающий сигнал лифта, тогда она опустила глаза и быстро вышла. Сабрина долго молчала и, когда они дошли до кафетерия, наконец, повернулась к нему с нескрываемым ужасом в глазах.

— Похитили. Боже мой.

Развернувшись к ней, он внимательно посмотрел ей в глаза и решил всё ей рассказать. Майя была замечательной, но Холден догадывался, что Майя сама еле сводит концы с концами. Помимо Майи, Гризельде необходим кто-то ещё. Кто-то сильный, кто сумел бы оказать ей реальную поддержку. Возможно, таким человеком могла бы стать Сабрина, но только если она поймет истинную глубину личности Гризельды… и всю сложность её положения.

— К-когда нам было десять лет, нас похитили с объездной дороги в Западной Вирджинии, и три года держали в подвале. Постоянно избивали. Заставляли работать.

— Вас…

Он увидел у нее в глазах немой вопрос, самый страшный вопрос.

— Нет, — ответил он, покачав головой. — Нас не насиловали.

Сабрина глубоко и прерывисто вздохнула, затем кивнула, чтобы он продолжал.

— Через несколько лет Гри сбежала. А я нет. Мне сказали, что она умерла, но это была неправда. Она вернулась в систему патронатного воспитания. Две недели назад мы… мы друг друга нашли. Я люблю её. Она любит меня. Когда она вернулась домой, её избил этот к-кусок д-дерьма, — Холден перевел с трудом сдерживаемое дыхание и, извиняясь за грубость, пожал плечами. — Думаю, теперь Вам всё ясно.

— Господи! — ахнула Сабрина, прикрыв рот дрожащими пальцами с аккуратным розовым маникюром.

— Она сильная, — сказал и слегка улыбнулся, восхищаясь мужеством своей сильной девочки. — Она…

При мысли о том, как она лежит наверху в этой кровати, вся избитая и напуганная, у него сжалось сердце. Он несколько раз моргнул, отвернувшись от Сабрины.

Они взяли по подносу, каждый выбрал себе обед, Холден не забыл про конфеты для Майи.

— Чем я могу помочь? — спросила она, когда они сели за столик.

Пытаясь определить, степень её искренности, Холден взглянул на неё и увидел, что она смотрит на него с озабоченностью и неподдельным интересом. И почувствовал приятную волну облегчения.

— Помогите ей поступить в колледж. Она этого хочет. Для нее очень много значит, что именно Вы это предложили.

Сабрина решительно кивнула, открывая пакетик с заправкой для салата.

— Считай, это уже сделано. У нас с Роем есть связи. Мы поможем ей всем, чем сможем.

— Спасибо, — прошептал он, подумав, каково это — быть настолько финансово обеспеченным, что достаточно кому-то лишь упомянуть о колледже, и ты, как по взмаху волшебной палочки, можешь воплотить его мечту в реальность.

Сабрина провела рукой по глазам. Холдена восхищало ее самообладание, то, что, несмотря на шокирующие новости, которые он только что ей рассказал, она взяла себя в руки и предложила Гри помощь.

— Я и не знала, что она отнеслась к моему предложению серьезно.

— Вполне серьезно, — сказал он, откусывая бутерброд. — Еще, было бы неплохо, если бы ей было куда идти.

— Куда идти?

Холден кивнул, проглотив кусок бутерброда, и почувствовал подступивший к горлу ком.

— Куда-нибудь в другое место… где он не… где воспоминания…

— О! О, конечно! — закивала Сабрина. — Конечно же, ей не стоит возвращаться туда, где он… Нет. Конечно. Я об этом не подумала, но ты прав.

— Может, Вы могли бы помочь ей найти другое жильё?

— Да. Да, — твёрдо сказала Сабрина, отпив диетической колы. — На самом деле, у меня есть идеальный вариант. У нас в доме, на цокольном этаже, есть квартирка, куда Рой планирует со временем перевезти свою мать. Квартирка очень милая, полностью отремонтированная, но пока пустая. Может, она некоторое время поживет у нас.

— Было бы здорово, — сказал Холден, чувствуя, как у него защемило в груди от радости. У нее есть друзья. У нее есть люди, которые о ней позаботятся. Он вздохнул с облегчением.

— Холден? А ты останешься? Ты мог бы переехать к ней. Думаю, это пошло бы ей на пользу.

Он откусил еще один кусок бутерброда, но из-за охватившего его отчаянья, не почувствовал вкуса еды. Он пожал плечами.

— Всё не так просто.

— Да? Полагаю, что так и есть. Просто никогда не бывает.

— Моя бывшая девушка б-беременна.

— А, — сказала Сабрина, глядя на свой салат. — И ты решил поступить по совести и остаться с ней?

— Что-то в этом роде, — пробормотал он, сворачивая разговор. Он мог говорить о Гри столько угодно, лишь бы обеспечить ей комфорт и безопасность, но его жизнь не подлежала обсуждению.

— Может, когда-нибудь…?

Холден посмотрел на нее, взглядом подводя черту их разговору.

— Может.

***

— Давайте попробуем еще раз, — раздался голос доктора, все еще искаженный, но уже не такой замогильный, как раньше.

«Раньше? Ах, да, раньше. Он разговаривал с ней раньше. Врач. Иначе как бы она его узнала?»

— Гризельда? Это доктор Леонард. Вы можете открыть глаза?

Она попыталась, но глаза никак не хотели открываться, и это напугало ее почти так же, как и то, что все говорили искажёнными голосами, словно под водой.

— Холден? — простонала она.

— Я здесь, ангел, — его низкий голос раздался прямо у неё над ухом и прозвучал почти чисто. У неё затрепетало сердце, пальцы задрожали и заскользили по простыни в поисках его рук. Вдруг его сильные и такие знакомые пальцы сплелись с её пальцами, и она с облегчением вздохнула.

Гризельда изо всех сил постаралась открыть глаза. Один напрочь отказывался открываться, но поморгав, ей наконец-то удалось с усилием разомкнуть оба глаза. Ей понадобилось некоторое время, чтоб сфокусировать взгляд, но когда у нее это получилось, перед ней возникло лицо Холдена.

— Холден, — произнесла она, наклоняясь к нему.

Он подвинулся ближе, так, что его губы почти касались ее шеи. Одной рукой он по-прежнему крепко сжимал ее пальцы, а другой осторожно поддерживал ей голову.

— Я здесь.

— Держи… пальцы…

Она неожиданно потеряла ход своих мыслей.

«А что дальше? Что я хотела сказать? Почему я не могу…»

— На буквах.

— На…буквах, — медленно повторила она, нахлынувшее было чувство паники отступило.

— Да.

— Это что-то значит? — спросил врач, который стоял за Холденом, внимательно глядя на Гризельду.

— Да. Кое-что из далёкого прошлого.

— Я прыгаю…, — проговорила она, не понимая смысла своих слов. Казалось, будто все они перемешались, вышли из-под контроля и вырывались у нее изо рта самовольно, словно говорила не она, а кто-то другой.

— Ты прыгаешь, — тихо сказал он, поглаживая теплой рукой её шею.

«Да. Я прыгаю, ты прыгаешь. Да. Точно»

«Холден знает. Он понимает».

Ей стало легче.

— Где я? — спросила она и, поморгав глазами, посмотрела на доктора. Рядом с ним стояла Майя. И Миссис Маклеллан. Стоп. Миссис Маклеллан в Западной Вирджинии?

— Ты в больнице, мой ангел, — ответил Холден. — В М-мэриленде. Ты получила серьезные травмы.

— Да, — проговорила она, и ей захотелось сделать глубокий вдох. — Мне больно.

— Я знаю, — сказал он. Его пальцы ласково поглаживали её кожу, она чувствовала сладкий запах, исходящий от его шеи, самый лучший на свете аромат.

— Я тебя люблю, — закрыв глаза, прошептала она.

— Я тоже тебя люблю.

— Останься, — произнесла она, почувствовав страшную усталость. — Сегодня ночью… он уже… не вернется.

— Да, — сказал он, легонько её приобняв. — Он больше н-никогда не вернется. Мы в безопасности.

— В безопасности, — пробормотала она, погружаясь в темноту.

***

Холден подождал, пока её тело не обмякло у него в руках, затем осторожно уложил девушку на подушку и с тревогой посмотрел на доктора.

— Она переключается, верно? — спросил доктор Леонард. — Переключается с одного воспоминания на другое?

— Да. На отдельные ф-фрагменты нашего детства. Путая прошлое и настоящее.

— Это совершенно нормально, — сказал доктор, делая пометки у себя в блокноте. — Даже очень хорошо.

Хорошо?

— Она не п-понимает, где мы находимся, — произнес Холден, в нём росло чувство тревоги, близкое к панике. — Она не помнит последние несколько дней.

— Она вспомнит, — ответил врач. — Постепенно. Это может произойти сегодня, а может занять некоторое время. Это станет ясно, только когда она очнётся. Ей нужен отдых и немного времени.

Времени. Как раз этого у Холдена и не было.

— Вы хорошо на нее действуете, — сказал доктор, взглянув на него и улыбнувшись, затем вернулся к своим записям. — Ваше присутствие её успокаивает. Я бы не догадался, о чем она говорит.

— Я останусь здесь столько, сколько потребуется, — сказал он, оглядываясь на крепко спящую Гризельду.

— Завтра утром я переведу её наверх. Я распоряжусь, чтобы она покинула отделение интенсивной терапии.

— Можно мне сегодня остаться с ней?

Доктор Леонард посмотрел на него поверх очков.

— Пока она здесь? Конечно. Оставайтесь. Я могу попросить, чтобы Вам поставили койку.

Холден покачал головой. Он не хотел уходить от нее так далеко.

— Нет. Спасибо. Мне и так неплохо.

Глава 31

В четыре часа после долгих уговоров Майя все же согласилась пойти домой, пообещав, правда, что вернется на следующий день после работы. Холден проникся к Майе огромным чувством уважения и симпатии — по сути, она находилась с Гризельдой с утра воскресенья до сегодняшнего дня и уходила домой всего на несколько часов, только чтобы принять душ и поспать, а чтобы не возникло проблем на работе, взяла несколько дней отгула. Она была потрясающим другом его девушке, и Холден чувствовал себя в неоплатном долгу перед ней.

Сабрина Маклеллан тоже оказалась невероятно преданным другом. После консультации доктора Леонарда она уехала проведать свою дочь Пруденс, но заверила его, что заглянет на часок вечером, чтобы Холден мог сходить поужинать, и на это время Гризельда не осталась одна. Когда он вспоминал, что послезавтра ему придется покинуть Гризельду, то испытывал огромное облегчение при мысли о том, что Сабрина за ней присмотрит, приютит, убедит ее поступить в колледж. Его жизнь останется сущим дерьмом, но, по крайней мере, он будет знать, что Гриз в надёжных руках. Может, это хоть как-то облегчит расставание с ней.

Взглянув на ее израненное, спящее лицо, он понял, что ничто на свете его не облегчит. Жизнь без нее казалась ему медленной смертью.

Он сцепил ладони в замок и склонил голову, мысленно умоляя Бога помиловать его, помочь ему быть хорошим отцом, помочь ему отпустить Гризельду. И когда Холден молился, он вдруг совершенно ясно увидел себя — свой жизненный путь: мальчик, которого бросили, затем похитили, затем снова бросили. Подросток, с виду равнодушный, а на самом деле замкнутый и обозлённый. Мужчина, движимый ненавистью и утратой.

Когда Гризельда вернулась в его жизнь, он снова обрёл желание жить — жить полной жизнью, забыть о гневе и равнодушии и чего-то добиться. И, тем не менее, стоило только ей уйти, вся его прыть куда-то испарилась всего за четыре дня. Как будто Гризельда была его жизненной силой, и без нее существование становилось невыносимым.

Он понял, что это правда, но она ему не понравилась. Он любил Гри, он хотел, чтобы она была в его жизни, но он не хотел так сильно от неё зависеть. Он не хотел красть у нее эту энергию. Это было несправедливо.

В самом деле, казалось, будто в день ее «смерти» на Шенандоа его сердце остановилось и вновь забилось лишь две недели назад, когда они нашли друг друга. Она уехала в Мэриленд, и без неё его сердце снова умерло. Вдруг он понял, что не хочет умирать всякий раз, когда она выходит из комнаты. Он хотел любить ее, быть с ней, но, чтобы его сердцу хватало сил биться самостоятельно. Чтобы ему хватало сил любить её и жить для нее, даже если в данный момент её нет с ним рядом. Емубыло необходимо найти эту силу.

Ему захотелось навести порядок в своей собственной жизни, потому что это был единственный способ её наладить. Ему захотелось стать сильным не за счёт кого-то, а самому по себе, чтобы предложить ей нечто стоящее: любовь, да, но и подлинную стабильность, безопасность и реальное будущее. И не потому что она была источником его внутренней энергии, которой он лишился в ранней юности, а потому, что он выяснил, как вновь обрести эту энергию и предложил её ей.

«Ты сломлен или остался прежним?»

Он не был прежним. Вне зависимости от того, во что ему хотелось верить, он никогда не был полноценным и органичным как прежде, потому что его внутренняя завершенность всегда целиком и полностью зависела от нее. Но теперь он знал — он чувствовал это, словно кто-то с силой сжал в кулаке его сердце, требуя расплаты — он хотел быть прежним, сильным, органичным сам по себе… для нее.

— Холден?

Он повернулся в тусклом свете комнаты и увидел, как вошла Сабрина. Теперь она была одета более буднично, в черные тренировочные штаны и белую футболку. Она показалась ему моложе и, пожалуй, доброжелательнее. Уже не такой шикарной. Не такой пугающей.

— Привет, Сабрина.

Она положила на стол две упаковки «Твиззлерс».

— Для Майи.

— Хорошо, — сказал он.

— Как наша девочка?

— Спит. Перед окончанием своей смены к ней заходил врач. Он сказал, что ещё пару дней она будет много спать. Он полагает, что она проснется в ближайшие несколько часов.

— В таком случае, почему бы тебе не вздремнуть, пока я с ней сижу? Тогда ты будешь пободрее, когда она проснется.

Он покачал головой.

— Я в порядке.

— Ну, поужинать тебе уж точно нужно, — она похлопала его по плечу, настаивая на том, чтобы он встал и сделал перерыв. — Я побуду с ней, пока ты не вернешься, хорошо?

Он встал, уступая ей место.

— Ну, да. Хорошо.

Он был голоден. И ему нужно было написать Клинтону, что он останется здесь на эту ночь, а, возможно, и на следующую. Как бы его это не бесило, но к субботе он должен вернуться к Джемме, иначе чёрт её знает, что она может натворить.

— Спасибо, Сабрина.

Она достала из кожаной сумки книгу и помахала ею в направлении двери.

— Иди, поужинай. Или подыши свежим воздухом. Не торопись. Я никуда не уйду.

Бросив последний взгляд на свою спящую красавицу, он тихо вышел из палаты, прикрыв за собой дверь.

***

«Её переводят из реанимации, — набрал он. — Мне нужно остаться на эту и на следующую ночь. Я вернусь в субботу. Сможешь меня прикрыть?»

Холден нажал «отправить», затем вернулся в кафетерий, в надежде, что Клинтон справится с Джеммой. Только что он умял два гамбургера, картошку фри и яблоко, и его бумажник значительно опустел. У него в квартире были припрятаны кое-какие деньги, и он был совершенно уверен, что Джемма их не найдет, но он только что потратил последние остатки своего выигрыша, полученного за бой двухнедельной давности. Его бюджет сократился до четырнадцати долларов, и, если он планирует остаться еще на один день, завтра ему снова надо будет что-то есть. Слава Богу, в Чарльзтауне он заправил грузовик для поездки в оба конца.

Осматриваясь в тихом кафетерии, он наткнулся взглядом на военного, которого встретил утром в лифте. В своей рубашке цвета хаки с короткими рукавами и темно-синих брюках с красными лампасами, он выглядел очень официально, но все равно круто. Может из-за бритой головы. Он передал кассиру деньги, забрал сдачу, затем взял поднос и направился через кафетерий, поглядывая, куда бы сесть. И тогда Холден заметил, что он хромает. Хромота была довольно заметной, из-за этого военный двигался очень осторожно, как будто каждый шаг потенциально мог его ранить. Оглядываясь по сторонам, он встретился глазами с Холденом и, узнав его, кивнул. Поменяв направление, он сделал несколько шагов и поставил поднос на стол, за которым сидел Холден.

— Добрый вечер, — произнёс он, выдвинув стул напротив Холдена и осторожно присаживаясь.

— Здравствуйте, — ответил Холден. Он старался не пялиться на военного, но ему стало интересно, где он получил эту травму.

— Итак… тот, кого ты здесь навещал, — проговорил военный, положив салфетку себе на колени. — Ему уже лучше?

— Ей, — сказал Холден. — Да. Завтра её переводят из реанимации.

— Ну так, ура!

Холден кивнул и тихо засмеялся.

— Да. Хорошо. Ура!

— Она твоя женщина? Мама? Сестра?

— Она… — Холден опустил глаза и стиснул зубы.

«Моя душа. Моя жизнь. Моё всё»

— Ага. Вижу. Определённо твоя женщина.

— Да, — произнёс Холден. — Моя женщина.

— Что ж, я рад, что она идёт на поправку, — военный отсалютовал ему чашкой с кофе, затем сделал глоток. — Чёрт, но больничный кофе — это просто кошмар.

— Не спорю.

— А эта больница? Хуже некуда.

— Вы здесь работаете? — спросил Холден.

— Нет, — ответил военный. — Ну, не совсем. Я занимаюсь набором морских пехотинцев. Но сюда прихожу навещать своих ребят. И в больницу Святого Георгия. И Уолтера Рида. К каждому, кого я завербовал. Я приглядываю за ними, как только они возвращаются в Штаты. Особенно если…

— Я подумал, что Вы военнослужащий.

— Типун тебе на язык, сынок, — он выдавил на хот-дог пакетик с кетчупом. — Я был рядовым в Персидском Заливе. Потерял ногу. Теперь вербую новобранцев.

— Рядовым?

— Пехота, — сказал он и, протянув через стол свою огромную лапищу, пожал Холдену руку. — Франклин Уэйнрайт Джонс, лейтенант морской пехоты США.

Холден сильнее сжал его ладонь.

— Холден Крофт.

— Ты из Мэриленда, Крофт?

— Нет, сэр. Из Западной Вирджинии, что через округ Колумбия.

Лейтенант Джонс откусил ещё кусок хот-дога и задумчиво прожевал.

— Ты в отличной форме. Чем ты занимаешься, сынок?

— Я работаю на стекольном заводе.

— Полагаю, это не всё.

— Я дерусь. На стороне.

— Дерешься?

— Кулачные бои.

— За деньги?

Холдену стало стыдно, и он потупил глаза.

— Да, сэр.

— Помогает свести концы с концами?

Он поймал спокойный, понимающий взгляд лейтенанта Джонса.

— Да, сэр.

— Думал когда-нибудь о том, чтобы поступить на военную службу?

— Нет, сэр. Я не закончил школу.

— У тебя есть аттестат?

— Да, сэр.

Холдену потребовались бесконечные ночи зубрёжки и три пересдачи, но, в конечном итоге, в прошлом году он все же прошел экзамен и получил аттестат по программе средней школы.

— Этого достаточно. Первый год. Ты получаешь около восемнадцати тысяч. Это твоё основное денежное довольствие. Кроме того, есть денежные надбавки за пребывание в зоне огня противника, жилье и продовольственные пайки. Медицинская страховка. Налоговые льготы. Ежегодно или раз в два года повышается заработная плата. Карьерный рост. Ты также можешь получить специальную подготовку.

Пойти в армию? Это никогда не приходило Холдену в голову, он об этом и не помышлял. Но ему пришлось признать, что кое-что в этом всём его зацепило.

Лейтенант Джонс поднял хот-дог ко рту и усмехнулся.

— Ну, вот опять я за своё. Выгони меня из офиса, я все равно буду заниматься вербовкой.

— Никогда не думал о том, чтобы поступить на военную службу.

Пожилой мужчина задумчиво посмотрел на Холдена.

— У тебя есть для этого все данные. Может, тебе стоит.

— Могу я кое о чём Вас спросить?

— Валяй, сынок.

— Сколько времени займет подготовка, сэр?

— Курс новобранца — это трёхмесячная программа.

— И?

— Десять дней отпуска. Затем Школа боевой подготовки пехоты.

— Надолго?

— На шестьдесят дней.

— Значит, пять месяцев прямо там.

— Совершенно верно, сынок.

— Что потом?

— MOS. Военно-учётная специальность. Пехота, связь, полевая артиллерия, техническое обслуживание авиационного оборудования. Большой выбор. Мы выясним, что удаётся тебе лучше всего, и определим тебя туда. Снабдим всеми необходимыми средствами. В среднем от трёх до шести месяцев. Хотя, это может занять год или даже больше, в зависимости от твоей специальности.

Он подробнее рассказал о различных специальностях и, заинтересовавшись жизненным укладом, который в красках описал лейтенант, Холден задавал ему вопросы относительно зарплаты, стабильности, профессиональных амбиций.

— И?

— PDS, сынок. Постоянное место службы. Оно может быть в любой точке мира. А может и в Штатах.

— Значит, год обучения, а потом, м-м, постоянное место службы?

— Верно.

— И я буду драться.

— Да, черт возьми. Это я тебе гарантирую. С самыми подготовленными бойцами в мире. Ура!

Холден глубоко вздохнул, взглянул на часы и с удивлением обнаружил, что они проболтали почти час, а ужин лейтенанта давно закончился.

— Что дальше? В смысле, как мне…?

— Притормози, сынок. Кое-кому там наверху сейчас очень нужно твоё внимание, — он поёрзал на стуле и, вытащив из заднего кармана визитку, протянул ее Холдену.

— Обдумай всё хорошенько. Поговори со своей женщиной. Если тебя это заинтересует? На следующей неделе найдешь меня в Балтиморе, и мы это обсудим.

Холден посмотрел на визитку, затем сунул ее в карман.

— Я так и сделаю, сэр.

— Ты в отличной форме, Крофт. Возможно, мы могли бы ускорить процесс твоей подготовки.

— В смысле?

— Сейчас июнь. Если сдашь вступительный экзамен, то, возможно, мне удастся отвезти тебя в Пэррис-Айленд уже в сентябре. Тогда, может даже десять дней отпуска придутся на День Благодарения, сынок.

— Есть над чем подумать, — взгляд Холдена снова упал на часы. — Простите, сэр. Мне нужно идти.

— Понимаю.

Холден встал и протянул лейтенанту руку.

— Это было… То есть, спасибо, сэр. Благодарю, что уделили мне время.

Лейтенант Джонс встал и пожал Холдену ладонь.

— Надеюсь, скоро увидимся, Крофт.

— Спасибо, сэр, — сказал он и, убрав поднос, заторопился наверх.

***

На этот раз открыть глаза было не так сложно. Один из них по-прежнему не открывался и чертовски болел. Зато с другим было проще, и немного поморгав, Гризельда сфокусировала свой взгляд на лице миссис Маклеллан. Она сидела в соседнем кресле и читала книгу.

— Миссис Маклеллан? — проговорила она сиплым голосом.

Сабрина отложила книгу и улыбнулась.

— Привет, Зельда.

— Это, ээ…?

— Холден пошел поужинать. Он сейчас вернется.

Она попыталась сделать глубокий вдох. В голове мелькнула мысль, что будет больно, именно так и произошло. Она поморщилась, застонав от резкой боли.

— Моя грудная клетка.

— Знаю, дорогая, — кивнула миссис Маклеллан. — Повреждение легкого.

Повреждение легкого. Повреждение легкого. Звучит очень знакомо. Джона. И повреждение легкого.

— Джона.

— Верно, — сказала миссис Маклеллан, взяв со стола чашку с трубочкой. — Воды? Хочешь немного?

— Да, если можно.

Подложив ей под спину несколько подушек, Миссис Маклеллан помогла ей сесть. Когда Гризельда отпила воды, у нее в сознании пронеслась внезапная, ослепительная вспышка.

«Ну что, грёбаная шлюха, нравится?»

— Нет! — вскрикнула она, вода полилась вниз по подбородку.

— Зельда?

— Он ударил… Он ударил меня лицом… об…., — было так больно дышать, ей не хватало воздуха, но она не могла сделать ни вздоха.

— Да, — сказала миссис Маклеллан, забирая у нее чашку. Она вытерла Гризельде рот и взяла ее за руку. — Он сильно тебя избил. Но он в тюрьме. Его упекут надолго, Зельда. Очень надолго. Рой за этим проследит. Джона больше никогда тебя не побеспокоит, слышишь?

— Я… я… хорошо, — задыхаясь, сказала она и опустила плечи.

Она не хотела думать о Джоне. Она никогда больше не хотела думать о Джоне. Она глядела на миссис Маклеллан, но хотела видеть Холдена. Ей был нужен Холден. Он её любит. Он позаботится о…

«Я уеду!»

Внезапно в голове раздался её собственный голос.

Потрясённое лицо Холдена.

Её слезы.

— Мой отъезд — правильное решение, — сказала она. Одни воспоминания вернулись, другие все еще оставались путанными.

— Что такое, дорогая? — спросила миссис Маклеллан, сжав руку Гризельды.

— Я вернулась домой, — проговорила она, едва дыша и испуганно глядя на свою начальницу. — Что произошло?

— Майя привезла тебя домой. Джона ворвался в квартиру и напал на тебя. Соседи услышали шум и вызвали полицию. К тому времени, как они приехали, он сломал тебе ребра, и ты потеряла сознание от нескольких ударов по голове.

— Он…?

— Что? — спросила миссис Маклеллан, вглядываясь в лицо Гризельде. — Он что?

Гризельда опустила глаза на свой живот, потом снова посмотрела на начальницу.

— Нет! — решительно затрясла головой миссис Маклеллан. — Нет, Зельда. Нет, дорогая. Он этого не делал. Он тебя не… не насиловал. Полиция приехала вовремя. Клянусь.

— Хорошо, — потрясённо прошептала она, по лицу потекли слёзы. Ей хотелось набрать в грудь воздуха, но пришлось довольствоваться быстрыми, прерывистыми вдохами. Она только плакала и повторяла. — Хорошо, хорошо. Со мной всё хорошо. Хорошо.

Миссис Маклеллан, держала её за руку и ласково поглаживала, когда дверь в палату открылась. Холден быстро подошел к кровати, устремив на неё взгляд своих серых глаз. Миссис Маклеллан встала, уступив ему место, и как только Холден сел на кровать рядом с Гризельдой, выскользнула из комнаты. Он положил руки ей на плечи и нежно притянул её к себе.

Слезы нескончаемым потоком лились у нее по лицу. Она оставила Холдена и вернулась домой. Джона ворвался к ней в квартиру и избил её. Одному Богу известно, сколько она уже в этой больнице. И Холден… О, Холден…

— Ты не… должен… быть… здесь, — с трудом проговорила она сквозь рыдания, прижимаясь к нему, пальцы судорожно хватались за ткань его футболки.

— Ангел, мне нужно быть здесь.

— Но твой ребенок!

В лифте он проверил телефон и увидел сообщение от Клинтона:

«Пока она на это купилась, но её бесит, что ты сбежал. Я не позволю ей сделать какую-нибудь глупость. Ты должен понять. Она жутко на тебя разозлилась. На самом деле, не думаю, что она пошла бы на это».

Прочитав это, Холден почувствовал, как внутри закипает ярость, и сузил глаза. Своими угрозами Джемма вышвырнула Гри из его жизни прямо в водоворот боли и опасности. Черт её дери, а что если все это было всего лишь уловкой, чтобы привлечь его внимание? Этого он никогда бы не простил Джемме. Никогда.

— Всё в порядке. Клинтон меня прикрывает.

— О, хорошо. Хорошо, — произнесла она, зарываясь носом в шею Холдена и заливая его кожу слезами. — Спасибо… спасибо, что пришёл.

— Гриз, я люблю тебя. Меня бы сам адский огонь не удержал.

Она снова заплакала, а потом тихо рассмеялась, подумав, что его слова оказались в опасной близости от напыщенных речей Калеба Фостера.

— И мое нечестие?

— И мои праздные руки.

— И мои богомерзкие штучки.

— И твои дьявольские упругие сиськи, — он отклонился назад, его взгляд стал стеклянным, но ему удалось выдавить лёгкую ухмылку. — Я чертовски люблю твои сиськи.

Она засмеялась, потом снова зарыдала, не в силах сдержать очередной поток слез.

И хотя Гризельда понимала, что это не может длиться вечно, она все равно наслаждалась каждой секундой, что он был с ней и обнимал её.

Был с ней.

И обнимал её.

Глава 32

С утра первым делом Гризельду перевели в палату на четвертом этаже. И хотя у нее в руке ещё торчал катетер от капельницы, ей впервые за несколько дней наконец-то разрешили есть твердую пищу. Перед работой к ней заглянула Майя и, встав у изножья кровати и открыв заботливо оставленные для неё Сабриной лакричные конфеты, улыбнулась Гризельде.

Майя дала Холдену адрес и ключи от своей квартиры и уговорила его уйти хотя бы ненадолго, чтобы принять душ. Он в нерешительности посмотрел на Гризельду, но она убедила его пойти. Пообещав через час вернуться и провести остаток дня с ней, Холден направился к двери. Она наблюдала за тем, как он выходит из палаты, и понимала, что никогда к этому не привыкнет. Ей всегда будет тяжело смотреть, как он уходит.

Майя проследила взглядом за тем, как за ним закрылась дверь, затем снова посмотрела на Гризельду и села на место Холдена.

— Зельда, этот парень для тебя пройденный этап.

— И я для него пройденный этап, — вздохнула Гризельда, доедая последнее яйцо.

— Может, уговоришь его остаться?

Конечно, она могла. Она видела его глаза. Она знала его сердце. Она не сомневалась, что, если попросит, он непременно останется. Но жизнь его не родившегося ребенка всё ещё висела на волоске, поэтому она не могла этого сделать. Как бы она его не хотела, как бы сильно в нем не нуждалась, она не поставит его перед этим выбором и не заставит идти ради нее на такие жертвы.

— Нет, — произнесла она. — Есть место, где он гораздо нужнее, чем здесь.

— Он хороший человек, Зи.

— Самый лучший.

— Не представляю, как ты выносишь… То, что должна его отпустить.

— Я сейчас расплачусь, Майя. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

«О чем-то, что всегда будет со мной. Что не исчезнет из моей жизни всего через несколько часов и не разобьет мне сердце».

— Ладно, — Майя взяла Гризельду за руку и сжала её. — Как оказалось, нам есть что обсудить.

— Надеюсь, что-то хорошее.

— Хм. Да, — Майя склонил голову набок. — Ты ведь знаешь, что Сабрина Маклеллан приходила сюда каждый день, да?

— Она была здесь вчера вечером. Должна признать, я удивлена. Я всегда… не знаю, считала себя прислугой, а не близким другом или кем-то вроде того. Честно говоря, каждый раз, когда вы с Холденом называете ее Сабриной, мне становится не по себе. Я так тщательно следила за тем, чтобы… ну знаешь, вести себя подобающе, быть хорошим работником.

— Ну, мне кажется, она потрясающая, Зи. Она очень за тебя волнуется. И желает тебе самого лучшего.

— Знаю.

— Она попросила меня кое-что с тобой обсудить.

— Да?

— Да. Она подумала, что ты скорее поддержишь эту идею, если услышишь о ней от меня.

— Какую идею?

— Ты знала, что у них в доме есть квартира? У Маклелланов?

— Ты имеешь в виду квартиру её свекрови? С садом? На цокольном этаже их таунхауса?

Майя кивнула.

— Видимо, да.

— Я была там всего раз или два, когда Пруденс захотелось посмотреть комнату бабушки. А в чём дело?

— Ну, похоже, что в ближайшее время старшая миссис Маклеллан не планирует туда переезжать или наведываться в гости, — она снова сжала руку Гризельды. — Они хотят, чтобы ты подумала о том, чтобы ею воспользоваться.

— Для чего?

— Для того чтобы там пожить, девочка.

— Ты имеешь в виду, переехать? К Маклелланам?

Майя пожала плечами.

— Почему бы и нет?

— Ну, во-первых, у меня есть квартира, — Гризельда тихо усмехнулась. — И два, я на них работаю, Майя. Я не смешиваю работу со своей личной жизнью. Мы не… друзья.

— Во-первых, после того, что там произошло, ты туда — в свою квартиру — больше не вернёшься. Во-вторых, многие няни живут с семьями, в которых работают. И в-третьих, какой работодатель будет четыре дня подряд ходить в больницу и сидеть у твоей кровати? По-моему, так поступают только друзья. Настоящие друзья.

Гризельда задумывалась об этом. Она видела подруг Сабрины Маклеллан. Это были такие же светские дамы с идеальными волосами и дизайнерскими нарядами. Они вместе пили вино и беседовали о политике. Они с миссис Маклеллан никогда так не общались.

И все же время от времени они болтали. Сабрина всегда проявляла к Гризельде неподдельный интерес, пыталась поговорить с ней о её жизни в системе патронатного воспитания и советовала ей поступить в колледж. Она была в восторге от того, как Гризельда заботилась о Пруденс, и утверждала, что у нее потрясающий дар рассказчика.

Хм. Гризельда, что, неправильно истолковала ее действия? И Сабрина Макклеллан пыталась выстроить с Гризельдой не только рабочие, но дружеские отношения?

— Ты молчишь, — сказала Майя. — Значит ли это, что ты над этим думаешь?

— Не знаю. Не знаю, насколько это удобно, если я буду там жить. Не знаю, почему она это предложила.

— Потому что ты ей нравишься. Потому что она хочет тебе помочь, — ответила Майя. Она глубоко вздохнула и цокнула языком, откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди. — Черт, Зи. Люди хотят тебе помочь. Ты можешь совершенно бесплатно жить там — в роскошной квартире — и поступать в колледж. Ты можешь достичь чего-то в этом мире. Ты можешь кем-то стать. И всё это преподносят тебе на чертовом блюдечке с голубой каёмочкой. Ты такая подозрительная! Почему ты не можешь просто сказать «да»?

Гризельда уставилась на Майю, не понимая, с чего она так рассердилась.

— Майя, я такая подозрительная, потому что просто так жизнь не преподносит колоссальные возможности на блюдечке с голубой каёмочкой. Ты это знаешь, и я это знаю. Подобные вещи с такими, как мы не происходят.

Глаза Майи вспыхнули, она встала, уперев руки в боки, и показалась Гризельде не на шутку рассерженной.

— Ерунда. Все эти хорошие вещи происходят именно с тобой, и ты либо слишком упрямая, чтобы это признать, либо просто этого боишься, — на какое-то мгновение она опустила глаза, словно подбирая нужные слова, потом впилась в Гризельду долгим, пронзительным взглядом и заговорила очень серьёзно. — Я была твоей подругой почти десять лет, Зи. Десять лет! И только пять дней назад узнала твое настоящее имя. Ты никогда не рассказывал мне о Холдене и обо всем, через что вы с ним прошли. Ты никогда не говорила мне, что ищешь его. Слушай, я всё понимаю — мама-наркоманка, с ранних лет в приемной семье, потом это похищение. Тебе пришлось не сладко. Очень не сладко. Похуже, чем многим. Поверь, я знаю. Я понимаю. Но ты наглухо закрытая. И упрямая. И мнительная. И ты не делаешь себе никаких поблажек, подруга.

— Майя…

— Я не закончила, — проговорила Майя, в широко распахнутых черных глазах блеснула враждебность. — Перестань отталкивать людей, которые искренне хотят тебе помочь, которые о тебе беспокоятся. Я здесь ради тебя. Сабрина здесь ради тебя. Итак, я скажу тебе, что ты сделаешь: ты переедешь в эту квартиру и всё лето будешь заботиться о маленькой мисс Пру, потому что ты любишь этого ребенка, и она отвлечет тебя от грустных мыслей, когда Холден вернётся домой. По вечерам ты будешь читать брошюры колледжей, которые тебе дала Сабрина, и направишь сэкономленные деньги на то, чтобы поступить. А потом, когда наступит сентябрь, и Пру пойдет в детский сад? Ты снова сядешь за учебники. Да, мэм. Не мотай мне тут головой, потому что именно это ты и сделаешь. Ты сильная и умная, Зельда, но тебе пора начинать доверять людям. Ты должна перестать думать, что все они непременно подставят тебя и бросят в беде. Я тебя не брошу. Сабрина тебя не бросит. Просто скажи «да».

Посмотрев на подругу, которая осталась с ней, несмотря на все ее тайны, недоверчивый, упрямый характер, несмотря на все ее страхи, Гризельда почувствовала, как глаза наполнились слезами, а губы тронула улыбка. Может быть, Майя и права. Она могла бы сказать «да». Она могла ухватиться за представившуюся ей возможность и крепко за нее держаться, в надежде, что впереди ее ждет нечто лучшее, чем та жизнь, которой она жила.

Предположим, такое возможно. Предположим, просто, предположим, что она могла бы найти в себе силы и мужество двигаться дальше вместо того, чтобы стоять на месте, застыв во времени на берегах Шенандоа, там, где десять лет назад оборвалась ее жизнь.

Улыбка исчезла с ее лица, зато слезы хлынули с двойной силой.

Холден.

На что ей всё это без него.

Майя присела на край кровати, осторожно приподняв лицо Гризельды за подбородок.

— И уверяю тебя, подруга, — произнесла она. — В конце концов, ты и это поймёшь.

— Что? — прорыдала Гризельда.

— А то, что вам двоим суждено быть вместе, — сказала Майя, глядя на нее с ласковой, уверенной улыбкой. — Просто, еще не время.

***

Холден принял в квартире у Майи душ, а когда стал одеваться, из заднего кармана его джинсов выпала визитка лейтенанта Джонса. Подняв ее с пола, он сел на унитаз и посмотрел на карточку.

Вчера ночью он улегся на больничную койку вместе с Гри, откинувшись на спинку кровати. Она спала, положив голову ему на грудь и тесно прижавшись всем телом к его ногам. И пока она спала, Холден достал телефон и некоторое время провел в интернете, изучая информацию о корпусе морской пехоты.

С официального сайта на него посыпались слова «гордость», «командные качества» и «перспективы», они вселили в него такую надежду, которая раньше наполняла его жизнь только благодаря Гризельде. Он внимательно изучил различные боевые части, сосредоточенные в Калифорнии, Северной Каролине и на Гавайях, и, по-видимому, разделенные на функциональные подразделения, и это побудило его искать варианты профессиональной подготовки. С тех пор, как лейтенант Джонс подробно рассказал Холдену про части постоянной боевой готовности, такие как артиллерия и пехота, его тянуло именно туда.

В какой-то момент он наткнулся на интернет-форум солдатов морской пехоты, и с трудом сдерживая смех, читал ветку, где один новобранец спрашивал, есть ли такие учебные подразделения морской пехоты, после которых не последует перемещение в зону боевых действий. Морпехи отреагировали с присущей им откровенностью и сообщили новичку, что если он не хочет воевать, то морпеха из него явно не получится. И Холден ощутил внезапный прилив гордости, поскольку подумал, что очень хотел бы сражаться за свою страну, за Гри и своего ребенка, за лучшую жизнь. Более того, для него, чёрт возьми, это было бы огромной честью.

«Из меня получится настоящий морпех», — раздалось у него в голове с надеждой и гордостью.

И взяв с раковины свой мобильный телефон, он набрал номер с визитной карточки лейтенанта Джонса.

— Призывной пункт морской пехоты США. Джонс слушает.

— Сэр, это Холден Крофт. Мы уже встречались…

— Как твоя женщина, Крофт?

— Идет на поправку, сэр.

— Ну так, ура! Что ты надумал?

— Я не хочу ждать. Вчера вечером я много об этом прочитал, сэр, и хочу быть достойным стать одним из немногих. Я хотел бы встретиться с Вами завтра утром, перед своим отъездом в Западную Вирджинию.

— Ты уверен, сынок?

— Более чем, сэр.

— Тогда завтра в девять, Крофт. Призывной пункт Балтимора. Посмотрим, удастся ли сделать морпеха из звезды кулачных боёв.

— Спасибо, сэр.

— Увидимся завтра, Крофт.

***

Не так давно Майя ушла на работу, чтобы дать Гризельде возможность спокойно и без излишнего давления обдумать предложение Маклелланов.

По своей природе Гризельда была очень недоверчивым человеком. Она доверяла Майе — и Холдену — насколько у нее получалось доверять другим людям, но их и так было минимум, к тому же один из этих людей в ближайшем будущем исчезнет из ее жизни. Как справедливо заметила Майя, Гризельда даже от своей лучшей подруги скрывала своё прошлое, а если совсем честно, то и будущее с Холденом. Она забилась в своеобразную эмоциональную одиночную камеру, что делало невозможным практически любое движение вперед.

Но, может, Майя и права: может, пора Гризельде перестать считать себя брошенным ребенком, провинившимся подростком или никудышным взрослым. Холден ее простил, даже сказал, что своими действиями она непреднамеренно спасла ему жизнь. Может, настало время увидеть себя такой, какой ее видят Холден и Майя — умной и сильной. Умной и сильной. Эти слова показались ей такими хорошими, такими правильными, что она чуть не расплакалась, потому что если бы у нее была воля и стремление чем-то в этой жизни обладать, то именно этими двумя качествами.

Если она примет предложение Маклелланов и какое-то время бесплатно поживет в их квартире, она все же может им это возместить, занимаясь чем-нибудь полезным: каждое утро готовить Пру обед и присматривать за ней бесплатно по вечерам в выходные дни. Когда у нее не будет занятий, она могла бы отвечать на телефонные звонки в «Нянях на Девятой» или обучать новеньких девушек, которые ищут работу по уходу за детьми. К тому же, если она будет загружена работой, у нее не останется времени грустить по Холдену.

У нее сжалось сердце, и она непроизвольно поморщилась. Пока она здесь планирует увлекательную и полную надежд новую жизнь с роскошной бесплатной квартирой и колледжем, Холдену придется вернуться в Западную Вирджинию, чтобы вкалывать на ненавистной работе на стекольном заводе и заботиться о матери своего ребенка, которую он не любит. Не любит… И тут ей в голову пришла страшная мысль: а что, если совместная жизнь их сблизит? Что, если они с Джеммой посмотрят на малыша, которого они произвели на свет, и снова полюбят друг друга? Что, если Холден решит, что хочет создать полноценную семью с Джеммой и ребенком, и в его жизни нет места для Гризельды? Что если он никогда за ней не придет?

Умная и сильная.

Она смахнула слезу и, как смогла, сделала глубокий вдох, вздрогнув от пронзительной боли в груди. Потому что как бы сильно она ни любила Холдена, ей все равно нужно устраивать свою жизнь, получать образование, найти себе применение, писать сказки, помогать другим. Нет, полюбить она больше никого не сможет, потому что умрёт с именем Холдена на ее губах. Но все-таки у нее еще может быть нормальная жизнь. После всего того, через что ей пришлось пройти, она заслужила право на нормальную жизнь.

От этой мысли у нее захватило дух, и глаза наполнились слезами.

Она заслужила право на нормальную жизнь.

Долгие годы Гризельда убеждала себя в том, что после того как она заставила Холдена залезть в грузовик и бросила его на берегу Шенандоа, не достойна ничего хорошего. Она заслужила все эти гнусности и мерзости, что с ней произошли. Но теперь, исцелённая силой его любви и великодушия, она начала себя прощать. И прямо здесь, прямо сейчас, она разрешила себе стремиться к счастливой жизни, которую, как заметила Майя, Сабрина Маклеллан преподносит ей на чертовом блюдечке с голубой каёмочкой.

Она всегда будет любить Холдена.

Ей всегда будет не хватать Холдена.

Но пока у нее нет возможности быть с ним, она будет жить и постарается стать счастливой. И когда-нибудь — хотелось бы надеяться, что когда-нибудь — они снова будут вместе.

Дверь в палату скрипнула, Гризельда подняла глаза и увидела, как вошёл Холден. Его тёмно-русые волосы блестели и были аккуратно причёсаны, уголки его губ — его прекрасных губ, которые с такой страстью и нежностью ласкали ее в охотничьем домике, — приподнялись в выжидательной ухмылке. Приблизившись, он вытащил из-за спины букет цветов. Они были в основном желтыми и лиловыми, как полевые цветы на той поляне, где она снова влюбилась в него, раз и навсегда. Когда он протянул ей букет, она скользнула взглядом по его руке и увидела там изображение своего лица, а рядом с ним — буквы «Х+Г», въевшиеся в его кожу и окрасившие ее в черный цвет. Её инициалы. Её лицо. У него в груди бьётся её сердце. А у неё в груди — его.

Не сводя с него глаз, она взяла у него цветы и с удовольствием вдохнула их аромат. Гризельда не знала, когда снова увидит его после сегодняшнего дня, и помимо безмерного удовольствия от его присутствия, почувствовала острую необходимость запомнить каждую украденную секунду, чтобы жить ими, когда они снова расстанутся.

Казалось, он всматривался ей в лицо, медленно изучая его, а когда останавливался на ее глазах, щеках, губах, она чувствовала в его взгляде жар и нежность.

— Я люблю тебя, — произнес он.

— Я тоже тебя люблю.

— У меня есть время до восьми утра.

— Это больше, чем я ожидала.

Он был таким высоким и потрясающе красивым. Она знала, как он мог любить, как двигался, когда занимался с ней любовью, каким мог быть нежным, несмотря на всю свою силу. В крепком, сильном мужчине с татуировками на обеих руках, в рванных джинсах и футболке было очень сложно разглядеть того веснушчатого, белокурого мальчика, который много лет назад вызвался пойти с ней в магазин.

«Я т-т-тоже п-пойду»

Сколько им пришлось пройти вместе, а потом врозь.

Сколько еще им придётся пройти врозь, прежде чем они снова будут вместе.

— Можешь подвинуться? — спросил он, подойдя к кровати.

Очень медленно она подалась в сторону и освободила ему немного места.

— Как твои ребра?

— Болят.

Он скользнул на кровать рядом с ней, обнял ее, и она растворилось в нем всем своим телом.

— Что утром сказал доктор? Сколько ты ещё здесь пробудешь?

— Я смогу уехать уже послезавтра. Отек в голове значительно спал, но врачи хотят, чтобы еще две ночи я провела под наблюдением, а перед выпиской сделала еще одно МРТ, — она посмотрела на него. — Я беспокоилась о счетах за лечение. У Джоны почти ничего не было. Чтобы оплатить счета мне пришлось бы претендовать на наследство его родителей, но я подумала, что это неправильно. Но потом оказалось, что Маклелланы обо всем позаботились.

— Они потрясающие, — сказал Холден. — Я и не подозревал, что богатые люди могут быть такими… добрыми.

— Они предложили мне пожить в этой квартире у них дома.

Он погладил ее по руке, и она положила голову ему на грудь, прислонившись ухом к его сердцу.

— Отличная идея, Гри.

— И я тут думала о том, чтобы этой осенью поступить в колледж.

— Тебе непременно стоит это сделать.

— Думаешь?

— Да, черт возьми. Поступи на те литературные курсы. Покажи кому-нибудь свои сказки. П-обещай мне, что пойдешь. Что бы ни случилось.

Она кивнула, уткнувшись лицом в его футболку.

— Обещаю.

Она почувствовала, как он коснулся губами ее головы, уловила тихий звук, с которым он ласково прихватывал и целовал её волосы. Закрыв глаза, она наслаждалась его нежностью и пыталась забыть о том, как мало времени у них осталось.

— А как же ты? — спросила она. — Вернешься к Джемме? И ребенку?

Он вздохнул.

— Забавно, что ты спросила…

Она открыла глаза и почувствовала, что хмурится.

— Забавно? Почему?

— У меня тоже есть кое-какие планы.

— Планы?

— Ага.

Она почувствовала это в его голосе, услышала даже в этом коротком слове. Надежда. Предвкушение. Она немного отстранилась и заглянула ему в лицо.

— Расскажи мне.

Он наклонился и нежно ее поцеловал, на несколько сладких секунд прихватив губами ее верхнюю губу.

— В один прекрасный день я смогу рассказывать тебе всё, когда только захочу.

— Обещаешь?

Он торжественно кивнул, неотрывно глядя ей в глаза.

— Обещаю, ангел.

Волна облегчения накрыла ее сердце, смыв все прежние опасения по поводу Джеммы.

— Расскажи мне, что случилось, Холден.

— Гриз, когда ты уехала из Чарльзтауна, я чувствовал себя просто отвратительно. Все время п-пил. Ненавидел Джемму. Чёрт, чуть не возненавидел своего не родившегося ребенка. Я не видел выхода, не представлял, как можно обрести счастье. Не то, чтобы я заслуживал счастья, но я не хочу, чтобы мой ребенок меня стыдился. Я не хочу, чтобы ты меня стыдилась.

— Холден, я бы никогда не…

— Шшшш, — сказал он, прижав палец к ее губам. — Дай мне закончить.

— Хорошо.

— Я не хочу стыдиться самого себя. Я хочу чего-то в своей жизни достичь. И это всё благодаря тебе, Гриз, — он нервно сглотнул, посмотрев на нее с такой любовью, почти ослепив её, но она не смела отвести глаза. — Благодаря тебе я снова захотел жить.

У нее дрожали губы, по щекам катились слезы, но она его не прерывала.

— Ты та самая девушка, Гриз. Ты для меня всё. В отношении своего ребенка я поступлю по совести, но как только смогу, разыщу тебя. И когда я это сделаю, у меня будет что тебе предложить. Нечто стоящее. Достойная жизнь. Жизнь, которой я буду гордиться. Жизнь, которой ты сможешь гордиться.

Она заглянула ему в глаза, ее сердце трепетало в той же самой надежде и предвкушении, что она почувствовала в его голосе.

— Расскажи мне.

— Я вчера познакомился с вербовщиком ВМФ. Он подробно рассказал мне о морпехах, и прошлой ночью, пока ты спала, я залез в телефон и прочитал всё, что смог найти. И знаешь, что, Гриз? Это то, чего я хочу. Я хочу научиться сражаться за свою страну. Я хочу получить специальность. Я хочу делать что-то значимое. Я хочу, чтобы ты мной гордилась.

— Я горжусь, — прорыдала она, сердце переполнилось эмоциями к этому мужчине, который через многое прошел, но нашел в себе мужество и силу, чтобы изменить свою жизнь к лучшему. — Я уже тобой горжусь. И не могла бы гордиться сильней, Холден.

— Завтра я записываюсь в Корпус морской пехоты, Гриз.

Она внимательно посмотрела на него. Вступить в вооруженные силы — было довольно смелым и судьбоносным решением, но она видела по его лицу, как много это для него значит. Каждой клеточкой своего тела она хотела, чтобы он знал, как сильно она им гордится, но одна нерешенная проблема не давала ей покоя, и она прошептала:

— Джемма…

Ласково улыбнувшись, он положил ладонь ей на щеку.

— Джемма не хочет, чтобы я был с тобой. Я и не буду. Но и с ней я не буду тоже. Я не могу сделать ее счастливой, а она не может сделать счастливым меня, потому что на всём белом свете мне нужна только одна женщина, и уж простите, но это не Джемма.

— Так что, пока она беременна, я буду держаться от тебя подальше — уеду в учебный лагерь новобранцев, потом в школу боевой подготовки. В ноябре у меня будет десять выходных дней, чтобы повидаться с ней и ребенком. Кроме того, она будет регулярно получать от меня деньги на все ее расходы. Она может оставаться в моей квартире, и я всегда буду исполнять свои обязательства перед ней и ребенком. Но как только этот ребенок родится, и я установлю свои родительские права…, — он впился в нее глазами, и выражение его лица стало жестким и непоколебимым. — Я приду за тобой, Гризельда Шредер. Будь уверена, я приду.

Когда она поняла его замысел, у нее по лицу потекли слезы. Он делал это не только для нее или своего ребенка, но и для них — чтобы они выдержали разлуку, и, в конце концов, по-настоящему начали жить вместе полноценной жизнью.

— Я действительно оставлю тебя завтра утром, мой ангел, но завтра — это ещё не конец. Я клянусь тебе всем тем, что я есть, и всем, чем когда-либо стану: завтра это только н-начало. Это первый день пути, который закончится тем, что мы будем вместе.

— Вместе, — тихо прорыдала она, не отрывая своих голубых глаз от его серых.

— Навеки, Гризельда. Как только ты станешь моей, я больше никогда тебя не отпущу.

— Я и так принадлежу тебе.

Он опустил голову и снова коснулся губами ее губ, сначала осторожно, затем настойчивее, уверенным движением его язык разомкнул ее губы и ворвался ей в рот. Она хотела развернуться к нему всем телом, но было слишком больно двигаться, поэтому просто запрокинула лицо вверх навстречу его поцелуям.

— И я всегда был твоим, — горячо прошептал он ей в губы. — С самого первого дня, как ты улыбнулась мне в коридоре Филманов, держа в руках синюю зубную щетку и с тревогой глядя на меня.

— Ты будешь мне писать? — спросила она.

Он поцеловал ее, затем привлек ее голову к своей груди.

— Я бы с удовольствием. Но это просто нечестно.

— Почему?

— Ты же писатель. Твои письма будут в десять раз лучше моих.

— Твои письма будут чудесными. Рассказывай мне о том, чем ты занимаешься, нравится ли тебе, чему учишься, с кем знакомишься. Я хочу знать все, Холден. Я не хочу ничего пропустить.

— И ты делай то же самое, — сказал он, в голосе чувствовалась уверенность и решительность, но любовь и надежда, наполнили его теплом. — Рассказывай мне все о Сабрине и Пруденс, и держи меня в курсе, как обстоят дела с Майиным пристрастием к «Твиззлерсам». Напиши мне, какой колледж ты выбрала, и присылай мне сказки, Гриз. Обещай, что ты будешь присылать мне сказки, которые я смогу читать перед сном. Принц Сумрак, Принцесса Луна, Миледи Звезда и Король Солнце. В итоге они ведь будут вместе, так ведь?

Она покачала головой, не желая выдавать всех секретов.

— Я буду тебе их присылать. Обещаю.

— А засыпая по ночам, — сказал он, разворачивая руку, которой обнимал ее за плечи, так, чтобы она увидела их инициалы. — Я буду держать пальцы на буквах. Всегда. Каждую ночь.

«Я тоже», — внимательно посмотрев на его татуировку, подумала Гризельда и решила сделать себе такую же, чтобы она тоже могла каждую ночь засыпать, держа руку на буквах.

— Гри, у нас всё получится, — произнес он.

— Я прыгаю, ты прыгаешь, — ответила она.

— Только на этот раз, — сказал он, прижимаясь губы к ее волосам. — Мы оба д-доберемся до берега.

Глава 33

Переезд в квартиру Маклелланов оказался проще, чем она ожидала. С помощью Майи, Маклелланы устроили так, что пока Гризельда еще восстанавливалась в больнице, все ее вещи упаковали в коробки и перевезли к ним. К тому времени, как она приехала в дом Маклелланов, все ее вещи были уже доставлены и заботливо разложены по местам, так что в их квартире она на самом деле почувствовала себя как дома.

Рано утром в понедельник Холден уехал от нее в Балтимор на встречу с лейтенантом Джонсом, и позже в этот же день послал ей короткое сообщение:

«Я набрал 105 баллов по ASVAB, это значит, что я могу пойти в артиллерию. В августе медкомиссия и присяга. (Это называется MEPS). Нам тоже нужна какая-нибудь аббревиатура. Как насчет БПТСЛТН? (прим. ASVAB — категория тестов по профессиональной подготовке для поступающих на военную службу в США; MEPS — пункт приема и оформления лиц на военную службу)».

Гризельда знала, что Холден очень волновался на счёт теста ASVAB, который проверяет способности потенциального морского пехотинца к определенным видам работы и является существенным фактором при назначении на должность. Поэтому, узнав, что он отлично справился, она испытала огромное облегчение и улыбнулась, лежа на больничной койке и глядя в телефон.

«Я так горжусь тобой, но ты уже и сам это знаешь. Что такое БПТСБЛТВ?»

Минутой позже на телефон пришло следующее сообщение:

«Безумно по тебе скучаю. Буду любить тебя вечно»

Прочитав это, она чуть не расплакалась и быстро набрала ответ.

«БПТСБЛТВ»

Это было почти неделю назад, и с тех пор она ничего о нем не слышала, поскольку они договорились прервать общение на следующие пару месяцев, пока Холден живет с Джеммой, а Гризельда обживается у Маклелланов. Это было её решение, которое он бесконечно уважал.

— Гриз, — произнёс он, лежа с ней на больничной койке в ночь перед своим отъездом. — Я хочу поговорить о ближайших месяцах.

— Нет, — ответила она. При мысли о долгой разлуке, что ждет их впереди, внутри у нее всё сжалось.

— Ангел, я не смогу видеться с тобой почти пять месяцев. Мы должны об этом поговорить.

— Прекрати, — проговорила она, зажмурив глаза и почувствовав, как бешено забилось ее сердце.

— Мы были в передрягах и похуже, но пережили это, — не сдавался он, обняв ее за плечи. — У нас всё будет хорошо.

— Меня это бесит, — сказала она. — Я только тебя нашла, а теперь снова теряю.

— Ты меня не потеряешь. Я твой.

«Вот только надолго ли?» — задумалась она. Два месяца он проведет дома в Западной Вирджинии, вместе с Джеммой. Потом присяга. Потом лагерь новобранцев. За это время так много всего может произойти.

— Можешь кое-что для меня сделать?

— Всё, что угодно, — ответил он.

Больше всего Гризельду беспокоила мысль о том, что он будет с Джеммой. Она была матерью его ребенка и жила у него в квартире. В непосредственной близости. А что, если через пару недель Холден решит дать ей еще один шанс? Гризельда была не в праве лишать его ребенка возможности обрести любящую, полноценную семью, но она бы не вынесла, почувствовав, как он отдаляется от нее, как тон его писем становится извиняющимся, а сообщения приходят все реже и реже. Всё это затянуло бы ее в глубокую депрессию, в то время как сейчас ей необходимо возвращаться к нормальной жизни, обживаться на новом месте, поступать в колледж, работать. Она чувствовала непреодолимое желание немного обособиться, защититься.

Она сделала глубокий вдох.

— Не пиши мне до своего отъезда в лагерь новобранцев.

— Ч-что?

Она проглотила вставший в горле комок.

— Поезжай домой и будь добр к Джемме. Сделай всё, чтобы она и ребенок были здоровы. Готовься к службе в морской пехоте. И когда этот день наступит, и если я все еще буду частью твоего плана, дай мне знать.

— Гризельда, ты и есть мой план.

— Я… Я знаю, — проговорила она, отстранившись назад, чтобы заглянуть в любимые серые глаза. — Но, пожалуйста. Пока ты будешь с ней, не пиши мне.

— Черт возьми, Гриз, у меня нет никакого ж-желания быть с н-ней.

Она ничего не ответила, только смотрела на него своими глазами, умоляя понять.

— Хорошо, — наконец уступил он, по лицу скользнула тень обиды. — Прекрасно. Своё первое письмо я напишу в автобусе, следующем в лагерь новобранцев.

«И если я получу это письмо, — подумала она. — То пойму, что наше путешествие в вечность действительно началось»

Сидя на роскошной мягкой кровати в своей новой спальне, она взяла телефон и открыла СМС-ку, полученную от него неделю назад, и попыталась представить, где он сейчас и чем занимается. Ей стало интересно, а думает ли он о ней так же часто, как она о нем, и отчаянно захотелось, чтоб скорей наступил тот день, когда ей на телефон придет сообщение о том, что он едет в лагерь новобранцев и она по-прежнему живёт в его сердце.

Коснувшись кончиками пальцев слов, которые она прочла уже сто раз, Гризельда услышала его голос:

«Безумно по тебе скучаю. Буду любить тебя вечно»

«О, Боже, пожалуйста, — подумала она и откинулась на кровать, почувствовав на своем теле фантомные прикосновения его пальцев и вспомнив, как его теплое дыхание ласкало кожу ее шеи. — Пожалуйста, пусть так и будет».

***

Холден до сих пор не сказал Джемме о своем зачислении в армию.

«Ну, — заключил он. — Сложно сказать что-то тому, кого практически не видишь».

Он старался как можно меньше времени проводить в своей квартире, уходил на работу ни свет ни заря и после возвращения из Балтимора, отказался от выпивки в пользу тренировок. Каждый вечер он посещал маленький обшарпанный боксерский зал рядом с Норберт Роуд и, отказываясь выходить на ринг и драться, неустанно работал над своим телом. Он делал это отчасти, потому что сразу из MEPS, куда должен был поехать в августе на присягу и медкомиссию, хотел отправиться в лагерь новобранцев, и знал, что его просьбу удовлетворят только в том случае, если он будет в превосходной физической форме. А ещё потому, что желание связаться с Гризельдой было таким сильным и непреодолимым, что лучше всего, если к концу дня он будет падать с ног от усталости и проваливаться в сон еще до того, как голова коснётся подушки, не в состоянии ни о чем думать.

Прошло уже четыре недели с тех пор, как он долго и нежно поцеловал ее, прежде чем покинуть ее больничную палату и отправиться в Балтимор на встречу с лейтенантом Джонсом. Пока они прощались, она старалась не плакать, но не сдержала слёз, и он тоже был чертовски близок к этому.

— Меня злит, что мы всё еще не можем быть вместе, — прошептала она сквозь слезы, обхватив его руками за шею.

— М-мы уже так долго этого ждали, — сказал он ей на ухо, хриплым, взволнованным голосом. Расставаться с ней всегда будет чертовски тяжело.

— Кажется, мы за всё заплатили сполна. Кажется, мы заслужили право быть вместе.

— Мы будем. Скоро, Гриз. Мы выберемся.

Он старался быть с ней нежным и осторожным, чтобы, обнимая, не задеть еще не зажившие ребра. Он знал, что это невозможно, но как же ему хотелось в последний раз почувствовать её, обнажённую, податливую и изнывающую от желания, под его крепким, требовательным телом. Он никогда не переставал ее желать. Только не сейчас. Не сейчас, когда его накрыло волной воспоминаний, которые, казались ему настолько реальными, что он завелся и вспотел.

— У тебя последняя возможность, ангел. Не хочешь передумать на счет того, чтобы не писать друг другу до августа? — шепнул он ей в шею.

Ему стало плохо от мысли не общаться с ней целых семь или восемь недель. Он понимал, почему она не хотела слышать от него никаких вестей. А хотелось бы ему получать от нее новости, если бы она была беременна от другого и жила вместе с ним в тесной квартире с одной спальней? Он понимал, почему это ее задевало, и злился от того, что что-то в его жизни ранит женщину, которую он любит. Его единственной целью было сделать ее счастливой. Сделав над собой усилие и сосредоточившись на своем грандиозном плане, включающем в себя вечное счастье с Гризельдой, он почувствовал, как она отрицательно качает головой.

— Нет, Холден. Я буду безумно по тебе скучать, но думаю, что так лучше.

«Лучше? Лучше всего было бы оставаться на связи в течение этих томительных ближайших двух месяцев. Проклятие. Она что, этого не видит?»

— Ты мне не доверяешь? Н-не знаешь, как сильно я тебя люблю? Неважно, что Джемма спит в моей кровати — я все равно буду на диване. Я и пальцем не притронусь ни к кому, кроме тебя.

Она заглянула ему в глаза, умоляя его понять, затем отвела взгляд.

— Ладно, — мягко сказал он, обхватив ладонями ее лицо и нежно целуя в губы. — Я пришлю тебе сообщение, когда поеду в лагерь новобранцев.

— А затем сразу письмо, — быстро добавила она.

— Обещаю, — сказал он, все настойчивее целуя ее. Утреннее солнце залило больничную палату, напомнив ему о том, что пора уходить.

Он не знал, как ему удалось уйти. И в тот же день он нарушил данное обещание и отправил ей СМС из Балтимора, поскольку посчитал, что, фактически, еще не вернулся домой к Джемме. Но с тех пор он уважал ее решение.

Холден пробил 198, 199, 200 ударов по боксерской груше, затем опустил кулаки и отошел к скамейке, на которой стояла его бутылка с водой.

— Как дела у Джеммы? — спросил Клинтон, обходя скамью, чтобы сесть рядом с Холденом. Клинтон часто ходил с ним в зал после работы, и хотя они редко тренировались вместе, Холден был благодарен ему за компанию.

Он повернулся к своему другу и вытер со лба пот.

— Думаю, тебе лучше знать.

— Что ты имеешь в виду? — просил Клинтон, и в его голосе мелькнули резкие нотки.

— То, что ты ей ближе. Вы с ней переписываетесь чаще, чем мы разговариваем.

— Тебя это беспокоит?

— Нисколько, — ответил Холден. — Ты присутствовал в ее жизни гораздо дольше меня.

— Пойдешь с ней на УЗИ на следующей неделе?

— Да, — сказал Холден, глубоко вздохнув.

Прошлым вечером на кухонном столе, где он обычно оставлял ей деньги, Холден обнаружил записку от Джеммы. В понедельник утром она собиралась на ультразвуковое обследование и предлагала ему пойти вместе с ней. Она была уже на двадцатой неделе. Холден специально порылся в интернете и с замиранием сердца обнаружил, что если ребенок находится в правильном положении, они смогут узнать мальчик это или девочка. Его сын или дочь. Он не мог дождаться, когда впервые увидит его или ее.

Но самым печальным оказалось то, что единственным человеком, которому Холден хотел позвонить, прочитав записку от Джеммы, была Гризельда. Ему хотелось поговорить с ней, поделиться своими надеждами на то, что ребенок окажется здоров, и обсудить возможные имена. Осознавала это Джемма или нет, но они с ней давно миновали этап примирения. На данном этапе им пришлось стать двумя частями одной команды, и Холден делал всё от него зависящее. Он оплачивал ее счета, пока она вынашивает его ребенка. Он выполнил ее требование и на это время прекратил всякое общение с Гризельдой. Он держался от нее подальше, а после того, как тем утром она приготовила ему завтрак, а он ушел, она тоже стала его избегать. Такое положение вещей мало напоминало идеальный сценарий появления на свет ребенка, но было на удивление терпимым, особенно с тех пор, как он узнал, что скоро уедет.

— Ей не терпится узнать мальчик это или девочка, — сказал Клинтон.

— Куда ты клонишь? — спросил Холден, неожиданно ощутив лёгкое раздражение, словно Клинтон пытался его пристыдить и заставить испытать к Джемме что-то большее, чем то, что он испытывал на самом деле.

Клинтон пожала плечами.

— Не знаю. Мне не по себе от всего этого. Я переживаю за ребенка, потому что его родители друг друга ненавидят. Я переживаю за Джем, потому что она хочет того, чего не может иметь. Я переживаю за твою девушку в Вашингтоне, потому что Джем не дает вам быть вместе. Я просто… переживаю.

— Я не ненавижу Джемму, — спокойно сказал Холден, с удивлением обнаружив, что это правда. — Просто мне нужен кое-кто другой.

— Но ты с ней живешь. Ты отец ее ребенка. Я не должен этого говорить, но я знаю, что она все еще надеется, что вы…

— Этого никогда не случится, — произнес Холден.

— Может, тебе стоит ей об этом сказать, — осторожно заметил Клинтон.