Ночь для двоих

Глава 3

Тетя Рейчел никак не отреагировала на новости. Она дремала.

Элиссанда аккуратно заправила тусклые седые прядки за уши.

— Все будет в порядке, тетя, я обещаю.

Она укрыла тетю Рейчел еще одним мягким шерстяным одеялом, чтобы та не мерзла.

— Нам придется на это пойти. Такой возможности может больше не представиться.

Мысленно она изумилась тому, как поразительно своевременно на дом леди Кингсли случилось нашествие крыс. Создавалось впечатление, что крысы знали, когда уедет дядя.

— Я не боюсь его.

Так или иначе, правда не имела значения. Главное, что Элиссанда должна была верить в собственное бесстрашие.

Она опустилась на колени у кровати тети Рейчел и всмотрелась в ее исхудавшее, но все еще красивое лицо.

— Я вытащу тебя отсюда, тетя. Я нас обеих вытащу.

Вероятность успеха была бесконечно мала. Но она была. Пока можно довольствоваться и этим.

Она прикоснулась губами к ввалившейся щеке тети Рейчел.

— Поздравь меня, я собираюсь выйти замуж.

— Нам необходимо жениться, — сказал Вир своему брату. У леди Кингсли было два экипажа, но только одна упряжка лошадей. Поэтому первыми в Хайгейт-Корт отправились дамы, а джентльмены остались ждать транспорта.

— Мы еще молоды, — сообщил Фредди.

Конрад и Уэссекс увлеченно играли в двадцать одно. Кингсли сидел на своем багаже и читал иллюстрированную лондонскую газету. Вир и Фредди медленно прогуливались по аллее.

— Мне почти тридцать. И чего я достиг?

Легко потерпеть неудачу, если волочиться только за самыми популярными дебютантками сезона, еще легче, если при этом периодически поливать платья упомянутых дебютанток пуншем. Вир считал, что его должны рассматривать как человека, желающего осесть. Это должно сделать его роль еще более убедительной — несчастный безобидный идиот слишком туп для того, чтобы понять: сук надо рубить по плечу.

— Позволь девушке узнать тебя получше, прежде чем ты сделаешь ей предложение, — сказал Фредди. — Я уверен, что женщина не сможет не полюбить тебя, если ты дашь ей время.

Прошло тринадцать лет, а Фредди все еще говорит с Виром так, словно ничего не изменилось, и Вир остался тем же братом, который защищал мальчишку от их отца. Вир ожидал обычного укола вины, но совершенно не предвидел, что ему придется отворачиваться, чтобы скрыть слезы. Разобравшись с Дугласом, ему придется взять длительный отпуск — пожалуй, он слишком сильно устал.

Но ответ Фредди дал Виру лазейку, которая была ему так нужна.

— Ты считаешь, что я должен сделать предложение миссис Каналетто? Он знает меня всю жизнь.

— Нет! — воскликнул Фредди и покраснел. — Я имею в виду, что она, конечно, любит тебя, но только как брата.

— Ну и ладно. А как насчет тебя? Думаешь, тебя она тоже любит как брата?

— Я... м-м-м... ну...

Когда Господь раздавал своим созданиям умение лгать и притворяться, он Фредди пропустил. Тот не умел не только говорить неправду, но даже не мог уклониться от прямого ответа.

— Я точно не знаю,— наконец сказал он.

— Почему ты не спросишь у нее, — жизнерадостно полюбопытствовал Вир, — чтобы знать наверняка? Я уверен, мы можем оба спросить у нее одновременно. Иначе я не могу быть убежден, что она втайне не вздыхала обо мне все эти годы.

Кингсли, которому надоела газета, подошел к Виру попросить сигарету, и Фредди оказался избавленным от необходимости отвечать.

Дружелюбие гостей буквально захлестнуло Элиссанду. Они были счастливы познакомиться с ней, благодарны за то, что она открыла перед ними двери своего дома, и рады снова оказаться в комфорте, к которому привыкли.

«Крысиное дело», конечно, было крайне неприятным, рассказывали молодые люди Элиссанде. Но все они были молоды и не столь злопамятны, как леди Кингсли. Все они уже стали забывать ужасное событие. Мисс Кингсли смеялась над собой, вспоминая, как орала на всю округу, и если бы лорд Вир не рассказал ей, она бы так никогда и не узнала, что ему пришлось дать ей пощечину, чтобы прервать истерику. Мисс Бичамп тоже с улыбкой повествовала, как лорд Вир вынес ее, пребывавшую в полубессознательном состоянии, на руках, причем она мертвой хваткой вцепилась в отвороты его сюртука, и ее потом с трудом уговорили разжать пальцы.

Их радостный и беззаботный смех изумлял Элиссанду.

Они казались ей пришельцами из другого мира — румяные, энергичные молодые девушки, не ведающие страха. Похоже, им в головы никогда не приходила мысль, что наслаждение влечет за собой последствия, поэтому оно должно оставаться скрытым, как и страдание. Она не знала, как себя вести в этой беззаботной компании, поэтому обычно сидела молча и улыбалась. А они, наоборот, постоянно суетились вокруг нее. Не осталась незамеченной белизна ее зубов и аристократичная бледность кожи — ведь Элиссанда не ездила верхом, никогда не каталась на лодке и не играла в теннис. Когда же она спустилась к чаю, мисс Кингсли во всеуслышание объявила, что в точности такое платье видела на манекене в витрине магазина мадам Элизы на Регент-стрит, но мама отказалась его купить. Элиссанда мысленно усмехнулась, подумав, как долго продлился бы интерес мисс Кингсли к моде, если бы ей пришлось каждый день переодеваться к чаю и к ужину с дядей Эдмундом.

— Жаль, что вы не приехали в Лондон на сезон! — воскликнула мисс Бичамп. — Там было столько всего интересного!

— Даже слишком много, — вздохнула мисс Дюваль. — Мои ноги едва выдержали такое количество танцев.

— А я набрала целый стоун[3], — вздохнула тощая как палка мисс Мельбурн.

— Не слушайте ее, мисс Эджертон, — сказала мисс Кингсли, — даже сделав крошечный глоток воды, она заявляет, что от лифа ее платья отлетают пуговицы.

— Ну тогда джентльмены должны выстраиваться в длинные очереди, — усмехнулась Элиссанда, — чтобы подать мисс Мельбурн напиток.

Юные дамы несколько секунд недоуменно таращились на хозяйку, но потом расхохотались. Причем громче всех смеялась мисс Мельбурн.

Элиссанде хотелось присоединиться к ним, но она воздержалась. Смеяться самой ей приходилось даже реже, чем слышать смех других.

Внезапно мисс Бичамп подняла руку:

— Ш-ш-ш. Думаю, джентльмены уже здесь. — И все юные леди устремились к окнам. Мисс Кингсли потащила за собой Элиссанду.

Открытая коляска еще не подъехала к дому, а взгляд Элиссанды уже был прикован к одному пассажиру — возмутительно привлекательному мужчине. Он слегка склонил голову набок, рассматривая дом, потом повернулся к сидящему рядом джентльмену и улыбнулся.

На мгновение Элиссанда забыла о невыполнимой задаче, которую поставила перед собой, и почувствовала радость, какую никогда не испытывала раньше.

— Пошли скорее! — Мисс Кингсли потянула ее за рукав, — Мы же не хотим, чтобы они заметили, как мы стоим тут и хихикаем, словно глупые школьницы.

Элиссанда отошла от окна и села на стул. У нее не было никаких сомнений в том, что маркизом был именно он — самый красивый мужчина из всех. Он спас молодых леди от крыс, у него были симпатичные друзья, а выглядел он как античный герой. Но главное — он маркиз — важный человек, который сможет защитить ее и тетю от дяди Эдмунда.

Элиссанда всем своим существом почувствовала: что-то изменилось. Судьба совершила поворот, и теперь все будет иначе.

Время пришло. Он пришел. С этой минуты начался отсчет трех дней.

Экипаж подъехал к трехэтажному каменному зданию, построенному в неоготическом стиле. Фасад его был покрыт плющом, что делало сооружение как-то значительнее и старше. Окна были узкими, с остроконечными арочными перемычками, как того требовал стиль, имелись даже горгульи — водосточные трубы, выполненные в виде уродливых фантастических фигур.

Дом был более чем респектабельным. Он казался величественным. И все же, несмотря на содержащийся в идеальном порядке сад, в нем было что-то нежилое.

Старое деревенское поместье, как то, в котором вырос Вир, являлось средоточием садоводства, огородничества и скотоводства. Там был огороженный стеной сад, снабжавший фруктами и овощами семьдесят человек, виноградник, дающий сотни фунтов винограда, и полдюжины специализированных теплиц, в которых выращивали такую роскошь, как клубнику к Рождеству и ананасы в январе. В поместье было где поохотиться, если возникало желание, также имелся пруд с утками, курятник и голубятня.

А Хайгейт-Корт был просто домом в окружении ожесточенно вылизанного сада.

Вир краем глаза заметил девушек, столпившихся у единственного большого окна.

— Мне необходима алмазная шахта, — заявил Уэссекс, которому всегда не хватало денег, восхищенно оглядываясь по сторонам.

— А разве алмазы добывают в шахте? — воскликнул Вир. — Я думал, они растут в устрицах.

— Ты думаешь о жемчуге, — сохраняя обычное спокойствие, сказал Фредди.

— Правда? — Вир почесал голову. — Впрочем, тебе виднее. Как бы то ни было, мне здесь нравится.

— Здесь все — Людовик XIV, — сказал Кингсли, рассматривая мебель в просторном, элегантно обставленном холле. — А он знал толк в таких вещах.

Пожалуй, всему не хватало патины — ощущения старины. Но в остальном никто не мог подвергнуть сомнению вкус хозяина дома, не поддавшегося вульгарному желанию выставить напоказ свое богатство, чего вполне можно было, ожидать от человека, сколотившего состояние недавно.

Вир припомнил немногие известные факты о жизни Эдмунда Дугласа. Его отец был не то трактирщиком, не то портовым рабочим в Ливерпуле. У него было две или три сестры, причем рождение последней из них убило мать. В четырнадцатилетнем возрасте он сбежал из дома — очень вовремя, потому что вскоре после этого все его родные умерли от эпидемии инфлюэнцы. Затем он попал в Южную Африку, где за ним прочно закрепилась репутация скандалиста и драчуна, и довольно быстро разбогател на алмазах.

Ни один факт, известный Виру о Дугласе, не предполагал утонченности или сдержанности. В Кимберли, что в Южной Африке, люди до сих пор помнят дикие разнузданные оргии, которые он устраивал, став богатым человеком. И — Вир осознал это только теперь — ни один факт не говорил и о его склонности к уединению.

Он еще раз осмотрел холл и направился вслед за остальными джентльменами в гостиную. Как только Фредди отошел в сторону и перестал заслонять ему обзор, Вир увидел мисс Эджертон в ярко-желтом платье.

Леди Кингсли сказала, что девушка прелестна. Она действительно была очень хорошенькой: яркая блондинка с карими глазами — весьма необычное сочетание — и мягкими тонкими, почти меланхоличными чертами лица.

Она выглядела несколько ошарашенной, когда в гостиную ввалилось так много мужчин. Ее взгляд сначала метался от одного гостя к другому, но потом остановился на нем. Спустя мгновение ее губы — очень пухлые, мягкие, наверное, податливые губы — раскрылись и слегка изогнулись, продемонстрировав ряд ровных идеально белых зубов. После этого появились ямочки на щеках — глубокие, круглые, очаровательные. И наконец, ее глаза — Боже, что это были за глаза! — огромные, блестящие, чарующие — вспыхнули, обещая головокружительное, ни с чем не сравнимое наслаждение!

Впервые входя в гостиную, следует помнить о многих важных вещах. Прежде всего, следует оценить, где можно споткнуться и упасть, ничего себе не повредив, какую антикварную вещь можно «случайно» свалить, не разбив ее, да и не мешает сразу наметить возможные пути отхода.

На этот раз маркиз забыл обо всем. Он просто стоял и смотрел на нее.

Эта волшебная улыбка! Он узнал ее по волне восторженной радости, которая едва не сшибла его с ног.

Маркиз считал себя неспособным радоваться, во всяком случае, долго. Он был не прав, да еще как! Он никогда бы не смог насытиться этой свежей чистой радостью. Он хотел плескаться в ней, пить ее до тех пор, пока каждая частичка его тела не наполнится блаженством.

Девушка его грез. Он все-таки нашел ее.

Леди Кингсли вышла вперед.

— Мисс Эджертон, позвольте представить вам маркиза Вира. Лорд Вир, мисс Эджертон.

— Рада познакомиться с вами, милорд, — улыбаясь, сказала девушка его мечты.

Маркиз с трудом вернул себе способность соображать.

— Не могу выразить, как я счастлив нашему знакомству, мисс Эджертон.

Повезло так повезло. Теперь удача уж точно будет на его стороне.

Он нарушил собственные правила поведения, которые требовали, чтобы он немедленно начал совершать идиотские поступки, и вместо этого просто стоял в десяти футах от нее и млел, наслаждаясь ее присутствием, пока сервировали чай.

Но девушка его грез не обделяла его вниманием. Периодически она поворачивала к нему свое ангельское личико и улыбалась. И всякий раз, когда она улыбалась, маркиз чувствовал, что на него нисходит мир, который всегда обходил его стороной.

Слишком скоро пришло время дамам удалиться в свои комнаты, чтобы переодеться к ужину.

— Вы можете чувствовать себя здесь как дома, — сказала мисс Эджертон, обращаясь к джентльменам. — Но, я очень прошу вас не входить в кабинет моего дяди. Это его личное святилище, и он не любит, когда туда входят, даже в его отсутствие.

Мимо сознания Вира прошло абсолютно все, кроме улыбки, которую мисс Эджертон подарила лично ему — уже подойдя к двери, она обернулась и улыбнулась, глядя прямо ему в глаза. Выйдя из ступора, маркиз принялся ходить взад-вперед по гостиной, бездумно переставляя безделушки, барабаня пальцами по стульям, трогая тяжелые шторы,

Леди Кингсли пришлось лично явиться и за руку отвести Вира к кабинету Эдмунда Дугласа, чтобы провести первичный обыск. Он выполнил все необходимые действия и обнаружил два тайника в письменном столе. В одном лежал револьвер, в другом — измятые и грязные стофунтовые банкноты. Ничего незаконного.

В массивных шкафах были сложены документы. В одном были учетные книги, касающиеся управления поместьем. В других — письма, телеграммы, доклады управляющих алмазной шахтой — летопись богатства Дугласа в документах.

Леди Кингсли караулила за дверью.

— Ну что?

— Идеальный порядок в делах. Полная открытость, — сказал он. — Да, кстати, мадам, я уже говорил, что работать с вами — удовольствие?

Леди Кингсли подозрительно нахмурилась:

— С вами все в порядке?

— Никогда не чувствовал себя лучше, — ответил Вир.