Новогодний P.S.

Глава 11

Ася

За накрытым новогодним столом они остались вдвоём. Только Ася и Дима, и никого больше.

Илону с Соней увёз на дачу их новый знакомый Сергей — тот самый, что помогал в поимке похитительницы. Ася, конечно, была немного удивлена этому стремительно развивающемуся роману, но возражать не стала, да и не имела права: Илона взрослая женщина, которая сама отвечает за свою личную жизнь. Ася видела, как хорошеет подруга в присутствии Сергея, какой нежный румянец окрашивает её щёки, как она загадочно улыбается и как счастливо блестят её глаза… Поэтому, когда Илона робко озвучила ей предложение Сергея и поинтересовалась, не имеет ли она чего против, не обидится ли, Ася только улыбнулась и выдала своё благословение.

Никитку в самый последний момент тоже утащили в гости — оказывается, родители его одноклассницы Дианы Солнцевой каждый год собирали у себя дома отдельный “детский стол” для друзей дочери, и те очень весело встречали Новый год своей маленькой компанией, в то время как у взрослых с их скучными разговорами было отдельное застолье. Размеры дома Солнцевых без проблем позволяли оставить всех желающих с ночёвкой.

Никитка был и обрадован, и смущён внезапным приглашением от Дианы. Немного пугало, что на Новый год к ней в дом были званы все её близкие друзья, в число которых он до недавнего времени не входил. Они там все давно друг друга знали, большинство — из школы фигурного катания, в которой вот уже несколько лет профессионально занималась Диана, и ему, наверное, будет среди них неловко.

К тому же, Ася видела, что мальчишка разрывался между желанием поехать и чувством долга перед родителями. С тех пор, как Никита переехал в Москву, каждый Новый год они встречали все вместе. А теперь он собирался бросить Асю с Димой и отправиться праздновать в чужой дом…

— Если мы не отпустим его сегодня, боюсь, что-то может безвозвратно сломаться, — тихонько поделилась Ася своими опасениями с Димой. — Ты же видишь, какой у него сейчас возраст — взрывной, эмоциональный, обвиняющий. И эта девочка действительно много для него значит. Но в то же время он боится причинить нам боль… Ему и так сейчас нелегко, он буквально мечется между любовью к нам и влюблённостью в эту самую Диану. Если откажем — можем навсегда потерять его доверие.

— Не надо отказывать, — если Дима и был раздосадован и задет тем фактом, что сын будет встречать Новый год в другом месте, то виду не подал. — В конце концов, мы же не куда-нибудь в ночной клуб его отпускаем, где все бухают и принимают наркотики, а в приличный дом. В хорошую, известную, уважаемую семью.

— В ту самую “богему”, которую ты терпеть не можешь, — поддразнила его Ася. — Но вообще да, ты прав. Волноваться и переживать не о чем. Пусть развлекается…

— Ура! — Никита не смог сдержать ликования, когда родители разрешили ему поехать. — Мама Ася, папа Дима — вы самые лучшие! Спасибо!!! — и повис на шее у Аси. Она вдруг осознала, что Никитка практически сравнялся с ней по росту, и это открытие привело её в шок.

— Обещаю не пить ничего крепче, чем сок и лимонад! — торжественно поклялся Никита, сияя и мысленно находясь уже там, в Дианином доме.

— Ещё бы ты чего покрепче пил, — в притворной суровости насупил брови Дима. — Молоко на губах не обсохло…

— Да я не думаю, что родители Дианы будут предлагать детям алкогольные напитки, — произнесла Ася с иронией, — так что закатай-ка ты, Кит, губу обратно!

— Я её и не раскатывал! — искренне отозвался он. — Вот ещё… алкоголь… чего в нём хорошего?! Даже пахнет мерзко.

Вот так и получилось, что вечером тридцать первого декабря Ася и Дима сидели за праздничным столом вдвоём и старательно делали вид, что их ничего не беспокоит и не смущает.

Включённый для фона телевизор выдавал какой-то традиционный новогодний концерт, но они не смотрели на экран. Ася без аппетита ковырялась вилкой в салате, не чувствуя вкуса, Дима вяло переписывался в мессенджере с коллегами-спортсменами и друзьями, поздравляя их с наступающим и отвечая на аналогичные поздравления.

— Как тебе Илонин кавалер? — спросила наконец Ася, когда молчание слишком уж затянулось.

— Да я его толком и не разглядел, — отозвался Дима. — Только поздоровались да перекинулись парой дежурных фраз, когда он за ними заехал утром. Вроде, нормальный парень… Илона, кажется, упоминала, что он врач?

— Ну да. А ты не находишь, что у них… всё как-то слишком быстро закрутилось? Она же совсем не знает его. Не хочу сказать, что он маньяк или кто-то в этом роде, но… Вот прям раз — и любовь с первого взгляда. Так же не бывает. Тебе это не кажется подозрительным?

— Ты всё время забываешь, — укоризненно произнёс Дима, — что я в тебя влюбился тоже с самого первого взгляда. Это ли не убедительный пример, что подобное в жизни всё-таки иногда случается?

— Мы были подростками, — напомнила Ася, — а тут взрослые люди.

— Ну, во всяком случае, его отношение к дочери Илоны говорит о серьёзных намерениях, — сказал Дима. — И он прекрасно находит с Соней общий язык. Так что я бы за них совершенно точно не беспокоился. А вот Никитос…

— За него тоже не стоит беспокоиться, — улыбнулась Ася. — Вспоминаю себя в его годы. Всё тогда ощущалось так… на разрыв, так полно, и казалось, что впереди ждёт только самое прекрасное. Я мир готова была перевернуть!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да я не об этом… Точнее, не совсем об этом. Просто подумалось… Ещё несколько лет, и Никита больше не будет спрашивать у нас разрешения на то, чтобы не прийти ночевать, — Дима вздохнул. — Друзья… девушки… своя взрослая жизнь… а потом вообще женится и уедет от нас.

— А мы постареем, — Ася вдруг тоже не на шутку пригорюнилась. — Чёрт, как же не хочется вот этого всего… Вернуться бы опять в детство и начать жить заново!

— Ну, возможность такая, в принципе, есть, — Дима ободряюще улыбнулся ей. — Если мы всё-таки решимся на второго ребёнка, на дочку… то тебе просто некогда будет стареть. Самые прекрасные моменты детства ты будешь проживать с ней заново.

До полуночи оставалось чуть больше часа. Ася по очереди поздравила в ватсапе всех своих подруг, которых судьба раскидала по миру. Неля жила сейчас в Лондоне вместе с мужем и двумя сыновьями, Рита перебралась в Испанию, причём в данный момент находилась в больничной палате: ей приспичило рожать аккурат в новогоднюю ночь, а муж Серхио остался дома с четырёхлетними дочками-двойняшками. Даже Вера, которая жила в Москве, укатила с семьёй в Индию, на пляжи Гоа, чтобы встретить Новый год под пальмой. Ну, а Илона была на даче в Подмосковье вместе со своим Серёжей…

— Ну что ты маешься, чего грустишь? Чем мне тебя развеселить? — не выдержал Дима, прибавляя звук телевизора, где одна из звёзд эстрады как раз исполняла какую-то лиричную песню. — Хочешь, потанцуем?

— С ума сошёл? — фыркнула Ася. — Терпеть не могу всю эту пошлую романтику… Есть какие-нибудь другие предложения?

— Ну… — Дима добросовестно задумался. — К примеру, можно заняться бесстыдным, горячим, сносгсшибательным сексом прямо во время боя кремлёвских курантов… Как тебе такая затея?

— Вау, — она приподяла брови в весёлом изумлении. — Это уже интереснее… во всяком случае, звучит заманчиво. Жаль только, времени маловато — всего-то двенадцать ударов.

— Вот и попробуем — а вдруг успеем уложиться? — шутливо подначивал её Дима. — Но если тебя это не устраивает, то можем, к примеру, пойти погулять.

— Гулять? Сейчас? В новогоднюю ночь?!

— А почему бы и нет? Далеко не все жители Москвы сидят тридцать первого декабря по домам. Прокатимся до центра…

— Но ты выпил, и я тоже!

— Так мы же не на машине поедем, а на метро.

— И куда же мы поедем?

— Да хотя бы на Красную площадь. Там, вроде, какой-то праздничный концерт идёт. И бой курантов можем послушать не по телевизору, а вживую.

— Заодно и сексом займёмся под этот живой звон, прямо в толпе, — пошутила Ася. — Нет, Дим, на Красную площадь — не вариант. Там сейчас давка… К тому же, алкоголь приносить с собой нельзя, пиротехнику тоже. Так что никакого шампанского и бенгальских огней… ну что это за праздник?

Дима сделал постное лицо:

— Ну… дождёмся полуночи и ляжем баиньки, как два старпёра?

— Фу, скучный какой, — покачала головой Ася. — Уж лучше тогда заберёмся под одеяло, возьмём с собой закусок и шампанского прямо в постель, будем есть, пить и до утра смотреть мои любимые новогодние фильмы: “Отпуск по обмену”, “Реальную любовь”…

— Господи, за что? — он шутливо возвёл глаза к потолку. — Я этой пытки слащавым Джудом Лоу не вынесу.

И, поскольку неясная, смутная тревога из Асиных глаз не пропадала, Дима подошёл к жене и крепко обнял её.

— Аська, милая, да что с тобой происходит? Ты чего такая взвинченная весь вечер?

— Не знаю, Дим, — она с благодарностью уткнулась ему в плечо. — Почему-то вдруг возникло острое ощущение собственной ненужности… У всех своя жизнь, даже Кит уехал к девочке, а Илона — к своему молодому человеку. А мы с тобой — как отработанный матеариал, — она всхлипнула. И правда, что это с ней? Почему она стала плаксивой, как барышни из сентиментальных романов? Уже второй раз за сутки… Неужто и впрямь стареет?

— Дурочка. Господи, какая же ты дурочка… — жёсткими, чуть шершавыми ладонями Дима стирал влажные дорожки с её щёк. — Ну о какой ненужности ты говоришь?! Во-первых, ты нужна мне, и это, между прочим, самое главное, о чём ты всегда должна помнить. А во-вторых… Все тебя любят. Все обожают. И Никитос тоже нас очень сильно любит. Вон, видишь… даже подарок нам с тобой оставил под ёлочкой. А ты ведёшь себя, как хрестоматийная эгоистичная свекруха из анекдотов.

— Ты прав, — Ася в последний раз шмыгнула носом и выдавила из себя улыбку. — Что-то я и впрямь слишком загоняюсь… Нальёшь мне шампанского? И, кстати… как ты думаешь, ничего страшного не будет, если мы откроем подарок Никиты не после полуночи, а прямо сейчас? Он же всё равно не узнает. Мне не терпится узнать, что за сюрприз он для нас припас.

— А давай, — согласился Дима весело. — Честно говоря, мне и самому жутко любопытно… Никитос делал такое загадочное многозначительное лицо, когда намекал на подарок, что я определённо жду какого-нибудь подвоха.

А уже через несколько минут зарыдать готова была не только Ася, но и Дима тоже.

Никита приготовил для них фотокнигу. Профессиональную, прекрасно оформленную, даже на вид очень дорогую, на которую он наверняка спустил все свои карманные деньги.

Это была история их семьи с самого начала — с того момента, когда десятилетнего мальчишку привезли из далёкой северной Мезени в Москву… Никита бережно отобрал самые лучшие фотографии за несколько лет. Каждое фото было сопровождено его комментарием или короткой милой историей об этом моменте из их совместной жизни, будь то поездка на море, победа на соревнованиях по карате, пикник на природе, школьная линейка, семейная вылазка в цирк или что-то иное.

В этих строчках было столько любви и нежности, что у Аси буквально разрывалось сердце.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍“…Тогда я ещё верил в деда Мороза и очень просил его вернуть мне папу и маму. Он не смог это сделать, но взамен послал мне вас. Скажу по секрету, если бы я достался другим приёмным родителям, я бы плакал каждый день…”

Не выдержав, Ася схватила телефон и подрагивающими от волнения пальцами набрала Никите сообщение:

“Сыночек, я тебя очень-очень люблю”.

Через минуту прилетел ответ. Ася не сразу решилась его открыть. Она знала, что Никита не склонен к этим телячьим нежностям, особенно по отношению к ней с Димой, ласковые слова даются ему с большим смущением и трудом.

Открыла — и прочитала:

“Я тоже очень люблю тебя… мама”.

Галинка

Проснувшись утром, она не сразу сообразила, где находится.

Глаза говорили ей, что она лежит в постели, в их с мужем спальне, в московской квартире. Но при этом сквозь закрытую дверь сюда пробивался дразнящий запах свежей выпечки, ароматной сдобы — и это были запахи Галинкиного детства. Так пахло давно, практически в прошлой жизни, в их с мамой маленьком ялтинском домике: пирогами с творогом и абрикосами, вергунами, пампушками с чесноком…

Галинка помнила, что во время школьных каникул из постели по утрам её выгоняли именно эти дивные ароматы. Она вприпрыжку соскакивала с кровати и босиком, прямо в пижаме, неслась на кухню, где мать без лишних вопросов ставила перед ней чашку горячего чая, заваренного с душистыми травами, и придвигала поближе блюдо с пирожками. И не было на свете ничего вкуснее эти пирожков с тающей во рту, обжигающей начинкой…

Галинка ещё несколько секунд бессознательно принюхивалась к знакомому кухонному аромату, а потом вдруг вспомнила: мама приехала! Да-да, заявилась вчера в ночи, перепугав и переполошив поначалу всех своим появлением.

Галинка с мужем и Алиной только-только вернулись домой, измотанные событиями минувшего дня и одновременно счастливые, потому что дочка снова была с ними. Меньше всего на свете они ожидали увидеть визитёршу из Крыма. А вот мама явно готовилась к встрече. Вместо того, чтобы расцеловать дочь с внучкой и обнять зятя, незваная гостья подошла к Галинке и без лишних церемоний, от души, влупила ей крепкой ладошкой по заднице.

— Мама! — взвизгнула Галинка в возмущённом протесте, вне себя от шока: родительница никогда прежде не поднимала на неё руку.

— Що — "мама"? Чому такі новини я дізнаюся від сусідів? Невже так важко було зателефонувати?* — сурово вопросила та, испепеляя дочь гневным взглядом и, похоже, снова намереваясь врезать родной кровиночке по мягкому месту.

— Тётя Ксана, послушайте… — вмешался было Белецкий, никогда прежде не видавший тёщу в таком гневе и попытавшийся как-то утихомирить её. — Мы вам сейчас всё объясним…

— А ти взагалі мовчи, — перебила она его, грозно сверкнув очами, — бо під гарячу руку, ще й ти отримаєш!..**

— Тётя Ксаночка, да пожалейте же вы нас, — взмолился зять, — у нас был такой тяжёлый день, а вы дерётесь и ругаетесь, как на базаре…

Женщина гневно упёрла руки в крутые бока.

— Совісті у вас немає! Я ледве не збожеволіла, поки в новинах не побачила, що все добре.***

Потребовалось немало усилий, чтобы смягчить воинственный настрой матери и хотя бы слегка успокоить её. Они пересказали ей историю с похищением, по возможности стараясь не пугать напрасно и не сгущать краски — ведь всё плохое осталось позади.

Ну, а дальше мама решительно приняла вожжи домоуправления в свои крепкие руки. Дочь и зять были накормлены наспех сварганенным поздним ужином, несмотря на их протесты и отказы. Затем пробудилась голодная Алиночка, которая заснула ещё в машине, по дороге домой, и бабушка непререкаемым тоном заявила, что внучка до утра будет полностью на её попечении, поскольку изнервничавшимся и уставшим родителям необходимо хорошо отдохнуть. Она заставила Галинку нацедить на ночь молока в бутылочку и чуть ли не пинками загнала дочь, а вслед за ней и Белецкого, в спальню, пригрозив, что если понадобится — она запрёт их снаружи.

Галинка думала, что отныне ни за что на свете, никогда даже просто не спустит Алиночку с рук. Она действительно собиралась всё время находиться рядом с дочкой, панически боясь снова испытать то, что пережила накануне. Но, как ни странно, действия матери не вызвали у Галинки никакого внутреннего протеста. Осознание того, что теперь девочка в надёжных руках, сработало как успокоительное и одновременно снотворное. Скинув со своих плеч груз ответственности и заботы, она почувствовала, что и в самом деле просто умирает от усталости. Банальной физической усталости.

Галинка чуть не заснула, стоя под горячим душем, и выползла оттуда, как сомнабула. Впрочем, муж тоже катастрофически вымотался за этот бесконечный день, поэтому, добравшись до постели, они оба просто рухнули туда, как подкошенные, и уснули в ту же секунду.

___________________________

*Что — “мама”? Почему я должна такие новости узнавать от соседей? Так трудно было позвонить? (здесь и далее — перевод с укр.)

**А ты вообще молчи, пока под горячую руку не попал. А то и тебе влетит!..

***Вот же бессовестные! Я чуть с ума не сошла, пока в новостях не увидела, что всё нормально.

Похитительницей оказалась сбрендившая поклонница Белецкого. С ней уже вели работу специалисты-психиатры. У бедняги действительно поехала крыша на почве своей отчаянной фанатской любви: женщина вбила себе в голову, что Алина — её дочь. Её и Белецкого.

До недавнего времени она жила в Воронеже, где однажды побывал с гастролями московский театр. Много лет увлечённая творчеством Белецкого, “Тонечка” подкараулила его после спектакля у служебного входа, подарила цветы, поблагодарила за чудесный вечер и попросила автограф. Он вежливо побеседовал с ней и ещё несколькими поклонницами, дожидавшимся его после представления, а затем распрощался и отбыл вместе с труппой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Всего пара-тройка минут формального общения, но… этого оказалось достаточно, чтобы окончательно сойти с ума. “Тонечка” действительно искренне поверила в то, что они с известным артистом каким-то непостижимым образом успели провести вместе ночь, в результате чего она забеременела, а девять месяцев спустя на свет появилась Алина. Она даже весьма достоверно описала процесс своих родов, хотя, как выяснилось, вообще никогда не рожала.

В сознании у несчастной женщины всё перевернулось с ног на голову до такой степени, что она считала, будто это Галинка выкрала у неё младенца прямо из роддома, воспользовавшись своими деньгами и связями. Она была уверена, что молодая жена Белецкого просто запудрила ему мозги и убедила в том, что это их совместный ребёнок. Так что “Тонечка” всего-навсего забирала своё: Галинка похитила у неё дочь, а теперь она сама отняла малышку у Галинки.

Похитительница основательно подготовилась, продала свою воронежскую квартиру и сняла жильё в Москве. Каждое утро она являлась к дому, где жил Белецкий с женой и дочерью, и подкарауливала Галинку во дворе, выдавая себя за соседку. Она дотошно изучила расписание артиста и точно знала, во сколько он выезжает из дома по утрам, во сколько возвращается после спектаклей. Она упорно втиралась в доверие к его жене и терпеливо выжидала удобного момента. В снятой ею квартире всё давно было подготовлено и куплено для малышки, дожидаясь её появления: детская одежда, игрушки, кроватка, коляска, бутылочки и даже памперсы…

За то время, что Алина провела с похитительницей, лже-мама не причинила ей никакого вреда. Напротив, она окружила её поистине материнской заботой и лаской. Она по-настоящему любила её и верила, что вскоре пелена спадёт с глаз Белецкого, он вспомнит о своей любви к "Тонечке", устыдится и вернётся к ней, бросив свою обманщицу-жену. И они будут втроём жить долго и счастливо…

Узнав все эти подробности, Галинка почувствовала даже некоторое подобие жалости. Эта сумасшедшая женщина действительно уверовала в то, что является мамой чужой дочери, её сердце действительно было полно любви к Алиночке и, вероятно, разрывалось от боли в разлуке… Галинка и хотела бы её ненавидеть — но при всём желании не могла. Тонечка и так получила по заслугам — её при любом раскладе ожидала психиатрическая больница.

Чудесные запахи, разливающиеся из кухни по всей квартире, разбудили и Белецкого.

— Ммм… — произнёс он, — чую, тётя Ксана оседлала своего любимого конька — принялась готовить как на роту солдат. И каждый день — непременная смена меню из десяти блюд… Я просто обожаю свою тёщу, — он протяжно зевнул.

Галинка лежала к нему спиной, но услышала по голосу, что он довольно улыбается и вообще проснулся в отличном настроении.

— А больше всего я обожаю свою жену, — руки мужа обхватили её талию, и он притянул её к себе, прижав к своему животу. Она даже спиной, через пижаму, почувствовала, какой он был горячий и… горячий. Похоже, аппетит у него разыгрался не только на еду.

— Как же я тебя хочу, — глухо пробормотал он, ещё не окончательно проснувшись и уткнувшись носом ей в затылок, пока его ладони, забравшись под ткань пижамы, поглаживали Галинкину грудь — аккуратно, почти невесомо, точно примеряясь. — Какая же ты красивая…

— Красивая? — блаженная лёгкость и нега, овладевшие было Галинкой, улетучились без следа. — Да уж, красотка, каких поискать… — добавила она с нервным смешком.

— Не понял, — голос мужа посерьёзнел. Он перевернул Галинку лицом к себе, с тревогой заглянул в глаза, приподнявшись на локте.

— Галюша, что-то не так в том, что я сказал? Почему ты сердишься?

— Я не сержусь, тут другое… Саш, ты правда веришь в то, что говоришь, или просто меня утешаешь? — решилась она на откровенный вопрос. Не было больше сил накручивать себя и дальше мучаться сомнениями.

— Утешаю?! — глаза у него полезли на лоб. — Да о чём ты, вообще?

— Я… постоянно комплексую, — Галинка отвела взгляд, чувствуя, как пылают щёки от стыда. — Мне кажется, я просто не могу нравиться тебе… такой.

— Какой — такой?

— Ну… — она замялась. — Толстой… страшной… некрасивой.

— Толстой и страшной?!

Он откинул голову на подушку и истерически расхохотался.

— Всё ровно наоборот, Галюша. Наоборот! — произнёс он, отсмеявшись. — Ты безумно меня привлекаешь, и до сегодняшнего утра я был свято уверен в том, что это со мной что-то не так.

— То есть? — ошеломлённо переспросила она.

— Как-то у нас с тобой всё непросто в последнее время, а? Ты постоянно во мне сомневаешься… — он вздохнул и отвёл с лица Галинки упавший локон, мимолётно коснулся ладонью её щеки, губ… — Маленькая моя, я хоть раз давал тебе повод считать, что ты перестала нравиться мне, как женщина? Что ты меня не возбуждаешь? Да я ревновал, как придурок! Мне казалось, что все мужики на тебя пялятся, такая ты стала красивая.

— Ты… просто не видел меня толком после родов, — неуверенно возразила Галинка. — Тебе кажется, что я стала красивая, а на самом деле наоборот…

— Помолчи, — застонал он, — не желаю даже слушать этот бред. Господи, а я-то идиот, думал, что дело во мне. Что я тебе больше не интересен…

— Ты… ты единственный мужчина в целом мире, который мне интересен, и прекрасно знаешь это, — Галинка несмело скользнула пальчиком по его животу и ниже, будто впервые, вернее — будто вновь исследуя давно забытую территорию.

Он ловко подхватил её под мышки, приподнял, как куклу, и усадил на себя сверху, чтобы она чувствовала себя хозяйкой положения и не напрягалась.

— Хочешь, расскажу тебе, какая ты? — тихо спросил он, расстегнув верхнюю пуговичку на её пижаме. — Ты просто не видишь себя со стороны и не можешь оценивать объективно. Но я-то могу!

Руки его продолжали медленно, но непреклонно расстёгивать пуговицы — одну за другой, а губы шептали:

— "Голубка моя, в ущелье скалы, под кровом утёса, дай мне увидеть твой лик, дай мне услышать твой голос! Ибо твой голос — приятен, и лик твой красив!.. Голуби — очи твои… Как красная нить — твои губы, и уста красивы…"*

Галинка прикрыла глаза, наслаждаясь звуком его голоса, нежного и одновременно возбуждающего.

— "Вся ты прекрасна, подруга моя, и нет недостатка в тебе…"

"А может быть, он и прав, — подумала она отстранённо. — Может, не такая уж я и… страшная". Ведь всё поведение мужа на протяжении этих месяцев свидетельствовало об обратном. Просто она не верила ему. Точнее, не хотела верить, зациклившись на собственных ощущениях.

— "Кто это, смотрящая, как заря? Как луна — прекрасная? Светлая, как солнце?.." — он расстегнул последнюю пуговицу.

Галинка вдруг испытала старое, почти забытое чувство: ощущение собственной власти, женской власти над мужчиной. Как же это прекрасно, когда он любуется тобой и твоим телом; когда то, что он видит — безумно заводит его…

На какой-то миг Галинка как будто увидела себя его глазами: после родов она по-настоящему расцвела, движения стали более плавными и женственными, исчезла девчоночья порывистость, даже угловатость. Да, она немного округлилась в бёдрах, но талия по-прежнему стройная, грудь стала ещё более пышной, а смугловатая кожа словно светилась изнутри.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Галинка помогла мужу высвободить себя из плена рукавов и отбросила пижаму в сторону. Тряхнула головой, и светлые волосы тяжёлыми густыми прядями рассыпались по изящной линии плеч… Она снова чувствовала себя красивой, привлекательной, желанной. Да ещё какой желанной — она ощущала это, сидя на нём сверху. Прогнувшись в пояснице, она качнулась вперёд, оказавшись у мужа на груди. Он чуть ли не зарычал от нетерпения.

— Клянусь, если сейчас сюда заявится кто-нибудь… пусть даже толпа журналистов или твоя мама с кастрюлей борща… это меня не остановит.

— Пожалуйста, — выдохнула она, — пожалуйста, не останавливайся.

___________________________

*Строки из "Песни песней Соломона", канонической книги Ветхого Завета (переводчик с древнееврейского — Абрам Маркович Эфрос)