О ком грустит Пьеро

5

Кэтрин проснулась с головной болью: яркий летний полдень не радовал и даже звонкий смех Эрни в саду не вызвал, как прежде, ее улыбки. Воспоминание о прошедшей ночи было мучительным и причиняло душевную боль. Кэтрин никак не могла понять, что послужило причиной столь резкой смены настроения у Дэвида.

Ведь все получилось замечательно! Его озаренное страстью лицо, запекшиеся от поцелуев губы, сильные руки, дарившие нежные ласки… Неужели она чем-то обидела его? Или он, одержав такую быструю победу, решил, что Кэтрин с легкостью отдается всем?

Она встала и подошла к зеркалу — под глазами залегли голубоватые тени, лицо было бледным. Приняв душ и медленно одеваясь, Кэтрин продолжала размышлять над тем, что произошло. Но ни на один вопрос не находила подходящего ответа. Она даже не могла оправдать случившееся тем, что Дэвид просто воспользовался ее слабостью.

Нет, она первая сказала, что хочет его. И настояла на своем, несмотря на его странные предупреждения. Что ж, придется забыть этот любовный эпизод. В конце концов, ничего особенного и не было: мужчина и женщина отдались страсти на скамье в саду — и все. Маленькое приключение…

— Послушай, ну сколько можно спать? — Элис в синих бриджах и голубой блузке, подчеркивающей ярко-рыжий цвет ее густых волос, вошла, не стучась, в спальню. — Ты заболела? У тебя какой-то понурый вид.

— Нет, я здорова, — тихо ответила Кэтрин, оборачиваясь. — Выпьешь со мной кофе?

— Конечно. — Элис еще раз внимательно взглянула на подругу и вдруг улыбнулась. — О, наша скромница, кажется, вчера весело проводила время. Ну, и как тебе мистер Колбери, он хорош?

— Перестань! — воскликнула Кэтрин, краснея и отворачиваясь. — Ты иногда бываешь просто невозможной. С чего ты взяла?

— Девочка моя, у тебя все написано на лице: следы любви и утоленного желания. Кроме того, я встретила в бассейне Маргарет, которая мне кое-что рассказала.

Они спустились на террасу, где уже был накрыт столик с завтраком, и уселись в плетеные кресла. Элис с лукавой усмешкой следила за тем, как Кэтрин дрожащей рукой пыталась поднять чашку с кофе.

— Ладно, не хочешь говорить, не надо. — Она взяла очищенный апельсин и разломила его пополам. — Наша поездка по магазинам не отменяется?

— Нет, — ответила Кэтрин. — Сейчас пойдем. Послушай…

— Да? — с живостью отозвалась Элис. — Желаешь получить бесплатный совет от опытной женщины? Выпей глоточек чего-нибудь крепкого и не забивай голову грустными мыслями. Что бы между вами ни произошло, главное одно — получила ли ты удовольствие.

— Да, но… — Кэтрин и сама не знала, о чем хотела спросить. Объяснить произошедшее она не могла и не думала, что это удастся подруге.

— Здесь возможна только одна проблема: если бы ты влюбилась, дело бы приняло действительно печальный оборот. Но ведь это не так, я надеюсь?

Кэтрин молча пожала плечами и отвела взгляд. Влюбилась… Как это ни ужасно, похоже, именно так и случилось. Иначе, почему она не в состоянии думать о чем-нибудь другом? И почему образ Дэвида неотступно преследует ее как наваждение?

— Это невозможно! — воскликнула Элис, словно прочитав ее мысли. — Мистер Колбери, конечно, замечательный человек и, возможно, прекрасный любовник. Но не из нашего круга, он чужой! Представляю, что сказали бы твои родители…

— Давай сменим тему, — попросила Кэтрин, чувствуя, что долго не выдержит подобного разговора. — Я ничего не знаю… Может быть, я вообще его больше никогда не увижу.

— Поссорились?

— Нет, не совсем…

Элис увидела, как побледнела Кэтрин, и решила не продолжать настойчивых вопросов. Она любила ее, как сестру, и желала для нее только лучшего. Но все-таки этот поступок казался ей слишком экстравагантным и легкомысленным. Сама она выбирала мужчин только из людей проверенных: две-три встречи под покровом ночи, обоюдное удовольствие и расставание. Ни обещаний, ни обид, ни надежд. Занятие любовью приравнивалось к еженедельному походу в косметический салон.

Подруги, допив кофе, вышли за ворота, где стояла машина Элис. Обеим нравились эти поездки за покупками, блуждания по магазинным секциям, тщательные примерки, услужливые продавцы, которые сразу выделяли их из множества покупателей по уверенному и равнодушному виду, свойственному только очень богатым людям.

Элис, в свое время посещавшая лекции по социальной психологии, утверждала, что поход по магазинам — лучшее средство для снятия стрессов. В том случае, конечно, когда у тебя достаточно денег, чтобы купить любую понравившуюся вещь. А поскольку они были женщинами обеспеченными, то могли позволить себе практически все, от тончайшего белья до вечернего платья, чья цена иногда равнялась месячной зарплате какого-нибудь мелкого служащего. Так приятно было, немного устав от примерок, зайти в открытое кафе и выпить бокал холодного белого вина или мартини со льдом, поболтать о пустяках, понаблюдать за спешащими по своим делам прохожими, обсудить последние слухи о том, что кто-то завел себе новую любовницу, а кто-то, наоборот, выгнал старую. Эта легкость и безмятежность существования, когда ничто почти не затрагивало душу, стали привычными.

Но сегодня Кэтрин ничто не радовало: ни новое платье, ни гранатовое ожерелье, ни восхищенные взгляды мужчин. Она чувствовала в сердце какую-то ноющую пустоту и боялась признаться себе, что ей просто не хватает Дэвида.

Ясный день без него превращался в пасмурный, вино горчило, и даже Элис казалась немного слишком шумной и разговорчивой.

Сидя за столиком кафе, Кэтрин представляла, какое это, наверное, наслаждение: просыпаться утром рядом с любимым мужчиной, ради него выбирать наряды, делать красивые прически, покупать духи. И если бы сейчас рядом с ней сидел Дэвид, то все вокруг было бы другим, более живым и настоящим. А так окружающее напоминало разноцветную декорацию к долгому и скучному спектаклю, с которого невозможно уйти, даже если тебе не нравится игра актеров.

— Ты сама на себя не похожа, — огорченно сказала Элис, тронув подругу за плечо. — Очнись же наконец, сколько можно!

— Извини, я задумалась. — Кэтрин слабо улыбнулась, возвращаясь из мира мечты в реальность. — Скажи, а ты любила когда-нибудь по-настоящему?

Элис раздраженно всплеснула руками и со звоном уронила ложечку на пол.

— Нам с тобой не по пятнадцать лет, чтобы вести такие разговоры, — устало сказала она. — Но я отвечу: да, любила, до головокружения, до боли, до того, что могла бы умереть, не задумываясь, за этого человека.

— Кто он? — Кэтрин подалась вперед, не отрывая взгляда от погрустневшего лица подруги.

— Мой муж, — ответила та и отпила большой глоток вина. — Это был единственный мужчина… Все остальные — это так, развлечение на пару часов, гимнастика для тела. Я думала, что не вынесу его смерти, но, как видишь, жива. Хотя время и не такой хороший доктор, как считают многие.

Кэтрин покачала головой и погладила Элис по загорелому плечу. Она и не подозревала, что эта уверенная женщина, такая иногда циничная и жестокая, могла испытывать столь сильные чувства.

— Откровенность за откровенность, — продолжила Элис. — А ты любила Тимоти?

— Теперь даже и не знаю, — задумчиво ответила Кэтрин, вертя в пальцах трубочку из коктейля. — Сначала нам было хорошо, но я совсем не огорчилась, когда мы расстались.

— У тебя еще все впереди. — Элис расплатилась с официантом и встала. — Но иногда я думаю, что лучше не любить, потому что это приносит такие муки… Ты идешь? Я могу подвезти тебя до дома.

Прошло уже два дня с той ночи, а Дэвид так и не решил, как следует поступить. Он метался по номеру, залитому безжалостным солнцем, останавливался, садился в кресло, снова вскакивал. Его руки, казалось, до сих пор хранили запах Кэтрин, а в ушах эхом отдавались ее шепот и стоны.

Это было какое-то безумие! Дэвид снова и снова повторял себе, что приехал в Лос-Анджелес для того, чтобы найти сына и попытаться вернуть его. А вместо этого влюбился в женщину, настолько недоступную по своему положению, что с трудом верилось в их близость. Единственным доказательством, что это правда, были шелковые трусики, которые Дэвид спрятал в чемодан.

Он корил себя за то, что не смог удержаться и поддался порыву страсти. Но теперь он ясно понимал, что это не просто накатившее волной желание, за утолением которого обычно следует скука и пресыщение. Кэтрин была создана для него! Он знал многих женщин, красивых, чувственных, умелых в ласках, но ни с одной из них не испытывал ничего подобного.

— Я сойду с ума! — прошептал он и сжал ладонями ноющие виски. — Я должен ее увидеть!

Но как? Они простились так холодно, и в этом виноват лишь сам Дэвид. Как он мог оттолкнуть ее, да еще сразу после близости? Когда малознакомые люди познают друг друга в любви, наступает момент отрезвления, и тогда очень важно не оборвать неловким словом или движением протянувшуюся между ними тоненькую нить.

А Дэвид разорвал ее беспощадно и грубо. Но в те минуты ему казалось, что он все испортил и навсегда закрыл себе дорогу к сыну. Теперь у него просто не хватит сил, чтобы потребовать у Кэтрин возвращения Эрни. Она стала ему так же дорога, как и ребенок. И что за злой рок связал их, перепутал ленты их жизней!

Какая безнадежная ситуация: Дэвиду придется выбирать между любовью мужчины и любовью отца. Если он выберет Кэтрин, то никогда-никогда! — не сможет рассказать ей всей правды, потому что будет бояться потерять ее. Ведь услышав чистосердечное признание, она решит, что Дэвид соблазнил ее лишь для того, чтобы вернуть сына. И сначала он действительно думал, что это неплохой выход. Но поступить так можно было бы только с человеком, к которому равнодушен, и тебе все равно, причинишь ты ему боль или нет.

А если он выберет Эрни… Его мальчик, его плоть и кровь, маленькое синеглазое чудо с россыпью веснушек на щеках… Конечно, не составит труда доказать, что он настоящий отец. И суд, без сомнения, станет на его сторону. А если еще и откроются махинации Тимоти, то дело заранее можно считать выигранным. Но Кэтрин не простит этого никогда, она так любит Эрни. Дэвид, чувствуя головокружение, принял ледяной душ, чтобы хоть как-то прийти в себя. Освеженный, он натянул джинсы и легкую рубашку и вышел из номера. Пора было навестить Мэри. И хоть эти встречи становились все более мучительными, Дэвид не мог оставить умирающую женщину совсем одну. Она так благодарно улыбалась, завидев его в дверном проеме, словно ожидала получить какую-то радостную весть.

— Как Эрни? — спрашивала она каждый раз. И Дэвиду приходилось придумывать для Мэри красочные истории об их мальчике. Он понимал, что только эти разговоры и поддерживают в ней слабый огонек жизни. Ему не хотелось, чтобы Мэри переступила последнюю черту с ощущением вины и предательства. За все, в чем она была виновата, эта женщина расплатилась сполна и продолжала расплачиваться страданиями и горечью.

— Здравствуй, дорогая! — Он вошел в палату, держа в руках букет ярких астр и пакет с фруктами. — Ты сегодня отлично выглядишь.

— Не преувеличивай, — печально ответила Мэри, но все-таки улыбнулась этому комплименту. — Как малыш?

— Целыми днями разъезжает на машине. — Дэвид опустился на стул рядом с кроватью. — Послушай, я все хотел спросить: как Тимоти удалось так быстро оформить документы?

— Ну, с его-то связями и деньгами… — Она вдруг приподнялась, опираясь на руку. — Ты хочешь довести дело до суда? Это будет непросто…

— Почему? — спросил он удивленно.

— Я… В общем, тогда Тимоти пообещал, что поможет мне устроиться на киностудию. — По бледным щекам Мэри побежали слезы, но она этого не замечала и продолжала виноватым тоном: — И еще он выписал чек на мое имя… Но за это я полностью отказалась от своих прав на ребенка.

— Я знаю об этом, — мягко сказал Дэвид.

— Но в документах указано, что мы разведены и что ты… — Она задохнулась в рыданиях и спрятала лицо в ладонях. — Ты тоже…

— Что — я? Договаривай! — Его охватило страшное предчувствие, и сердце бешено забилось в груди.

— Они взяли несколько писем с твоей подписью и подделали бумагу, в которой ты отказываешься от сына и обещаешь не предъявлять никаких претензий, — еле слышным шепотом закончила Мэри. — Прости меня…

Жалость к бывшей жене и гнев боролись в душе Дэвида. Он закусил губу до крови, чтобы удержаться от резких слов и упреков, от горестного крика. Ловушка захлопнулась. Теперь у него не оставалось никаких надежд, ни единого шанса вернуть Эрни. Судьи не примут во внимание то, что Мэри тогда находилась в бедственном положении, и у нее просто не было выбора. Можно не сомневаться, что Тимоти постарался сделать подпись достоверной.

— Прости меня. — Мэри сжимала в ладонях похолодевшие руки Дэвида. — Я знаю, это ужасно. Но я слишком поздно поняла, что натворила.

— Ничего… — сказал он охрипшим голосом. — Я пойду, хорошо? Мне надо побыть одному. А завтра я навещу тебя снова. И не плачь, не плачь, пожалуйста.

Выбежав из больницы, Дэвид, ничего не замечая вокруг, побрел по улице. Мир рухнул, рассыпался на мелкие кусочки, собрать и склеить которые невозможно. А солнце продолжало светить, и небо не упало на землю, и люди спешили куда-то, задевая его иногда плечами.

Дэвид зашел в какой-то бар и заказал порцию виски, а потом еще одну. Но алкоголь не помогал, не притуплял боли, и сердце билось ровно, словно ничего страшного не случилось. Удар за ударом, оно отмеряло мгновения жизни, гнало по венам горячую кровь. Дэвид выпил еще, но опьянение так и не наступило, как будто он перестал быть обычным человеком, а превратился в сложный и хорошо отлаженный механизм, неизвестно для чего предназначенный. В конце концов, бармен отказался наливать ему виски, и Дэвид отправился в отель. Закат уже догорел, мягкие влажные сумерки окутывали город, зажигались фонари на шумных улицах, в окнах домов вспыхивал свет. Там кого-то ждали, накрывали стол к ужину, нетерпеливо посматривали на входную дверь, прислушивались к шагам на лестнице.

Дэвид вдруг ощутил себя одиноким и потерянным, крохотным человечком, который никому на свете не нужен. Он остановился посреди тротуара, пораженный этим чувством. Никогда прежде, даже в самые тяжелые минуты жизни, он не испытывал ничего подобного.

Когда он добрался до отеля, было уже совсем темно. Подходя к двери, он услышал за спиной женский голос, окликавший его по имени, и резко обернулся. Из припаркованной под фонарем машины ему махала рукой Кэтрин. Он приблизился, еще не веря глазам, открыл дверцу и забрался на переднее сиденье.

Несколько минут оба молчали, не решаясь произнести хоть слово. Наконец Дэвид, у которого от волнения дрожали руки, спросил деланно равнодушным тоном:

— Откуда ты… вы узнали мой адрес?

— Не важно.

Кэтрин не собиралась признаваться, что обзванивала целый день отели, чтобы выяснить, где он остановился. Она ничего не могла с собой поделать: необходимость увидеться с Дэвидом была сильнее обиды. Она так боялась, что он уже уехал, вернулся в Канаду. Элис, понимавшая, что творится с подругой, прямо посоветовала ей забыть о гордости и поступать так, как велит сердце.

— И что привело вас сюда? — спросил Дэвид приглушенно, опасаясь, что срывающийся голос выдаст его эмоции.

— Мы разве снова на «вы»? Перестань, я соскучилась. И прости, что так холодно простилась с тобой тогда. — Кэтрин поправила выбившуюся из прически прядь. — Наверное, у тебя были причины для плохого настроения…

— Давай проедемся, — предложил он, чтобы как-то сменить тему разговора. — Я… В общем, забудь об этом.

— О чем? — удивленно спросила Кэтрин, включая зажигание и выезжая на шоссе.

Она прождала его в машине два с половиной часа, внимательно вглядываясь в лица прохожих. И совсем по-другому представляла их встречу. Дэвид держался так, словно между ними никогда ничего не было, словно он не ласкал ее, не покрывал поцелуями, не прижимал к себе. И это было странно. Кэтрин никак не могла понять, что заставляет его сдерживать эмоции, откуда это напускное безразличие.

— Я не должен был даже прикасаться к тебе…

— Но ты же не женат? — Вопрос Кэтрин прозвучал настороженно. — Ты говорил, что свободен.

— Я был женат, но уже давно разведен, — ответил Дэвид, глядя в окно.

— Тогда, может быть, ты любишь другую?

— Нет, при чем здесь это! — Предположение показалось ему смешным и ничтожным по сравнению с тем, как обстояли дела.

Кэтрин затормозила в тупике пустынной улицы. Фонари здесь не горели, и вокруг не было видно ни одного человека. В темноте едва различался какой-то сквер или парк. Она пыталась сосредоточиться и понять, что происходит.

— Тебе плохо со мной? — спросила Кэтрин. — Или тебя смущает то, что я богаче?

Дэвид покачал головой: к чему требовать от него откровенности, если он все равно не скажет правды? А лгать, выдумывать несуществующие причины, изворачиваться ему не хотелось.

— Давай закроем эту тему, хорошо? — На мгновение он замолчал, собираясь с силами, и продолжил. — Просто поверь мне на слово: у нас с тобой ничего не получится.

Он отвернулся, ожидая возражений или упреков, но ответом была тишина. И тоненький всхлип.

— Не плачь! — От его решимости быть холодным и небрежным не осталось и следа. — Я не стою твоих слез! Кэтрин, милая, пожалуйста, не мучай меня…

Она припала к его груди, пряча лицо, и обхватила руками за шею. Дэвид замер, боясь пошевелиться. Нежность, горькая, как сок грейпфрута, затопила его израненное сердце. Одного движения сейчас хватило бы, чтобы вновь вспыхнуло пламя страсти.

— Нет, нет… — шептала Кэтрин, обнимая его еще крепче. — Ты первый человек, с которым мне так хорошо и спокойно. Ты не можешь уйти… Я так устала от одиночества!

Дэвид попытался отстраниться, но она не отпускала его. Он почувствовал, как прохладные пальцы скользят по груди, проникая под рубашку, расстегивая одну за другой пуговицы. Потом Кэтрин, склонившись ниже, коснулась кончиком языка его сосков, и он ощутил на коже тепло ее мокрой от слез щеки.

— Не надо…

Она не дала ему договорить, заглушив слова, горячим солоноватым поцелуем. Одной рукой продолжая удерживать Дэвида, другой Кэтрин распахнула блузку и прижалась к нему обнаженной грудью. Он задохнулся и вновь попытался высвободиться, но желание уже взяло верх над разумом и подчинило тело себе.

А Кэтрин медленно тянула вниз молнию на джинсах. Почувствовав под ладонью всю мощь его страсти, она обхватила этот напрягшийся «корень со сладким ядом», поглаживая и легонько сдавливая. Дэвид откинулся на спинку кресла и приглушенно застонал, все его чувства, словно сосредоточились в одной точке, там, под чуткими пальцами.

Он уже перестал бороться с собой. Господи, да и какой мужчина выдержал бы на его месте? Кэтрин прервала поцелуй, но, когда Дэвид хотел дотронуться до нее, властным жестом приказала ему не двигаться. Забравшись с ногами на сиденье, она встала на колени и склонилась над бедрами Дэвида так, что ее золотистые волосы рассыпались по его коже.

Она покрывала легкими поцелуями его грудь и живот, обвела кончиком языка впадинку пупка, скользнула ниже, туда, где курчавились жесткие волосы, и припала губами, не переставая ласкать, доводя накал страсти до предела. Дэвид ощущал только эти жаркие прикосновения, ничего другого в мире не существовало.

Кэтрин вдруг замерла и медленно, глядя ему в глаза, приподнялась и села сверху, обхватив его ногами. Это произошло так быстро, что Дэвид даже не успел осознать, чего она хочет. Он только почувствовал, как подступает наслаждение. Полностью расслабившись, он придерживал Кэтрин за бедра, а она двигалась на нем, то поднимаясь, то опускаясь, словно прекрасная наездница на покорном ее воле скакуне.

Они, не отрываясь, смотрели друг на друга, будто хотели увидеть и запечатлеть в памяти то выражение мгновенного восторга, которое проступает на лице, когда достигаешь самого высшего пика блаженства. И Кэтрин сдалась первая. Запрокинув голову, она вскрикнула и впилась пальцами в плечи Дэвида, когда ощутила внутри обжигающий взрыв. Он прижал ее к себе, и наслаждение накрыло их горячей волной.

Через несколько минут, все еще тяжело дышащие, но так и не утолившие любовного голода, они уже мчались по пустынным улицам Лос-Анджелеса к отелю. И снова в молчании: ни слова не сорвалось с их губ, только взвизгивали тормоза при резких поворотах и урчал мотор.

Притормозив в нескольких метрах от отеля, Кэтрин повернула к Дэвиду с какой-то насмешливой улыбкой.

— Ты и сейчас жалеешь? — вкрадчивым, чуть хрипловатым голосом спросила она.

— Нет, — ответил он. — Невозможно раскаиваться в счастье.

— Значит, тебе хорошо? — Кэтрин провела ладонью по его лицу, словно смахивая невидимую паутинку.

— Да.

— Замечательно. Но если тебя вдруг снова начнут мучить сомнения, можешь утешаться тем, что это я тебя соблазнила, — сухо сказала Кэтрин. — Надеюсь, это тебя не смущает?

Дэвид растерянно посмотрел на нее: куда исчезла заплаканная, беззащитная и трогательная женщина? Ее место заняла хладнокровная и уверенная в себе дама, которая получила свою порцию удовольствия и теперь могла всласть поиграть с покорной жертвой.

— Почему ты так говоришь?

Он попытался обнять ее, надеясь разбить корочку льда, возникшую между ними, но Кэтрин вырвалась и, перегнувшись через его колени, распахнула дверцу.

— Не смею больше задерживать. — Ее голос звенел от едва сдерживаемой ярости. — Спасибо за хорошую работу.

— Что это значит? — воскликнул он. — За кого ты меня принимаешь?

— За отличного любовника, который может доставить несколько приятных минут. Такое не часто встречается. — Кэтрин нервно теребила край юбки и старалась не встречаться взглядом с оскорбленным Дэвидом. — Не беспокойся, я не стану надоедать тебе. Прощай!

Он выбрался из машины и, не оглядываясь, торопливо направился к отелю. Вот как! Его просто использовали! А он-то мучился, представляя переживания Кэтрин, старался найти безболезненный выход из ситуации, который устроил бы всех. Как он ошибался, думая, что нашел женщину, непохожую на остальных, особенную, которая сумела разглядеть в малознакомом мужчине человека, а не только количество нолей в банковском счете.

К черту! Хватит тешить себя мечтами, давно пора бы привыкнуть к тому, что чудес на свете не бывает. И принцессы, чистые и нежные, существуют лишь в детских сказках. Дэвид взбежал по лестнице и с грохотом захлопнул за собой дверь.

В номере он быстро разделся, хотел выпить виски, но передумал: алкоголя на сегодня достаточно. Он принял душ и забрался под прохладную льняную простыню, но сон не шел. Обида, причиненная Кэтрин, нанесла ему довольно болезненную рану. Теперь, пожалуй, у него хватит сил на то, чтобы довести свою борьбу до конца. Плевать на подложную подпись. Если понадобится, Дэвид разыщет Тимоти, главного виновника, притащит его за шиворот на заседание суда и выбьет из него признание…

А потом заберет Эрни и увезет его из этого ужасного города, от этих людей, живущих в мире, где все покупается и продается за деньги, где нет места ни чести, ни доброте. Они с сыном поселятся в маленьком домике, который Дэвид построит сам, будут удить рыбу в быстрой реке, любоваться закатами, дышать свежим, пахнущим сеном и молоком воздухом. И никто им не нужен, никто! Он не заметил, как уснул, погрузясь в мечты, словно в теплую воду придуманной им реки…