Обаятельный плут

ПРОЛОГ

Дышавшее спокойным величием поместье Вулверхемптоу венчало йоркширскую равнину, как королевская корона. Здание было построено в конце семнадцатого века первым маркизом Вулвертоном, пристрастие которого к величественной архитектуре шло рука об руку с его пристрастием к богатым невестам. За свою долгую жизнь он женился на трех наследницах огромных состояний и всех трех похоронил.

За полтора столетия, истекшие со времени его постройки, Вулверхемптон принимал в своих стенах многих великих и знаменитых людей и в нем сменилось несколько поколений высокородных аристократов. Андервилли считались первым семейством северной Англии и славились порядочностью, безукоризненным благородством и добросовестным отношением к своим обязанностям.

По крайней мере большинство из них.

Было бы разумнее нанять карету, но Робин, столько лет не видевший Англии, предпочел отправиться в Вулверхемптон верхом. Погода была сухой и сравнительно — для начала декабря — теплой, хотя, когда он подъехал к поместью, стояла та грозная тишина, которая предвещает метель.

Старый привратник Вулверхемптона узнал его и радостно бросился открывать ворота. Робин приветливо ему улыбнулся, но в разговор вступать не стал.

Проехав еще полмили по обсаженной платанами подъездной аллее, в конце ее он придержал лошадь и окинул взглядом открывшийся ему гранитный фасад Вулверхемптона. Его нельзя было назвать уютным домом, однако это было родное пепелище, и сюда его повлек усталый дух, когда он покончил с делами в Париже.

Лакей увидел Робина и выбежал ему навстречу. Робин соскочил с лошади, молча передал ему поводья и стал подниматься по ступеням к высокой двойной парадной двери. Конечно, надо было бы предупредить брата о приезде, но Робин не стал этого делать, боясь, что тот откажется принять его под крышей Вулверхемптона.

В холле к нему подошел молодой лакей, который не узнал его, пока не взглянул на визитную карточку. Его глаза расширились, и он с изумлением произнес:

— Лорд Роберт Андервилль?

— Он самый, — мирно отозвался Робин. — Заблудшая овца. Лорд Вулвертон дома?

— Сейчас узнаю, — ответил лакей, поспешно придав лицу бесстрастное выражение. — Провести вас в гостиную, милорд?

— Я сам найду туда дорогу. В конце концов я здесь родился. Обещаю, что не украду столовое серебро.

Лакей вспыхнул, поклонился и исчез в глубине дома.

Робин не спеша прошел в гостиную, несмотря на нарочито небрежный тон, хорошо знавший его человек сразу понял бы, что у него неспокойно на душе. Однако о них со старшим братом уже нельзя было сказать, чти они хорошо знают друг друга.

Робин не знал, как примет его Джайлс. Когда-то, несмотря на разницу в характерах, они были друзьями. Старший брат научил его ездить верхом и стрелять и даже пытался, правда, безуспешно, наладить отношения между своим непреклонным отцом и непослушным младшим братом. Даже когда Робин уехал из Англии, братья изредка переписывались.

Но под одной крышей они не жили уже пятнадцать лет, и с их последней встречи в Лондоне прошло три года. Тогда, поначалу обрадовавшись друг другу, они тут же обнаружили, что между ними возникло напряжение, которое перед самым отъездом Робина вылилось в короткую, но ожесточенную ссору.

Джайлс вообще редко выходил из себя, а с братом был неизменно ровен, поэтому ссора особенно огорчила Робина. Правда, они тут же помирились и расстались по-дружески, но Робин до сих пор вспоминал о ссоре с болью и сожалением.

Он разглядывал убранство гостиной, которая производила на него более приятное впечатление, чем раньше, немного напоминая Версаль, но смягченный английским уютом. Уют, наверное, был привнесен Джайлсом, который ненавидел пышное великолепие. А может быть, гостиную заново отделала женщина, которая краткое время была женой Джайлса. Робин ни разу в жизни ее не видел и даже не мог вспомнить, как ее звали.

Он подумал, что, наверное, надо сесть, но понял, что не сможет расслабиться в комнате, где ему почти явственно слышались отзвуки былых яростных ссор с отцом. Поэтому он мерил шагами гостиную, сжимая и разжимая вдруг занывшую левую руку. Она так толком и не зажила после того, как несколько месяцев тому назад один неприятный джентльмен переломал на ней, один за другим, все пальцы. Как жаль, что Робин к тому же левша.

Суровые и безупречные Андервилли, портреты которых украшали одну из стен, с укором взирали на своего недостойного потомка. Они бы с уважением отнеслись к целям, которые он преследовал, но наверняка не одобрили бы избранных для их достижения средств.

На почетном месте — над украшенным резьбой камином — висел портрет братьев Андервиллей, заказанный художнику за два года до того, как Робин навсегда покинул Вулверхемптон. Он остановился перед портретом. Человек, не знавший Робина и Джайлса, наверное, даже не догадался бы, что на портрете изображены братья, пока не прочитал надпись, выгравированную на бронзовой табличке. Даже глаза у Робина и Джайлса были разного оттенка голубизны. Джайлс высок ростом и широк в плечах, у него были густые каштановые волосы. В двадцать один год он уже производил впечатление серьезного человека, на котором лежит большая ответственность. Робин же был среднего роста худощавый блондин. Художник сумел передать озорную искорку, таившуюся в его лазурно-голубых глазах.

Робин знал, что и сейчас он внешне мало отличается от своего портрета, хотя там ему было шестнадцать лет, а теперь тридцать два. Какая ирония судьбы, что он сохранил облик юноши, хотя чувствовал себя гораздо старше своих лет! Слишком много ему пришлось увидеть и сделать такого, о чем он предпочел бы забыть.

Он подошел к окну и устремил взор на бархатно-зеленые лужайки, не утратившие своей красоты даже поздней осенью, когда падали первые хлопья снега.

Зачем он сюда приехал? Шалопай, которому не было места в Вулверхемптоне. Но лорду Роберту Андервиллю не было места нигде.

Позади Робина распахнулась дверь. Он обернулся и увидел остановившегося на пороге маркиза Вулвертона, озиравшего гостиную с таким видом, словно он не поверил докладу лакея.

При виде старшего брата Робин едва не вздрогнул — так похоже было его суровое красивое лицо на лицо их покойного отца, которого Робин не оплакивал ни минуты. Джайлс всегда был похож на отца, и за те годы, что он был полновластным хозяином поместья, это сходство еще усилилось.

Братья встретились взглядами и секунду настороженные лазурно-голубые глаза испытующе смотрели в сдержанные серо-голубые. Потом Робин сказал легкомысленным тоном:

— Вот блудный сын и вернулся. Маркиз медленно улыбнулся и шагнул вперед с протянутой в приветствии рукой.

— Война давно закончилась, Робин. Где ты болтался все это время?

От облегчения у Робина едва не закружилась голова, и он обеими руками схватил руку брата.

— Военные действия, может, и закончились при Ватерлоо, но мои особые услуги еще понадобились при заключении мирного договора.

— В этом я не сомневаюсь, — сухо отозвался Джайлс. — Но что ты собираешься делать теперь, когда воцарился мир? Робин пожал плечами.

— Понятия не имею. Поэтому-то я и вернулся домой, к тебе.

— Это и твой дом. Я давно ждал тебя в гости. Устав от долгих лет обмана, Робин решил сказать брату правду;

— Я не был уверен, что ты будешь рад меня видеть.

Джайлс поднял брови.

— Это почему же?

— Разве ты забыл, что мы поссорились в прошлый раз?

Джайлс отвел глаза.

— Нет, не забыл — я три года сожалею об этой размолвке. Мне не следовало так с тобой говорить, но я боялся за тебя. Мне казалось, что ты на пределе. Я боялся, что, если ты в таком состоянии вернешься в Европу, то можешь совершить роковую ошибку.

Оказывается, Джайлс догадался, что это было трудное для Робина время. Робин посмотрел на свою искалеченную руку и вспомнил Мэгги, — Да, ты почти угадал.

— Хорошо, что только почти. — Джайлс тронул брата за плечо. — Ты много проехал и, наверное, устал. Хочешь отдохнуть и умыться перед обедом?

Робин кивнул и, стараясь, чтобы голос не выдал его волнения, сказал:

— Все-таки хорошо вернуться домой.

За обедом и потом весь вечер, пока за окнами беззвучно росли сугробы, они говорили почти без умолку. Уровень бренди в графине постепенно опускался, а маркиз все внимательнее вглядывался в лицо брата. Признаки внутреннего напряжения, которые так напугали его три года тому назад, стали еще более явными и свидетельствовали о том, что душевные и физические силы Робина на исходе.

Джайлс хотел помочь брату — хотя бы словом утешения, — но понимал, что не знает, какие вопросы ему задать. Единственное, что пришло ему в голову, — это спросить, когда в разговоре наступила минутная пауза:

— Я понимаю, что об этом еще рано говорить, но есть ли у тебя какие-нибудь планы на будущее?

— Уже пытаешься от меня избавиться? — слегка улыбнувшись, сказал Робин, но глаза его не улыбались.

— Вовсе нет, но боюсь, что после твоих приключений жизнь в Йоркшире покажется тебе чересчур пресной.

Робин откинул золотистую голову в угол вольтеровского кресла. В мерцающем свете камина он казался очень хрупким, словно не от мира сего.

— Я устал от приключений. А также от вечной опасности и прочих неприятностей.

— Ты жалеешь, что занимался таким делом?

— Нет, это было нужно. — Робин побарабанил пальцами по подлокотнику. — Но я не хочу прожить остаток своей жизни так, как прожил первые тридцать два года.

— У тебя есть огромный выбор: Можешь заняться науками, охотой, политикой, можешь просто жить рассеянной светской жизнью в Лондоне. Не у всех есть такие богатые возможности.

— Это правда, — вздохнул Робин и прикрыл глаза. — Проблема не в возможностях, а в желании. Наступило неловкое молчание. Потом Джайлс сказал:

— С тобой трудно было связаться, и я не смог тебя известить, что отец завещал тебе Ракстон.

— Что? — Робин подскочил в кресле. — Я считал, что в лучшем случае он завещает мне шиллинг на церковные свечи. После Вулверхемптона Ракстон — лучшее из наших родовых поместий. С чего это он вдруг вздумал мне его завещать?

— Ему ни разу не удалось заставить тебя делать то, чего ты не хотел, и это вызывало у него восхищение.

— То, как он со мной обращался, называется восхищением? — резко спросил Робин. — Странный способ выражать восхищение. Мы не могли провести с ним и десяти минут в одной комнате, не поссорившись, и не всегда по моей вине.

— Однако отец хвастался тобой своим приятелям, а не мной, — иронично усмехнувшись, ответил Джайлс. — А про меня он говорил, что во мне нет подлинного духа Андервиллей. Ему, дескать, страшно не повезло, что его наследник оказался таким занудой.

Робин нахмурился.

— Чего я не могу понять, так это как у тебя хватало терпения выносить этого старого брюзгу.

Джайлс пожал плечами.

— Я его выносил, потому что в противном случае мне пришлось бы уехать из Вулверхемптона, а этого я делать не хотел, что бы он ни вытворял.

Робин тихо выругался, встал с кресла и подошел к камину, чтобы пошевелить кочергой угли, в чем они совершенно не нуждались. Окончив Оксфорд, Джайлс взял на себя управление огромными владениями Андервиллей. В отличие от него самого, Джайлс был надежным человеком, который делал самую трудную работу и не слышал за это даже доброго слова.

— Узнаю отца: за то, что ты облегчил его жизнь, он тебя же и оскорблял.

— Я не считал это оскорблением, — спокойно сказал Джайлс. — Я действительно зануда. Мне больше нравится заниматься сельским хозяйством, чем играть в карты, жить в деревне, а не в Лондоне, мне интереснее читать книжки, чем заниматься пересудами. Наверное, отец утешался тем, что на меня можно положиться, но я ему все-таки не очень нравился.

Робин всматривался в лицо брата: неужели он в самом деле был безразличен к тому, что о нем думал отец? Но спросить Джайлса об этом прямо он не мог: их дружба была ограничена определенными рамками. Поэтому он просто сказал:

— Люди интересны тем, что собой представляют, а не тем, чем занимаются. Я никогда не считал тебя занудой.

На лице Джайлса отразилось сомнение, и он переменил тему разговора:

.. — Тебе, наверное, захочется посетить Ракстон. Я присматривал за домом и хозяйством, и там все в порядке.

— Спасибо. — Робин глянул в камин, где в эту минуту полено разломилось пополам, подняв столб искр, которые понеслись в трубу. — Оказывается, я богатый человек: дядя мне оставил наследство, а теперь еще и Ракстон. Просто не представляю, что делать с такими деньгами.

— Женись. Жены умеют избавлять мужей от лишних денег. — Впервые в голосе Джайлса прозвучала горечь. После короткой паузы он добавил:

— Кроме того, Вулверхемптону нужен наследник.

— Нет уж, — усмехнулся Робин. — Это твой долг — дать Вулверхемптону наследника, а не мой.

— Я попробовал жениться, но ничего хорошего из этого не вышло. Может быть, тебе больше повезет.

Эти бесстрастно произнесенные слова давали понять, что брак Джайлса был неудачен, но выражение его лица не располагало к расспросам.

— К сожалению, я за всю жизнь встретил лишь одну женщину, которую мог представить своей женой, но у нее хватило ума мне отказать.

— Ты имеешь в виду герцогиню Кандовер?

Робин бросил на брата суровый взгляд.

— Похоже, не у одного меня в нашей семье есть шпионские таланты.

— Шпионство здесь ни при чем. Кандовер — мой старый друг, и когда он вернулся в Англию, то счел нужным рассказать мне о твоих делах. Не требовалось особой проницательности, чтобы догадаться, что он рассказал не все. — И Джайлс добавил потеплевшим голосом:

— Он познакомил меня с женой. Замечательная женщина.

— Да, замечательная, — сухо согласился Робин. Потом вздохнул и запустил руку в волосы. Хотя они с братом никогда не были так близки, как хотелось бы, он знал, что ему можно довериться.

— Раз ты знаком с Мэгги, ты должен понять, почему меня не привлекает мысль жениться на пресной английской девице.

— Да, это понятно. Другой такой, наверное, нет. — Джайлс улыбнулся. — Ну раз ни ты, ни я не хотим выполнить свой долг по отношению к семейству, предоставим это кузену Джеральду. Он уже произвел на свет кучу маленьких Андервиллей.

Зная Джеральда, Робин был уверен, что его дети наверняка окажутся людьми прескучными, но достойными. А вот дети Мэгги никогда не будут скучными. У него привычно защемило сердце, но он приказал себе выбросить из головы мысли о Мэгги. Что толку сыпать соль на старые раны?

Тут Джайлс прервал его горькие размышления:

— И долго ты собираешься пробыть в Вулверхемптоне?

— Да, вообще-то я хотел провести здесь Рождество, — осторожно начал Робин, опасаясь, что брат не одобрит его намерения. — А может быть, если ты не возражаешь, поживу и подольше.

— Живи хоть до конца своих дней, — тихо произнес Джайлс.

Лорд Роберт Андервилль, непокорный младший сын, профессиональный шпион, паршивая овца и человек, выживший лишь чудом, на секунду закрыл глаза, чтобы не показать, как его растрогали добрые слова брата. Он снова сел в кресло. Покой, царивший в Вулверхемптоне, постепенно снимал застарелое внутреннее напряжение, от которого, как ему казалось, уже не избавиться.

Джайлс был прав: вряд ли он сможет до конца своих дней прожить в йоркширской деревне. Но Робин понятия не имел, чем ему захочется заняться.

А пока он радовался, что снова дома.