Обаятельный плут

Глава 20

Робин посмотрел на темные клубящиеся тучи и расстроился. До сих пор погода их баловала, но, кажется, этому пришел конец. Того гляди пойдет дождь, а то и разразится настоящая гроза. Раз так, делать нечего.

— А вам не хотелось бы провести ночь со всеми удобствами? — спросил он Макси.

— Если удобства включают ванну, то очень.

Ее лицо осветилось улыбкой, которая оказывала на Робина странное действие: его сердце словно бы забывало, как ему полагается биться. Макси была удивительно покладиста, с радостной готовностью принимая все, что посылала им судьба. Иногда она на него сердилась — и чему тут удивляться? — но никогда не ныла и не дулась. В этом она тоже была похожа на Мэгги.

Робин вдруг с изумлением осознал, что уже много дней не вспоминал Мэгги. Его очаровательная спутница словно отодвинула прошлое далеко назад. И слава Богу!

С тех пор как они покинули баржу, они прошли большое расстояние и сейчас приближались к Нортхэмптону, от которого до Лондона оставалось всего несколько дней пути. Проехав по каналу на север и затем выбирая малолюдные дороги, они так основательно запутали следы, что Симмонс уже не смог их отыскать. К радости Робина, эти дни обошлись без всяких неожиданностей.

Для него приключением было уже само присутствие Макси и борьба с искушением, которое представляло ее восхитительное тело. Пока он умудрялся держать себя в узде, внушив, что Макси так же недоступна, как если бы она была чужой женой, очень юной девственницей или близкой родственницей. Уловка помогла, и больше ему не пришлось извиняться перед Макси за свое поведение, но он ни на минуту не забывал о ее соблазнительной близости.

По правде говоря, больше всего его сдерживало опасение, что, если он еще раз позволит себе вольность, Макси отдалится от него или даже совсем исчезнет. Ее поступками руководит ум, а не тело.

Сверкнула молния, и почти сразу же раздался оглушительный удар грома. Робин вернулся из мира грез к действительности. Полил дождь, и не привычный для Англии тихий моросящий дождик — с неба хлынули потоки воды, за секунды промочившие Робина и Макси до нитки, — А далеко до того места, о котором вы говорили? — спросила Макси, с трудом перекрикивая шум ливня.

— Нет, недалеко. — Они почти бежали. — Этот дождь — пустяки. Видели бы вы отступление Наполеона из Москвы — вот это была кошмарная погодка!

Макси засмеялась, в который раз поразившись его богатому воображению.

— А вы, конечно, были в России вместе с наполеоновской армией?

Небо опять расколол удар грома.

— Был, но недолго, — небрежно ответил Робин. — Не скажу, чтобы мне там очень понравилось. Поэтому я украл лошадь и удрал в Пруссию.

Макси задала несколько насмешливых вопросов, на которые Робин отвечал, не задумываясь, но его ответы звучали совершенно невероятно. И вдруг, оборвав себя на полуслове, он воскликнул:

— Сюда! Мы почти на месте!

Свернув с узкой дорожки, он пролез в брешь в живой изгороди. Макси последовала за ним. Робин стоял перед высокой каменной стеной, уходившей направо и налево, насколько хватал глаз.

— Может, у меня мозги совсем размокли, но я не вижу здесь никакого пристанища, — с недоумением сказала Макси.

— Надо перелезть через стену.

Робин подпрыгнул, ухватился за край стены и легко подтянулся. Потом спустил к Макси свой мешок. Та посмотрела на него с ужасом.

— Господь с вами, Робин, что вы задумали? Это ведь частное владение.

— Верно, но владелец отсутствует, и дом стоит пустой, — объяснил Робин. Видя, что она все еще в нерешительности, он добавил:

— Гарантирую, что никаких неприятностей не будет.

Он говорил уверенно, но Макси все еще сомневалась. Как всегда, у Робина был невинно искренний вид. Макси вспомнила мысль, которая пришла ей на ум, когда она только с ним познакомилась: этот человек способен продать домохозяйке дюжину совершенно ненужных той вещей. Пройдоха с лицом ангела!

Но до сих пор он ни разу не дал ей плохого совета, хотя, может быть, так заморочил голову, что она уже не отличает плохого от хорошего. Ладно, поверю ему еще раз, решила Макси, ухватилась за мешок и вскарабкалась на стену.

Они спрыгнули на другую сторону и оказались среди больших деревьев, которые немного укрыли их от яростной грозы. Робин пошел вперед по едва различимой тропе. Вода хлюпала у них под ногами.

Наконец лес кончился. В эту минуту молния озарила окрестности. Макси остановилась как вкопанная при виде величественного дома, который высветился на фоне темного неба.

Вечером, в грозу, такое здание могло бы выглядеть мрачно и зловеще. Но картина, которая предстала перед Макси, была чрезвычайно мирной. Дом стоял на небольшом возвышении и был окружен ухоженным садом. Он был не так уж велик, и в его архитектуре не было ничего показного. Если он чем-нибудь и поражал, то гармоничной пропорциональностью и тем, как удачно вписывался в свое окружение, точно драгоценный камень в изящную оправу. И, несмотря на разыгравшиеся стихии, от него веяло спокойствием.

— Робин, нам здесь не место, — убежденно сказала Макси.

— Здесь есть сторожа и слуги, но они живут за пределами поместья. Дом совершенно пуст, — заверил ее Робин. — Никто нас тут не обнаружит.

— Откуда вы знаете, что он пуст — может, хозяин вернулся? — не сдавалась Макси.

— Это уж мое дело — знать такие вещи, — неопределенно ответил Робин, — Пошли в дом. Не знаю, как вы, а я совершенно окоченел.

Макси еще раз окинула дом взглядом — действительно, никого не видно — и пошла за Робином.

— Чье это поместье и как оно называется?

— Ракстон. Это второе по значению владение одного из самых знатных семейств Англии. Его поддерживают в хорошем состоянии, но тут почти никогда никто не живет.

Робин повел Макси вокруг дома.

— Какая жалость, — сказала Макси, глядя на мирный фасад. — Такой дом не должен пустовать. Эти ваши аристократы преступно расточительны.

— Очень может быть.

Они остановились перед дверью, которая вела на кухню. Робин нажал ручку и, обнаружив, что дверь, естественно, заперта, снял с правой ноги башмак.

К изумлению Макси, он приподнял набойку и достал из каблука какую-то упругую проволочку с крючком на конце. Затем надел башмак и сунул проволочку в замочную скважину.

— Что вы делаете? — вскричала она.

— Разве не видно?

Макси опять открыла было рот, но он остановил ее:

— Тише! Я давно этим не занимался, и мне надо сосредоточиться.

Однако, по-видимому, он этим занимался не так уж давно. Через минуту замок щелкнул, и Робин распахнул перед Макси дверь. Она бросила на него взгляд, от которого едва не зашипела его мокрая одежда.

— Робин, у вас просто пугающие таланты!

— Но полезные, — с радужной улыбкой отозвался тот. — Неужели вам не хочется укрыться от дождя в сухом и теплом месте?

— Да, но мне не хочется в тюрьму, — буркнула Макси, переступая порог.

Окна в кухне были закрыты ставнями, но все же Макси разглядела, что она пуста, хотя и аккуратно прибрана. На противоположной стене тускло поблескивали кастрюли, столы кто-то старательно выскреб — хоть сейчас начинай готовить, — но человеческим духом даже не пахло. Похоже, Робин прав. Макси опустила заплечный мешок на каменный пол и стала стягивать с себя мокрую одежду. На душе ее, однако, по-прежнему было неспокойно.

Робин открыл дверь в кладовку и сказал;

— Сейчас разожгу плиту. В такую грозу никто не заметит, что из трубы поднимается дымок.

Совершенно очевидно, что он здесь бывал. Может быть, добрая повариха как-то накормила его в ту пору, когда в доме еще жили? Или он был здесь гостем в молодости, до того как опустился до бродяжничества?

Как бы там ни было, Робин за несколько минут отыскал и засветил фонарь, разжег в плите огонь и поставил греться воду. Продрогшая Макси протянула к огню руки.

Робин опять исчез и вскоре вернулся с толстой шалью, в которую укутал Макси.

— Я нашел шкаф, где полно всяких старых одежек. Вот согреется вода, тогда примем ванну. А пока пойдемте выберем себе комнаты на ночь.

Макси окинула взглядом кухню.

— Честно говоря, я предпочла бы остаться здесь. Как-то бессовестно вторгаться в чужой дом, даже если сейчас здесь никто не живет.

— Здесь уже много лет никто не живет. — Робин зажег свечу в подсвечнике, улыбнулся и жестом пригласил ее последовать за собой. — Идемте, посмотрите сами. Мы не оставим после себя никаких следов.

Макси покорно пошла за Робином, признавая в душе, что, когда он так ей улыбается, она готова идти за ним хоть в преисподнюю.

В колеблющемся свете свечей ей предстал дом, который не только был красиво обставлен, но к тому же дышал человеческим теплом, чего ей так недоставало в Ченли-корте. Даже под чехлами угадывались изящные формы антикварной мебели. Столики розового дерева надо было только протереть, чтобы засияла их полированная поверхность. Высокие, закрытые ставнями окна, казалось, лишь ждали сигнала, чтобы заполнить дом светом, а дорогие восточные ковры приглушали звуки их шагов.

Когда они зашли в музыкальную комнату, Макси приподняла чехол на клавесине и пробежала пальцами по клавишам. Клавесин был настроен и звучал превосходно.

— Как жаль, что некому насладиться всей этой красотой и уютом.

— Такой дом строится на века, — задумчиво отозвался Робин. — Даже если он и простоит лет десять — двадцать пустой — это явление временное. В Ракстоне жили раньше и будут жить снова.

"Хорошо, если так», — подумала Макси. Они поднялись на второй этаж. Круглое окошко на лестничной площадке не было закрыто ставнями. Макси остановилась перед ним и залюбовалась холмистой равниной. Она выглядела покойнее диких пустошей Дарема, но была по-своему живописна и приветлива.

Макси не могла понять, почему владельцы дома не хотят жить в таком прелестном месте. На худой конец, неужели у них нет обедневших родственников, которые нуждаются в крыше над головой? Странно!

Робин открыл дверь и заглянул внутрь. Это была большая комната, в которой стояла широкая кровать с пологом. На полу лежал розовый ковер.

— Такая комната вас устроит? По-моему, это спальня хозяйки. А спальня хозяина вон за той дверью.

Макси посмотрела на него и вспомнила «Приют гуртовщика».

— Иными словами, спать рядом в постели — более опасно, чем на стоге сена или на рулонах ковров? В его глазах на этот раз не было улыбки.

— По-моему, мы в этом уже убедились. Лучше мне лечь в соседней Комнате.

Разумеется он прав, черт бы его побрал!

Макси в двадцатый раз поддернула широкие рукава своего роскошного халата. Нельзя же допустить, чтобы красный бархат попал в кастрюльку с едой! За последние три часа ее настроение заметно поднялось. Пока Робин принимал ванну, она приготовила рагу из ветчины и овощей, которые у них были с собой. Ее принципы не запрещали ей использовать вино при приготовлении пищи, и она плеснула в рагу добрую порцию найденного в кладовке кларета, и добавила пряностей, которые чудесным образом преобразили вкус нехитрого блюда.

Пока Макси принимала восхитительно горячую, пахнувшую лавандой ванну, Робин накрыл роскошный стол в маленькой комнате для завтраков — столовая была для двоих чересчур велика. Хрустальные бокалы, серебро и дорогой фарфор, которые он снес со всего дома, сияли в свете свечей. Обнаруженные в кладовке закуски и засахаренные фрукты он положил в изысканные фарфоровые вазочки.

Проявив абсолютное пренебрежение к частной собственности, он к тому же реквизировал два бархатных халата — надо же им что-то надеть, пока их собственная одежда сушится перед огнем! В шикарном бархатном халате Макси почувствовала себя принцессой.

Доев рагу, она со вздохом удовлетворения откинулась в кресле и опять поддернула рукава. Халат был ей чересчур велик, и подол волочился по полу, но для такого сумасшедшего вечера это было то, что нужно. Он отлично дополнял ее распущенные волосы и шерстяные чулки, согревавшие ноги.

Макси решила забыть, что она в чужом доме, и наслаждаться непривычной роскошью. Ее охватило странное чувство, что дом раскрыл им свои объятия. Может быть, он радовался, что в нем опять поселились люди — пусть даже случайные, не имеющие на него никаких прав.

Макси исподтишка посмотрела на Робина. Его халат идеально сидел на нем и, казалось, был подобран под цвет его глаз. Он эффектно оттенял его золотистые волосы, и Робин был в нем немыслимо красив.

Он потянулся за бокалом, и халат приоткрылся у него на груди. — Макси в первый раз заметила, что волосы на груди Робина имеют медный оттенок. Потому, наверное, и борода у него, как он говорил, рыжая.

Макси подлила себе в чашку чая из серебряного чайника и заметила:

— Вся эта роскошь пробуждает во мне желание откинуться в кресле с рюмкой коньяка в руке.

— В чем же дело? Это можно организовать. Вам же не обязательно пить этот коньяк.

Робин поднял бокал с остатками вина, которое он реквизировал для рагу.

— Давайте выпьем за наше будущее.

— Разве можно поднимать тост с чашкой чая в руках? — засмеялась Макси.

— Главное — символ, а детали не имеют значения, — заверил ее Робин.

Макси секунду поколебалась. Все ее существо протестовало против предстоящей разлуки с человеком, наделенным этим небрежным обаянием, этим очаровательным юмором и этим спокойным безразличием к ее смешанному происхождению. Но надо совсем оторваться от реальности, чтобы мечтать о будущем, в котором ему нашлось бы место. Всякая попытка удержать его обречена — это все равно что пытаться поймать ветер.

Грустно улыбнувшись, Макси подняла чашку и залпом ее осушила. В конце концов она американка, и ей не пристало заранее отказываться от мечты, какой бы неосуществимой она ни казалась.

Она подлила себе еще чаю и взяла из вазочки имбирный пряник.

— Сдается мне, что среди многочисленных ролей, которые вам приходилось играть, была и роль дворецкого. — Она показала на стол. — Вы с удивительным знанием дела накрыли стол.

— Вы правы. Мне приходилось быть дворецким — и не только дворецким, но и лакеем, и конюхом.

Макси опешила. Она-то высказала это предположение шутя.

— Это правда или вы меня опять разыгрываете?

— Честное благородное, — с улыбкой заверил ее Робин. — Неужели так трудно представить, что я способен выполнять какие-то полезные обязанности?

— Нелегко.

Макси подперла голову рукой и вгляделась в невозмутимое аристократическое лицо Робина, Собственно, чему она удивляется? Даже джентльмену-бродяге с органическим отвращением к труду иногда, наверное, приходится работать, чтобы не умереть с голоду.

— Я убеждена, что слугой вы были отменным. Вы, как хамелеон, умеете менять окраску применительно к обстановке. — Макси помолчала, пытаясь сформулировать впечатление, создавшееся у нее после многих дней путешествия вместе с Робином. — Но, легко находя общий язык с человеком любого круга, вы всегда сами по себе, никогда не смешиваетесь с толпой.

— Макси, вы меня пугаете. Я не ожидал от вас такой проницательности. — И, не дав ей возможности дальше развить свою мысль, Робин продолжил:

— Скоро мы будем в Лондоне. С чего вы хотите начать расследование обстоятельств смерти вашего отца?

— Сначала я пойду в гостиницу, где он умер, в надежде узнать что-нибудь от слуг. Кроме того, я знаю имена его старых друзей, которых он собирался навестить.

— Ну а что вы собираетесь делать после того, как узнаете правду и примете соответствующие меры?

Робин пристально смотрел на нее.

Макси покачала головой, вертя в руках серебряные щипчики и безуспешно пытаясь разобрать выгравированный на них вензель.

— Вернусь в Америку и поищу работу в каком-нибудь книжном магазине. Так далеко вперед я пока не заглядывала.

Взяв щипчиками кусок сахара и бросив его в чашку, она поправилась:

— Нет, это не совсем так. Обычно я все же хотя бы смутно представляю себе, что со мной будет дальше. Не то чтобы я умела предсказывать будущее — просто у меня есть предчувствие, чем закончится тот или иной этап моей жизни. Например, когда мы с отцом ездили по Америке, я всегда знала, достигнем мы того места, которое наметили, или нет. Когда мы с отцом отправились в Англию, я ни минуты не сомневалась, что мы туда благополучно доплывем и что я познакомлюсь со своими английскими родственниками. Да если на то пошло, уходя из дядиного дома, я точно знала, что доберусь до Лондона.

— А вы предчувствовали, что на пути в Лондон у вас будет столько приключений? — поинтересовался Робин.

— Нет, и уж во всяком случае у меня не было предчувствия, что я встречу такого человека, как вы. — Макси улыбнулась Робину. — Но когда я сейчас пытаюсь заглянуть в будущее, я не в силах предугадать, во что оно выльется. Мне это напоминает одно лето в Америке, когда мы отправились в Олбани. У меня не было никаких оснований считать, что нам не удастся туда добраться, но я как-то не могла представить себя в этом городе. Так и вышло: отец заболел в дороге, и нам пришлось на несколько недель задержаться в Вермонте. А в Олбани мы в тот год так и не попали. Что-то в этом роде я чувствую и сейчас.

— А что именно вы чувствуете? — нахмурился Робин.

— У меня ощущение пустоты. Возможно, в моей жизни наступит поворот, который я даже не могу себе представить, потому что ничего подобного в прошлом у меня не было, — медленно проговорила Макси. — Я всегда знала, что не буду до конца своих дней бродячим торговцем книгами, но я не знала, когда и как окончится этот этап моей жизни. Но как только отец сообщил мне о своем решении поехать в Англию, я поняла, что больше к этой жизни я не вернусь.

— Я встречал много случаев интуитивного предчувствия, и жизнь научила меня с ним считаться. А вы можете вглядеться в будущее? Может, тогда у вас появится хоть смутное представление о том, что нас ждет в Лондоне. Если нас подстерегает там опасность, хорошо бы к ней подготовиться.

— Не знаю, получится ли, но попробую, — с сомнением в голосе сказала Макси.

Она закрыла глаза, расслабилась и представила себе карту Англии. Серебряная извилистая лента отмечала ее путь из Дарема. Она становилась ярче в Йоркшире, где Макси встретилась с Робином. Ну а что будет в Лондоне? Макси изгнала из головы все мысли.

Тьма, хаос, горе… Что-то немыслимое…

Макси вскрикнула и выпрямилась в кресле. Ее рука дернулась, сбив чашку на паркетный пол, и та разлетелась вдребезги. Макси с ужасом посмотрела на осколки. Сердце ее бешено колотилось.

— Разбила, — глупо проговорила она.

— Черт с ней, с чашкой! — сказал Робин, уже подскочивший к ней и обнявший ее обеими руками. Макси спрятала лицо у него на груди.

— У вас предчувствие, что в Лондоне случится что-то ужасное? — тихо спросил он.

Макси попыталась посмотреть на жуткий черный водоворот, представший ее мысленному взору и чуть не затянувший в свою страшную глубину, но ее сознание шарахнулось, как испуганный жеребенок.

— Это было нечто, недоступное моему воображению. Нечто такое ужасное, что я не в силах его понять. Руки Робина сжались вокруг нее.

— Может быть, ваша собственная смерть? — спросил он. — В таком случае я вас увезу в противоположном направлении. Я не пущу вас в Лондон, даже если для этого мне придется привязать вас к лошади.

Макси покачала головой.

— Я никогда не боялась смерти, и ее предчувствие меня так не напугало бы.

У нее вдруг возникло страшное опасение: а вдруг что-нибудь случится с Робином? Но как только эта мысль оформилась у нее в голове, она от нее отказалась. Этот страх не имел никакого отношения к Робину.

— И не ваша смерть. Мне… мне кажется, что это имеет отношение к смерти отца. — Макси помолчала. — Хотя я признавала возможность того, что в ней повинен мой дядя, по-настоящему я в это не верила. Но, если все это подстроил дядя, неудивительно, что мне невыносимо представить себе будущее. Судебный процесс по обвинению в убийстве заденет всех Коллинсов. Пострадают невинные люди.

— А этого вы не хотите, несмотря на то, что ваши родственники обошлись с вами не слишком любезно. — Робин взял Макси за подбородок и поднял к себе ее лицо. Глядя ей в глаза, он спросил:

— А вам не кажется, что лучше оставить все как есть?

Макси нахмурилась.

— Об этом не может быть и речи. Не знаю; удастся ли мне узнать правду, но если я не попытаюсь, я буду корить себя всю жизнь.

Робин кивнул: он ожидал такого ответа.

— Да, пожалуй, лучше довести дело до конца. Правда редко бывает хуже наших опасений. — Он погладил Макси по голове. — Пойду-ка я заварю свежего чаю. А потом расскажу вам самые смешные истории, какие смогу придумать, чтобы вы успокоились и хорошо спали ночью. — Он улыбнулся. — А уж смешных историй у меня в запасе много.

Взяв чайник, он отправился на кухню, а Макси прошептала ему вслед:

— Спасибо, Робин.

Может быть, надежда на общее будущее у них чрезвычайно мала, но, если он будет рядом, когда она займется выяснением обстоятельств смерти отца, ее не так уж страшит то, что ждет в Лондоне.