Обаятельный плут

Глава 34

Гостиница «Абингдон» была расположена на улице Лонгэкр недалеко от рынка Ковент-Гарден. Когда наемный экипаж остановился перед входом, у Макси замерло сердце. С самого утра ее не оставляло предчувствие, что очень скоро вся ее жизнь разлетится вдребезги. Но ходу назад не было.

Они с Робином решили, что лучше всего просто приехать в гостиницу и расспросить ее хозяина и слуг. Не может быть, чтобы они не запомнили смерть постояльца. Если же прямого ответа на свои вопросы они не получат, это будет означать, что дело нечисто.

Робин помог Макси выйти из кареты. Она окинула взглядом гостиницу. Небольшое, но более или менее респектабельное заведение. Во всяком случае, не похоже на притон, а на дорогую гостиницу у отца не было денег.

Взяв Робина под руку, Макси с поднятой головой пошла к двери.

Хозяин соседней табачной лавки внимательно рассматривал через запыленное стекло хорошо одетую молодую пару. Вроде они: светловолосый парень с барскими замашками и смуглая маленькая красотка. Старик кивнул и кинул мальчику, который прислуживал у него в лавке:

— Сбегай за угол и скажи Симмонсу, что та пара, о которой он говорил, сейчас в «Абингдоне». Да поспеши, и если его там нет, спроси, где он, и беги туда. Поспеет сюда вовремя — получишь полкроны.

Ему самому полагается три фунта минус полкроны. Очень довольный собой, хозяин табачной лавки раскурил одну из самых дорогих своих сигар.

Они заранее договорились, что задавать вопросы будет Робин, потому что женщин часто не принимают всерьез. Робин обратился к молодому прыщавому портье, который читал газету:

— Нам хотелось бы поговорить с хозяином гостиницы. Портье поднял голову от газеты, смерил Макси оскорбительно пристальным взглядом и сказал:

— Я могу сдать вам комнату, но вам придется заплатить за весь день, даже если она вам нужна лишь на час.

— Нам не нужна комната, — отрезал Робин. — Нам нужно поговорить с хозяином гостиницы. И немедленно!

Портье, очевидно, хотел ответить дерзостью, но передумал.

— Сейчас узнаю, примет ли вас мистер Уотсон. Пока они ждали, у Макси непроизвольно сжимались и разжимались кулаки. Только присутствие Робина помогало ей сохранять хотя бы видимость спокойствия. Она была ему благодарна за то, что он не пытался с ней заговорить. В этом взвинченном состоянии она только огрызнулась бы. Ей не было так страшно, даже когда она в метель отбивалась от волков.

Макси закрыла глаза и заставила себя дышать ровнее. Все же узнать правду будет легче, чем терпеть эту изматывающую неизвестность.

Портье вернулся и указал большим пальцем через плечо.

— Он вас примет. Последняя дверь по коридору налево. Мистер Уотсон оказался худым лысоватым человеком с выражением хронического раздражения на лице. Не потрудившись даже встать из-за стола, он рявкнул:

— Говорите, что вам нужно, и побыстрей. Я человек занятой.

— Меня зовут лорд Роберт Андервилль, — жестко сказал Робин. — Месяца три тому назад у вас в гостинице неожиданно умер постоялец — мистер Коллинс.

— Американец, что ли? — глаза Уотсона словно задернуло шторкой. — Ну да, умер.

— А вы не могли бы нам рассказать, как он умер? — Уотсон молчал. — Например, кто его нашел, когда это было: днем или ночью. Был ли он еще жив в это время? Вызывали ли к нему врача?

— А какое вам до всего этого дело? — хмуро спросил Уотсон.

Макси больше не могла молчать;

— Это был мой отец. Неужели я не имею права знать, какими были его последние часы?

Уотсон повернулся к ней с непроницаемым выражением лица.

— Извините, мисс. — Он отвел глаза. — Его нашла утром горничная. Он уже был мертв. Врач сказал, что он умер от сердечного приступа. Скоропостижно.

— Как фамилия врача? — спросил Робин. Уотсон встал.

— Вы у меня отняли достаточно времени, — раздраженно сказал он. — Больше мне вам сказать нечего. Коллинс умер — вот и все. Если бы не здесь, он умер бы где-нибудь еще. У меня было бы меньше хлопот. Идите. Мне надо работать.

Макси открыла было рот, чтобы еще раз обратиться к нему, но Робин крепко взял ее за руку.

— Спасибо, что нашли возможным уделить нам время, мистер Уотсон.

Когда Робин вывел ее из конторы и закрыл дверь, Макси прошипела:

— Я хочу расспросить его поподробнее, Робин. Он что-то скрывает.

— Да, но он больше ничего не скажет. Из него только силой что-нибудь выдавишь, но пока еще не время. Можно все разузнать гораздо проще. — Вместо того, чтобы вернуться в вестибюль, Робин повернул по коридору в другую сторону. — Слуги всегда все знают, а им, может быть, никто не приказал держать язык за зубами.

Дверь в конце коридора вывела их на мощенный булыжником двор, по трем сторонам которого находились конюшни. Они увидели открытую дверь и пошли к ней. Там пожилой конюх, насвистывая, проверял упряжь.

— Добрый день, сэр, — приветствовал его Робин.

Конюх удивленно на них посмотрел, но, видимо, не возражал против того, чтобы сделать перерыв в работе.

— Добрый день и вам, сэр. Чем могу служить?

— Меня зовут Боб Андервилль, — сказал Робин, протягивая ему руку. У него вдруг появился сильный американский акцент, более заметный, чем у Макси. — Я хотел спросить, вы здесь давно служите?

— Да уже почти десять лет. — Конюх вытер руки о штаны и пожал руку Робина. — Меня зовут Уилл Дженкинс. А вы, похоже, из Америки?

— Я-то из Америки, но мой отец родился в Йоркшире. Я первый раз в Англии. Приехал бы раньше, да война шла. — Робин покачал головой. — Экая глупость. Чего американцам делить с британцами?

— Истинная правда, — согласился конюх. — Мой двоюродный брат живет в Виргинии. Вы, случайно, не оттуда.

Беседа продолжалась в таком же духе еще несколько минут, а Макси нервно переминалась с ноги на ногу, хотя и понимала, что Робин действует правильно. Надо войти конюху в доверие, и тогда они узнают от него больше, чем от враждебно настроенного хозяина.

Наконец Робин сказал:

— Несколько месяцев назад в Англию ездил мой друг Макс Коллинс. Перед самым отъездом я узнал, что он здесь умер, но никто точно не знает отчего. Я вспомнил, что он жил в гостинице «Абингдон», и решил, раз уж я в Лондоне, зайти и разузнать, как все это вышло, чтобы потом рассказать его жене и детям. У нас там ходят слухи, что в Лондоне много грабителей. Его не грабители убили?

— Да нет. Мистер Коллинс умер в своей постели. — Дженкинс покачал седой головой. — Очень скверное дело. Такой был хороший человек, со всеми так вежливо разговаривал, даже с этим злыднем Уотсоном. Вот уж не ожидали, что он наложит на себя руки.

Макси показалось, будто в нее попало пушечное ядро. Удар был такой силы, что она даже не почувствовала боли. Наложил на себя руки! Наложил на себя руки!

— Нет, Макс не мог этого сделать, — проговорила она.

Дженкинс сочувственно сказал:

— Мне очень жаль, мисс. Видно, он был вашим другом. Но он все-таки покончил с собой. Хотел сделать так, чтобы никто не догадался, но это у него не вышло. Наверное, захандрил и решил, что больше не хочет жить. Такое случается с каждым из нас, но не каждый сводит счеты с жизнью, а мистер Коллинс решился.

Еще девочкой Макси однажды пошла по льду замерзшего пруда во время оттепели. Даже сейчас, спустя двадцать лет, она помнила, какой ее охватил ужас, когда лед, который она считала прочным, начал под ней трескаться. Она повернула было назад, но лед трескался во всех направлениях, и она провалилась в ледяную воду. Она бы утонула, если бы ее не спас отец, услышавший ее крики.

Сейчас она чувствовала себя так же, как тогда, когда под ней провалился лед, только в тысячу раз хуже. Ее ум отказывался принимать то, что сообщил Дженкинс, и на этот раз ее затягивало не в воду, а в невыносимую муку.

— Нет-нет, — повторяла она, закрыв лицо руками. — Папа никогда бы не покончил с собой. Никогда!

Но кусочки головоломки неумолимо ложились на место. Самоубийство Макса объясняло все ее недоумения.

Не понимая, что делает, Макси кинулась за ворота. Она услышала голос Робина, но он звучал откуда-то издалека и относился не к ней.

Выбежав на Лонгэкр, Макси столкнулась с каким-то человеком, от которого несло луком. С нее слетела шляпка, и она чуть не упала, но сумела удержаться на ногах. Не обращая внимания на многочисленные экипажи, она побежала через улицу. В ее ушах раздался хриплый крик. Кто-то схватил ее за руку и выдернул буквально из-под копыт вставшей на дыбы лошади.

Макси даже не посмотрела на своего спасителя и побежала дальше, словно надеясь найти место, где прошлое было иным, где ей не придется поверить в то, что отец покончил с собой. Вдруг она споткнулась и растянулась на грязной мостовой. Удар о камни вышиб из нее дух, но боли в ладонях и коленях она не почувствовала.

Поднявшись на ноги, она хотела было бежать дальше, но тут ее схватили сильные руки, и знакомый голос Робина умоляюще произнес;

— Макси, остановись! Бога ради, остановись, тебя затопчут!

Она попыталась вырваться, но Робин не выпускал ее. Он тащил ее с проезжей части, а она молотила его в грудь кулаками.

— Отец не мог покончить с собой и бросить меня на произвол судьбы! — кричала она, обливаясь слезами. — Он любил жизнь и любил меня. Он никогда бы этого не сделал!

Робин понимал, что она пытается убедить в этом себя. Он держал ее железной хваткой, не давая размахивать кулаками. Макси вырывалась изо всех сил.

Она ударила его локтем в солнечное сплетение, и Робин на секунду задохнулся. Макси была не из тех, кого легко удержать против воли. Робин не смел применить больше силы, но как-то надо было ее успокоить.

— Мы же не знаем точно, что случилось, Канавиоста. Может быть, Дженкинс ошибается. Надо поговорить еще с кем-нибудь.

Макси судорожно всхлипнула и перестала вырываться. Ее маленькое тело дрожало. Робин догадался, что достиг противоположной цели: его слова не только не успокоили Макси, но довели до ее сознания бесполезность отрицания правды.

Робин бесконечно сострадал ей, понимая, какой кромешный ад бушует в ее душе. Он сможет разделить ее горе, только если она ему позволит. Не обращая внимания на любопытствующих зевак, он продолжал шептать ей на ухо утешительные слова, надеясь, что, даже если она не понимает их смысла, ее успокоит звук его голоса.

Вдруг многолетняя привычка к опасности заставила его поднять глаза. На другой стороне улицы, глядя на них, черной тучей стоял Симмонс.

Черт бы побрал этого мерзавца! Только его не хватало! Робин окликнул проезжавший мимо наемный экипаж, подхватил Макси на руки и, оттолкнув локтем купца, который заявлял права на этот же экипаж, вскочил на подножку.

— В Мейфаер, и побыстрей. Если уложишься в половину времени, получишь пять шиллингов сверху.

Карета рванула с места, а Робин устроился на сиденье с Макси на руках.

— Господи, пошли мне мудрость помочь ей, как она помогла мне!

Симмонс хмуро смотрел вслед удаляющейся карете. Девчонка, похоже, узнала правду и повредилась в уме.

Подозвав уличного мальчишку, который часто на него работал, он приказал:

— Узнай, куда они поехали.

Мальчишка догнал карету, ухватился за скобу в задней стенке, подпрыгнул и удобно устроился на запятках.

Когда мальчишка вернулся с адресом, Симмонс подумал, что, по крайней мере, сможет доложить Коллингвуду, где находится его племянница. Не так-то это много, но больше ему ничего сделать не удалось — только получил синяки и шишки.

Хотя Макси была в сознании, но находилась в глубоком шоке. Она словно не замечала Робина, который держал ее на руках всю дорогу до Кандовер-хауса, прижимая к себе и тщетно пытаясь согреть.

Мысль о возможности самоубийства пришла Робину в голову еще тогда, когда Макси в первый раз заговорила о смерти отца: это объясняло бы скрытность Коллингвуда. Что там она говорила в Ракстоне, когда безуспешно попыталась заглянуть в свое будущее? Что ее ждет нечто, недоступное воображению. Зная отца лучше всех, она и предположить не могла, чтобы он покончил с собой. Известие о его самоубийстве ошеломило ее.

Приехав в Кандовер-хаус, Робин пронес Макси мимо ошарашенного дворецкого, бросив ему через плечо приказание прислать в комнату Макси горячей воды, бинтов и мази. Он отнес ее наверх, положил на кровать и снял с нее вконец испачканное муслиновое платье и чулки. И плевать он хотел на приличия!

Когда горничная принесла все необходимое, он отослал ее, а сам осторожно смыл кровь и грязь с ссадин на коленях и ладонях Макси. Ссадины были неглубокие и бинтовать их не стоило, хотя мазь, которой он смазал ранки, наверное, сильно щипала.

Макси не сопротивлялась, никак ему не помогала и не кривилась от боли. Она молча лежала на кровати, глядя мимо Робина. Когда он закончил, она откатилась в сторону и зарылась лицом в подушки.

Он накрыл Макси одеялом и положил руку на ее крепко сжатый кулак.

— Что-нибудь еще сделать?

Макси едва заметно покачала головой.

— Канавиоста, когда горе разрывало меня на части, ты сказала, что ноша, которой поделишься, становится легче. Неужели ты не хочешь принять от меня никакой помощи?

— Не сейчас, — раздался ее приглушенный подушками голос. — Прости.

— Ты хочешь, чтобы я ушел?

Она кивнула.

Тяжело вздохнув, он встал. Несмотря на небольшой рост, Макси никогда не выглядела хрупкой, но сейчас ее тело под одеялом, казалось, усохло. Робин отдал бы все на свете, лишь бы хоть немного облегчить ее горе.

Переполненный нежностью, он так легко прикоснулся к ее волосам, что Макси даже не почувствовала. Вздохнув, Робин заставил себя уйти.

Узнав от слуг, что с Макси неладно, герцогиня ждала его в коридоре, сидя в кресле и терпеливо сложив руки на коленях.

— Что случилось? — участливо спросила она.

Робин снова вздохнул и беспомощно провел рукой по волосам.

— По-видимому, отец Макси покончил с собой.

— Не может быть!

Марго побледнела. Она сама потеряла отца при трагических обстоятельствах и хорошо понимала душевные страдания Макси.

— Если бы я только мог ей чем-нибудь помочь! — горько сказал Робин. — Но она хочет одного: чтобы ее оставили в покое.

— Дай ей время, — посоветовала Марго. — Горе требует одиночества. Иногда надо сначала уйти глубоко в себя и как-то смириться с происшедшим. До этого сочувствие других не приносит облегчения.

— Ты, наверное, права, герцогиня. — Робин попытался улыбнуться. — Но очень тяжело видеть ее в таком состоянии.

— Любовь часто причиняет боль, Робин. — И, пытаясь рассеять его уныние, Марго пошутила:

— Голод тоже. Последнее время мне что-то все время хочется есть. Пойдем выпьем чаю.

Взяв Робина под руку, она повела его в маленький салон.

Невелика помощь — чай, но все же это лучше, чем ничего.