Обаятельный плут

Глава 2

Братья завтракали вместе, но в полном молчании, которое нарушалось лишь шелестом газетных страниц. Но в газете не сообщалось ничего интересного, да и была она пятидневной давности, так что Джайлсу скоро надоело читать, и он принялся разглядывать брата поверх раскрытой «Таймс».

Когда они были мальчиками, разница в пять лет имела большое значение, и Джайлс относился к Робину покровительственно, как к младшему. Но он надеялся, что за зиму, живя под одной крышей, они сумеют стать друзьями, как два взрослых, как ровни.

Однако этого не произошло. Если при первой встрече в Вулверхемптоне Робин немного раскрылся брату, после того вечера он опять спрятался в свою скорлупу. Он был очень приятным гостем, всегда готовым поговорить, помолчать или поехать в гости к кому-нибудь из соседей, если брат его об этом просил. Но его мысли и чувства были скрыты за непроницаемым барьером юмора и обаяния.

Собственно, в этом не было бы ничего страшного, если бы Джайлс не чувствовал, что с братом творится что-то неладное. У Робина совершенно пропал вкус к жизни, который раньше был его отличительной чертой. Джайлс часто заставал брата в кресле, смотрящим в никуда. Он подозревал, что виной этому была женщина, которая теперь стала графиней Кандовер. Если же нет, значит, причины лежат глубже, и их еще труднее разгадать.

Как бы там ни было, Джайлс чувствовал, что в брате произошел какой-то надлом, и что, может быть, ничего изменить уже нельзя. Он горевал — и за себя, и за брата, но не представлял, как ему помочь. Со вздохом он отложил «Тайме» и спросил:

— Что ты сегодня намерен делать? Робин ответил не сразу:

— Наверное, схожу в Западный лес. Я там ни разу не был.

— Просто не верится, что ты стал таким домоседом, — сказал Джайлс, понимая, что его слова звучат неестественно бодро. — Я все жду, что ты вдруг исчезнешь.

Робин улыбнулся.

— Если это и случится, не беспокойся. Значит, я нашел что-то забавное, например, цыганский табор, и решил с ним побродяжничать.

Джайлс был бы счастлив, если бы что-нибудь заставило Робина совершить, как раньше, непредсказуемый поступок. Вставая из-за стола, он пожаловался:

— А мне предстоит весь день заседать в суде. Так что встретимся за ужином, если только ты не уйдешь с цыганским табором.

Робин пошел на кухню и попросил кухарку дать ему с собой какого-нибудь провианта — Он не собирался возвращаться домой до вечера. Кухарка, мечтавшая о том, чтобы его подкормить, и оплакивавшая его плохой аппетит, дала ему вчетверо больше, чем он был способен съесть.

Робин направился через холмистую пустошь к темневшему вдали лесу. Лошадь в этом густом лесу пройти не смогла бы, и он решил обследовать его пешком.

Приехав в Вулверхемптон, он надеялся, что покой родного поместья залечит его душевные раны. Теперь, по прошествии полугода, он окреп физически и его не так часто мучали кошмары. И ему вовсе не хотелось уезжать отсюда — это само по себе говорило о том, что с ним не все в порядке. Раньше Робин был страшным непоседой и вечно разрывался перед выбором, каким увлекательным делом заняться в первую очередь.

Сейчас же над ним тяготела совершенно ему несвойственная меланхолия, постоянное чувство душевной усталости. Если не считать краткой поездки в Ракстон, он все полгода только спал, читал, ездил верхом, бродил по окрестностям и писал письма.

Больше всего сил он тратил на то, чтобы избежать сетей здешних благородных барышень. Двое холостых Абервиллей пользовались большим успехом на балах и прочих зимних увеселениях. Хотя у Джайлса был титул и более крупное состояние, все считали, что он не хочет жениться вторично. Поэтому местные невесты чаще пробовали свои чары на лорде Роберте. Мало того, что он был невероятно красив, окружен ореолом таинственности и сам был весьма состоятельным человеком, можно было надеяться, что он унаследует титул бездетного брата.

Робин вздохнул и перебросил сумку с едой на правое плечо. Он бы не возражал против того, чтобы влюбиться по уши, но женитьба на одной из бесцветных непорочных созданий, с которыми его знакомили на обедах и балах в аристократических домах Йоркшира, была немыслима. Он не знал Мэгги семнадцатилетней барышней, но был убежден, что она и тогда не была столь нестерпимо скучна.

День стоял жаркий, и Робин был рад ступить под прохладную сень леса. Он надел старую поношенную одежду, которую было не жалко порвать, пробираясь по извилистым тропинкам, пробитых оленями и другими дикими животными.

К полудню он добрался до полянки, через которую протекал ручей, и улыбнулся при виде «ведьминого кольца» грибов. Садовник говорил ему, что такому большому «кольцу» должно быть несколько столетий от роду Ребенком Робин считал это место волшебным. Он часто приходил сюда и лежал под каким-нибудь деревом, мечтая о большом мире за пределами Вулверхемптона и надеясь увидеть фею. Может быть, это место и сейчас окажет на него волшебное действие?

Робин положил сумку на землю и растянулся в тени между деревом и большим кустом. Подложив руки под голову, он бездумно смотрел на нависшие над ним ветви Но вскоре он пожалел об этом, в голову стало закрадываться черное отчаяние Робин боролся с ним, стиснув зубы. Днем ему еще удавалось изгнать демонов, хотя по опыту он знал, что они вернутся ночью Каждый приступ был страшнее предыдущего, и Робин начинал опасаться, что скоро свалится в пропасть безумия.

Но пока он еще держался на ее краю. Он заставил себя думать о будущем. Нельзя же в самом деле провести остаток дней в Вулверхемптоне, как бы ни был к нему добр старший брат.

Можно отправиться путешествовать. Хотя он знает Европу так же хорошо, как мать лицо своего ребенка, он никогда не был в Азии или в Новом Свете Но Робин устал от странствий Джайлс предложил ему баллотироваться в парламент скоро освободится место в палате общин, которое было под контролем Андервиллей. Там Робин сможет высказывать свое мнение о состоянии общества Нет, пожалуй, ему больше подойдет другое предложение Джайлса — заняться политической журналистикой. Журналисты — народ скандальный и непочтительный. Он мог бы найти место среди них, если бы только к нему вернулась былая скандальность и непочтительность.

Видимо, полянка утратила свои волшебные свойства — его голова вяло пережевывала одни и те же мысли, и ни одна из них не вызывала у него и искры интереса. Солнце пригревало, трава благоухала, и лучше, пожалуй, подремать, в надежде, что демоны не посмеют его тревожить до наступления ночи.

Скрывшись от жарких лучей полуденного солнца, Макси с наслаждением шла по прохладной лесной дороге. Фермер, который подвез ее утром, дал ей хороший совет. Макси старалась избегать больших дорог и находила тихие проселки, где одинокий юноша привлечет меньше внимания. А дорога, которую указал ей фермер, была такой пустынной, что она уже часа три не встречала ни одного человека и не видела ни одного дома.

Плохо только, что вчера кончилась еда и у нее подводило от голода живот. Фермер сказал, что она только к вечеру доберется до деревни, где можно будет запастись провиантом. В Америке Макси сумела бы поймать какую-нибудь живность, но в Англии браконьерство наказывалось так жестоко, что Макси не смела нарушить закон. «Но если уж очень проголодаюсь, — подумала она, — придется рискнуть».

Вдруг Макси услышала скрип колес. Она остановилась: сзади приближалась тяжелая повозка. Ей не хотелось ни с кем встречаться в таком безлюдном месте, и она нырнула в кусты и пошла в глубь леса, подальше от дороги. Такие обходные маневры ей приходилось предпринимать уже не раз, чтобы избежать застав, где с нее потребовали бы дорожную пошлину. За те три дня, что Макси находилась в пути, у нее не возникло никаких трудностей. Да и вообще, кроме двух фермеров, которые ее подвезли, она ни с кем не разговаривала.

Совсем близко раздались звон упряжи и стук копыт — повозка проехала мимо. Макси хотела было вернуться на дорогу, но вдруг услышала нежное птичье пение.

Она остановилась и широко улыбнулась. Одной из радостей пешего путешествия была возможность узнавать новые растения и живые существа. А это, по-видимому, пел знаменитый английский соловей. В прошлом месяце она, кажется, слышала соловьиное пение, но кузины не могли подтвердить, что это соловей. Они узнавали только тех птиц, которых им подавали к столу под соусом.

Макси стала тихо пробираться через подлесок и наконец разглядела впереди в кустах бурые перышки. Стараясь подобраться поближе к птичке, Макси кралась, устремив взгляд наверх.

И тут же поплатилась за неосторожность, споткнувшись о неожиданное препятствие. Чертыхнувшись, Макси дернулась назад, но заплечный мешок не дал ей восстановить равновесие, и она упала плечом вперед, проклиная свою неуклюжесть.

В следующую секунду она осознала, что ударилась не о прохладную землю, а о что-то теплое и мягкое.

Господи, она лежит поверх мужчины! Он, видимо, дремал в траве, но, когда она рухнула на него всем телом, дернулся, внезапно проснувшись, и стиснул ее железной хваткой, прижав ее руки к бокам.

Они лежали грудь к груди и смотрели друг другу в глаза. Через секунду в ярко-голубых глазах настороженность сменилась усмешкой. Они лежали, так тесно прижавшись друг к другу, словно были влюбленными, а не незнакомыми людьми.

Мужчина улыбнулся и сказал:

— Извините, что помешал вам пройти.

— Простите, — сердито сказала Макси и вырвалась из его рук, благодаря судьбу за то, что при падении с нее не свалилась шляпа, затенявшая лицо. — Я шел, не глядя под ноги.

Она поспешно встала и хотела ринуться обратно в лес, но потом сделала ту же ошибку, что и жена Лота[1] — оглянулась.

Поначалу у нее создалось обрывочное представление о внешности незнакомца: голубые глаза, белокурые волосы, подвижный, правильной формы рот. Но когда она бросила на него взгляд, отступив на несколько шагов, она поняла, что перед ней — самый красивый мужчина, какого она когда-либо видела. Его длинные белокурые волосы переливались золотым блеском, а черты лица были такие безукоризненные, что сами ангелы заплакали бы от зависти.

"Ведьмяно кольцо» посередине полянки подсказало ей фантастическую мысль, что она повстречалась с Обероном, легендарным царем фей. Но нет, для этого он был слишком молод. Да и вряд ли царь фей станет носить столь простую одежду.

Мужчина сел и прислонился к стволу дерева.

— Не могу отрицать, что женщины иногда бросались мне в объятия, но так пылко — никогда, — сказал он со смешинкой в глазах. — Впрочем, если вы меня вежливо попросите, может, мы о чем-нибудь и договоримся.

Макси застыла.

— Вы еще, видно, не проснулись, — отрезала она, стараясь говорить низким голосом. — Меня зовут Джек, и я никакая не женщина. Я и не думал бросаться вам в объятия.

Мужчина приподнял одну бровь.

— С расстояния вы, может, и сойдете за юношу, но вы упали на меня плашмя, и я не так уж крепко спал. — Он окинул ее оценивающим взглядом. — Могу дать совет: если хотите, чтобы вас принимали за мужчину, постарайтесь, чтобы жилетка и куртка не ползли наверх, или найдите брюки посвободнее. Мне еще не приходилось видеть мальчика, у которого были бы такие бедра.

Макси покраснела и одернула действительно задравшуюся куртку. Еще секунда, и она пустилась бы бежать, но мужчина успокаивающе поднял руку.

— Не убегайте. Я человек безобидный. Вспомните: это вы бросились на меня, а не я на вас. Он потянулся за туго набитой сумкой.

— По-моему, самое время пообедать, а тут у меня гораздо больше еды, чем под силу съесть одному человеку. Присоединяйтесь!

Надо бы убежать от этого красавца, но он как будто дружелюбен и действительно безобиден. Макси была не прочь с ним поболтать — сколько же можно быть в полном одиночестве?

А тут еще он вытащил из своей сумки мясной пирог, от которого шел такой восхитительный аромат, что у нее потекли слюнки. Макси решила принять приглашение незнакомца — ее желудок никогда не простил бы ей отказа.

— Если вы уверены, что еды хватит на двоих, я с удовольствием разделю с вами трапезу.

Она опустила заплечный мешок на землю и села, скрестив ноги, в некотором отдалении от юного Аполлона: если он опаснее, чем кажется, она успеет вскочить на ноги и убежать.

Молодой человек протянул ей пирог. Потом пошарил в сумке и извлек оттуда еще один мясной пирог, жареную курицу, несколько булочек и небольшой закупоренный кувшинчик. Откупорив, он поставил его между собой и Макси.

— Эль придется пить по очереди.

— Я не пью эль.

Но пироги она ела. Она заставляла себя жевать медленно, чтобы не показать, как голодна. Сдобное тесто так и таяло во рту, а начинка из мяса и овощей была восхитительной.

Молодой человек откусил и разжевал кусок пирога, потом задумчиво проговорил:

— Почти во всех кругах считается неприличным есть в шляпе.

Макси не хотелось показывать ему свои волосы, но он был прав — есть в шляпе неприлично. Раз уж она приняла его угощение, это накладывает на нее определенные обязательства Не спуская с незнакомца настороженного взгляда, она сняла свою бесформенную шляпу?

Он окаменел, уставившись на нее. Макси уже была знакома с подобной реакцией мужчин и потянулась к ножу. Но молодой человек воздержался от глупых или пошлых замечаний. Он проглотил кусок и спросил:

— Курицы хотите?

Макси успокоилась и взяла у него из рук куриную ножку. Он отломил кусок курицы и себе.

— Как это вы забрели в лес маркиза Вулвертона?

— Я шла по дороге и услышала позади скрип колес. Решив, что мне лучше никому не попадаться на глаза, я зашла в лес. А потом услышала соловьиное пение, и мне захотелось увидеть певца. А вы что тут делаете — браконьерствуете?

Он бросил на нее обиженный взгляд.

— Разве я похож на браконьера?

— Нет. По крайней мере, вы не похожи на удачливого браконьера. — Макси доела ножку и облизала пальцы. — Однако на маркиза Как-его-там вы тоже непохожи.

— А вы бы поверили, если бы я сказал, что я и есть маркиз Вулвертон?

— Нет.

Макси бросила выразительный взгляд на его поношенную, хотя и хорошего покроя одежду.

— Вот и правильно, — одобрительно сказал незнакомец. — Вы правы: я такой же маркиз Вулвертон, как вы англичанка.

— С чего это вы взяли, что я не англичанка? — спросила Макси, подумав, что молодой человек чересчур проницателен.

— Я отлично разбираюсь в произношении. Вы говорите почти как образованная англичанка, но не совсем. — Он задумчиво прищурился. — Я бы сказал, что вы из Америки, скорей всего из Новой Англии.

Да, он действительно разбирается в произношении.

— Что ж, вы угадали.

— И вас все еще зовут Джек?

— Вы задаете слишком много вопросов.

— Я не знаю другого способа удовлетворить свое любопытство, — весьма логично ответил он. — Очень часто на вопросы получаешь ответ.

— С вами трудно спорить. — Макси помедлила минуту, потом решила, что у нее нет никаких причин скрывать от него свое имя. — Меня обычно зовут Макси, но на самом деле мое имя — Максима.

— А по мне, вы больше похожи на Миниму, — отозвался незнакомец, окидывая взглядом ее миниатюрную фигуру.

Макси рассмеялась.

— Ну и вы тоже не Геркулес.

— Нет, но меня и не зовут Геркулес, так что я никому не втираю очки.

— Моего отца звали Максимус, и меня назвали в его честь. Никто не задумался, дорасту ли я до этого имени. А потом было уже поздно его менять. — Макси доела булочку и спросила:

— А вас как зовут, если не Геркулес?

— У меня было много имен. — Он отхлебнул эля, видимо, для того, чтобы дать себе время подумать. Похоже, этот проходимец столько раз менял имя, что сам забыл, как его окрестили. — Последнее время я называю себя лорд Роберт Андервилль, — наконец сказал он.

— Вы и вправду лорд? — удивленно спросила Макси. Несмотря на поношенное платье, в нем действительно было что-то аристократическое. Макси нахмурилась. — Да нет, вы морочите мне голову. Отец научил меня разбираться в английских титулах. Настоящий аристократ употребляет слово «лорд» только с фамилией. Лорд Роберт — наверное, титул, который вы придумали, чтобы производить на людей впечатление.

— А я-то думал, что американку ничего не стоит провести. — В глазах мужчины сверкнул озорной огонек. — Вы совершенно правы, никакой я не лорд. Друзья зовут меня Робин.

Как бы его ни звали, у этого человека было удивительно выразительное лицо. Может быть, он вовсе не проходимец, а актер? Собственно говоря, одно другому не мешает, но Макси не смогла не ответить на его улыбку.

— В таком случае вы должны угостить на счастье свою тезку.

Она кивнула на малиновку[2], которая опустилась посреди «ведьминого круга» и, поблескивая круглым глазом, скакала все ближе к ним, явно в надежде чем-нибудь поживиться. Она была меньше и шустрее американской малиновки и чем-то действительно напоминала нового знакомого Макси.

— И правда, — сказал он и бросил птичке кусочек булки. Та схватила его и улетела. — Богам надо приносить жертвы на счастье. — Робин опять полез в сумку. — Коржик съедите?

— С удовольствием.

Макси взяла коржик, стараясь скрыть жадный блеск в глазах.

У Робина была удивительно обаятельная улыбка. Будь он странствующим торговцем, то убедил бы любую домохозяйку купить полдюжины совершенно ненужных вещей. Во время своих странствий Макси с отцом встречали немало симпатичных бездельников, и так называемый «лорд Роберт» был явно из их числа. Да, собственно, и сам Макс принадлежал к этому племени. Наверное, поэтому у его дочери и была слабость к обаятельным плутам.

Она с удовольствием ела сдобный коржик. Давно уже ей не приходилось есть такие вкусные вещи. Разделавшись с ним, она пошла к ручью вымыть руки и запить обед холодной водой.

Робин задумчиво следил глазами за своей удивительной гостьей. Хотя она и постаралась замаскировать фигуру мешковатой одеждой, его руки помнили ее округлые формы. Когда она вернулась, он спросил:

— Вы живете неподалеку?

— Нет, я направляюсь в Лондон. — Макси подняла шляпу и заплечный мешок. — Спасибо за угощение — В Лондон? — ошеломленно переспросил Робин. — И вы всерьез намерены пройти веси этот путь пешком? Без сопровождающих?

— А что такого? До Лондона всего двести миль. Через две недели я буду там. До свидания.

Макси надела шляпу, низко сдвинув ее на лоб, чтобы она прикрывала ее ясные карие глаза.

Робину хотелось сказать, что прикрывать шляпой такое прелестное лицо — преступление, но он удержался. Поначалу он подумал, что это просто озорная девчонка, которая надела одежду брата. Но когда она сняла свою нелепую шляпу, у него перехватило дыхание.

Максима, то есть Макси, была поразительно красива той экзотической красотой, которая иногда встречается у детей, рожденных от смешанного брака. Нежные черты ее лица были почти английскими, но смуглая кожа, блестящие черные волосы и оригинальный овал лица говорили о примеси совсем другой крови. Такое лицо невозможно забыть.

Но дело было не только в красоте. Еще больше Робина привлекали прямота, надежность и сила этой девушки, которые чувствовались в каждом ее слове и жесте. При виде Макси Робина захлестнули давно подавленные чувства. Они бились в его груди, как бьется о плотину лед, раскалываемый весенним паводком. И нельзя сказать, чтобы это было очень приятное ощущение.

Но при всем своем смятении Робин отчетливо понимал одно: он не должен позволить этой удивительной девушке уйти из своей жизни.

Он быстро собрал остатки еды, перекинул сумку через плечо и догнал Макси.

— Конечно, расстояние до Лондона преодолимо, — сказал он, — но для одинокой женщины дороги небезопасны.

— Пока что со мной не приключилось ничего плохого, — ответила Макси. — Никто, кроме вас, не догадался, что я женщина, и уж я постараюсь больше ни на кого не падать.

— Юноше тоже грозит опасность. — Глядя на Макси сверху вниз, Робин только сейчас осознал, какая она миниатюрная; ростом она была не больше пяти футов[3], но так пропорционально сложена, что это можно было заметить, только стоя рядом с ней. — Более того, некоторые джентльмены удачи предпочитают мальчиков.

Макси метнула на него быстрый взгляд. Благовоспитанная девица даже не поняла бы, о чем он говорит, но Макси поняла. Видно, она не так уж наивна.

— Здесь, на севере Англии, сравнительно тихо, но чем ближе вы будете подходить к Лондону, тем опаснее дороги.

К этому времени они вышли на большак и повернули к югу.

— Я сумею себя защитить, — резко ответила Макси, которой надоело слушать про грозящие ей опасности.

— Ножом?

Она бросила на него вопросительный взгляд.

— Вы ведь упали на меня с размаху, а рукоятку ножа никак не спутаешь с человеческим телом, — объяснил Робин. — Особенно с мягким женским телом.

— Да, у меня есть нож, и я умею им пользоваться, — сказала Макси предостерегающим тоном.

— Но если на вас нападет банда, нож вам не поможет.

— Я не собираюсь ввязываться в побоища.

— У вас может не быть выбора, — сухо сказал Робин.

Наступило холодное молчание. Макси делала вид, что не замечает его присутствия, а Робин ломал голову, как ему поступить. Хотя он познакомился с этой девушкой только час назад, он уже достаточно разобрался в ее характере, чтобы понять, что переубедить ее не удастся. Она была из тех людей, которых непросто заставить изменить раз принятое решение.

Может, она и доберется до Лондона без осложнений, но скорей всего попадет в беду. Даже если бы Макси не произвела на него такого сильного впечатления, Робин никогда не позволил бы женщине, да еще такой маленький, предпринять подобное путешествие.

Вывод был очевиден.

Когда они достигли границы Вулверхемптона и деревья стали редеть, он сказал:

— Мне ничего не остается. Как джентльмен, я обязан проводить вас до Лондона.

— Что? — Макси резко остановилась и уставилась на него. — Вы что, с ума сошли?

— Ничего подобного. С моей стороны было бы просто неблагородно позволить молодой женщине путешествовать одной в чужой стране. — Робин наградил ее одной из самых убедительных своих улыбок. — А потом мне все равно нечего делать.

Макси не знала, возмущаться ей или смеяться.

— По какому праву вы называете себя благородным джентльменом? — спросила она.

— Джентльмены ведут праздную жизнь. Поскольку я не работаю, значит, я джентльмен. Макси рассмеялась.

— Какую чушь вы несете: такая логика не убедит и младенца. Но даже если вам не надо работать, неужели вы можете позволить себе с бухты-барахты отправиться в путешествие?

— Конечно, могу. Я уже отправился.

Макси оценивающе посмотрела на спутника. Хотя он был на голову выше, он не казался способным защитить ее от нападения: уж слишком он был изящно сложен.

— На вид вы не только безобидны, но и совершенно бесполезны, — сказала она и двинулась дальше. — Скорей уж мне придется защищать вас, чем наоборот. Я много путешествовала по дорогам и умею о себе позаботиться. Мне не нужен сопровождающий, как бы благородны ни были ваши намерения.

Увидев на его лице улыбку, она сказала напрямик:

— Откуда мне знать: может, вы для меня представляете большую опасность, чем какие-то гипотетические разбойники?

На его подвижном лице отразилась глубокая обида.

— Леди мне не доверяет?

— А с чего бы мне вам доверять? — Макси качнула головой. — Вы случайно не актер? Вы все время играете какую-то роль, и актеры часто оказываются без работы.

— Мне приходилось играть много ролей, — признался ее спутник, — но не на сцене.

Да, это очевидно: если бы он выступал на сцене, он имел бы огромный успех. Женщины ломились бы на спектакли только для того, чтобы посмотреть на него.

— А какую-нибудь полезную работу вам приходилось делать? Или вы так и порхаете по жизни, как бабочка?

— Работа меня бесконечно увлекает! — воскликнул Робин. — Я часами могу смотреть, как другие работают. Макси с трудом сдержала улыбку.

— Я вижу, от вас толку не добьешься. — Она решила попробовать другой подход. — Если бы у вас были деньги на два билета на дилижанс, — другое дело. Но я не могу позволить себе покупать еду на двоих. У меня едва хватит на себя.

Робин минуту помолчал. Потом, посветлев лицом, заявил:

— Денег у меня с собой сейчас нет, а мой банкир, увы, живет в Лондоне. Но, если нужно, я могу добыть деньги из воздуха.

Не успела Макси шагнуть, как он сунул руку под ее шляпу, дотронувшись до уха. Хотя прикосновение было очень легким, оно как бы слегка обожгло, и у нее перехватило дыхание. А Робин уже протягивал ей ладонь, на которой лежала монета в один шиллинг.

— Неплохо, — признала Макси, — но это просто фокус. Вряд ли вы умеете превращать свинец в золото.

— Фокус?! — негодующе воскликнул Робин. — Это не фокус, а магия. Дайте руку.

Макси усмехнулась, остановилась и протянула ему руку. Робин положил шиллинг ей на ладонь и сжал ее руку в кулак теплыми и сильными пальцами.

— Сожмите оба кулака, и при помощи магии я перенесу шиллинг в другую руку.

Макси послушно сжала кулаки. Робин сделал несколько грациозных пассов в воздухе, что-то невнятно бормоча про себя.

— Готово! Шиллинг в другой руке.

— Вы, видно, давно не практиковались, лорд Роберт: шиллинг где был, там и остался.

Макси разжала кулаки, чтобы доказать ему, что шиллинг никуда не делся, и ахнула: на ладони лежала уже не одна монета, которую он туда положил, а две.

— Как вы это сделали?

— Ну ладно, признаюсь уж. Конечно, это фокус, но я их неплохо показываю. Когда у меня бывало пусто в карманах, мне часто приходилось расплачиваться за еду и ночлег небольшим представлением.

Нет, ее спутник явный проходимец, хотя и довольно забавный. Макси отдала ему два шиллинга.

— Все это очень мило, лорд Роберт, но лучше вам вернуться в лес и еще немного поспать. А меня оставьте в покое.

— Я имею такое же право идти по этой дороге, как и вы, — сказал Робин, пряча монеты в карман. — Я решил отправиться в Лондон, и вы не можете мне этого запретить:

Макси открыла рот, чтобы возразить, но ничего не сказала. Он был совершенно прав. До тех пор, пока ее спутник не делал покушений на ее честь — а это ей, по-видимому, пока не грозило, — он имел такое же право идти по дороге, как и она.

Макси вспомнила бродячих собак, которые иногда увязывались за ними с отцом в Америке. Без сомнения, как и собаке, Робину скоро надоест за ней идти и он отстанет: обаятельные бездельники так же легко отвлекаются, как и дворняжки. Надо только набраться терпения.