Обладание Лили

Глава 8

Подвозить детей в школу – это сюрреалистический опыт, который действительно подчеркивает, что я больше не могу контролировать свою жизнь или жизнь своих детей.

Поскольку я не могу открыть задние двери черного седана изнутри, мне приходится ждать, пока их для нас откроет Питер, словно он какой-то понтовый шофер.

Было бы лучше, если бы он был одет как тюремный надзиратель.

Сначала высаживаем Адама. Когда мы подъезжаем к тротуару, и Питер подходит к двери, чтобы нас выпустить, я ловлю несколько любопытных взглядов. Это хорошая школа, но она не так уж хороша. Мы здесь верхушка среднего класса, а не Уолл-стрит.

Адам еще ходит в начальную школу, но ненавидит, когда с ним нянчатся, поэтому я остаюсь в машине и просто наблюдаю за ним до тех пор, пока он не исчезнет за парадной дверью школы.

Обычно он спешит попасть внутрь и встретиться со своими друзьями до первого звонка, но сегодня он останавливается перед дверью и оглядывается назад, на его маленьком лице написано беспокойство, из-за которого он выглядит намного старше.

Я ненавижу это.

Понимаю, он догадывается, что что-то происходит, и достаточно умен, чтобы, в конце концов, разобраться в этом самостоятельно. Если я не смогу вытащить нас из этой ситуации сегодня, то не знаю, что ему говорить.

Как мне защитить его от этого?

Я машу ему из машины, но не уверена, что он меня видит. В конце концов, один из друзей подходит и, хлопнув по спине, отвлекает его внимание. Я вздыхаю с облегчением, когда они вместе заходят в школу. По крайней мере, я знаю, что там он в безопасности.

Эвелин, сидящей с другой стороны от меня, всего четыре года, и мне нужно проводить ее до дверей ее подготовительной школы.

Когда мы подъезжаем, я чувствую, что все взгляды мамочек обращены на нас.

Питер открывает дверь для нас с Эвелин. Я выхожу, и некоторые мамочки ахают. Да, я выгляжу ужасно, поэтому просто игнорирую все взгляды и быстро завожу ее внутрь, помогаю ей повесить пальто и оставляю ланч-бокс.

Обняв дочь на прощание, целую в макушку и желаю ей хорошего дня.

Она обнимает меня в ответ и весело отвечает: «Тебе тоже, мамочка», прежде чем развернуться и убежать к игрушкам.

Когда я выхожу, Питер ждет меня возле машины. Его глаза сужаются, и он скрещивает на груди руки, когда я, остановившись за дверью, смотрю на группу мамочек, стоящих у входа. Я могу подойти к ним и присоединиться к разговору. Пусть они расспросят меня о машине и водителе. Может, намекнуть...

Нет, нет, было бы неправильно втягивать кого-либо в эту неразбериху. Кроме того, кто мне поверит? Не знаю, поверила бы я сама себе.

Смиренно вздохнув и задрав подбородок, иду обратно к машине и залезаю внутрь. Питер закрывает за мной дверь, и без моих детей звук кажется гораздо более зловещим.

Молча, он отвозит меня домой, а на подъездной дорожке уже припаркован грузовик для переезда.

Черт.

Опять же я должна подождать, пока Питер откроет мою дверь, и когда подхожу к своему дому, он следует за мной по пятам. Все двери открыты, выпуская тепло, а на моей кухне тусуется еще один здоровенный парень в костюме.

— Джеймс, — грохочет Питер и кивает мужчине.

— Питер, — усмехается мужчина в ответ, прежде чем положить клубнику в рот.

Перед Джеймсом, прислонившимся к столешнице острова, лежат бейглы, фрукты и кексы.

Питер отлипает от меня и подходит к острову, внимательно рассматривая разбросанный по столешнице завтрак.

Проглотив клубнику, Джеймс переводит на меня свои темные глаза и спрашивает:

— Хочешь?

Скрестив руки на груди, я быстро мотаю головой.

— Уверена? — спрашивает Питер, удивляя меня. Он берет бейгл и машет мне. — Не хочешь бейгл? Или маффин?

И снова отрицательно качаю головой, и оба мужчины хмуро смотрят на меня, как будто я только что их оскорбила.

Мне не нужно оправдываться перед ними, но я объясняю:

— Я уже позавтракала с детьми.

— А-а-а, — говорит Питер и, улыбаясь, откусывая большой кусок от своего бейгла.

— Не хочешь немного сока? — спрашивает Джеймс, указывая на кувшин на стойке.

Я качаю головой.

— Кофе?

— Да, пожалуйста, — киваю я, полностью осознавая иронию того, что они предлагают мне еду и напитки на моей собственной кухне.

— Как ты любишь его пить? — спрашивает Джеймс, начиная ходить по кухне и открывать шкафы.

Видеть, как он копается в моих вещах, меня до чертиков раздражает, особенно потому что он ведет себя так, будто имеет на это полное право. Это мой дом и мои вещи, черт подери.

Но что я могу с этим поделать?

Топнуть ногой и устроить истерику?

— Кружки в шкафу над посудомоечной машиной, — говорю я ему после того, как он не может найти их самостоятельно.

Он улыбается мне:

— Спасибо.

Джеймс берет две кружки. На одной написано: «Самая лучшая мама в мире», а на другой – «Кофе делает меня какашкой».

— Какой ты любишь кофе? — повторяет он вопрос, подходя к кофеварке и наполняя обе кружки из графина.

— Черный.

Он подталкивает ко мне через прилавок кружку с надписью «Самая лучшая мама в мире». Если я хочу кофе, мне придется подойти к ним поближе. Поднеся вторую кружку к губам, он с интересом смотрит на меня, прежде чем сделать глоток.

— Эй, а где моя кружка? — спрашивает Питер.

— Налей себе сам, я не твоя сучка, — ухмыляется ему Джеймс.

Ворча, Питер подходит к шкафу, берет кружку и наполняет ее из графина.

Быстро сделав шаг вперед, я хватаю кружку с прилавка и возвращаюсь назад, держа ее в руках.

Джеймс улыбается мне, когда я, наконец, делаю глоток:

— Грузчики все утро ждут. Просто скажи им, что ты хочешь упаковать, и они обо всем позаботятся.

Я делаю еще один глоток кофе, наслаждаясь его теплым горьким вкусом. Мне понадобится вся энергия, чтобы пройти через это.

— Что именно мне нужно взять? — спрашиваю я.

Серьезно, какой во всем этом смысл?

— Все, что ты хочешь сохранить.

Взгляд темных глаз Джеймса становится жестким, когда я говорю:

— Это мой дом, и я хочу сохранить его.

Он качает головой и ставит кружку на стойку:

— Люцифер хочет, чтобы ты собрала свои вещи. Его приказы окончательны. Ты больше сюда не вернешься.

До сих пор мне казалось, что я держалась довольно неплохо. Я имею в виду, что незнакомец вошел в мой дом, выгнал моего мужа и решил, что теперь владеет мной и моими детьми. Учитывая все, что произошло, я бы сказала, что сохраняла спокойствие по поводу всего этого.

Но когда Джеймс, еще один незнакомец, говорит мне, что я не вернусь в свой дом, это меня просто ломает. Может быть, он так это говорит, будто не ожидает, что я буду протестовать или бороться, словно принимает мое сотрудничество как должное.

Или, может быть, именно тот факт, что он ходит по моему дому, как будто его владелец, переполняет чашу моего терпения.

Я запускаю кружку с горячим кофе ему в голову, но Джеймс вовремя успевает уклониться. Кружка, пролетев над его головой, разбивается о шкаф.

— Гребаный ад! — ругается мужчина и, выпрямившись, смотрит на меня.

Я застыла, как вкопанная. Я только что это сделала?

Наши взгляды встречаются, и я так расстроена, так напугана тем, что сделала, что забываю, как дышать.

Они собираются сделать мне больно?

Какого хрена я швырнула в него эту кружку? Почему такая глупая?

Мои глаза покалывает от слез, но я не хочу плакать, черт возьми. Не хочу доставлять этим засранцам такое удовольствие. Они этого не стоят.

Наконец, мне удается сделать глубокий вдох, и я задерживаю его внутри.

Питер разражается громким смехом, и мгновение спустя к нему присоединяется Джеймс.

Внезапно понимаю, что снова могу двигаться.

Я бегу так быстро, как только могу. Промчавшись по коридору, взлетаю по лестнице, ведущей на верхний этаж.

Позади себя слышу, как Джеймс одновременно смеется и ругается:

— Проклятье, это дерьмо было горячим.

Питер смеется еще громче:

— Тебе лучше приложить лед.

— Черт, я не ожидал этого. Чудом пронесло!

— Да, еще чуть-чуть и она бы снесла тебе голову. Похоже, Люцифер завел себе маленькую тигрицу.

Провожу все утро в своей спальне, подумывая переодеться и накраситься, но, к черту все – меня не волнует, что думают люди, и я, черт возьми, не буду стараться выглядеть для него хорошо.

Я все жду, что Люцифер в любую минуту постучится в мою дверь или кто-нибудь из парней попытается мне отплатить, но, к счастью, в доме все тихо. Кажется, они оставили меня наедине с собой.

Поэтому копаюсь в шкафу со стороны Маршалла, ища все, что он мог спрятать. Если он занял пять миллионов долларов у такого парня, как Люцифер, он, должно быть, был вовлечен в какое-то довольно мутное дерьмо.

Я провожу как минимум пару часов, выбрасывая все его вещи. Коробки со средней школы, полные разных памятных безделушек. Обыскиваю его одежду, проверяя все его карманы. И даже приподняла его сторону матраса.

В конце концов, я не нахожу ничего. Если в этой комнате что-то и есть, он это хорошо спрятал.

В доме так тихо, что к тому времени, когда у меня начинает урчать в животе, я набираюсь смелости открыть дверь и выглянуть наружу.

Коридор за моей комнатой пуст.

Спустившись на цыпочках по лестнице, я слышу на кухне тихие голоса:

— Я могу понять, почему он решил оставить ее – она чертовски горячая, но не могу понять, почему он оставляет детей, — говорит Питер.

— Он не может убить ее детей и ожидать, что она смирится с этим.

— Думаю, да, но, черт, вся эта ситуация довольно странная.

— Согласен.

— Если бы он хотел взять женщину, то мог бы оставить себе блондинку Хаммонда. Детей у нее не было.

— Я не знаю, о чем он думает, но Люцифер босс, и знает, что делает.

— Тем не менее… Это выглядит как ужасно большой риск ради какой-то киски. Я бы чувствовал себя лучше, если бы мы придерживались протокола и убили их.

— Это не наше дело, так что хватит трепаться.

— Ты ничего не слышал?

Я пытаюсь тихонько прокрасться обратно в свою комнату, но внизу лестницы появляется Джеймс.

Наши взгляды встречаются, и он улыбается:

— Привет.

Мое сердце безумно колотится, и я едва не спотыкаюсь, пытаясь подняться по лестнице задом наперед.

— Эй, не обижайся, ладно? — он делает шаг вверх по нижней ступеньке. — У нас есть обед на кухне, если ты голодна. Сделали немного бутербродов.

Я отрицательно мотаю головой.

Эти люди настоящие психопаты – в один момент они говорят о том, что было бы намного проще, если бы меня просто убили, а в следующий предлагают мне бутерброды.

Джеймс хмурится и оглядывается, когда за его спиной появляется Питер.

— Послушай, если ты не начнешь собираться в ближайшее время, все останется здесь, — говорит Питер.

— Да, смотри сама – мы не вернемся.

Я продолжаю подниматься задом наперед.

Лицо Джеймса становится жестким от разочарования, и он рычит:

— Я серьезно. Ты навсегда потеряешь все, что тебе было дорого.

Есть ли что-нибудь, что я хочу забрать? Я все равно планировала все это оставить, это просто вещи. Почему это их волнует?

Я достигаю лестничной площадки и продолжаю идти.

Питер фыркает, и Джеймс кивает ему:

— Я понял, она планирует сбежать.

Мне кажется, будто мой желудок ухает вниз.

— Нет, я не собираюсь этого делать, — выдыхаю я, повернувшись.

Джеймс самодовольно ухмыляется мне.

— Только человек, планирующий побег, не будет заботиться о своих вещах.

Питер кивает Джеймсу и решает припугнуть:

— Я позвоню Люциферу.

Черт подери.

— Все это, — хриплю я, когда Питер уходит.

Ухмылка Джеймса становится шире:

— Что, прости?

Сделав глубокий вдох, я говорю более четко:

— Все это. Я хочу все это целиком.

Ублюдки. Они получают от этого удовольствие.

Питер останавливается и поворачивается, торжествующе усмехаясь. Эти два мудака меня разыграли:

— Приведу сюда грузчиков, чтобы они могли начать работу.

Я делаю еще один шаг назад, планируя снова спрятаться в своей спальне.

— Ты должна оставаться с нами, пока грузчики здесь, — говорит Джеймс.

Моей первой реакцией, конечно же, было покачать головой.

На лице Питера появляется абсолютно зловещая ухмылка, когда он говорит:

— Мы не хотим, чтобы с кем-нибудь что-нибудь случилось.

Что, черт возьми, он имеет в виду? Намекает, что что-то может случиться со мной? Или с кем-то из грузчиков?

Джеймс делает еще один шаг и протягивает руку:

— Давай. Пойдем, пообедаешь с нами. Похоже, тебе это нужно.

Мой желудок выбирает именно этот момент, чтобы громко заурчать, и я чувствую, как мои щеки горят от смущения.

Я хочу спросить его, собирается ли он меня убить, но не хочу выдавать то, что я подслушала их разговор. Судя по тому, что слышала, как минимум Питер предпочел бы убить нас, но не может этого сделать.

Джеймс ободряюще кивает мне, а Питер снова исчезает на кухне.

Полагаю, что голодание не принесет никакой пользы ни мне, ни моим детям. Я делаю еще один шаг вниз по лестнице и напрягаюсь. Когда Джеймс не прыгает на меня, а вместо этого отступает, я чувствую себя достаточно комфортно, чтобы сделать еще один шаг.

— Я даже налью тебе еще чашку кофе, только не кидай ее мне в голову снова, хорошо? Переводить кофе – это святотатство, — усмехается он, когда я спускаюсь с последней ступеньки, очевидно, пытаясь заставить меня чувствовать себя с ним более комфортно.

Я представляю себе, как делаю это и чувствую, как губы растягиваются в моей собственной зловещей ухмылке.

— Черт, — усмехается Джеймс в ответ. — За это ты получишь свой кофе в кружке-непроливайке.

Остаток дня я провожу на кухне, перекусывая бутербродами и делая вид, что занимаюсь своими делами. Грузчики заходят в дом и выходят из него, и, кажется, что каждая вынесенная коробка забирает с собой частичку моей души.

В какой-то момент в общей комнате раздается громкий треск, и я слышу, как один из грузчиков сердито ругается. Джеймс, Питер и я направляемся в комнату, чтобы выяснить, что произошло. Семейный портрет, который висел над нашим камином, упал, и стекло рамы разбилось.

— Не подходите, мэм, — предупреждает меня грузчик. — Везде стекло.

Видеть портрет Маршалла, меня и детей, которых я забрала, разбившимся на полу, кажется предзнаменованием.

Прикрыв рот рукой, я делаю шаг назад.

— Мне очень жаль, мэм. Компания починит это, — извиняется грузчик.

Питер и Джеймс смотрят на меня и осознают мое подавленное состояние.

Джеймс ругается себе под нос:

— Бл*ть.

Очевидно, их рассердило то, что я расстроена.

Питер угрожающе шагнул к грузчику, и я знаю, что он собирается причинить ему боль.

— Нет! — кричу я и, прыгнув вперед, хватаю его за руку.

Питер резко смотрит на меня, и я умоляю его:

— Пожалуйста, не надо. Это была просто случайность.

Грузчик беспокойно переступает с ноги на ногу:

— Да, это просто случайность… Мне очень жаль. Компания заплатит за это. Деньги вычтут из моей зарплаты.

— Нет, нет, все в порядке. Просто выбросьте его в мусорное ведро, — я отпускаю руку Питера и скрещиваю руки на груди. — Я все равно не хотела брать с собой этот портрет. — Пожимая плечами, стараюсь выглядеть как можно беспечнее. — Серьезно, где бы я его повесила?

Грузчик облегченно вздыхает. Я заставляю его улыбнуться:

— Я просто волновалась, что вы пострадаете.

Грузчик качает головой:

— Нет, все в порядке, мэм.

Кажется, это удовлетворяет Питера и Джеймса. Мы все поворачиваемся и вместе без происшествий возвращаемся на кухню.

Мое сердце, однако, колотится еще пару минут, и я чувствую, что меня сейчас стошнит. Мне требуется некоторое время и техника размеренного дыхания, прежде чем я начинаю чувствовать себя лучше.

Когда, наконец, пришло время забирать детей, я чуть ли не выбегаю за дверь, желая их увидеть.

Забрать Эвелин легко, она не спрашивает ни о черной машине, ни о водителе. Она просто болтает о своем дне и разных игрушках, с которыми играла.

Адам, сидящий с другой стороны от меня, еще более подозрителен, чем утром.

Я могу сказать, что он хочет задать мне вопросы, когда садится в машину, но, похоже, не решается сделать это перед Питером.

Как я уже говорила, иногда сын слишком умен для своего возраста.

Адам сидит, размышляя, рядом со мной, а я изо всех сил стараюсь выглядеть для них невозмутимой и спокойной.

— Мама, мы сделали что-то плохое? — спрашивает Адам, когда машина притормаживает, и я смотрю на него с недоумением.

— Нет, дорогой. Ничего плохого мы не сделали. Почему ты об этом спрашиваешь?

Он указывает в окно:

— Тогда почему мы едем в тюрьму?

Я пододвигаюсь к нему ближе и смотрю в окно поверх его головы.

Черт. Место, к которому мы подъехали, действительно похоже на тюрьму. Оно огорожен забором с колючей проволокой, за которым маячит охранник с автоматом через плечо. За воротами находится небольшой пост охраны, и я вижу темные силуэты других стражников. Сколько защиты нужно для одного человека?

Ворота открываются, и машина медленно проезжает сквозь них, а охранник машет нам рукой. В конце длинной дороги, на холме, стоит дом, который достаточно велик, чтобы его можно было назвать особняком. Перед домом расположен фонтан.

Когда мы проезжаем пост охраны, из нее выходит пара охранников и с любопытством смотрит на машину. Обернувшись, вижу, как ворота за нами закрываются.

Дерьмо. Бл*ть. Дерьмо.

Ко мне приходит отчаяние, когда я понимаю, что мы никогда не выберемся отсюда, если он нам не позволит.