Обман, или Охота на мачо

Глава 22

Голоса вторгаются в мое сознание, а потом снова исчезают. Я открываю глаза и натыкаюсь на пристальные чужие взгляды. Зажмуриваюсь в надежде на то, что люди, смотрящие на меня, исчезнут. Жду несколько секунд и слегка приоткрываю левый глаз, чтобы оценить ситуацию. Ничего не изменилось, они все еще здесь. Мне не очень-то хочется просыпаться, любое движение дается с усилием, но все время беспокоит мысль о том, что кто-то стоит рядом и изучает меня. Я медленно перевожу взгляд от одного лица к другому. Мама, папа и Джеймс. Джеймс? Что, черт возьми, он делает в моей спальне? Я резко сажусь на край кровати, натянув одеяло до подбородка. Сердцебиение отдается в ушах.

— Холли, все хорошо. Все в порядке, — говорит мама таким тоном, будто успокаивает испуганную лошадь.

Мне кажется, что она вот-вот начнет поглаживать меня по носу. Я быстро озираюсь по сторонам и понимаю, что нахожусь совсем не в спальне.

— Где я?

— В больнице, дорогая. Тебя слегка ударили по голове.

— Сколько сейчас времени? Долго я спала?

Отец смотрит на часы:

— Сейчас около девяти утра. Ты была в забытьи примерно двадцать три часа.

Услышав, что спала двадцать три часа, я хмурюсь и незаметным движением поправляю волосы. Проснувшись, я всегда выгляжу ужасно. Никто, абсолютно никто не выглядит хуже, чем я. Протираю глаза и пальцем пытаюсь стереть тушь на веках. Пока я автоматически занимаюсь необходимой процедурой приведения себя в порядок, или, скорее, это выполняет моя рука, другой рукой я лезу под одеяло и понимаю, что я абсолютно голая, если не считать надетой на меня тонкой больничной пижамы, которая плохо прикрывает заднюю часть туловища. Подождите, что я делаю? Что я делаю? Я только что была на волосок от смерти, а беспокоюсь из-за того, как выгляжу. Уверена, что полицейские поймут меня, ведь я оказалась в этой ситуации не нарочно. Абсолютно уверена. Я бросаю недоверчивый хмурый взгляд в сторону Джеймса. Он улыбается мне. Интересно, какие подробности ему удалось рассмотреть?

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает он.

— Неплохо, — с сомнением в голосе говорю я, поскольку сама не очень понимаю, как я себя чувствую. Пытаюсь вспомнить все произошедшее, и передо мной проплывают туманные образы. Мы гнались за кем-то. Я бежала на приличном расстоянии от Джеймса, не желая снова получить фингал. Мы подбежали к забору. Джеймс стал перелезать через него, и в это время послышался громкий треск, а затем наступила темнота. Полная темнота.

— Что произошло? — говорю я.

Джеймс выглядит несколько робко:

— Произошел несчастный случай.

— Что за несчастный случай?

— Помнишь, как мы догоняли Кристин?

Я киваю.

— Ну, так вот. В погоне за ней нужно было перелезть через забор с колючей проволокой. Я навалился на забор, надеясь, что он сломается под моим весом. К несчастью, фермер намертво прибил его к растущему неподалеку засохшему дереву и, как только я повис на заборе, чтобы его повалить, дерево хрустнуло, сломалось и упало прямо тебе на голову. Это было довольно большое дерево, но, к счастью, легкое… Потому что сухое.

Он замолкает.

Воцаряется долгое молчание, во время которого я перевариваю информацию:

— Вы поймали ее? Кристин?

— Э, да. Мэтт схватил ее. Я остался с тобой. Думал, что убил тебя.

— Я старалась бежать от тебя на расстоянии трех метров, помня о своем подбитом глазе. Ты меня опять покалечил, — радостно говорю я.

Он усмехается, а я ловлю себя на мысли о том, что скажет обо всем этом Флер. Джеймс продолжает улыбаться. С такой улыбкой человека отправляют на казнь.

— Ну что ж, в следующий раз будешь удачливее.

Джеймс нерешительно смотрит на моих родителей. Я уже забыла об их присутствии. В их лицах я читаю беспокойство. Наверное, они приняли Джеймса за кого-то вроде маньяка.

— Мы просто шутим, когда вы приехали сюда? — спрашиваю их я.

— Прошлой ночью. Джеймс позвонил нам, и мы сразу примчались.

Мама прерывает отца:

— Мы приехали даже быстрее, чем ожидали. Я бегала по дому, бросая в чемодан все, что попадалось под руку. В спешке мы так и не смогли найти трусы твоего отца и корм для Моргана.

Я смотрю на своего папашу, встревоженного данной ситуацией.

— Мне надо было идти служить в десант, дорогая.

Джеймс пытается подавить улыбку. Отец понабрался всяких нелепых выражений от моего брата, и я даже не хочу знать, как эти фразы применимы к нашему разговору.

— Мы провели здесь целую ночь, но нам не разрешали повидать тебя. Мы очень долго ждали, пока наконец нам не сказали, что с тобой все в порядке.

— Где Морган? — спрашиваю я.

— Сидит в машине и, наверное, грызет что-нибудь. Он голодный.

Джеймс говорит:

— Думаю, надо позвать медсестру и сообщить ей, что ты очнулась.

Мама провожает Джеймса взглядом.

— Это и есть твой детектив? — преувеличенно-театральным тоном шепчет она, и брови ее при этом опускаются и поднимаются, как две обезумевшие гусеницы, а ноздри слегка расширяются. Она чует драму за пятьдесят шагов. Или за двадцать, если ветер дует не в ту сторону.

— Он не мой детектив.

— Я раньше думала, что ты ему не нравишься.

— Ну, в последнее время мы стали ближе друг к другу.

— Похоже. Он позвонил нам прошлой ночью и был очень взволнован. Бедняжка, Джеймс действительно беспокоился и не находил себе места.

Ладно, пусть будет так. Как интересно, я лежу почти голая в больничной кровати, и мы разговариваем о бедняжке Джеймсе. Бедняга Джеймс, он снова нанес травму невинному репортеру.

— Ну, он, наверное, беспокоился о том, что убил или покалечил меня, — с волнением выдавливаю я. — Беспокоился о том, не привлекут ли его к суду перед медовым месяцем. Он женится через неделю.

— Я знаю, — отвечает она таинственным голосом, не обратив внимания на мой тон. — Воображаю Майлза — милая крошка общается с таким вот субъектом. Вот это да. Мир так тесен, не правда ли?

Я хмурюсь:

— Что ты имеешь в виду? С каким субъектом?

— Ну, они с ним такие разные, дорогая. Но при этом по-своему привлекательны, не правда ли? Он был прекрасен, просто прекрасен. Ночью довез нас до отеля, а затем подбросил до больницы, и все это время звонил его телефон. Как у него хватило времени на то, чтобы позаботиться о нас, я просто не понимаю.

— Наверное, он просто не хотел, чтобы вы предъявили ему иск, — говорю я, обняв подушку руками и уткнувшись в нее лицом.

— Ты так его описывала, что я думала, будто он настоящий монстр. За тем, что ты писала о нем на протяжении последней недели, следила вся деревня.

Я поспешно прерываю ее:

— Кто-нибудь еще знает о том, что я здесь? Лиззи? Бен? Мне не хотелось бы их беспокоить, но они же должны знать, что случилось.

— Ночью я позвонила Лиззи, но, к сожалению, не знала, как связаться с Беном, и потому попросила ее сообщить ему. Я сейчас позвоню Лиззи и скажу ей, что ты пришла в себя.

Возвращается Джеймс, у него в руках поднос с тремя чашками.

— Медсестра послала за доктором, он осмотрит тебя. Чашечку кофе? Соррел? Патрик?

Соррел и Патрик? Соррел и Патрик? Я уже много лет не слышала, чтобы моих родителей так называли. В нашем маленьком кругу они известны как мистер и миссис Си, а своих друзей они называют «дорогой» и «дорогая». Я почти забыла, как их зовут на самом деле.

— Спасибо, Джеймс. Очень мило с твоей стороны.

Мама садится на стул и достает пачку сигарет.

— А мне ты принес кофе? — жалостливо спрашиваю я у Джеймса.

Он вздыхает:

— Нет. Через минуту придет врач. Не думаю, что тебе стоит пить кофе.

О, нет. Бедная я. Кошусь на пачку маминых сигарет. Никакого кофе, кофеин тебе вреден, конечно же, в отличие от табачного дыма.

— Ничего, если я покурю здесь, дорогая? — спрашивает мама, славно читая мои мысли.

Джеймс пожимает плечами и смотрит в потолок.

— Противопожарных датчиков не видно.

Что произошло с педантичным и саркастичным детективом? Не говоря уже о его законопослушности.

— Нет, черт возьми, здесь ты курить не будешь! — кричу я.

— Не сердись так, дорогая. Честно говоря, нас, бедных курильщиков, становится все меньше и меньше. Нас вытесняют на самую окраину общества. Нас никто и нигде не любит. — Она закуривает и хлопает по стулу, стоящему рядом с ней. — Джеймс, присядь и расскажи нам о том, как тебе удалось встретить на своем пути девочку Майлзов. Я была поражена, когда Холли сказала, что ты ее жених. Вы виделись с Майлзами? Майлз-отец — отвратительный старый пердун, правда?

О, прекрасно. Это просто прекрасно. Не говорите при мне об этом. Я только что пришла в сознание, это главное. Но случившееся как будто вас не касается. Ладно, буду просто лежать и ждать, пока вы закончите свою болтовню.

Находясь в подобном дружеском окружении, я жду доктора Кирпатрика. Он приходит через четверть часа. Слегка прокуренная палата, мрачная пациентка, очаровательный офицер полиции (который, нужно отметить, настолько очарователен, что моя мама, должно быть, подумала, что я пишу о нем сказки) и двое смеющихся родителей. Когда он входит в палату, я немного оживляюсь, поскольку а) пришел великолепный доктор Кирпатрик; б) внимание остальных на какое-то время сосредотачивается на мне. Надеюсь, мои три мушкетера догадаются прервать свою чудную беседу. Честь и хвала Джеймсу Сэбину за то, что он замолчал, ведь способность моих родителей часами говорить обо всем и ни о чем — поистине легендарна. И только самый терпеливый человек на свете может понять и поддержать этот разговор. Мама начинает неистово разбрызгивать вокруг себя туалетную воду, чтобы не так сильно пахло сигаретным дымом.

Он великолепен. Я имею в виду доктора Кирпатрика. Его сияющие темные волосы привлекательно спадают на лицо.

Он улыбается мне:

— Ты снова здесь, Холли?

— Мне от вас не уйти, — бормочу я.

Он берет меня за запястье и сосредоточенно смотрит мне в глаза. Мычит что-то про себя, потом подходит к спинке кровати и берет карту. Что-то записывает в нее.

— Ну что ж, никаких серьезных увечий нет. Но я бы хотел, чтобы ты осталась на некоторое время и мы понаблюдали за тобой. Хотя принуждать я тебя, конечно, не могу.

Я смотрю на Джеймса и родителей, чтобы убедиться в том, что они поняли слова доктора.

Он тоже поворачивается к ним:

— Кто-нибудь из вас… о, здравствуйте, детектив! Как вы?

Доктор обменивается рукопожатием с Джеймсом.

— Все хорошо?

«С ним все в полном порядке, — кричу я про себя. — Только я одна, раненая, лежу в постели. Он едва не убил меня».

Доктор Кирпатрик продолжает:

— Кто-нибудь сможет отвезти Холли домой? После ленча.

Все кивают в знак согласия, и доктор поворачивается ко мне:

— Я вернусь после ленча, Холли, чтобы осмотреть тебя.

Сдержанно улыбнувшись, он удаляется. Встает Джеймс.

— Мне нужно идти, — говорит он.

Мне в голову приходит одна мысль. От волнения желудок вдруг начинает панически урчать.

— А что с «Дневником»? Винс сообщил обо всем в газету?

— Конечно. Вообще-то я помог Джо написать очередной фрагмент вчера вечером. Вся необходимая информация попала в «Дневник». И не беспокойся; то же самое я сделаю сегодня. Впрочем, если честно, писать почти нечего: я допрошу Кристин и заведу на нее уголовное дело. По большей части это бумажная работа.

— Джеймс, дорогой, — говорит моя мама. — Позвони, пожалуйста, Лиззи, когда выйдешь. Вот номер. Отсюда нельзя звонить.

О, это точно. Курить можно, а звонить нельзя. Меня всегда поражало то, как мама подгоняет под себя общие правила.

Он берет у нее номер:

— Я вернусь после ленча.

— Позвони еще и Джо! — кричу я ему в спину.

Он поднимает руку в знак согласия.

Несколько минут мы сидим в тишине.

— Пап? Ты не мог бы сделать мне одолжение? Купи, пожалуйста, где-нибудь экземпляр «Бристоль газетт». Я хочу почитать «Дневник».

Отец отправляется выполнять поручение. Пока в палате осталась только мама, мне нужно сбегать в туалет. Я поправляю больничную пижаму, стремглав несусь в ванную комнату, а вернувшись, снова ложусь в постель.

— Слушай, — говорит мама. — Какой приятный тип этот Джеймс. Должна сказать, он очень мне понравился.

Несколько минут мы молчим. Мне становится неуютно от последних слов мамы. Шарики в ее голове крутятся, и она думает: «Зачем, черт возьми, этот привлекательнейший молодой человек разъезжает по Бристолю, помогая моей дочери? И не должна ли я, как мать вышеупомянутой дочери и гость на его будущем бракосочетании, узнать обо всем этом поподробнее?»

— Тебе он нравится, дорогая?

Я пристально смотрю на простыни. Интересно, в больнице есть своя прачечная?

— Он ничего, — уклончиво отвечаю я.

Пауза.

— Весь наш поселок читает «Дневник», дорогая. Мы копируем его и вешаем на доску объявлений! Мы все читаем «Дневник» с огромным энтузиазмом! Тебя скоро пригласят на открытие церковного праздника! Миссис Мердок считает, что тебе понравится. Кстати, она собирает вырезки с «Дневником».

— Господи! Да у него же свадьба через неделю! — взрываюсь я. — Вы с отцом приглашены на эту свадьбу и я тоже! Его невеста, Флер, дочь твоего знакомого Майлза, прекрасная девушка. А как же Бен? Тебе нравится Бен?

— Конечно, нравится, дорогая. Конечно, нравится. — Она делает паузу. — Хотя…

— Хотя что? — кричу я хриплым голосом. Господи! Меня только что шарахнули по голове, это вывело меня из строя на несколько дней, а она врывается сюда, мельком спрашивает, хорошо ли я себя чувствую, и потом начинает меня мучить. Наплевать на мое высокое давление. Наплевать, что доктор поставил мне диагноз «сотрясение».

— Он учился в бесплатной средней школе, да? — бормочет она.

— И что?

— Ну, просто я считаю, что мальчики из бесплатной средней школы, в общем, они немного… Конечно, бывают исключения…

— Они немного что?

Она смотрит мне прямо в глаза:

— Немного умственно отсталые.

Я сглатываю.

— Умственно отсталые?

He могу поверить, что это говорит она — женщина, которая все время пытается переключать телевизионные каналы при помощи калькулятора и прячет рождественские подарки в холодильнике.

— Да, умственно отсталые. Родители отправляют их в школу-интернат в возрасте пяти лет и все: «Никаких слез, подожмите губы, малыши, ведь ваш дедушка был отважным человеком, он охотился на тигров в Индии». И они принимаются за учебу. Один Бог знает, чему их там учат, но сомневаюсь, что чему-нибудь хорошему. Так они и вырастают — выучив наизусть школьный гимн, сохранив все свои дружеские связи, но неспособные создать отношения с кем-либо.

Очевидно, она читала «Школьные годы» Тома Брауна.

— Ну, это не про Бена, — уверенно говорю я, но все же в моей голове зарождается зерно сомнения, чего мама, видимо, и добивалась.

— Ну и хорошо, — быстро произносит она.

Мама прикуривает очередную сигарету и, облокотившись о спинку стула, пускает колечки дыма и наблюдает за тем, как они растворяются в воздухе. Я чувствую раздражение.

— Так тебе он нравится? Бен? — повторяю я свой вопрос.

— Гм?.. — произносит она так, словно мы закрыли эту тему несколько веков назад. — Конечно, нравится, дорогая. Он очень обязательный, и потом, ты счастлива с ним.

Моя мама очень хитра. Многие считают ее пустоголовой актриской. Но все это лишь тщательно завуалированное притворство. Она всегда говорит с оттенком безразличия в голосе и с некоторой беспечностью. И даже несмотря на то что я знаю, что это всего лишь игра, ее слова все равно производят на меня впечатление. Я начинаю сомневаться. Браво, Соррел Колшеннон. Отличный спектакль.

Но знаете что? Я не хочу думать обо всем этом. Совсем, совсем не хочу. Почему-то я чувствую себя взволнованной и едва сдерживаю слезы. Должно быть, это последствия шока. Моя жизнь и так достаточно сейчас сложна. Не хочу задумываться о любви, потому что, честно говоря, есть вещи поважнее. Я вынуждена лежать в больнице, в то время как благодаря «Дневнику» моя карьера находится на подъеме, моя лучшая подруга разошлась со своим парнем, а у меня…

— Интервью на телевидении. Завтра в семь. Позвонил твой детектив, и я сразу же приехал.

Вальсирующей походкой Джо вплывает в комнату.

— Мне уже лучше, Джо. Спасибо, что пришел. Как твои дела? — раздраженно спрашиваю я.

— Хорошо, спасибо.

Он поворачивается к маме и протягивает ей руку:

— Джозеф Хизмэн. Рад встрече с вами. Вы, должно быть, знаменитая мама Холли.

— А вы, наверное, ее не менее известный редактор. Ваша репутация опережает вас.

— Плохая репутация?

— Ужасающая.

— Что с ней случилось? — кивком головы он указывает на меня.

— Она еще слаба. Ее ударили по голове.

Он обращается ко мне:

— Ты ведь поправишься к завтрашнему дню, правда? Будешь как огурчик?

— Я не знаю. Только не надо меня ни к чему принуждать.

— Перестань, Холли! После того как был опубликован последний фрагмент «Дневника», они оборвали нам все телефоны.

Он подмигивает маме.

— Почему именно после последнего фрагмента? Что вы там понаписали?

— Получился высококлассный триллер. Побег преступника. Хорошие парни преследуют беглянку. Один из них ранит журналистку — уже во второй раз! Все это так необычно. Информация сопровождается фотографиями! Все, больше никаких каламбуров. Приберегу их для интервью.

— Кто будет проводить интервью?

— Тот же парень, что и в прошлый раз. Дареному коню в зубы не смотрят. Должен сказать, что вся эта история вызвала большой общественный резонанс. Нам все утро звонили люди — хотели узнать, как твое здоровье. Из тебя прямо-таки сделали культ.

Такое подхалимство веселит меня.

— Правда?

— Да, правда.

В это время возвращается мой папа, в руках он держит газету.

— Прости, что так долго. Здесь столько коридоров, я еле нашел дорогу назад.

Пока они с Джо обмениваются длительным рукопожатием, я быстро открываю газету на странице с «Дневником».

— Вот это да, Джо! — говорю я. — Ничего удивительного в том, что сей выпуск вызвал такой ажиотаж!

Джо очень доволен собой, равно как и я.

Последний фрагмент «Дневника» начинается так:

«Сегодня эти строки пишу я, замещая нашего корреспондента Холли Колшеннон, которая сейчас находится в больнице без сознания в результате сегодняшнего происшествия…»

— Фотографии получились удачные, правда? Винс потрудился на славу. Правда, у него было время только на то, чтобы напечатать половину из них, другую половину мы прибережем для телеинтервью. Он скоро подъедет, чтобы сделать несколько снимков для сегодняшнего выпуска, хорошо?

— Хорошо, — отвечаю я, глупо улыбаясь и не отводя глаз от статьи.

Фотографии получились превосходные. На некоторых изображены все мы (кроме Кристин), беспорядочно бегущие, а на других — убегающая Кристин (вид со спины) и все мы, мчащиеся за ней. Окончив чтение, я отдаю газету родителям. Пусть они тоже посмотрят.

Джо встает:

— Ну, мне пора. Надеюсь, к завтрашнему дню ты уже встанешь на ноги. Кстати, вся редакция велела передать тебе привет. Надо было принести тебе цветов, да?

— Да, было бы неплохо.

— Сегодняшний выпуск «Дневника» напишу я, так что не беспокойся. Хорошая работа, Холли. Великолепный материал, — говорит он так, будто это я сама ударила себя по голове и заварила всю эту кашу.

— Тебя выпустят сегодня из больницы?

— Да, днем.

— Отлично, отлично. Нет худа без добра, правда? Увидимся завтра, береги себя.

Сказав это, он прощается с моими родителями и уходит.

Я начинаю ощущать усталость. Мама, увидев мои грустные глаза, говорит:

— Почему бы тебе не поспать, дорогая? А мы пока пойдем в столовую попить чаю.

Меня и правда клонит в сон. Посплю немножко. Буквально минуту.

Вздрогнув, я просыпаюсь. Мое сердце часто бьется. За мной кто-то гнался…

— Холли? Все в порядке. Все хорошо.

Я начинаю различать людей, склонившихся надо мной. Делаю глубокий вдох, и сильное сердцебиение постепенно проходит. Я вижу перед собой Лиззи и родителей — они уже вернулись.

— Сколько я спала?

— Около часа. Лиззи приехала сразу после того, как ты заснула, — говорит мама.

— Привет! Как ты себя чувствуешь?

Полное сочувствия лицо Лиззи склоняется надо мной.

— Неплохо. А почему ты не на работе?

— Позвонил твой детектив и сказал, что ты пришла в сознание. Сегодня утром в моем офисе только и говорили, что о твоей газете. Это настоящая драма! Я пошла к Алистеру, рассказала ему о случившемся, и он отпустил меня к тебе. Тебе нужно почаще попадать в такие переделки, Холли!

— Значит, обо мне уже заговорили, — мрачно говорю я и снова ложусь на свои любимые подушки.

Лиззи начинает бессмысленную болтовню о том о сем, и я слушаю ее сбивчивые речи, медленно приходя в себя.

— Ты звонила Бену?

— Я разговаривала с ним вчера вечером и сегодня утром. Он заедет в обеденный перерыв.

— Отлично! — с энтузиазмом восклицаю я, краем глаза глядя на маму: «Вот видишь? Он заботится обо мне». — Как твои отношения с Алистером, улучшились?

Лиззи слегка покачивает головой.

— Нет, — коротко отвечает она.

Несколько секунд мы молчим. Лиззи, очевидно, не хочет говорить обо всем этом кошмаре с Алистером в присутствии моих родителей.

— Ты читала сегодняшнюю газету? Я принесла, — говорит она.

— Да, уже прочитала, но все равно спасибо.

— Что-то происходит, Холли?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну, ты сама знаешь. Между тобой и детективом. В офисе только об этом и говорят!

— Между нами ничего нет, — со злостью чеканю я. — Ты, как никто другой, должна знать это, Лиззи. Это она тебя надоумила? — произнося последнюю фразу, я искоса смотрю на маму, которая праздно разглядывает свои ногти. Папа купил себе газету «Гардиан» и теперь скрылся за ней.

Мама выглядит обиженной:

— Разумеется, это не я, дорогая. Я даже не думала об этом. Я разговорилась с одной дамой в столовой, и она сказала…

От удивления я лишаюсь дара речи:

— Ты разговорилась с женщиной в столовой?

— Ну, не совсем. Мы болтали, и я сказала, что приехала, чтобы повидать свою дочь, которая работает репортером. Она переспросила, действительно ли ты репортер, и я с гордостью ответила, что да. Потом женщина сказала, что она и все ее знакомые каждый день читают твой «Дневник». Я поблагодарила ее, сама не знаю за что. Кстати, она заметила, что ей пришлась не по душе юбка, которую ты надела на днях. Я еще тогда подумала…

Тут папа опускает газету, бросает взгляд на меня, наигранно вздыхает и возвращается к чтению.

— Ближе к делу, — говорю я, понимая, что мама начинает болтать не о том.

— Хорошо, дорогая, не стоит так волноваться. Я просто рассказываю, как все было. Я не могу не…

— Ближе к делу!

— Ну, потом она спросила, может ли быть такое, что ты и детектив будете вместе.

Тут вмешивается Лиззи:

— У себя в офисе я сделала ставку в десять фунтов на это. Но, Холли, я не хочу, чтобы это давило на тебя…

— Ты сделала ставку? На что?

— Я же говорю: на тебя и Джеймса.

— Он женится через неделю.

— Кто женится? — доносится голос со стороны двери.

— Ты, — тихо говорю я, с ужасом глядя на Джеймса. — Лиззи э… как раз спрашивала, э… когда свадьба, — добавляю я, стараясь не смотреть ему в глаза и исподтишка глядя на маму и Лиззи. Это не очень приятно, должна сказать. Я чуть не окосела.

— Как работа? Кристин под стражей? — быстро продолжаю я, пока он не начал задавать вопросы мне.

Я бы хотела снова оказаться без сознания и начать день сначала.

— Да, все в порядке. — Он делает паузу. — Мы с парнями собрали денег и купили тебе вот это.

Он достает из-за спины огромный букет лилий.

— Ой, как здорово!

С радостью вдыхаю резкий, головокружительный аромат цветов. Я почти чувствую, как мама толкает в бок Лиззи. Вынимаю записку, застрявшую между стебельками. Там написано: «Прости Дику его неосторожное обращение с тобой. С нетерпением ждем возвращения».

— Как мило с их стороны, — восклицаю я. — Пожалуйста, передай им от меня огромное спасибо, хорошо?

— А еще я принес тебе это.

Он протягивает другую руку и вручает мне букетик подснежников. Я настолько восхищена, что на мгновение теряю над собой контроль.

— Мои любимые цветы!

— Да, я помню, ты говорила об этом, — тихо произносит он.

Еще секунда, и я расплачусь.

— Робин приехала со мной! — радостно сообщает Джеймс. — Она паркует машину.

Моя радость быстро сменяется чувством раздражения.

— Отлично! — говорю я, кладя руку на лоб.

У меня что, менопауза? Немного преждевременно, но я не знаю, как еще объяснить мои перемены настроения и приливы жара.

Входит доктор Кирпатрик. Он улыбается всем присутствующим:

— Вы все еще здесь?

Да. К сожалению.

— Уже время ленча?

— Определенно. Ну, как ты себя чувствуешь, Холли? Уже лучше? — спрашивает он, обходя мою койку и делая необходимые манипуляции.

— Я в порядке.

Он обматывает мою руку черной манжетой, чтобы измерить давление, и мы терпеливо ждем, пока он закончит. В палату входит Робин, и я машу ей рукой.

— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает она.

Я качаю головой в знак того, что со мной все в порядке. Она пристально смотрит на прекрасного доктора, что нисколько меня не удивляет. Он достоин того, чтобы на него вот так пристально смотрели — уж очень хорош собой. Доктор улыбается Робин. Она улыбается ему в ответ. Он снова улыбается. Аппарат для измерения давления издает пикающие звуки. Эй! Вы еще не забыли обо мне? Я ваша пациентка! Многозначительно прочищаю горло.

— Гм?.. А, да, прости, Холли. — Он продолжает измерять давление. — Все в порядке. Побудь здесь еще немного, а потом отправляйся домой. Тебе дать болеутоляющее?

Я мрачно смотрю на людей в палате. Дать ли мне болеутоляющее? Зависит от того, что он имеет в виду…

— Не для головы, — бормочу я.

— Если я не увижусь с тобой до ухода, имей в виду, что тебе нельзя волноваться еще пару дней. Надеюсь, мы еще встретимся.

Он улыбается Робин.

— Рад был встрече с вами, — говорит он ей, разворачивается и уходит.

Робин смотрит ему вслед:

— Вот это да, Холли! Тебе просто повезло!

Да уж. Она смотрит на меня:

— Он прекрасен!

Я улыбаюсь:

— Ты тоже так думаешь? Ты должна была видеть его, когда…

— Ладно-ладно. Не думаю, что вам с Робин стоит столь откровенно пускать слюни при виде этого доктора. Кроме того, мы не можем больше оставаться здесь, нам нужно ехать. Холли, приехал твой друг, — произносит Джеймс и кивком головы указывает на дверь. Наверное, он ревнует Робин к очаровательному доктору. Нелегко Джеймсу живется. Я смотрю в дверной проем и вижу статную фигуру Бена.

— Бен! — восклицаю я, когда он входит, покрывая тремя гигантскими шагами расстояние от двери до моей койки. — Вчера вечером звонила Лиззи, я так беспокоился! — Он наклоняется и целует меня.

— Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно. Просто прекрасно.

Я представляю Бена тем, кто с ним незнаком, и он пожимает всем руки. Затем садится на край моей кровати:

— Так что случилось?

Я долго рассказываю ему о дереве и то и дело указываю на Джеймса, который стоит, прислонившись к дальней стене, и выглядит удрученным. Я очень рада, что пришел Бен. Беда всегда сближает людей.

— Сколько тебе еще лежать здесь?

— Слава Богу, сегодня меня отсюда выпустят!

Он хмурится:

— У меня сегодня тренировка, но твои родители могли бы отвезти тебя домой, да?

— Конечно, нет проблем.

В палату быстрым шагом входит медсестра. У нее доброе заботливое лицо в морщинах и светло-рыжие волосы, которые, подобно языкам пламени, торчат из-под шапочки. Вместо приветствия она весело интересуется у присутствующих, все ли в порядке.

— Здесь слишком много народу, не так ли? Почему бы вам не пойти в столовую попить чаю и дать пациентке возможность спокойно съесть свой ленч? Возвращайтесь через полчаса.

Аллилуйя! Да здравствует медперсонал! Джеймс, Робин и Бен прощаются и уходят, а мои родители и Лиззи отправляются в столовую.

— Вы в порядке, милочка? Должно быть, от такого количества людей у вас разболелась голова!

Я улыбаюсь и с чувством благодарности откидываюсь на подушку. Медсестра суетится вокруг меня, поправляет мне покрывало и поднимает упавшую на пол подушку:

— Вы репортер, да? Напарница Дика Трейси?

— Да. Да, это я.

— Я как раз дежурила, когда вас доставили сюда. Этот ваш детектив вел себя абсолютно правильно.

Мое тело, лежащее под одеялом, невольно напрягается. Ну вот. У меня возникает ощущение, что эту медсестру подослала моя мама.

— Он заполнил все необходимые документы. А после того как вас поместили в палату, я сказала ему: «Джек! Вы выглядите в точности как на фотографиях!», и он посмотрел на меня так, словно я сумасшедшая!

Я немного расслабляюсь. Разумеется, Джеймс посмотрел на нее как на сумасшедшую. Она была немного не в себе; а он просто забыл, что в «Дневнике» он фигурирует под именем Джек.

— Кто из этих молодых людей ваш парень? — продолжает она.

Ну, наконец-то хоть кто-то правильно понимает ситуацию. Хоть кто-то понимает: тот факт, что я посвящаю свои статьи определенному человеку, еще не означает, будто мы с этим человеком сгораем в пламени обоюдной страсти.

Я улыбаюсь, обрадовавшись ее вопросу:

— Тот высокий блондин. Он играет в регби за бристольскую команду.

— Правда? Он очень симпатичный.

— Да, это правда, — искренне отвечаю я.

— Вы, наверное, очень любите его.

— Да, я…

Я останавливаюсь в замешательстве:

— Почему вы говорите об этом?

Она смотрит на меня:

— Потому что ночью во сне вы звали его. Да, целую ночь. Вы бредили. Я села рядом с вами и дождалась, пока вы успокоитесь, но час спустя вы снова начали звать его.

— Простите, — с чувством раскаяния говорю я.

— Ничего страшного, милочка. За этим я здесь и нужна; кроме того, мне было даже приятно слышать все это.

Мне бы хотелось, чтобы здесь оказались Лиззи и мама, и услышали рассказ медсестры. Это доказало бы, что они не правы в своих глупых подозрениях. Тут мне в голову приходит ужасная мысль. Я стараюсь выкинуть ее из головы, но она возвращается вновь. У меня начинают потеть ладони, и я не знаю, как спросить медсестру о том, что мне нужно знать.

— А я звала его по имени или по прозвищу? — непринужденно спрашиваю я.

— По имени, милочка. Определенно по имени.

Пауза.

— Имя Джеймс не похоже на прозвище, правда ведь?