Я беру цепочку с распятием и покачиваю им перед глазами. Застыв на мгновение, смотрю на украшение, пораженная его великолепием. Нельзя отрицать очевидное, да я и не хочу. Множество раз видела это распятие за последние двенадцать лет и точно знаю, кому оно принадлежит.
В комнату входит Бен, и я поднимаю глаза. С двумя кружками чая в руках и полотенцем, обернутым вокруг талии, он выглядит очень домашним.
— Вот и чай! Врачи рекомендуют.
Неожиданно он замолкает и пристально смотрит на меня. По выражению моего лица и распятию в руке он понимает, что игра окончена. Едва удержавшись от того, чтобы облить его прикрытый тонким полотенцем член горячим чаем, я, прежде чем он успевает открыть рот, бегу через холл к лестнице. Стараясь, чтобы меня не было слышно, я поднимаюсь по ней и открываю дверь в спальню. Как всегда, мои подозрения оказываются верными. Вот он, огурчик, лежит под пуховым одеялом. Точнее она — Святая Тереза. Оказывается, не такая уж она и святая.
Кажется, она ждала моего появления. Тереза не выглядит ни удивленной, ни смущенной; ее лицо вообще ничего не выражает. Она хладнокровно смотрит мне прямо в глаза. Что касается меня, то я не чувствую себя столь уверенной, и мои губы начинают нервно дрожать. Хоть я и сразу поняла, кому принадлежит цепочка с распятием, для меня удивительно видеть ее владельца — Терезу, томно раскинувшуюся на подушках, на которых я сама так любила валяться. Я стараюсь сдержать дрожь. Ну, в некотором роде эта ситуация мне даже на руку, все будет проще. Я быстро собираюсь с мыслями.
— Кажется, это твое, — говорю я, покачивая перед ней распятием.
Она спокойно смотрит на меня:
— Да, мое, и я хотела бы получить это обратно.
— Держи, — говорю я, швыряю распятие на кровать, поворачиваюсь на каблуках и спускаюсь вниз.
Чувствую себя до странности спокойно. Иду в гостиную, где сидит Бен. Он поставил кружки с чаем на край стола, сидит и пялится на них, от волнения кусая губу. Я беспечно усаживаюсь в кресло.
— Ну. И как долго ты общаешься с этой монашкой?
— Между нами ничего нет. Мы встретились всего несколько раз, — бормочет он, не отрывая взгляда от кружек.
Уверена, что эти «несколько раз» можно смело умножить на десять.
— Как долго вы встречаетесь?
— Несколько недель.
— И когда же вы…
Ах. До меня дошло. Они познакомились в баре в тот вечер, когда я отмечала успех «Дневника».
— Не с того ли знакомства в баре начались ваши встречи?
Наконец-то он поднимает на меня глаза:
— Нет, не с того. Она была очень настойчива. Заставила меня записать ее номер.
— И вы стали видеться?
— Мы начали встречаться после того, как ты попыталась связать меня обязательствами, — угрюмо говорит он.
— Я пыталась связать тебя обязательствами? удивленно переспрашиваю я.
Он вообще знает, что такое обязательства? По-моему, понятия не имеет.
Бен гордо вскидывает голову, почувствовав неоспоримость своего аргумента:
— Ну, сначала ты заставила меня познакомиться со своими родителями, придумав небылицу насчет того, как они к тебе заявились случайно. Потом я нашел у тебя дома свадебные журналы! Ты считаешь меня идиотом? Ты действительно думаешь, что я поверил тебе, когда ты сказала, что эти журналы принадлежат Лиззи? Она даже не помолвлена! Как должен повести себя парень, когда его пытаются насильно женить на себе?
О'кей, помните, я сказала, что чувствую себя на удивление спокойно? Так вот, забудьте об этом, потому что сейчас я чувствую злобу. Даже ярость. Я жду, пока мне удастся немного успокоиться и кровь перестанет так сильно стучать в висках.
— Это были журналы Лиззи! — в ярости кричу я.
— Ой, перестань, Холли! Ты же не думаешь, что я тебе поверю? Каким образом свадебные журналы Лиззи могли оказаться у тебя дома?
Мне в голову приходит неприятная мысль.
— Ты звонил Терезе в тот вечер, когда мы с ней были на девичнике? Она пошла с тобой на свидание, уйдя пораньше?
Бен смотрит на ковер. Ему не нужно ничего отвечать, все написано у него на лице.
— Ты не поверишь, я пришла как раз для того, чтобы порвать с тобой.
— Порвать со мной? — эхом отвечает он. На его лице отражается недоверие.
— Да, порвать с тобой, потому что между нами уже ничего не осталось. Все. Капут.
— Перестань, ты это говоришь мне назло.
— Я? Странно, почему же я тогда совсем не расстроена? Почему же я не бьюсь на полу в истерике из-за того, что увидела в твоей постели другую женщину? Почему я не режу себе вены, впав в отчаяние от осознания того, что никогда не окажусь с тобой у алтаря? Я тебе скажу почему. Потому что мне все равно.
Он смотрит на меня, открыв рот. Знаете, что самое ужасное? Самое ужасное в том, что с ним вряд ли когда-то происходило что-либо подобное. Я буду говорить дальше, пока он не остановит меня.
— Ни одна девушка не станет насильно тащить к алтарю такого парня, как ты. Боюсь, что тебе придется поверить мне. Мои родители в самом деле оказались у меня дома случайно, а те журналы действительно принадлежали Лиззи. Я не захотела бы выйти за тебя, даже если бы ты был первым самцом-осеменителем на земле. Я думаю, что ты просто самовлюбленный, эгоистичный и неинтересный тип. Кроме того, — я поднимаю глаза к потолку. — Ты помешан на сексе, как… — я ищу в своем словаре подходящее по колкости слово, — как мальчик-мармелад из порномультика!
О, прекрасно, отличное сравнение. Он ошеломленно смотрит на меня. Пользуясь временным затишьем, я встаю, для того чтобы уйти, но, сделав пару шагов, возвращаюсь.
— Да, и еще кое-что. Во-первых, я ненавижу тот ресторан, в который мы ходим, хоть ты и думаешь, что мне он очень нравится.
Он внимательно смотрит на меня и невероятно знакомым жестом убирает волосы со лба.
— И во-вторых, тебе не мешало бы подстричься. Последнее время мне нравятся короткие волосы в сочетании с зелеными глазами.
Я покидаю его (пусть поразмыслит над моими словами) и гордо выхожу из квартиры, на прощанье хлопнув дверью.
Спускаюсь по ступенькам и направляюсь домой. Через несколько минут меня окликает чей-то голос:
— Холли! Холли! Подожди!
Поворачиваюсь и вижу бегущую ко мне Терезу. Что, черт возьми, ей надо? Я останавливаюсь.
— Чего тебе? — спрашиваю я, когда она оказывается рядом.
Тереза выглядит грациозной, но в то же время в ее лице читается смущение.
— Я просто хочу все объяснить.
Я пожимаю плечами; честно говоря, мне становится любопытно.
— Слушаю.
Я начинаю медленно идти вперед, но, прежде чем она успевает вымолвить слово, говорю:
— Ну и как же твое правило? Никакого секса до брака и все такое?
Теперь пришла ее очередь пожимать плечами:
— Послушай, Холли. Мы с тобой никогда особо не ладили. Ты никогда не думала почему?
Она дерзко поднимает голову.
Меня так и подмывает сказать: «Потому что ты жалкая корова?», но вместо этого я молчу, давая ей возможность продолжить.
— Вы с Лиззи всегда пользовались такой популярностью в школе, вы были так уверены в себе. За это я ненавидела вас. У вас обеих были парни, вы делали, что хотели, не прикладывая к этому никаких усилий.
— Тереза, это было двенадцать лет назад, — нетерпеливо говорю я. — Что бы ни происходило в школе, это никак не должно отражаться на нашей теперешней жизни.
— Я знаю, но я хотела доказать, что тоже могу быть привлекательной для мужчин. Хотела доказать, что могу овладеть твоим мужчиной. Поэтому я и дала Бену свой телефон тогда, в баре. Мне стало интересно, позвонит он или нет, и он позвонил. Тогда твой «Дневник» уже стал пользоваться бешеной популярностью. Я не понимала, почему тебе всегда достается так много, и решила переспать с Беном, чтобы доказать, что я тоже кое-чего стою.
Я глубоко вздыхаю:
— Поверь, Тереза, мне тоже не так много достается. — Несколько секунд мы идем молча. — Ты первый раз переспала с мужчиной?
— Нет.
Вот это да.
— Тогда зачем все это притворство, Тереза? Зачем все эти разговоры об Иисусе и добродетели? Почему было не потратиться на тушь от «Мэйбелин» и не присоединиться к нашей компании?
— С моими-то родителями? — Она горько усмехается.
— Ну да…
Я думаю о своих беспечных, чуждых условностей родителях и понимаю, что не могу злиться на Терезу. Теперь мне даже начинает казаться, что я перестаю ее ненавидеть.
— Можешь забирать его себе. Я все равно хотела разорвать с ним отношения, — уверенно говорю я.
Я могла бы еще поговорить с ней, но у меня еще осталась гордость.
— Да, я слышала ваш разговор. Из спальни. Ну ладно, я пошла. Увидимся.
Она переходит дорогу и скрывается за углом. Я удивленно покачиваю головой. Оказывается, никогда нельзя быть уверенным в том, что на самом деле представляет собой человек. Даже если речь идет о тебе самой.
Я прихожу домой и застаю там Лиззи и маму. Знаю, что они ждут меня, чтобы узнать, как развивались события. Как только я оказываюсь на пороге, мама задает мне каверзный вопрос:
— Что случилось?
Я устало рассказываю им с Лиззи обо всем, но я настолько утомлена и эмоционально измотана, что меня хватает только на то, чтобы изложить голые факты. Лиззи шокирована. Вообще-то, она даже больше чем шокирована. В отличие от мамы, которая, вопреки моим ожиданиям, никак не реагирует на мой рассказ. Кажется, она даже не удивлена. Лиззи сидит, открыв рот, и повторяет:
— Тереза? Тереза?
— Да, Тереза.
— Тереза, Святая Тереза?
— Да.
— Черт возьми, — говорит она. — Черт возьми. С ума можно сойти!
Мама сидит молча.
— Ты не шокирована? Даже не удивлена? — спрашиваю я ее.
Она со спокойным видом рассматривает свои ногти и приглаживает платье, избегая моего взгляда.
— Почему ты не удивлена? — требовательно спрашиваю я.
В раздумье она смотрит на меня:
— Дорогая, обещай мне, что ты не расстроишься. Это было давно.
Поздно, я уже расстроилась.
— В чем дело?
— Да, собственно, ни в чем. Ты помнишь Мэтта?
— Да, конечно, я помню Мэтта.
Мэтт — один из моих первых парней.
— Ну так вот, я видела их однажды. Терезу и Мэтта. Они целовались.
— И что?
— Вы как раз встречались с ним тогда. С тех пор я всегда ненавидела эту маленькую шлюшку Терезу. Я ничего не стала тебе говорить и, к счастью, вы с Мэттом вскоре разбежались. Я понятия не имела, знаешь ты об этом случае или нет.
— Для нее это было своего рода игрой, не так ли?
Еще чуть-чуть, и из моих ноздрей вырвется пламя.
— Так ты знала об этом случае или нет? — слабым голосом спрашивает мама.
— Увести всех парней Холли. О да! Какое занимательное дело! Хотела бы я посмотреть, как она закрутит роман с Джеймсом Сэбином, — с жаром говорю я.
— Э… Джеймс Сэбин не твой парень, — растерянно говорит Лиззи.
— Спасибо.
— Ой, прости.
— Ты расстроена, дорогая? — заботливо спрашивает мама.
У меня совсем нет сил. Я слишком устала, чтобы печалиться о том, что произошло больше десяти лет назад, а что касается Бена, то с ним я все равно собиралась порвать.
Я устало мотаю головой:
— Ну и денек выдался. Я пошла спать.
Поцеловав маму и Лиззи, измученная, я отправляюсь в постель.
Наверное, я действительно очень устала и к тому же потрясена, потому что, несмотря на обуревающие меня чувства, я беспробудно сплю до утра, а проснувшись, не понимаю, где нахожусь. Я испытываю чувство тревоги и ощущение того, что вчера со мной случилось что-то плохое. Постепенно память о происшедшем возвращается ко мне. Я слегка постанываю. Я люблю Джеймса, а он женится на Флер. Бен спит с Терезой. Да. Потрясающе. Лучше и быть не может.
Мне хочется ненадолго смотаться за город, уехать куда-нибудь далеко, поселиться в коттедже и тихонько там умереть. Но вдруг я вспоминаю, что сегодня увижу Джеймса, и мне становится немного легче.
Я встаю и делаю себе чай. Быстро взглянув на себя в зеркало, я возвращаюсь в постель с чашкой. Мне становится немного жаль себя — у меня тусклый взгляд и синяки под глазами. Честно говоря, мне кажется, что было бы удивительно, если бы у меня после всего произошедшего под глазами не было синяков. «Без синяков меня скорее всего никто бы и не узнал», — уныло думаю я.
У меня нет ни малейшего желания лежать в постели и обдумывать свое прошлое, настоящее или будущее, поэтому, допив чай, я быстро принимаю душ и выхожу из дома, не дожидаясь, пока проснутся родители. Я еду в полицейский участок, собираясь проверить электронную почту и продолжить работу над «Дневником».
Приехав в участок, я встречаю нескольких устало зевающих офицеров, работавших в ночную смену. Некоторые из них похлопывают меня по руке или по плечу и говорят, что рады моему возвращению. Добравшись до своего стола, я сажусь за него и в течение последующего получаса стараюсь наверстать то, что я упустила, лежа в больнице. Откинувшись на спинку стула, смотрю на часы. Сейчас полвосьмого. Скоро придут те, кто работает в дневную смену. Иду в туалет и поправляю свой макияж, стараясь замаскировать синяки под глазами. Я испытываю необъяснимое волнение перед встречей с Джеймсом. Мой желудок урчит, от напряжения меня начинает подташнивать. «Возьми себя в руки, — говорю я себе. — Это просто очередной рабочий день. Чего ты ждешь? Что, войдя в дверь, он кинется к тебе с распростертыми объятиями?» Дрожащей рукой я подвожу глаза косметическим карандашом. Было бы здорово сознавать, что я хоть немного нужна ему. Хотя бы как друг.
Вернувшись к своему столу, я стараюсь сосредоточить все внимание на лежащем передо мной ноутбуке. Пытаюсь вдуматься в слова, но они не держатся у меня в голове, и, вместо того чтобы работать, я то и дело бросаю беспокойные взгляды на дверь. Вдруг на мое плечо ложится чья-то рука.
— Холли!
Я подскакиваю чуть ли не на десять футов.
— Как ты? Как ты себя чувствуешь? Я хотел приехать к тебе в больницу, но Джеймс мне не разрешил!
Я оборачиваюсь, прижав руку к груди:
— Келлум! Ты так напугал меня! Я в порядке. А почему Джеймс не разрешил тебе приехать в больницу?
— Он сказал, что там и так слишком много народу. Ты неплохо выглядишь, если, конечно, не обращать внимания на синяки под глазами.
— Э… спасибо.
Он усаживается на мой стол, рядом с ноутбуком. Один за другим появляются те, кто работает в дневную смену, и подходят к нам, чтобы поздороваться. Я улыбаюсь и приветствую их. Вдруг слышится знакомый голос:
— Кто подложил в мое удостоверение картинку с Фредом Флинстоуном? Дэйв не хотел пропускать меня из-за того, что я якобы не похож на фотографию в документе. Кого я должен за это благодарить?
Джеймс криво улыбается своим сослуживцам. Его слова вызывают всеобщее хихиканье и веселые комментарии. Господи, у него скоро свадьба. Он садится напротив меня:
— Доброе утро, Холли! Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, спасибо. А ты?
— Нормально. Не думал, что когда-нибудь скажу это, но я рад твоему возвращению.
Джеймс широко улыбается, и мой желудок делает тройное сальто. Детектив начинает разбирать свои бумаги, а я украдкой подсматриваю за ним из-за экрана ноутбука. Я чувствую себя так, будто вижу его впервые или, во всяком случае, смотрю на него новым взглядом. Я наблюдаю за тем, как он разбирает почту, кричит на кого-то из своих коллег, разговаривает по телефону. Стараюсь запечатлеть в памяти то, как он выглядит, чтобы наслаждаться этими картинками, когда его не будет рядом. Джеймс прерывает ход моих мыслей:
— Ты придешь завтра на вечеринку? Флер сказала, что пригласила тебя.
— Да. Боюсь, что со мной будут еще и мои родители.
— Мне они понравились. По-моему, они просто замечательные.
— Ой, спасибо.
— Что ты делаешь сегодня вечером?
— Даю интервью на телевидении. А что?
— Еще одно интервью? Я подумал, что ты, возможно, захочешь пойти чего-нибудь выпить с ребятами из нашего отдела. Ну, значит в другой раз.
Черт бы побрал это Би-би-си.
Несмотря на присутствие Джеймса Сэбина — или как раз благодаря его присутствию — день выдался неприятный. Я ловлю на лету каждое его слово — неважно, кому оно адресовано. Не могу оторвать от него взгляда, а когда ему звонит Флер, у меня возникает такое чувство, будто мне дали кулаком в живот. Интересно, как это у людей хватает силы, чтобы выдержать испытание безответной любовью, не обращаясь при этом за медицинской помощью. Исполненная драматических переживаний, я мечусь между желанием пасть на колени и, обхватив его ноги, рассказать о своей любви, и нежеланием говорить ему что бы то ни было, ведь скоро он женится на прекрасной девушке, которой он добровольно предложил руку и сердце. Из-за волнения у меня начинают потеть подмышки, и мне приходится потратиться на новый дезодорант. Остаток рабочего дня я провожу в праздных размышлениях о том, что могло бы произойти, если бы мне пришлось работать не с Джеймсом Сэбином, а с кем-нибудь другим из отдела. Еще более приятная для меня фантазия заключается в следующем: что было бы, если бы брат Джеймса, Роб, не умер и Джеймс никогда бы не встретил Флер, таким образом освободив себе дорогу к вашей покорной слуге. Неожиданно я начинаю осознавать, в чем заключается ирония: единственная причина, по которой меня прикрепили к Джеймсу Сэбину, в том, что он скоро женится.
Я еду в редакцию, чтобы сдать материал. По какой-то непонятной причине Джо настаивает на том, чтобы сегодня вечером поехать на Би-би-си вместе со мной. Я разговариваю с Валери из бухгалтерии о том, как мне прийти в себя после травмы, и уже готова пригласить ее к себе в гости, пообещав приготовить что-нибудь вкусное, как вдруг Джо подскакивает ко мне (подскакивает фигурально, а не буквально) и начинает настаивать на том, чтобы сопровождать меня. Я говорю, что мне еще нужно заехать домой, чтобы переодеться, но он отвечает:
— Неважно. Я заеду за тобой в шесть.
Я пожимаю плечами, потому что, если быть честной, моя теперешняя жизнь — один большой сюрприз, и спешу домой переодеваться. Вот я и дома, сижу и пью джин, предусмотрительно купленный мамой. Рядом со мной Лиззи и мама, которая отчаянно пытается подобрать мне одежду для выступления на телевидении.
Они ради меня стараются казаться веселыми и беззаботными. Спасибо им, но лучше бы они перестали это делать. Их поведение вызывает у меня чувство подавленности, несмотря на их благие намерения. К счастью, выручает джин.
Подбирая одежду, мы в конце концов останавливаемся на красивом светло-голубом платье с вышитыми белыми цветочками. Платье прекрасно сидит на мне. Мама делает мне прическу, а я в это время смотрю бессмысленным взглядом перед собой и думаю о том, буду ли я когда-нибудь снова счастлива.
Родители и Лиззи решили остаться дома и смотреть интервью со мной, удобно рассевшись на диване. Никто не знает, как переписать его с телевизора на видео, но так или иначе им придется в этом разобраться. Ровно в шесть часов мы с Джо входим в здание телестудии. Как и во время моего прошлого визита, нас встречает вечно занятая секретарша, а затем, не говоря ни слова, нас забирает панкующая Розмари. Я устало присаживаюсь на стул возле стены.
— Ты думала о том, что будешь говорить? — спрашивает Джо.
— Я понятия не имею, о чем меня будут спрашивать.
— Да. Ну, постарайся акцентировать внимание на том, что мы являемся ведущим региональным изданием, и не забудь упомянуть, что мы лучшие в области журналистики.
Я смотрю на него. Мы лучшие в области журналистики? Что это означает? Вдруг я замечаю, что Джо волнуется. Он нервно кусает губы:
— Да, и еще. Они собираются показать зрителям фотографии, сделанные Винсом. Так что будь готова к ним.
Я удивлена; о чем он, черт возьми, беспокоится? У меня нет возможности спросить его об этом, потому что в комнату входит Джайлис, ведущий программы.
Он восторженно пожимает нам руки:
— Холли! Привет!
Я знакомлю его с Джо.
— Джо! Рад видеть вас вживую!
Я хмурю брови. Полагаю, что они уже знакомы друг с другом по телефонному разговору. Вообще-то, обычно телефонными разговорами занимаются администраторы, разве нет?
Джайлис поворачивается ко мне:
— Мы убрали все стаканы с водой из студии, чтобы избежать повторения того инцидента. Ха-ха!
Я улыбаюсь, вспомнив о том, что тогда произошло. Мне кажется, это было давным-давно.
— После гримерки вас проводят в студию.
Он прощается, и мы ждем появления звукооператора.
Оказавшись в студии, я снова усаживаюсь на тот же мягкий диван, а Джайлис уже говорит что-то, глядя в камеру.
— Наша следующая гостья — Холли Колшеннон, журналистка из местного издания «Бристоль газетт», автор пользующейся огромной популярностью серии статей под названием ««Дневник» Дика Трейси».
Он поворачивается ко мне:
— Рад снова видеть тебя в нашей программе, Холли.
Я улыбаюсь:
— Спасибо.
— Должен сказать, что я твой большой поклонник. Не могла бы ты сказать несколько слов о «Дневнике» тем зрителям, которые не читали его?
— Конечно, — отвечаю я не своим голосом. — Я работаю с детективом бристольской полиции…
— Джеком Свитеном, — прерывает меня Джайлис.
— Правильно. Каждый день я принимаю участие в расследовании реальных преступлений и происшествий, а затем излагаю события своего рабочего дня в «Дневнике».
— Это по-настоящему захватывающе: ты писала о серии ограблений, краже и бог его знает о чем еще! Но последнее событие, описанное в твоем «Дневнике», связано с так называемым делом Лиса, не так ли?
— Да. Мы расследовали серию ограблений, и пару дней назад, в результате специальной акции, полицейские арестовали подозреваемую.
— Насколько мне известно, в результате ты оказалась в больнице.
— Подозреваемая, которую мы задержали… — Просто удивительно, как легко я перешла на полицейскую манеру говорить! — …предприняла попытку к бегству. Мы стали преследовать ее, и, к несчастью, во время погони я получила травму.
— Как ты думаешь, успех «Дневника» связан только с фигурой Джека Свитена?
Я ерзаю на месте. Не совсем понимаю, что он имеет в виду.
— Э… ну, Джек во многом обеспечил успех «Дневника». В течение последних нескольких недель читатели все ближе узнавали его. Я думаю, что он воплощает в себе качества, которые нам всем хотелось бы видеть в офицере полиции. Поначалу было трудно вытянуть из него какие-то личные подробности для читателей, и вообще с ним было трудно.
— Каковы были ваши отношения в начале?
По-моему, я начинаю понимать, к чему он клонит:
— Сначала мы с ним почти не общались.
— А теперь?
— Мы ладим друг с другом.
— У нас есть несколько фотографий.
Джайлис указывает на монитор справа от меня, и на экране появляется фотография. Это довольно интимное фото, на котором изображена я, распростертая на земле. Рядом со мной валяется внушительных размеров дерево (не удивительно, что у меня так болела голова). Надо мной склонился Джеймс. Все это выглядит несколько забавно. Я рассматриваю свое изображение. Тут появляется следующая фотография, на которой Джеймс что-то кричит — наверное, просит кого-то вызвать «Скорую». А вот еще одно фото, на которой он обхватил мою голову руками. Меня бросает в жар, и я начинаю нервно теребить украшение у себя на шее.
— Должен сказать, Холли, что, с тех пор как мы стали анонсировать это интервью, нам пришло несколько писем и факсов с одним вопросом: происходит ли что-нибудь между тобой и детективом Свитеном? Ты можешь подтвердить или опровергнуть этот слух?
Я мельком смотрю на Джо. Несомненно, этот вопрос подстроил он. Странным голосом я говорю:
— Ха-ха! Разумеется, ничего между нами не происходит! Он ведь женится через неделю!
Мне хочется попросить Джайлиса оставить эту тему.
Вопреки моему желанию он продолжает:
— Правда? — взгляд Джайлиса оживляется. — Об этом не упоминалось в «Дневнике», не так ли? Он выглядит слишком беспокойным для человека, у которого через неделю свадьба!
Люди, работающие на телевидении, большие хитрецы.
— Он думал, что убил меня! Он и должен выглядеть обеспокоенным, ведь он не хотел, чтобы мой редактор подал на него в суд! — Я неплохо отразила его нападение.
Джайлис бросает взгляд на Джо и закрывает тему:
— Ну что ж, спасибо тебе, Холли. Ты дала всем нам пищу для размышлений, и я уверен, что люди будут следить за развитием событий в ««Дневнике» Дика Трейси» с еще большим вниманием!
— Зачем было так яростно отрицать очевидное? — шепчет мне Джо, когда мы, проходя через лабиринт коридоров, возвращаемся к машине.
— Это твоя работа, не так ли? Ты подставил меня!
Джо делает невинную мину.
— Ты все вывернул наизнанку, тебе нужно было добавить немного сексуального подтекста для пущего эффекта, правда? Журналистка спуталась с детективом! О да! Это значительно увеличит популярность газеты, не правда ли? Ты ведь об этом говорил с Джайлисом по телефону? Господи, ты ведь даже не потрудился уведомить об этом разговоре меня!
— Ваш с Джайлисом разговор на эту тему был нам необходим для того, чтобы добавить изюминку. Не понимаю, из-за чего ты так расстраиваешься, ведь это способствует росту твоей карьеры тоже. Ты должна понять, что быть хорошим журналистом значит не только хорошо писать.
— Слушай, я не хочу ничего знать, — со злобой отвечаю я.
— Не было никакой необходимости говорить, что Джеймс женится через неделю. Я хотел, чтобы ты удивила зрителей. Кроме того, люди действительно хотят знать о ваших с Джеймсом взаимоотношениях. Мы подумали и решили внести эту тему в эфир, вот и все.
— Ты ведь не случайно выбрал эти фотографии для эфира, да? Я заметила, что ты подобрал самые интимные фотографии.
— В последнее время появляется все больше и больше фотографий такого рода. Что, черт возьми, тебя так беспокоит? Неужели между вами действительно что-то происходит? — с волнением допытывается он.
— Ничего между нами не происходит, — категорично заявляю я.
К сожалению, это правда.