Оборотни Аррет. Когда рушатся стены

Интерлюдия

Интерлюдия

После непростого дня автор сидела на кухне, неторопливо поедала стейк из форели, запивая бокалом разбавленного вина, с упоением читала уютный романчик, иногда тихонько смеялась на особенно веселых моментах, как балконная дверь распахнулась с пинка. Автор вздрогнула и едва не подавилась куском рыбы, вскинула голову, с искренним изумлением покосившись на мрачную снежную. Ну, началось. А с балконом, видно, у них с братцем ― семейное.

— Добрый вечер. Не помешаю? — буркнула девушка, захлопывая несчастную дверь обратно ногой.

Автор с тоской покосилась на недоеденную рыбу, горестно вздохнула.

— Да как бы тебе сказать так, чтобы не обидеть… — пробормотала она, пригубив вина. — Тебе не предлагаю.

— Лучше молчите! Я как раз по этому поводу! — снежная, несмотря на гнев, аккуратно вытянула стул из-за стола и на него уселась. Все же в двуликой она не ошиблась, ума ей не занимать. — Вот скажите, почему нельзя было все обставить более адекватно. Сотворить мою беременность к концу книги, ну, хотя бы ближе к нему, как у всех нормальных людей, в моем случае, оборотней. Почему я оказалась вдруг беременна сейчас, с какого такого перепугу?!

— Нормальный борщ, — ошеломленно выдохнула автор. С такими очешуенными претензиями к ней еще не ходили. С каждым разом все веселей и веселей. — Кажется, без бутылки здесь не обойтись.

Из спальни послышался детский смех, автор на пару с двуликой напряглись, и Анастасия тут же расслабилась, ее губы тронула улыбка: малыш смеялся во сне.

— Боже, это так мило, — прошептала Рия. — Сейчас расплачусь.

— Поплачь, я не против. Хочешь чай?

— Нет, спасибо, и плакать как-то перехотелось. А при чем тут суп, кстати?

— Какой суп?

— Вы сказали: нормальный борщ, к чему это?

Автор закатила глаза:

— Я имела в виду, что твоя претензия ― полный звездец, так пойдет?

— А-а-а, теперь поняла. Да, согласна, мое положение ― звездецовей не бывает. К такому сюжетному повороту я, знаете ли, не оказалась готова.

— Будто ты к нему была бы готова к концу книги, ага. Держу карман шире.

— Что?

— Что?

— Так, не сбивайте меня с толку. Вернемся к моему положению и вашему произволу!

Это можно как-то исправить, ну, переписать? На попозже, так сказать.

— Ага, сейчас достану из сейфа волшебную палочку.

— Правда? — оживилась снежная. — О-о-о, а можно на нее взглянуть прежде чем, ну, вы, начнете все исправлять. Читала я как-то одну занимательную книгу, подкинутую Ларкой, и вот в ней тоже фигурировали волшебные палочки, дико интересная вещь.

Лицо автора вытянулось. Кажется, стадия беременного мозга у снежной уже началась. Автор знала: это не шутки, сама через такое прошла.

— Нет никакой палочки! А волшебство только в ваших историях, — рявкнула автор. — И вообще, хватит приплетать ко всему меня! Я с ваших беременностей и сюжетных поворотов вообще сама частенько бываю в шоке: наделают делов, а наблюдатель в моем лице потом охреневает, куда вас всех, блин, понесло!

— Эм, хм, вы хотите сказать, что мы сами пишем вашими руками свои судьбы?

— Бинго! — прищелкнула пальцами автор. — А в твоем положении виноваты только двое людей, точнее оборотней. Ты и…

— Я.

На этот раз балконная дверь распахнулась совершенно бесшумно, и в помещение вошел Шер Фоксайр. Автор сглотнула, задирая голову вверх. Господи, она и не думала, что он настолько высокий и мощный. Впрочем, чему удивляться, оборотни же. Все такие.

Двуликая, услышав голос предначертанного, замерла и медленно обернулась.

— И он! — согласно кивнула.

— Шер, а как ты тут…

— Шел по твоему аромату. Автор, здравствуйте. Чудесный вечерок, не правда ли?

— Угу, наипрекраснейший, — буркнула девушка, отпивая из бокала глоток.

— Родная, пойдем домой, ты устала, и автору нужно отдохнуть, — огненный подхватил на руки охнувшую лисицу. — Не возражаете, если я ее заберу?

— Она вся твоя.

— Эй, постойте, но мы же не договорили! Шер…

Фоксайр отсалютовал автору двумя пальцами, подмигнул и ушел тем же путем, каким и пришел. Подул морозный воздух, какой автор вдохнула со спокойной душой и, закрыв балконную дверь, вернулась к романчику и остывшей рыбе с ньокками, м-да. Что б их, этих двуликих. В противовес напускному раздражению, на губах автора играла довольная ухмылка.