Охваченный паникой, Пит бросился к ребенку. Может быть, ей больно и оттого она такая красная? С некоторым успехом он сумел взять спокойный тон, приступая к разговору.
— Эй, Рейчел, — заискивающе произнес дядя. — Это что-то новенькое, такого я еще не видел.
Девочка в изумлении затихла, переместив свое внимание на него. Блаженная тишина продолжалась, однако, не более секунды. Ее крики возобновились с новой силой.
— Успокойся, — уговаривал Пит себя и Рейчел, пытаясь унять панику. И тут заметил швабру. Вытащив ее из угла кухни, он встал перед девочкой во фрунт. Потом, чтобы отвлечь внимание ребенка, начал играть с нею в прятки.
Округлив глаза, Рейчел перешла на занудливое хныканье.
С тяжелым вздохом Пит рухнул на стул. Кризис номер один был благополучно преодолен, и ему хватило ума сообразить, что неизбежно следует ждать второго.
И тот поспел через час.
Согреть молоко не составило проблемы. Любой остолоп смог бы вскипятить воду и поставить в нее бутылочку, но вот как взять ребенка на руки, этому в колледже не научили.
Он внимательно изучил и проанализировал ситуацию, а затем прибегнул к логическому методу.
Сев перед Рейчел на корточки, Пит взял в руки бутылочку. Руки ребенка с жадностью схватили ее, словно ребенок умирал от голода и жажды.
Донельзя довольный собой, Пит расслабился, наблюдая, как девочка сосет молоко. В течение нескольких минут бутылочка совершенно опустела, и тут возникла следующая проблема — брать на руки Рейчел или не брать. Энн обычно подхватывала дочку еще до того, как та начинала негромко скулить, просясь на руки, но Пит этого не знал и оказался в затруднении.
Мужчина устроил себе энергичный разнос. В конце концов, он интеллигентный, высокообразованный тридцатипятилетний человек и должен суметь взять на руки младенца.
Наклонившись, он благоговейно просунул одну руку ей под попку, другую — под спину и медленно поднял, прижимая к себе.
Откинув голову, крошка что-то заворковала, широко открытыми глазами стала изучать дядю.
Пит изловчился изобразить улыбку.
— Слушай, котеночек, пожалуйста, не надо крика. Поверь мне, ты совершенно определенно имеешь дело с неофитом, ничего не смыслящим во всех этих вопросах.
Покачивая на руках девочку, он отвинтил крышку с питанием для грудных детей. Все, казалось, шло как нельзя лучше, пока он не предложил ей ложку тертой свеклы. Нос у нее сморщился, и пюре пузырями вылезло из маленького рта.
— Рейчел, это некрасиво. Ну же! Это то, что оставила тебе мама.
Сверкающие карие глазенки улыбнулись в ответ.
— Вот и отлично. Давай попробуем еще раз.
Когда он засунул Рейчел в рот вторую ложку, она выплюнула ее содержимое.
Пит весь был заляпан красными пятнами.
— Попробуем отыскать что-нибудь еще. Этой штукой пусть тебя кормит мамочка.
Сердце у Энн сжалось, пока она ждала в коридоре квартиры, где жила Кристина. Когда дверь открылась, до женщины донеслись звуки музыки — это был Моцарт. Энн завершила свои подсчеты и обернулась. Едва ли Кристине будет интересно узнать, что на полоске обоев по стене коридора разместилось ни больше ни меньше, как сто семьдесят пять розовых цветочков.
— Не ожидала, что ты надоедлива до такой степени.
Энн выпрямилась и расправила плечи.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Кристина подплыла к Энн, высокомерно задрав подбородок.
— Нам не о чем говорить.
Сколько раз приходилось Энн размышлять о природе женской вражды и причинах столь неприязненного отношения к ней данной особы. В конечном счете она все списала на несовместимость житейских установок в их семьях.
— Тебе известно, что вытворяет твой отец?
— Мне известно, что он хочет взять Рейчел под свою опеку. И тебе следует уступить ему в этом вопросе. Он хочет предложить ей ту жизнь, которую ты никогда не сможешь ей дать. Как дочь Кита девочка заслужила это.
Энн удержала свою руку, теребившую пояс пальто.
— Значит, ты ничего не понимаешь.
Кристина бросила на бывшую невестку холодный взгляд:
— Уверяю тебя, я понимаю все.
— Нет, не понимаешь. — Энн почувствовала подступающий приступ злобы. — Он угрожает выкрасть ребенка.
Быстрый, тонкий смех наполнил воздух.
— Это возмутительно. Ты смешна в своих обвинениях, Энн. — Голос Кристины понизился, с лица пропала фальшивая улыбка. — Я думаю, наш адвокат заинтересуется тем обстоятельством, что ты клевещешь на моего отца.
Она вышла на площадку и распахнула двери настежь.
— Не понимаю, почему я считала тебя лучше, чем ты есть на самом деле. — Лицо Кристины пылало от ярости. — Ты никогда не была членом нашей семьи. Я вообще полагаю, что женитьба моего брата на тебе была результатом его временного душевного расстройства. Ты никогда не была парой для Бэррета, а теперь еще и лжешь, чтобы причинить нашей семье новые неприятности.
Энн пропустила мимо ушей все оскорбления в свой адрес.
— Я не лгу. И даже если ты уверена, что я говорю неправду о твоем отце, ты в любом случае знаешь всю правду о Ките. Кристина, ты должна рассказать об этом отцу. Расскажи, что у меня ничего не было с Майклом. Расскажи о запоях Кита. Твой отец…
— Моему отцу хватит той боли, которую он уже пережил, — огрызнулась Кристина. — Не рассчитывай, что я буду рассказывать ему о Ките только ради тебя.
— Но твой отец винит меня в смерти Кита.
— Значит, ты заслуживаешь таких обвинений, — сказала Кристина, снова обретая бесстрастный вид.
При всей напускной храбрости Энн почувствовала, что ее начинает бить озноб.
— Но эта злоба возвращается к твоему же отцу. Узнав правду, он сможет от нее избавиться. Мне же он не верит. Кристина, ради его же блага, расскажи ему все, — взмолилась Энн. — Он на таком взводе, что…
— Хватит мне рассказывать о нем. Я-то видела, как он воспринял смерть Кита. — При виде уходящей Энн она снова вспыхнула. — И я не желаю больше когда-либо слышать ложь, которую ты возводишь на моего отца.
Но Энн уже с грохотом закрыла наружную дверь, так что эхо разнеслось по коридору.
Пит скорчил гримасу, заметив красную сыпь на спине у Рейчел.
— Ого! Бьюсь об заклад, эта штука должна болеть.
Рейчел вместо ответа заагукала и схватила рукой свою ногу.
— Н-да, мне даже глядеть на нее больно, а каково же должно быть девочке. — Он пробежал взглядом с десяток бутылочек и баночек на туалетном столике. Придерживая Рейчел за грудку, он нагнулся, чтобы получше прочитать наклейки. Все эти средства претендовали на то, чтобы наилучшим образом устранять раздражение от пеленок и подгузников. — Ладно, попробуем это.
Рейчел переправила ногу прямиком в рот.
— Что, проголодалась? — Пит размазал липкий белый крем по спинке девочки. Если даже он что-то неправильно понял, наружное средство в таких маленьких дозах едва ли причинит вред. Затем Пит благоговейно обернул ребенка в подгузник. — Ну что, я все сделал правильно?
Девочка улыбнулась и что-то загулькала, как бы вынося ему вотум доверия.
Одними кончиками пальцев он запихал крошечные ножки и ручки в то, что про себя назвал пижамой Рейчел. Застегнув последнюю застежку, он сам себе прочитал лекцию о необходимости везде быть смелым, и только после этого снова взял малышку на руки.
Она спокойно лежала, прижавшись головой к груди дяди, пока тот медленно брел на кухню. Ничто не предвещало каких-либо новых испытаний, и Пит позволил себе чуть успокоиться. И вдруг неожиданно на него нахлынули чувства. Карие глаза смотрели приветливо и доверчиво, и у мужчины перехватило горло. В памяти вспыхнули воспоминания тех дней, когда он обнимал братьев, разбивших себе колени или маявшихся от скучных и безрадостных праздников.
Пит остановился и нагнулся, чтобы поцеловать ребенка в лобик. Тепло внезапно согрело его изнутри. С усмешкой он подумал, что до сих пор знал, чего хочет от жизни, но маленькая девчушка заставила его усомниться, так ли это на самом деле.
По дороге домой Энн пыталась унять обуявший ее гнев. Но раздражение против себя и всех на свете не оставило ее даже тогда, когда она открыла двери дома.
Пройдя через кухню, женщина заметила, что банка со свекольным пюре стоит почти нетронутая, и почувствовала, что ее злоба перемещается с Кристины на Пита. Он что, не кормил Рейчел? Энн свела брови при виде целлофановых оберток от кремовых пирожных, разбросанных по столу, и поспешила в спальню. Если он, не дай Бог, накормил ее этой уличной дрянью!..
Мысль ее осталась незаконченной, и Энн замерла на пороге, Пит сидел на стуле возле окна и баюкал уснувшую Рейчел, прижимая ее к себе как родное дитя.
Сердце сжалось, и слезы хлынули из глаз прежде, чем Энн успела остановить их. Как же она была несправедлива, как могла закрывать свою душу от человека, с такой любовью держащего ее дочь в своих объятиях.
— А, ты вернулась, — сказал он негромко, повернув голову от окна.
Существовал только один способ вести разговор и при этом не таять, как воск от огня. Энн подошла ближе и сняла пальто. Она не могла позволить, чтобы мгновение нежности выбило ее из колеи.
— Я обратила внимание, что свекла стоит нетронутая. Ты что, не кормил Рейчел?
Пит уловил нотки гнева в ее голосе и списал их на неудачный разговор с Кристиной.
— Я накормил ее грушевым пюре. Мы решили, что свекла сегодня у нее не в чести.
Мы решили. Энн почувствовала, как силы вновь покидают ее, и она теряет самообладание. Она тут же отогнала это состояние, но делать вид, будто в ее отсутствие ничего не произошло, было по меньшей мере неразумно. Пит обрел часть самого себя, ту часть, от которой отрекся еще несколько лет назад. Энн никогда не сомневалась в его способности любить глубоко и всерьез. Она ощущала это в каждом прикосновении, в каждом упоминании о братьях, видела это всякий раз, как он приходил на помощь другим.
— Эй? — Ее дочь все еще сладко спала, прижавшись к его груди. — Что там с Кристиной?
Отрицательно покачав головой, она отвернула кран в раковине ванной комнаты.
Пит очень рассчитывал на успех в переговорах с дочерью Бэррета-старшего. На протяжении всего дня он щадил нервы Энн, ничего не рассказывал ей о сцене в своем кабинете. Склонившись над колыбелью, мужчина уложил Рейчел и подождал, пока Энн вновь появится в дверях ванной.
— Боюсь, что это день плохих новостей, — сказал он с напускной беспечностью, надеясь, что она воспримет его слова примерно так же. — Джером приходил ко мне.
Она чуть не уронила из руки стакан.
— Сюда?
— В офис.
— Зачем? — Только теперь она поняла, как была глупа. Иначе бы давно сообразила, что ненависть Джерома так или иначе должна обрушиться и на Пита. — Боже, я так бесконечно устала от того, что он разрушает мою жизнь, а теперь он переключился на тебя. — Что ему надо?
Несчастная заметно побледнела, в глазах появилось беспокойство.
— Ничего существенного, — на ходу соврал Пит. — Джером пытался найти во мне союзника.
— Что же, выходит, он знает, что я здесь?
Пит приблизился к ней вплотную. Уж не поэтому ли он до последнего момента оттягивал рассказ о визите ее свекра. Он понимал, что женщина вновь почувствует себя загнанной в ловушку и его дом перестанет быть для нее укрытием.
— Он знает, что мы вместе, и больше ничего.
— Разве этого мало? — Энн показалось, что стены вновь стали давить. — Он теперь придет сюда.
Присев, Пит похлопал рядом с собой по матрасу.
— А почему бы тебе не прийти сюда?
Ноги ее не слушались, и тогда он поймал ее за руку и усадил рядом. Ощущение собственного бессилия надломило эту стойкую натуру. Она устала от бед, устала без конца оглядываться по сторонам в поисках преследователя.
— Ты просила обойтись без обещаний. Но на этот раз я ослушаюсь. — Она отвернулась, но он взял ее за плечи и повернул к себе. — Обещаю, что он к ней пальцем не притронется.
Энн хотелось верить. Боже, как ей хотелось чувствовать себя защищенной, чувствовать, что есть кто-то, на кого она может опереться. Он прижался лбом к ее лбу, словно перетягивая на себя ее заботы.
— Верь мне. — В словах его было больше искренности, чем она могла ожидать. С тех пор, как они вторглись в его жизнь, этот человек совершенно изменился. Прошло то время, когда Энн могла сказать себе, что утром уйдет из его дома, и все станет точно так же, как было до встречи с ним.
— Ты веришь мне? — спросил Пит, прижавшись губами к ее виску.
Отчаяние, равного которому она не испытывала, бросило ее к нему.
— Да, верю, — прошептала обессилевшая женщина и припала к его губам своими губами и обвила руками его шею. И вновь его губы заставили забыть обо всем. Этого она и желала сейчас больше всего на свете.
Упав на спину, она увлекла любимого за собой, словно бы впитывая в себя его силу и решительность. Запустив руки под его рубашку, она вытащила ее. Проложив пальцами дорожку через его живот к молнии его брюк, Энн услышала прерывистый вздох. Она не просто хотела этого мужчину, она нуждалась в нем, и ничего не могла с собой поделать.
Обезумев, женщина торопила его, выгибала бедра, страстно желая слиться с ним. Она не хотела сейчас нежности и осторожности, она жаждала ощутить его силу и власть, его мужское превосходство и мужское нетерпение.
Сорвав с нее остатки одежды, Пит отбросил их в сторону, помедлив только для того, чтобы скользнуть пальцами по обнаженному телу. В голове застучало, когда его губы поймали ее грудь и влажный, горячий язык прикоснулся к соску. Она отчаянно устремилась навстречу туману забытья, закрыв глаза и отдавшись тому наслаждению, которое захлестнуло ее. С каждым движением его пальцев, прикосновением губ она все больше погружалась в сладкую бездну, умоляя об одном, чтобы он как можно скорее слился с ней. Чего бы он сейчас ни желал, она желала того же.
До сих пор Пит думал только о ее удобстве, но сейчас в нем проснулся безудержный порыв. Он был наполнен ее запахом, вкусом, ее прикосновениями, и он уже не мог больше сдерживать ураган, уносящий к вершинам наслаждения. Руки, только что бывшие мягкими и осторожными, стиснули ее плоть, раб своего влечения, он выдохнул ее имя и притянул к себе, не желая когда-либо отпускать.
Все, что разделяло их днем, исчезло сейчас при лунном свете. С щедростью и доверием, ошеломившими его, женщина еще больше раскрыла свое тело навстречу ему, шепча ласковые слова, смысл которых, вероятнее всего, и сама не осознавала. Все «нет», которые Пит слышал от нее раньше, унесло словно вихрем. И он хотел всего, что мог получить: наслаждения, ощущения, все, что называется любовью.
Буйство ночи захватило и часть утра. Когда косые лучи утреннего солнца озарили комнату, Энн смежила веки. Она лежала тихая, балансируя на грани сна и бодрствования. Облако любви обволакивало ее словно коконом. Она чувствовала себя безопаснее рядом с Питом, более защищенной, чем когда-либо в своей прошлой жизни. Никто до сих пор не смог одарить ее этим драгоценным ощущением. С его твердостью и силой он сумел убедить ее, что все будет в полном порядке.
— А ну-ка, соня! — шутливо сказал Пит, потрепав ее рукой по плечу. — Пора просыпаться. У меня для тебя сюрприз.
Неохотно и лениво Энн отпихнула от лица подушку и заставила себя перевернуться на спину.
Пит, ухмыляясь, стоял у постели с подносом в руке, который тут же поставил рядом с ней.
— Только не надо глядеть так испуганно. — Энн удивленно всплеснула руками. Слишком хорошо она представляла его кулинарные способности. Все еще сомневаясь, она поглядела на поднос. Как отказаться от завтрака, не ранив его чувств? Извиняющимся тоном женщина сказала:
— У меня нет времени на завтрак. Нужно встать и кормить Рейчел.
— Уже покормлена.
Энн тихо простонала. Ее пугала даже необходимость приподнять салфетку на подносе, чтобы увидеть, чем он собрался ее травить… то есть потчевать. Она отбросила прядь со лба и с деланной улыбкой воскликнула:
— Вуаля! — Салфетка отлетела в сторону.
Вид яичницы-болтуньи, тарелки со свежими фруктами и золотисто-коричневых рогаликов не просто поразил ее — она почувствовала, как разыгрался аппетит и засосало под ложечкой. Заинтригованная, Энн взбила подушку и, сев прямо, опустила ягодку клубники в рот.
— М-м-м. Ты решил вконец избаловать меня.
— А что, идея. Ну, приступай к завтраку, а мне нужно вернуться.
Пока его не было в комнате, Энн с энтузиазмом вонзила вилку в яичницу. За все детство ее ни разу не баловали. Полная независимость — и в первую очередь от нее, подразумевалась как нечто само собой разумеющееся. Все всегда были заняты. Единственный раз в жизни ей принесли завтрак в постель, когда она после родов лежала в больнице.
— Кофе подан, — провозгласил Пит.
Вилка застыла в воздухе после такого объявления, она засмеялась. Все это было слишком славно, чтобы быть правдой, хоть его кофе и был ужасным.
— Вот он, — сказал Пит, ставя на поднос кофейник и две чашки.
Энн ухмыльнулась.
— О, чудно, кофе. — Поколебавшись, она спросила: — Ты в самом деле сам сделал завтрак?
— Норма, — лаконично ответил он, пододвигая ей чашку.
Приятный душистый аромат ударил в ноздри.
— Да восславится во веки веков ее доброта. — Глазами скользнув по галстуку, она предложила ему клубничку. — Ты одет.
Пит нахмурился, подражая ей.
— А ты надеялась, что я по-прежнему гол как сокол?
Пальцем она дотронулась до краешка его губ.
— Надеюсь, мне придется ждать до…
— Четырех вечера. — Он наклонился для поцелуя. От губ Энн исходил аромат клубники.
— Не очень-то скоро.
— Нет, вполне, — пробормотал он, едва удерживаясь от искушения послать ко всем чертям все на свете, кроме нее.
Энн ответила низким, хриплым смехом у самых его губ.
— Поняла. У тебя были потаенные мотивы, когда ты принес мне поднос с завтраком.
— Может быть, и да.
— О, хорошо. — Она скорчила недовольную гримасу. — Я куплю на ужин пиццу.
— Я держу в голове еще один рецепт.
Она укусила его за ухо.
— Об этом — потом.
Едва Пит собрался после трех утренних встреч с клиентами засесть за гору бумаг и сосредоточиться на деле, как к нему неспешно вошел Фрэнк. Было два часа дня.
— Я бы хотел обсудить с тобой вопрос о слиянии фирмы Бентли. — Он бросил контракт под нос Питу.
Пит почувствовал, как в нем нарастает раздражение. Это что, Фрэнк уже считает себя одним из директоров, раз он позволяет себе вламываться в кабинет своего коллеги, предварительно не позвонив и не договорившись? Его закаленное за долгие годы терпение готово было лопнуть, но, на счастье, зазвенел телефон. Пит торопливо снял трубку, используя эти несколько секунд, чтобы взять себя в руки.
За время разговора Фрэнк дважды нетерпеливо взглянул на часы.
— У меня пара минут, не больше, — сказал Фрэнк негромко и нетерпеливо. — Ко мне сейчас должен прийти новый клиент.
Но Пит уже передавал ему трубку.
— Это тебя, Фрэнк. Какая-то домашняя катавасия.
Фрэнк посмотрел на трубку с такой свирепостью, словно собирался вырвать провод из гнезда, и снова поглядел на часы.
— Ну, надеюсь, какая-нибудь ерунда? — спросил он. — Если так, сама все уладь.
Он говорил очень раздраженно.
— Уйти не могу. Сейчас придет новый клиент. Знаешь, какой.
Ага, понял Пит. Мистер Кучабаксинг.
— Теща, — пояснил Фрэнк притворно небрежно. — Все занимаются какой-то чушью. Я уже два раза ездил в больницу к жене, и всякий раз по ложному вызову. Третий раз — это уж слишком.
— Может быть, тебе все же стоит поехать. Все-таки дело не шуточное — роды.
— Я уже достаточно наездился и насиделся в приемном покое, и всякий раз тревога оказывалась ложной. — Он пожал мясистыми плечами. — Стоит оказаться дома, как меня начинают пилить, что я не нахожу времени для семьи. Конечно, она в положении, и дело серьезное, но должна же она понимать, что не могу я бросать все и мчаться к ней только потому, что кому-то что-то показалось. Ты меня понимаешь, ведь ты сам работаешь не покладая рук.
Нет, он его не понимал.
— Работа прежде всего, — повторил Фрэнк.
Пока Фрэнк говорил о негативных последствиях перехода фирмы Бентли в чужие руки, Пит не отрываясь смотрел на него. Не был ли и он еще недавно целиком поглощен собственной карьерой? Действительно ли карьера стоит тех жертв, которые он готов был за нее принести?
В четыре, как и обещал, Пит был дома. Пока он разминался на тренажере, Энн заправляла белье в стиральную машину. Хотя она не заставляла его утром что-либо обещать, ей было приятно, что он сдержал слово.
Включив стиральную машину, она прислушалась к звукам работающего мотора, слившимся с шумом воды в одну мелодию. Жизнь в эти минуты текла удивительно гладко, и даже воспоминание о неудачной попытке договориться с Кристиной не могло испортить блаженного настроения.
Но как же она собирается говорить с Джеромом? Едва Энн задумалась об этом, как звук дверного колокольчика отвлек внимание. Нельзя же оставаться в доме Пита вечно. Однажды всему придет конец. Но если такой момент наступит, не хотелось, чтобы он почувствовал себя обманутым, хотя речь будет идти о ее собственных кошмарах и бедах.
Энн отсчитала деньги за пиццу, а на обратном пути бегло взглянула на груду белья, которое нуждалось в глажке.
В спальне, уперев ноги, Пит мерно греб веслами. Безрукавка на нем взмокла, на лбу сверкали бисеринки пота.
Энн негромко покашляла.
— У тебя мышцы вздулись.
— Им так и полагается.
— А лицу полагается быть багрово-красным?
— Ты пришла сюда, чтобы критиковать мою систему укрепления организма? — отшутился Пит.
— Нет, я пришла сказать, что пицца прибыла. Дело теперь за тобой. Если не придешь через пять минут, я все съем сама.
Возвратившись на кухню, Энн расставила тарелки и салфетки, но прошло еще минут десять, прежде чем она услышала фырканье Пита в коридоре.
Он был с Рейчел на руках.
— Она была не склонна менять месторасположение.
— Повезло тебе.
— Заметила, что она всегда ведет спокойнее, когда мы с ней одни?
Пит поглядел на девочку с таким серьезным видом, что Энн не удержалась от смеха.
— Это тебе кажется.
— Ах, ты сладкий медвежонок. — Он прижался к Рейчел, и та заулыбалась. — Только чуточку хандрит сегодня. Ты заметила это?
— Все в порядке. — Энн подняла кусок пиццы на ладони. — Так, чуть потемпературила.
Пит не мог отнестись к словам Энн с той легкостью, с какой они были сказаны.
— Температура, — признак того, что организм не в порядке. — Он сел напротив. — Нужно показать ребенка врачу.
Энн изумленно посмотрела. Неужели это он, обычно такой хладнокровный, воплощение силы и уверенности?
— Ты очень уж беспокоен.
— Нет, я здраво гляжу на вещи. Если у нее жар…
— Успокойся, — жуя пиццу, сказала Энн. — Она в полном порядке.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Пит, поглаживая Рейчел по головке.
— Знаю. — Энн наклонилась и заглянула в лицо дочери. — Сострой рожицу, чтобы она засмеялась.
Пит нахмурился.
— Какую рожицу?
— Ну, ту самую, когда ты надуваешься.
— И она засмеется? — Энн улыбнулась.
— Я, по крайней мере, улыбаюсь. Сделай. — Пит честно попытался.
Рейчел моментально расплылась.
— Гляди, — облегченно сказала Энн, показывая на рот Рейчел.
В его голосе проскользнуло изумление.
— Это же зуб, а?
— Угу!
С благоговейным почтением он уставился в ротик девочки, поражаясь белому зубику, прорезавшемуся сквозь десну.
— Черт бы меня побрал!
Энн откинулась назад, чувствуя, как слабеют у нее ноги. С бьющимся сердцем она смотрела на любимого. Ни разу ей не приходилось видеть такого выражения на лице мужчины, который смотрел на ее дочь.
Торопливо поднявшись, она подошла к настенному шкафчику и заглянула внутрь, отыскивая соду. Неожиданно на глазах ее выступили слезы.
Нельзя верить лунному свету и вкрадчивым ласкам, они ослабляют волю. Она честно пыталась не замечать его чувств к ней и его заботливого отношения к Рейчел, но как она может быть не тронута, когда он любовно улыбается дочери, или прижимает ее к груди, или радуется, как ребенок, ее первому прорезавшемуся зубу? В такие моменты Энн начинает думать, что именно к этому стремилась всю жизнь. Да, она влюблена. Она любит его!
— Ну, Рейчел, хорошая моя, скоро уже я смогу познакомить тебя с волшебным миром готовой уличной пищи. Гамбургеры с луком, французское жаркое, шоколадные печенья и пирожные — ты все это сумеешь оценить и поймешь меня.
Его легкий, беспечный тон вызвал у Рейчел радостное гульканье.
Тыльной стороной ладони Энн утерла слезы со щек и выпрямилась.
— А еще ты забыл про яблоки, про морковь, про…
Пит закатил глаза.
— Иногда ты говоришь совсем как мать. — Она невольно улыбнулась, до того как успелат вновь отвернуться к шкафчику. Нельзя позволять чувствам брать над собой власть, напомнила она себе и отодвинула соду в поисках детской смеси для Рейчел.
— Проклятие, — пробормотала Энн, когда поиски завершились полной неудачей.
— Ого, вот это лексика, — поцокал языком Пит. — Учти, тебя слушают нежнейшие в мире уши.
— Тогда я не забуду убирать ее подальше в те минуты, когда ты разгребаешь снег. — Энн со вздохом захлопнула дверцу шкафчика и выглянула из окна. Снежинки, кружась, неслись к земле. Это было славное время для семейного вечера, но при мысли, что придется вылезать на улицу и тащиться на машине через занесенные сугробами улицы, хотелось поежиться. — Поскольку ты теперь стал завзятой нянькой, не посидишь ли с Рейчел минут двадцать?
— Не посижу ли, а? — улыбнулся Пит Рейчел. — Мы сыграем в ладушки, если, конечно, я не забыл все слова.
— Как это такое может быть: у человека коэффициент умственного развития почти как у гения, а он не в состоянии запомнить простую считалочку, — съязвила Энн, отвлекая себя от более серьезных мыслей.
Большая рука Пита накрыла крохотную ручку девочки.
— Я вел поистине монашескую жизнь.
— И все же попытайся вспомнить, если хочешь найти с ней общий язык. Мне нужно сгонять в магазин за молочной смесью.
— Оставайся. — Схватив второй кусок пиццы, он отпихнул от себя стул. — Сегодня снова буран. Я съезжу сам. — Он на ходу обнял ее за талию и привлек к себе, чтобы поцеловать. На секунду покинув комнату, он вернулся уже в куртке, натянутой на одну руку. — Что собираешься делать?
— Включу телевизор. Может, покажут что-нибудь веселенькое.
Он прищурился, пронзив ее притворно суровым взором.
— Тебе мало смеху со мной?
— Но тебя же не будет, — ответила она в тон ему, чувствуя, что вот-вот начнет верить в такую хрупкую вещь, как любовь.
— Сделай мне воздушную кукурузу! — крикнул Пит уже у двери.