Когда утром Пит проснулся, из кухни доносился запах свежесваренного кофе, а на столе лежала записка с благодарностью за гостеприимство. Он уже понял, что Энн ушла. Его окружила привычная тишина.
Однако Пит не хотел вдаваться в размышления о том, почему тишина в доме стала вдруг такой тягостной. Он всегда стремился вести жизнь, свободную от обязательств, потому что был слишком погружен в работу и не мог терять время на ерунду. Он всегда нуждался в уединении и ни за что бы не согласился разделить свой дом, свою крепость с кем-либо. Этот человек еще не вполне мог себе объяснить, почему образ жизни, за который он боролся, стал вдруг раздражать его, но в одном можно было себе признаться: минувший вечер и ночь стали самыми волнующими в его жизни. Вкус поцелуя и сейчас преследовал его, болезненно напоминая, что подобное может больше не повториться.
Пит знал цену своему упорству. Поставив цель, он достигал ее. Но речь всегда шла о профессиональных амбициях, о социальном положении, о месте в обществе, но не о женщинах. Женщин он иногда желал, почти без труда добивался их внимания и почти с той же простотой рвал с ними. Но чтобы гоняться за каждым звуком голоса одной-единственной женщины — такое случилось впервые.
Весь день пришлось бороться с искушением позвонить Энн. Дело зашло так далеко, что он открыл телефонную книгу и нашел фамилию Леклер, занимавшую несколько листов. Захлопнув толстый том, он поклялся, что больше не возьмет его в руки, потому что должен забыть эту женщину.
День тянулся нудно: прием клиентов, пережевывание пиццы, краем глаза — американский футбол по телевизору.
После ужина Пит решил порассуждать. Она ведет хаотическую жизнь, сплошные передряги. У нее ребенок. Это тот тип женщин, которого он всегда сторонился. Она уже обожглась в этой жизни и не меньше его стремится к уединению. Ему прекрасно известно, какие ловушки подстерегают несчастных, которые имели неосторожность связаться с одинокими матерями.
Соскочив со стула, он прошел в спальню. Там под гребным тренажером он увидел розовую погремушку, почувствовал слабый запах ее духов, усиленный сладким ароматом детской присыпки. В конце концов, он взрослый человек, и если он был честен с нею с самого начала и с самого начала она не могла не понять, что в его планы не входит рождение маленького человечка, который назовет тебя отцом, то… почему бы не увидеться снова? Что дурного в том, что он получает удовольствие от ее общества?
От храбрости, которой Энн набралась в доме Пита, не осталось и следа, стоило ей переступить порог своего жилища. Она не боялась словесной дуэли с Джеромом, здесь она наверняка останется победителем, но ей становилось дурно от мысли, что он попытается отнять Рейчел, прибегнув к физическому насилию.
Чтобы как-то заполнить время и отвлечься от безрадостных мыслей, она принялась за уборку дома. Включив на полную мощность записи Барбары Стрейзанд, она вытерла пыль в комнатах, а затем перешла к грохочущей стиральной машине.
Оттирая пол на кухне, Энн краем глаза следила, как Рейчел играет.
К шести часам, покончив с уборкой, Энн прилегла на диване с книжкой, но при каждом скрипе или шуме подпрыгивала на месте. В конце концов, она перебралась в кресло няни рядом со спящей Рейчел, чтобы быть поближе к ней. Книгу она примостила на коленях, но то и дело она отрывалась от строк, смотрела на медленно падающие хлопья снега и грезила поцелуем, обещавшим так много… Слишком много!
Семь утра. Черные ветви дубов перед ее парадным входом укрыты белым снегом. Еще вчера путешествие к миссис Эшби не входило в планы Энн, но сегодня по здравому размышлению ей показалось, что у старой женщины Рейчел будет в большей безопасности, чем дома.
Она примчалась в универмаг за пять минут до начала утренней летучки, которую устраивали каждый понедельник. Вихрем влетев в свой кабинет, она так же вылетела обратно; секретарше оставалось только вытаращить глаза.
Еще через три часа Энн оставила покупателей. Ее ждала нахмуренная Линда.
— Пришла партия праздничных платьев. Но голубой с блестками модели от Ив Сен-Лорана в ней нет.
Энн скривилась.
— Чудесно, нечего сказать.
— Что ты хочешь, — вздохнула Линда, открывая подруге дверь в кабинет. — Понедельник — день тяжелый.
Кабинет представлял собой маленькую комнатку с розово-лиловыми стенами; два стула с бледно-зеленой обивкой стояли перед столом. Энн развела в кабинете домашние растения. Единственной личной вещью была фотография дочери на столе.
— Ты была в таком загоне, что я даже не спросила, как у тебя дела?
— Примерно то же, что и было. — Энн уселась за свой стол. — Мои планы на выходные по воле судьбы резко изменились. Я оказалась в роли приживалки у соседа Кэрин. Он был очень любезен, но не могла же я оставаться у него бесконечно.
Линда чутко отреагировала на упоминание о мужчине, прозвучавшее из уст подруги.
— Он… — Она рухнула на стул напротив Энн. — Кто он такой?
— Сэр Ланселот Озерный, — не удержалась Энн, чтобы не съязвить.
Линда продвинулась чуть вперед на стуле.
— Как интригующе!
Уловив любопытство в голосе подруги, Энн поспешила охладить его:
— Нет, в самом деле, ничего. Вчера вечером я вернулась домой.
— Женат?
— Нет.
— Тогда почему… Он порядочный?
— Более того — хорош собой.
— Но чем же он тебя не устроил?
Вопрос был справедливый. Энн подумала, что любая свободная женщина много бы дала за возможность делить с Питом свой досуг. Не говоря уже об овдовевших матерях. Линда по-прежнему не сводила с нее взгляда, и Энн сочла своим долгом предупредить:
— Напрасно так смотришь. Это все пустые фантазии.
Линда просияла.
— Это еще с какой стороны посмотреть.
Энн повеселела. Линда, как и Кэрин, каждое новое знакомство подруги толковала исключительно в плане будущего замужества.
— С какой ни смотри — ничего не высмотришь. Ты идеалистка.
— Обзывай меня как хочешь, но для каждого человека на свете существует пара. Это судьба, и от нее никуда не денешься.
Энн не смогла удержаться от улыбки. Она, мать-одиночка, вдова, задавленная грузом проблем, для кого-то превращалась в романтическую героиню.
— Могу я узнать, как его зовут?
— Пит. Пит Хоуган.
— А-а, Хоуган. Кэрин говорила о нем. Он адвокат, так? Обаятелен, красив и, как выясняется, рыцарь по натуре. Боже, я сама уже готова в него влюбиться. Энн, он же создан для тебя!
Энн промолчала. Ее мать думала то же о каждом новом своем избраннике, но как же она потом разочаровывалась!
— Ты на редкость занимательно провела выходные.
— Слишком занимательно, — сухо ответила Энн и подняла трубку.
Покончив с утренними делами, Энн заперлась в кабинете с чашкой горячего чая и пачкой квитанций. Затем, уладив вопрос с некомплектом, обнаруженным в последней партии костюмов, она приняла участие в очередной летучке, на этот раз посвященной проблемам весенней распродажи, затем побежала с этим же вопросом в отделы и только после этого смогла вновь вернуться в кабинет.
Там она поглядела на часы и бросилась было к столу Линды на очередной звонок, но натянутая улыбка секретарши заставила ее остановиться. Обернувшись, она увидела на своем столе небольшой букетик весенних цветов. Этого, признаться, она не ожидала: он не походил на человека, склонного к романтическим жестам.
На столе лежала еще визитная карточка. Энн подняла ее, и в ладонь соскользнул ключ от дома. Это был второй подарок — больший, чем букет цветов.
Через плечо Энн Линда прочла надпись на оборотной стороне визитки: «У меня нашелся всего один запасной ключ. Что до адреса, он тебе известен».
— От Пита? — чуть не прыгая от восторга, спросила Линда.
Энн покраснела, поставила цветы в вазочку и направилась к стулу. Откинувшись на нем, она вновь обрела твердость.
— Шутка, — сказала она.
— Но какая утонченная шутка!
— Не вижу никакой утонченности. Просто человек не умеет себя вести, — подчеркнуто сухо сказала она.
— Энн, а как еще должен вести себя мужчина по отношению к такой милой даме? Потом, Энн, тебе нужен мужчина.
— Это атавизм, — огрызнулась она. — Каменный век человечества.
— Нет, нет и нет! — запротестовала Линда. — Человек не должен жить один.
С этим жизнеутверждающим заявлением она покинула кабинет.
Энн потрогала пальцем нежные лепестки. Когда-то она думала так же, как и Линда. Слава Богу, она поняла, что это не так, и не собирается второй раз наступать на одни и те же грабли.
Хватит, сказала она себе. Время романтических бредней отошло в прошлое. Настало время отрезвления. Никаких мужчин. У нее есть Рейчел — этого с избытком хватит.
К двум часам дня Энн перечитала коротенькую записку добрый десяток раз. Конечно, ей надо было укрыться где-то от угроз Джерома, но принять предложение означало подвергнуть себя иному риску.
Склонившись над столом, она попыталась уйти в работу. Через пять минут ей, однако, пришлось признать свое полное поражение.
Отбросив в сторону бумаги, она уронила голову на руки…
И тут же услышала звуки скрипки. Оторопев, Энн подняла глаза. В дверь вошел скрипач в смокинге. Пока он играл Бетховена, поджарый официант с седым пробором вкатил в комнату тележку с серебряными тарелками. Ослепительно улыбнувшись, он поставил ей на стол тарелку с салатом из проращенной люцерны — порция, которой хватило бы на пятерых.
Энн натянуто улыбнулась. На стол последовала вторая тарелка. На ней был сандвич с ореховым маслом. На третьей тарелке расположился огромный кусок великолепного сырного пирога.
Энн ошарашено откинулась на спинку стула. Кто бы мог подумать, что Пит Хоуган способен на такие сумасбродства?
— Это не человек, а сплошная серия сюрпризов, — выпалила Линда.
Энн повернула свой стул от окна и вида падающих на землю снежинок.
— Я сама без кого-либо прекрасно со всем справлюсь.
Линду это не убедило.
— Куча матерей-одиночек заявляют, что в состоянии растить детей самостоятельно. Это все феминистские штучки. Неужели ты не сыта своим одиночеством? Неужели ты не соскучилась по семейной жизни? По мужчине, наконец?
Соскучилась? Она до сих пор не позволяла себе задаваться таким вопросом. Да, ей не хватает мужского тепла. Она скучает по нежности и ласке. Порой становится тошно от того, что не с кем разделить радости и тревоги за Рейчел, но она всегда испытывала панический страх перед замужеством, а теперь к этому добавился страх за будущее ребенка.
Энн нахмурилась, уставившись на кусок пирога на тарелке. Другой послал бы ей завтрак из дорогого французского ресторана, но Пит не стал щеголять своими возможностями. Он хотел не поразить ее, а заставить улыбнуться. И добился своего. Который раз он заставал ее врасплох. Больше этого не должно повториться. В конце концов, она не сентиментальная двадцатилетняя дурочка, готовая потерять голову из-за цветов и забавного ленча.
Вечером, направляясь на машине к дому Нормы, Энн убеждала себя, что и в поцелуе-то его не было ничего особенного. Она распустила нюни и размякла, тронутая мягким голосом и участливостью, польщенная интересом к ней красивого, солидного и умного мужчины.
Энн припарковала автомобиль и побежала к дому Кэрин.
Пит увидел ее в тог момент, когда она вышла из дома Кэрин, нагруженная вещами. Через несколько минут она пошла в обратную сторону с плачущим ребенком на руках. По-соседски помочь одинокой матери, что в этом плохого? Заодно прекрасный предлог повидаться с ней.
Он по-прежнему считал себя прагматиком, человеком с изрядным запасом здравого смысла, но его неудержимо влекло продолжить их отношения — в рамках дружбы, разумеется. Есть два пути обрести утраченный контроль над собой: выбросить ее из головы либо узнать поближе, увидеть такой, какая она есть, и после этого остыть.
Схватив куртку, он бросился к двери. Утренний фокус с цветами стоил ему одного телефонного звонка, не считая, разумеется, денег. Организовать сумасбродный ленч стоило больших усилий. Пит решил, что уж если ему никак не удается забыть ее, то черта с два он допустит, чтобы она забыла о нем.
Запихивая в сумку остатки детских вещей, Энн тяжело вздохнула. Еще немного, и она готова. За последние полчаса она ни разу не подумала о Пите. Хороший знак, честолюбиво улыбнувшись, подумала она.
— Помощь не нужна?
Вздрогнув, Энн чуть не выронила банку из рук. Опять он застал меня врасплох, подумала она, ощущая нервную дрожь и сладкое, почти девическое волнение.
— Шел домой и увидел свет, — сказал он, прислонившись к косяку.
На секунду их глаза встретились, и воспоминание о поцелуе заставило ее покраснеть.
— Мне осталось упаковать вот это. — Женщина жестом указала на личные вещи. — Ну, и кое-что нужно перенести — манеж, например.
Поколебавшись, она обошла вокруг стола и с коробкой в руках вышла. Порыв ветра рассыпал ее волосы по щекам. Она почти обрадовалась морозу, надеясь, что он поможет остудить в ней жар.
— Спасибо за цветы и…
Он сошел с крыльца и присоединился к ней.
— Тебе понравилось?
— Ну, конечно. — Вообще-то она не хотела этого говорить, но, задумавшись, где он в такое время года нашел весенние цветы, она проговорилась: — Я про цветы.
— Я понял.
— А ленч… Очень остроумный. — Ухмыльнувшись, он склонился над коробкой.
— Он тебе понравился?
Она не могла лгать. Этот голос и улыбка растопили ее волю к сопротивлению.
— Да, мне было очень приятно.
— Несмотря на то, что существует еще салат из проростков люцерны, я подумал, что этот вариант тоже окажется на редкость славным. Не правда ли, все это очень забавно?
Энн встревожилась, чуя подвох в вопросе.
— Что именно забавно?
— Что между нами столько общего.
Энн вспомнила образцовый порядок, царящий в его доме, и тот хаос, который она неизбежно устраивала на каждом новом месте, и со смехом сказала:
— Неужели?
Пит продолжал, словно не заметил, что ему противоречат:
— И хотя я не большой поклонник популярной беллетристики…
Энн, прищурясь, поглядела на него. Когда это он успел заметить книжку, которую она засунула в сумку с детскими вещами?
— Я обожаю вечером послушать музыку и почитать. А чем ты любишь заняться после работы?
— Чем люблю заняться? — Они снова зашли в дом, и Энн потянулась к детской кружке, которую забыла на верхней полке. Она почувствовала, к чему эти вопросы, и не спешила с ответом.
— Вот именно. Танцевать? Играть в гольф? Ну, так что же?
Он понимал, что смущает ее своими вопросами, но ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент — то ли после поцелуя, то ли после ее ухода, то ли после прочтения благодарственной записки — ему страстно захотелось быть с ней еще и еще. По правде сказать, он вообще не знал, что так бывает.
— Плавать, — выпалила она, найдя выход. — Мы очень любим плавать.
— То есть, как это «мы»? — озадаченно спросил Пит, разом припоминая, что есть на свете мужчина по имени Майкл.
— Мы — это я и Рейчел. Она еще слишком мала, чтобы ходить в одиночку.
— Рейчел плавает в бассейне?
— Да, теперь даже младенцам дают уроки плавания.
— Звучит, однако, как шутка.
— Если и шутка, то очень веселая. Рейчел это занятие чрезвычайно нравится.
— А тебе — нравится? — Какой-то момент она соображала.
— Ты хочешь сказать, что я пренебрегаю собой?
— Ну, об этом только ты сама можешь судить. — Она мягко посмотрела на него, затем открыла коробку, чтобы уложить позабытую кружку.
— Я состою в клубе любителей здоровья. Я хожу в гости к подругам. Я играю в теннис и бренчу на гитаре. Это ты сутки напролет занимаешься работой, а вот я — нет. Но при этом я не какая-то там двадцатилетняя вертихвостка, я — мать. У меня на руках крохотное существо, и от того, приму ли я правильное решение или сделаю непоправимую глупость, зависит его будущее.
— Ты блестяще справляешься со своей ролью, — сказал он, следя за каждым движением ее тела. — Ты бесподобная мать.
Энн замерла. Скажи он ей, что она необыкновенно хороша собой, или что он верит в ее карьеру в качестве служащей линдсеновского универмага, или что она классно целуется, — все это польстило бы ей, но не более. Но он сказал самое важное, что ей когда-либо приходилось слышать в жизни.
— Когда у тебя выходной?
— Выходной? — Энн нахмурилась, чувствуя, что он опять поймал ее на слабости.
Пит засмеялся.
— Ты повторяешь вопрос, вместо того чтобы ответить.
— Что до меня, то на этой неделе я могу освободиться в любой день, который покажется удобным.
— Весьма странно слышать такое утверждение от заядлого трудоголика. — Энн поспешно вынула из сумки коробку с мылом, вспомнив, что это вещь Кэрин.
— Неужели ты не веришь, что я способен изменить свою жизнь? — Он засмеялся при виде скептической гримасы на ее лице. — Ну, хотя бы чуть-чуть. Кроме того, я знаю отличное местечко, где продают гамбургеры с проростками люцерны.
— Ужасное сочетание.
— А я, чудак, решил, что соблазню тебя таким предложением, — сказал он шутливо.
Разместив на дне коробки бутылку с пятновыводителем, она задала сама себе вопрос: почему, собственно, он так настойчив.
— Пит, послушай. Твоя жизнь размерена и расписана на сто лет вперед. А я… Я не уверена, настанет ли у меня в жизни день, когда все утрясется и уладится.
— Но ведь это всего лишь временные трудности, — мягко сказал он.
Она вздохнула и честно призналась:
— Я тоже надеюсь, что так.
— Тогда назови мне истинную причину.
Энн медленно досчитала до десяти, понимая, что борется не с ним даже, а с собой, с собственным искушением.
— Я не интересуюсь…
— Мной? — живо спросил он, стоя по другую сторону стола.
— Всем тем, о чем до сих пор шла речь, — сказала она, не способная сказать категорическое «нет».
Ответ прозвучал неубедительно для них обоих. Не находя больше слов — не говорить же ей о том, что ему нравится ее горловой смех, — Пит подошел к Энн и пальцем поднял ее подбородок.
Что ей оставалось делать? Наверняка он привык назначать свидания женщинам более светским образом, но не сама ли она вынудила его к этому?
Отступив на шаг, женщина опустила глаза и, кусая губы, сказала:
— Мне всегда нравилось кататься на коньках. — Он недоверчиво засмеялся:
— На коньках?
— Вот именно. Вы катаетесь на коньках, мистер адвокат?
Подхватив ее вызывающий тон, он ответил:
— К вашему сведению, миссис, я с пеленок играю в хоккей.
Энн вновь охватило ощущение, что ее переиграли на подаче.
— Хоккей? — растерянно пробормотала она.
— Как все мальчишки нашего округа, я целую зиму напролет гонял шайбу. — Не удержавшись перед искушением прикоснуться к ее волосам, он поймал темный завиток на указательный палец и зачарованно смотрел на него. — Среди взрослых это считалось менее предосудительным, чем бросаться снежками с крыши.
У Энн опустились руки. Почему, спросила она себя, он всегда опережает ее на один ход?
— Так ты в детстве прекрасно проводил время?
— Да. И хоккей был идеальным способом держаться подальше от неприятностей. — Он скользнул пальцем по изгибу ее шеи. — Лучший способ не иметь дела с полицией — играть в футбол или хоккей. Если там кому-то подобьешь глаз, это не считается хулиганством.
Энн поцокала языком.
— Бьюсь об заклад, ты была в детстве пай-девочкой, — поддразнил он ее и с удовольствием заметил улыбку в ее глазах.
Энн ничего не могла возразить. От нее требовала послушания мать, этого же ждали и многочисленные отчимы.
— Да, именно пай-девочкой.
— Говорят, противоположности сходятся.
Лицо его нависло вплотную, память о прошлом поцелуе вновь охватила Энн, и, пока пальцы ласкали ее шею, теплая волна пробежала по телу.
— Но есть люди, которые сторонятся всего, что нарушает их покой.
— Это что, камешек в мой огород? — спросил Пит и притворно грозно нахмурился.
— В детстве ты избегал полицию и приятелей-головорезов, став взрослым, стал избегать всех на свете, потому что должен быть образцом респектабельности.
Без костюма и галстука, одетый в голубой свитер и тертые джинсы «левис», со сверкающими глазами, он в этот момент не был похож на респектабельного адвоката-сухаря. Да тут еще шрам на переносице. Энн подняла руку, чтобы прикоснуться к нему, но тут же безнадежно остановилась. Она осознала, что терпит полное поражение, и дальше упорствовать едва ли имело смысл.
— Это детское воспоминание о хоккее?
— Нет, это другая история. Девушка, которой я назначил свидание в школе, обезумела, то ли от ярости, то ли от счастья, и запустила мне в переносицу тяжеленным учебником в переплете. Как видишь, попала.
— Интересным женщинам, ты, однако, назначаешь свидания!
Пит повернул ее ладонь и поцеловал.
— Стараюсь.
Снова набравшись духу, Энн выдернула руку и отошла.
— Встретимся? — спросил Пит ей в спину. — Это будет никакое не свидание, так, встреча знакомых.
— У меня нет сиделки для такого случая.
— Ничего страшного. Рейчел очень понравится кататься на коньках. В конце концов, она ничем не хуже нас.
Энн ошеломленно обернулась и увидела, что он держится рукой за манеж.
— Так что там насчет Рейчел? Что ей понравится?
Он остановился у двери и ухмыльнулся. Беседа принимала более семейственный оттенок.
— Увидишь.
Ты не женщина, а тряпка, обругала себя Энн, совершенно обмякнув.