Один-единственный

Глава 15

— Вы беременны, — сказала доктор Маккэфри утром в четверг.

Изабель приподняла голову и попыталась увидеть лицо врача, глядя поверх своих покрытых простыней коленок.

— Вы уверены?

Доктор Маккэфри положила руку на живот пациентки и тщательно прощупала его.

— Да, уверена.

Изабель показалось вдруг, что мозги у нее просто исчезли, а в черепе осталось только пустое, мертвое пространство.

— И каков срок?

— Могу предположить, что это самый конец третьего месяца или начало четвертого.

— Но я думала, что у беременных бывает тошнота по утрам и всякие необычные пристрастия в еде. — Голос ее, все еще надтреснутый после гриппа, жалобно стих.

— Вы одна из немногих счастливиц. — Доктор стащила с рук резиновые перчатки. — Может быть, оденетесь и мы продолжим разговор в кабинете?

Изабель покачала головой, прижимая простыню к груди.

— Пожалуйста, прямо сейчас. Это безумие какое-то. Я просто не понимаю, каким образом…

— Но вы ведь вступали в связь с мужчиной, не так ли?

— Да, но…

— Ну вот видите, Изабель. Иногда природа оказывается сильнее самых современных препаратов, придуманных умными медиками, и никто не в силах усмирить ее.

— Все это весьма поэтично, доктор Маккэфри, но я нахожу, что это просто чудовищно, если женщина не может рассчитывать на медицину в таких серьезных вещах, как предохранение от беременности.

Маккэфри протянула руку за карточкой Изабель.

— Так-так… Вы посетили меня в середине сентября, и мы назначили новое средство. — Она взглянула в глаза пациентке. — Вы тогда были с кем-нибудь?

Изабель покачала головой:

— В первый раз — в начале октября. Маккэфри вздохнула.

— И когда вы начали принимать новые пилюли?

— Тогда же, в начале октября.

— Ну вот, теперь все ясно. — Доктор начала говорить что-то о неустойчивых гормональных уровнях и прочих технических деталях, ни одна из которых не произвела на Изабель никакого впечатления. Маккэфри на минуту замолчала. — Сейчас все еще очень приблизительно. Вот сделаем обследование и тогда будем знать точнее. Но как вам понравится, если я скажу, что примерно тридцатого июня вы станете матерью?

— Ужасно. — Изабель моментально ощутила жаркую волну стыда, залившую шею и щеки. — Простите. Я не могу поверить, что сказала это.

— Незачем извиняться. Когда речь заходит о беременности, реакция бывает самая неожиданная. Смешанные чувства весьма обычны для женщин, стоящих на пороге материнства. Ведь это серьезный перелом в жизни.

— Материнство? — Изабель уткнулась лицом в ладони, чувствуя, что голова пошла кругом. — Я не могу даже представить себе, как буду носить специальное платье для беременной.

— А между тем если у вас уже четвертый месяц, как я это подозреваю, то вы очень скоро наденете его. — Доктор Маккэфри улыбнулась, — Кстати, подумайте, Изабель. Ведь это могло бы стать новой отраслью вашего бизнеса. Представьте только, платья для будущих мам с ручной вышивкой!

Изабель вышла из кабинета с памяткой для беременных, направлением на сонограмму и бутылочкой пре-натальных витаминов. Ей было вменено в обязанность непременно допить прописанные антибиотики, поскольку сразу после этого надо как можно скорее восстановить силы.

— Эй, принцесса Иззи! — Она оглянулась на голос и увидела таксиста, который медленно ехал у самого бордюра. — Подбросить вас?

Она улыбнулась и махнула ему рукой. Сегодня не было такого холода, как вчера, да и оделась она тепло. Отныне она должна ежедневно дышать свежим воздухом, да к тому же не помешает проветриться, чтобы придумать хоть какой-то выход из этого положения. Мысль о возвращении домой и встрече с озабоченной ее состоянием Мэксин была просто невыносима. Господи, что она скажет, узнав об этой беременности?!

И потом был еще Иван. Бедняга вложил все до последнего цента, чтобы создать и раскрутить новую линию. Но без настоящей живой принцессы все предприятие можно хоронить заживо, еще до премьеры коллекции.

О Дэниеле она вообще боялась подумать. После приезда в Японию он уже дважды звонил ей, но оба раза Изабель отказывалась брать трубку, прося передать ему, что она спит. Рано или поздно ей все равно придется поговорить с Дэниелом, но она не думала о будущем. Да и как он вообще смеет находиться на другом конце света, когда он больше всего нужен ей здесь?!

«Но ты должна уже привыкнуть к этому, Изабель, — говорила она себе. — Разве кто-нибудь находился рядом, когда тебе нужна была их помощь? Никто, если не считать Мэксин. Да и то лишь потому, что она уже не может построить свою собственную жизнь. Впрочем, Мэксин и Иван… Маловероятный союз, хотя, несомненно, между ними есть определенная симпатия».

Вспыхнул красный сигнал светофора, и Изабель остановилась на перекрестке, всего в одном квартале от своего дома. Два бизнесмена слева от нее громко спорили об индексе Доу-Джонса, и какая-то молодая женщина в леггинсах и красной кожаной куртке встала у нее перед самым носом. Тогда принцесса посмотрела направо и увидела женщину, как говорят, на сносях. Должно быть, это была самая беременная из всех беременных в Западном полушарии. Обе они были примерно одного роста и одного возраста, но на этом все их сходство и заканчивалось. Полы пальто едва сходились на огромном животе женщины, и со стороны казалось, что там у нее большой воздушный шар, накачанный велосипедным насосом. Изабель лишь беспомощно моргнула, не сводя глаз с поразившего ее живота.

— Если вы меня об этом спросите, я завизжу, — к полному удивлению Изабель, молвила беременная. — Я уже поняла, о чем вы подумали.

— Ну-у, кажется, все вокруг умеют читать мои мысли, — протянула принцесса. — Мне даже говорили, что у меня плохо получается бесстрастное выражение лица.

Женщина кивнула:

— Да уж, в карты вам лучше не садиться, ваше высочество.

Неужели все вокруг ее знают? Изабель надеялась, что ей все же удастся соблюсти приличия и отвернуться, но невольно продолжала смотреть на огромный живот.

— Так и быть, скажу, коль вы не спрашиваете: шесть месяцев, — сообщила ей беременная, когда они зашагали через дорогу. — Представляете себе, что будет в конце девятого?

Если честно, Изабель не могла себе этого представить. Внезапно она ощутила реальность своего собственного положения и испугалась.

Через несколько минут она вошла в квартиру. Мэксии еще не приходила с работы. Бросив пальто на спинку стула, Изабель прошла в спальню. Не раздумывая, она забралась в постель и натянула покрывало на голову. Ей хотелось провести в этом положении все предстоящие полгода.

«Сейчас в Нью-Йорке ночь на вторник, кажется так? Или уже утро вторника? — Дэниел колебался, положив руку на телефон. — Минуточку. Здесь, в Токио, вторник, утро. Значит, там — среда.»

Впрочем, хватит.

Он громко стукнул трубкой по рычагам. Какая теперь разница? Изабель не желает с ним разговаривать. Она уже дважды отвергла его попытки примириться, и, как ни крути, трех отказов вполне достаточно для полного разрыва. Во всяком случае, если у человека мозги в порядке.

Он еще в Рождество должен был понять, что их взаимоотношения вышли на финишную прямую. То, как она приняла браслет, для более проницательного мужчины означало бы неминуемый разрыв. И уж конечно, более понятливый мужчина не стал бы возвращаться к ней с едой из китайского ресторана, мороженым и цветами, как какой-нибудь сексуально озабоченный шизик, пришедший платить дань своей ненаглядной пассии.

Отличное слово «дань»! Это как раз то, чего хочет избалованная, вздорная эрзац-принцесса. Он знавал уборщиц, у которых в кончиках пальцев больше сочувствия и сострадания к людям, чем во всем роскошном, совершенном и несравненном теле Изабель.

— К черту! — Дэниел огляделся. Номер отеля, где он обитал, своим аскетизмом напоминал его нью-йоркскую квартиру. Тут было тихо и опрятно. Впрочем, скорее пусто. В последнее время он почему-то так же тяготел к шуму и суматохе, как некогда — к одиночеству и тишине. По крайней мере он попросил установить в номере боксерскую грушу, но консьерж поглядел на него так, словно речь шла об «АК-47» с мишенью.

Итак, все свелось к сексу. В целом их отношения с Изабель складывались не слишком гладко, но, как только дело доходило до постели, казалось, они созданы друг для друга. Чем больше получал от нее Дэниел, тем больше ему хотелось. Слишком просто? Быть может. Но благодаря одному только физическому влечению порой самые неприемлемые с виду пары долгие годы держатся вместе. Жаль, что для него и Иэабель одного секса слишком мало. «Нет, — думал Дэниел, меряя шагами комнату. — Надо еще раз поговорить с маленькой принцессой, попытаться восстановить отношения и, если это будет невозможно, уж тогда все хладнокровно обсудить и попрощаться окончательно и бесповоротно. Но если она хочет поговорить со мной, то, черт побери, могла бы и сама поднять трубку и набрать номер! А с меня довольно».

— Ну вот что, милая, ты просто спятила. Жить черт знает где, среди зимы, да еще в положении! Это глупо и безответственно. Ничего из этого хорошего не выйдет, говорю тебе.

— Ах, да успокойся ты, Мэксин. Если я еще пару часов послушаю твои причитания, то просто сойду с ума.

— Когда ты захочешь послушать настоящие причитания, Иззи, — сказал Иван, сидя за баранкой своего нежно-голубого «кадиллака» семьдесят шестого года выпуска, — приезжай к нам в офис. Там этого добра навалом. А вот насчет новых идей… — он пожал плечами, — этого не скажешь.

— Прекрасно, — буркнула Мэксин и надулась. — Не надо только делать из меня дуру. Я больше ни слова вам не скажу ни на эту тему, ни на какие вообще!

Изабель взглянула в глаза Ивану, и оба расхохотались. За две недели, прошедшие с того дня, как она узна-ла, что беременна, ей впервые довелось так от души посмеяться. Она не сомневалась, что Мэксин не удержится и примется за старое еще до того, как они пересекут Делавэр и въедут в Пенсильванию.

Принцесса ласково погладила Ивана по руке. Что за чудный человек! Как только она заявила о своем решении на время уехать из города, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию, он немедленно предложил ей для этого свой домик в Поконосе.

Изабель вовсе и не рассчитывала на отель «Плаза». Но, пожалуй, она и не подозревала, что больше всего ей хочется побыть одной. Внезапное открытие — она беременна — было слишком неожиданно и поразило ее до глубины души. Ведь это означало не просто огромный живот, просторные платья и правильное дыхание с потугами на родовом столе. День ото дня внутри ее рос другой человек, человек, который покуда полностью зависел от нее во всех своих желаниях и жизненно необходимых вещах. Он (или она) дышал благодаря ей. Он питался благодаря ей. Он был в безопасности благодаря ей. Причем речь ведь шла не только о ближайших девяти месяцах, а по крайней мере о восемнадцати — двадцати годах! Ей предстояло столь многому научить своего ребенка! И учиться вместе с ним.

Разве удивительно, что, узнав от Маккэфри эту новость, Изабель целых два дня не вылезала из-под одеяла? В конце концов она поняла, что даже если все полгода до рождения ребенка оставаться в постели, то все равно ничего не изменишь. И потому она поднялась, оделась и настроилась на будущее, пусть и не легкое, особенно если учесть, что она не знала, с чего надо начинать.

Должно быть, Бог смилостивился над нею, надоумив Джулиану разморозить счета. Сознание того, что теперь у нее есть запас на черный день, делало предстоящие роды не столь пугающими.

Чем дальше, тем больше росла уверенность в том, что рожать ей придется одной. Бронсон позвонил пару раз, а она отказалась говорить с ним. Изабель верила, что он позвонит снова, как это бывает в романтических кинолентах, которые она так любила, но этого не случилось. Она уже хотела связаться с его референтом Фил-лис, чтобы узнать номер телефона в Токио, но гордыня помешала ей совершить этот шаг. Потом она подумывала позвонить Кэтрин или Мэтти, просто чтобы узнать, как дела, но они, несомненно, моментально разгадали бы ее хитрость.

«Тебе никак не дается бесстрастная маска, принцесса», — как-то давно сказал ей Бронсон, и лишь теперь она поняла, что он имел в виду.

Дача Ивана оказалась маленьким А-образным коттеджем типа шале, который стоял у подножия горы и смотрел на озеро Уолленпаупак. В доме были два камина и столь же удобная, сколь и непрезентабельная с виду мебель.

— На кухне все электрифицировано, — сказал Иван, показывая ей печь, холодильник и посудомойку, как будто Изабель не разобралась бы в этих штуках без экскурсовода. — А если будут вопросы, звони мне.

Как раз накануне отъезда из города принцесса приобрела микроволновую печь. Теперь она собиралась с ее помощью достичь вершин кулинарного искусства, приготовляя купленные в местном магазине замороженные полуфабрикаты.

— У меня все будет прекрасно, Иван, — сказала она, обняв хозяина. — Мне тут безумно нравится.

Она решила на всякий случай соблюдать инкогнито. Со временем можно будет решить, стоит ли вообще говорить Бронсону о ребенке и если стоит, то когда это сделать. Но меньше всего Изабель хотела, чтобы родные Дэниела узнали эту новость из какой-нибудь грязной бульварной газетенки.

— Ты точно не хочешь, чтобы я осталась с тобой, милая? — спросила на прощание Мэксин. — Подумай. А то я бы с удовольствием пожила в горах.

— Мне нужно время, чтобы все обдумать, Мэкси. — Изабель крепко обняла свою верную подругу и помощницу. — Я должна побыть одна.

В Нью-Йорке ее без труда разыскал Эрик. А потом, первого января, звонил Малро-старший, чтобы поздравить с Новым годом. Изабель стояла возле автоответчика и вслушивалась в знакомый голос, пока Оноре оставлял свое сообщение. Она не хотела разговаривать с ним. Она вообще не желала общаться ни с одним человеком из своей прежней жизни. Единственным исключением был Бронсон, но он больше не звонил.

— Мы будем приезжать к тебе каждое воскресенье, — сказала Мэксин, и Иван утвердительно кивнул. — Если понадобится, старый «фольксваген» стоит в гараже, а ключи — на крючке в прихожей.

— Да, знаю, знаю. Там же — все телефоны: врач, полиция, пожарная охрана, ближайший сосед, а также такси. — Не волнуйся, — рассмеялась принцесса. — Все будет хорошо.

— А как насчет него? — спросила Мэксин, имея в виду, конечно, Дэниела. — Что сказать, если он позвонит?

Изабель с трудом подавила подступившие вдруг слезы.

— Он не позвонит больше, Мэксин.

— А если все-таки? Изабель вздохнула.

— Просто возьми у него номер телефона, я сама ему перезвоню.

Однако она понимала, что вероятность этого ничтожна.

За те несколько минут, пока Мэксин с Иваном ехали по длинной проселочной дороге, прежде чем свернули на шоссе, Изабель пережила тяжелые минуты. Ей хотелось броситься за ними следом, умолять их остаться, прильнуть к мягкой груди Мэксин и плакать, плакать, покуда хватит слез. Но она не сделала этого. Она просто стояла возле почтового ящика и махала рукой, пока они не скрылись из виду, а уж потом вернулась в дом и тут наплакалась всласть. Покончив с этим, Изабель почувствовала облегчение.

Обследовав поочередно все комнаты, она заглянула в шкафы и чуланы, под кровати, в каждое окно, осмотрела душ и туалет. Она была одна. Впервые в жизни ей не на кого было надеяться, кроме самой себя. Все это могло бы озадачить человека и в самом обычном положении, но в середине беременности… Редкая женщина решится на подобный эксперимент.

Перед отъездом в этот дом она сделала сонограмму. Лежа на кушетке, намазанная гелем, с прикрепленными к животу датчиками, вся в проводах, Изабель переживала глубокую сопричастность ко всему, что происходит с ее ребенком, живущим там, внутри, в глубине ее чрева. Перед этой бурей эмоций померкло все, что случалось в ее жизни прежде. «Будь здоров, малыш, — молилась она, пока вокруг нее суетились врачи, настраивая приборы и перебрасываясь шуточками. — Расти здоровым и сильным.»

— Итак, это начало четвертого месяца, — сказала ей потом доктор Маккэфри и определила дату рождения ребенка — двадцать восьмое июня.

Она хотела сказать, какого пола будет ребенок, но Изабель не пожелала это услышать. Ей было довольно и того, что дитя здорово. Все остальное зависело теперь только от нее.

Принцесса расправила плечи и пошла в кухню, чувствуя уверенность от того, что даже если весь мир перевернется, то уж по крайней мере она-то знает, как приготовить яичницу-болтунью!

— Только представь себе, Мэксин, — через несколько недель сказала она верной своей гувернантке. — Я легла в постель как обычно, а наутро вдруг обнаружила, что больше не влезаю в свои вещи!

В тот день они бродили по магазинам в Ист-Страудсберге, и Изабель подыскивала себе красивую одежду для будущих мамаш. Ей не удалось убедить Мэксин и Ивана, что еженедельные визиты — это слишком часто, они решительно заявили, что непременно будут закупать для нее еду и оставлять припасы на неделю. В результате после каждого их визита холодильник и морозилка трещали по швам, и Изабель даже думала, не устроить ли ей пир для всех соседей в радиусе десяти миль.

Сегодня Мэксин вела себя слишком тихо, во всяком случае, тихо для ее неугомонной натуры. Пока женщины выбирали одежду, Иван поехал в магазин, чтобы купить для своего «кадиллака» новые покрышки.

— Посмотри-ка сюда, Мэкси. — Изабель остановилась напротив модного магазинчика. «Крутые мамаш-ки», — прочитала она вывеску.

Ирландка в ужасе посмотрела на нее.

— В таком магазине ты ничего для себя не найдешь.

— Ну почему? Обязательно найду, Мэкси. Мне нужно что-нибудь эдакое, забористое.

— Какое, какое?

— Ну, как это сказать, — задумалась Изабель, — такое, с шармом. Стильное. Веселое.

Мэксин неодобрительно поджала губы.

— В тебе с детства воспитывали чувство меры и собственного достоинства, — сказала она вслед входившей в бутик Изабель.

— Меня вообще воспитывали как принцессу, — ответила она, любуясь шерстяным клетчатым джемпером и брюками. — Но времена меняются, Мэкси. Вместе с ними меняемся и мы.

— Он звонил.

Изабель сделала усилие, чтобы тут же не отвернуться от костюма.

— Когда?

— Сегодня утром. Перед тем как мы уехали.

— И что ты ему сказала?

— Что тебя нет, милая, точно так, как ты велела.

— Хорошо, — резко сказала Изабель. — Пускай поломает себе голову, чем это таким я занята. — Она сделала паузу. — Он говорил что-нибудь?

— Спрашивал о моем здоровье. Изабель моментально ощетинилась.

— Интересно! А о моем здоровье он, значит, не спрашивал? Ведь это я болела, а не ты, когда он уезжал!

Мэксин полезла в свою вместительную кожаную сумку и достала оттуда клочок бумаги.

— Вот номер телефона, милая. Позвони ему. И расскажи о ребенке.

— Мне бы хотелось, чтобы вы занимались своими делами, Мэксин Нисом. Если мне понадобится ваш совет, я спрошу сама.

— И перестаньте вмешивать меня в ваши дела, мисси. Может быть, я тогда и не стану давать советы.

Изабель выхватила бумажку из руки Мэксин и сунула в карман своих брюк. Станет она звонить Бронсону или нет — это ее личное дело.

— Учти, если ты посмеешь рассказать Дэниелу про мою беременность, я тебя просто четвертую!

Мэксин фыркнула.

— Но кто-то же должен сказать ему о ребенке, прежде чем сам ребенок это сделает.

— Для этого мне и нужно побыть одной, Мэкси. Я должна сама все продумать.

— Спроси меня, и я скажу, что тут не о чем думать.

— Я ни у кого не стану ничего спрашивать! Я сама должна решить!

— Прости, но мне кажется, что самой тебе это так и не удастся.

— Черт возьми! Это мой ребенок, и его мать обязана уметь о себе позаботиться!

Перед Мэксин стояла уже совсем не та маленькая принцесса, которая не способна была даже заполнить чековую книжку или вскипятить воду. Но, похоже, старая гувернантка до сих пор так и не поверила в произошедшие с ее воспитанницей перемены.

В тот день обещали большой снегопад, и потому Мэксин с Иваном отправились в путь еще до обеда. Изабель хотела угостить их омлетом и жарким по-французски, но гости, используя благовидный предлог, отказались от трапезы, причем, как показалось принцессе, не без тайной радости.

Когда они уехали, Изабель сделала себе омлет с сыром и поджарила тост, а потом съела все это, как настоящая американка, сидя перед телевизором в гостиной. Как это было ни досадно, приходилось признать, что ностальгия по Дэниелу ощущалась все острее. Она не знала, можно ли испытывать ностальгию по человеку, но именно это слово лучше всего передавало ту глубокую тоску, которая одолевала ее.

Вскоре она уже рыдала над какой-то комедией о шумливой американской семье, в которой все любили друг друга так же сильно, как в семье Бронсонов. И почему только, о чем бы она ни подумала, все обязательно сводится к Дэниелу?!

— Курица, — обругала себя Изабель, загружая последнюю тарелку в машину и нажимая кнопку старта. Ведь не успела бы вымыться эта посуда, как они нашли бы повод для очередного спора, очутись сейчас в этой кухне Бронсон. Да, они были ужасной парой! Это началось с самого первого взгляда, там, на балу в честь юбилея Перро. Разумеется, тут не обошлось без соревнования полов, н все же любому было понятно, что не это главное. Разве не могут спокойно общаться между собой другие мужчины и женщины? А вот они до сих пор так и не нашли общего языка.

Клочок бумаги с номером телефона лежал на краю столика возле дивана. Изабель ходила вокруг него, точно нокруг свившейся кольцами и готовой к броску змеи. Рано или поздно ей все равно придется говорить с ним, пусть даже она не сразу выложит новость о ребенке. Так почему бы немедленно не пробить лед молчания?

Она даже не подумала, сколько сейчас времени в Токио, но почему-то решила, что это не важно. Даже хорошо, если он будет сонным. Значит, удастся застать его немного врасплох. Эта мысль доставила ей удовольствие.

Изабель набрала код Японии, затем — номер телефона. Англоговорящий клерк ответил ей, и она попросила соединить ее с номером Дэниела. Пауза. Ряд щелчков. Гудки.

— Бронсон слушает.

Голос его был не просто бодр, но, как всегда, готов к серьезному разговору. К ужасу Изабель, решимость быстро покидала ее. «Повесь трубку! — толкала ее под локоть отвратительная трусость. — Если не хочешь с ним говорить, значит, и не надо».

— Если вам есть что сказать, давайте поскорее, — потребовал Бронсон. — Если нет, значит, нет.

— Да ты, похоже, совсем не в духе. Пауза. Должно быть, он сильно удивился.

— Сейчас пять часов утра, принцесса. Я всегда в дурном настроении перед восходом солнца. — Голос его звучал не слишком удивленно. Впрочем, и не слишком радостно.

Молчание. Долгое, мучительное молчание. Изабель вдруг показалось, что если не прервать его, то оно продлится всю оставшуюся жизнь.

— Ну, — с наигранной веселостью произнесла она, — Мэксин передала мне, что ты звонил.

— Да. Кажется, в Рождество я забыл у тебя свои ониксовые запонки.

— Ты звонил, чтобы спросить про запонки?

— Просто жаль потерять такую нужную вещь. Так я не у тебя их оставил?

— Во всяком случае, я их не находила. «Ониксовые запонки? Кто станет звонить из Токио, чтобы спросить о таких пустяках?! Ведь оникс — даже не драгоценный камень!»

— Я положил их на твой ночной столик перед тем, как ты запустила в мою голову кувшином. Может, посмотришь еще раз?

— Их здесь нет.

— Может, они закатились под кровать?

— Там их тоже нет.

— Черт побери, принцесса, посмотри, пожалуйста. Мне нужны эти запонки.

— Сам смотри, — огрызнулась она. — Я не из дома звоню.

— Что это значит «не из дома»?

— Ну знаешь, у тебя определенно сложности с короткими предложениями, Бронсон. Не из дома — значит, не из дома.

— А откуда?

— Не твое дело.

Он что-то невнятно буркнул, и Изабель, улыбнувшись, плотнее прижала трубку к уху.

— Мэксин с тобой?

— Это тоже тебя не касается, но все-таки я отвечу. Нет, Мэксин — у тети Элис.

— Да что, черт побери, там у вас происходит? Почему ты живешь не дома?

— Да так. Захотелось сменить обстановку.

— Ты в больнице? Неужели грипп перешел в пневмонию?

— Нет, не перешел. — Изабель остановилась, готовясь уколоть его побольнее. — А как мило с твоей стороны, что ты беспокоишься о моем самочувствии!

— Так с кем ты там, принцесса? Изабель положила руку на живот.

— Я одна, — просто молвила она. — В последнее время все пошло как-то шиворот-навыворот, и мне требуется побыть в одиночестве, чтобы собраться с мыслями.

— Ага, ты в гостинице, — сказал Дэниел самодовольным голосом. — Старый «Хелмсли-пэлес»? Я слышал, там отменное обслуживание.

— Я в коттедже, — не менее самодовольно заявила Изабель. — И тут нет никакого обслуживания.

— Что? Принцесса живет, как простая смертная? Ты, должно быть, шутишь?

— Никогда не говорила с тобой серьезнее, Бронсон. Я перед тобой в неоплатном долгу за то, что научил меня готовить яичницу.

— И где же этот коттедж находится? — спросил он. — На углу Пятой и Пятьдесят седьмой?

— Не скажу.

— Я спрошу у Мэксин.

— Ей велено молчать об этом.

— Но я умею быть очень настойчивым, принцесса.

— А я — очень и очень властной. — Изабель остановилась. — Или ты забыл?

— Я ничего не забыл. — Голос его изменился: стал глубже и задумчивее. — Ни одной самой малой малости.

— Пора прощаться, — сказала она. — Я должна идти спать.

— Дай мне твой телефон.

— Не дам.

— Но как же я позвоню тебе?

— Никак. — Изабель улыбнулась. — Если захочешь меня услышать, передай через Мэксин.

— Но это смешно.

— Так будет, Бронсон.

— Для чего тебе все эти сложности?

— Ох уж эти мне американцы, — с преувеличенной досадой вздохнула она. — Как они романтичны! Итак, давай, Дэниел, пожелай мне спокойной ночи, потому что я собираюсь повесить трубку и отправиться спать.

— Эй, принцесса! У меня еще один вопрос: что на тебе надето?

— Сейчас?

— Сейчас.

Изабель посмотрела на свою огромную в розовую клеточку ночную рубашку и толстые белые чулки.

— Ничего, — сказала она, лукаво улыбнувшись. — Совсем ничего. — И с этими словами повесила трубку.

Вот так-то! Огорошив его на прощание, она просто прервала телефонную связь. Тут тебе и «до свидания», и «желаю удачи, милый».

Кладя трубку на рычаг, Дэниел разразился цветистой тирадой. «Ничего, совсем ничего»! Портрет обнаженной принцессы моментально возник в его воображении. «И ведь что главное, она прекрасно знает, что со мной теперь творится! — проклинал себя Бронсон. — Вот ведь в чем вся чертовщина!»

Оба они отлично понимали, в чьих руках сосредоточена вся власть. Один взгляд Изабель, одно ее прикосновение — и ему снова семнадцать, он снова полон энергии и страстей! Дэниел разразился длинной тирадой, мысленно посылая ее в сторону Нью-Йорка.

Но она не на Манхэттене! Она собралась и умотала в какой-то чертов коттедж, так что теперь он даже не знает, в каком штате она находится.

Ониксовые с золотом запонки подмигнули Дэниелу с туалетного столика. Идиотский предлог. Вместо всей этой чепухи следовало потребовать, чтобы она мчалась сюда, в Токио, со всеми своими королевскими капризами. Здесь, глаза в глаза, они и обсудили бы всю эту чепуху! Он должен был четко объяснить ей раз и навсегда, что скорее согласен вечно перебрасываться колкостями, чем пить шампанское из туфельки пусть даже самой прекрасной и самой покладистой в мире женщины.

Он должен был сказать ей многое, но так и не сумел. Он мог только сидеть, глядя на телефон, и ждать, когда же она снова позвонит.

Если, конечно, вообще позвонит.