Одна безмолвная ночь

Глава десятая

Зефира уселась на трон Страйкера, пока он и его даймоны ушли сражаться с галлу. Она послала Медею с отцом, а сама осталась подумать о том, что произошло за последние несколько часов.

Ей нужно было побыть некоторое время одной: подумать и осмыслить те трудности, что оглушили ее. Все произошло слишком быстро, она была ошеломлена захлестнувшими ее эмоциями. Невероятно притягательным присутствием Страйкера. Его страстью. Однако сидя здесь, одна, во тьме, Зефира впервые за века смогла увидеть лучшее будущее.

Сражаться рука об руку со Страйкером за свое место в столь враждебно настроенном к ним мире.

Закрыв глаза, она представила, каково это — находиться здесь, с ним, командуя его армией. Теперь, обладая силой галлу, они могут выйти из укрытий и снова жить в мире людей.

Нет, не в мире людей.

В мире даймонов.

Медленная улыбка тронула ее губы, когда она ясно представила себе это. С силами Медеи они смогут обнаружить всех скрывающихся вокруг галлу и отыскать других демонов, чтобы посмотреть, какие силы можно у них отнять и использовать. Они будут способны на все, никаких ограничений.

Они даже могут стать новым поколением богов.

И почему она не думала об этом раньше?

Потому что слишком долго была пустой человеческой оболочкой. Она забыла, каково это — когда внутри тебя горит огонь, заставляя хотеть большего. Огонь, что живет, дышит и пожирает. Огонь, что не отвергает, а требует лучшего существования, чем то, которое она знала.

Впервые за века она обрела цельность и видела будущее для себя и своей дочери. Одна из сил… Разрушение…

— Для этого тебе не нужен Страйкер.

Открыв глаза, она увидела стоящего перед ней Войну. Гораздо прекраснее, чем следует быть богу разрушения, он, перенеся вес на одну ногу, стоял с таким высокомерным видом, что Зефира могла бы счесть его умопомрачительным, если бы не знала правду о его смертельных капризах. Для него они были не более чем заложниками, которых он подчинял и уничтожал по своей прихоти.

Она же не настолько глупа. У нее кровь вскипела от ярости. Зефира поднялась на ноги, давая понять, что не боится ни его, ни его сил.

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел увидеть Страйкера, но вместо этого вижу самую прекрасную женщину, когда-либо рождавшуюся на земле. Ты действительно особенная.

Она расхохоталась.

— Мне не так легко польстить.

Прежде чем она успела моргнуть, он оказался рядом с ней. Его глаза потемнели, он смотрел на нее с жаждой, что льстило, горячило и ужасало. На его губах играл намек на улыбку.

— А я, как правило, этого не делаю. Но ты… — Война резко выдохнул, окинув ее оценивающим, восхищенным взглядом. — Ты достаточно хороша, чтобы заставить бога сойти с ума от желания.

Зефиру разъярили его намеки и недооценка ее решимости.

— Ты мне наскучил.

По его лицу расплылась улыбка, мгновенно делая его очаровательным… Как будто это могло скрыть тот факт, что он являлся шакалом, ожидающим шанса прыгнуть и вцепиться ей в глотку.

— Я бы никогда не захотел это сделать, любовь моя. На самом деле, я хочу, чтобы ты пришла в себя. Представь мир, где правишь ты одна. Мир, лежащий у твоих ног, слуги и исполнение всех когда-либо имевшихся у тебя желаний.

Зефира ясно увидела это перед собой. Даже с открытыми глазами она могла представить то, что он описывал.

— И какую цену мне придется заплатить?

Война смахнул прядь волос с ее плеча, задержался пальцами на шее и, наклонившись поближе к ней, вдохнул ее аромат. Странно, это не вызвало той дрожи, что появлялась, когда ее касался Страйкер. Вместо этого она была холодна и осторожна.

— Никакой платы. Я лишь хочу отметить, что Страйкер назвал своими наследниками тебя и твою дочь. Умрет он, и все здесь будет принадлежать тебе.

Зефира нахмурилась, понимая, на что он намекает.

— Подумай об этом, — соблазнял он. — Мир без служения Артемиде. Тысячи воинов под рукой, готовые умереть ради твоего удовольствия. Порталы, что могут перенести тебя в любое место на земле. Ты будешь силой, с которой придется считаться, и все, что тебе нужно сделать, — это завершить миссию, порученную тебе Артемидой… Миссию, которую ты обязана выполнить. Убей Страйкера. — Война улыбнулся ей, его голос стал низким и хриплым: — Уверен, ты хочешь этого, в глубине души так и есть. Однажды Страйкер тебя покинул, и ты знаешь — если дать ему шанс, он снова так поступит.

Зефира напряглась, как струна, от фактов и сомнений, теснившихся в ее голове. Она знала, что может доверять себе. Но могла ли она по-настоящему доверять ему?

— Галлу отступают.

Зефира обернулась: в спальню вошел Страйкер с сияющими глазами и горящими щеками. Он напомнил ей мальчишку, вернувшегося с волнующей поездки верхом и гордившегося тем, что закончил дело. А еще он напомнил ей мальчишку, который ушел, оставив ее в одиночестве защищать себя и свою дочь. Мальчишку, который ни разу не поинтересовался их благосостоянием.

«Убей Страйкера», — слова Войны эхом звенели в ушах.

Странно, каким легким казалось задание, когда Артемида давала его. А сейчас оно не выглядело простым. Особенно когда Страйкер плюхнулся на кровать с ее стороны, и весь гнев, что она хотела к нему почувствовать, рассеялся.

Он был ходячим сексом на двух ногах, столь длинных, что они свисали с кровати, по меньшей мере, на десять дюймов. Что еще хуже, джинсы до неприличия туго обтягивали его бедра, и это пробуждало в ней желание вонзить в него свои зубки. Или, еще лучше, прижимать его к себе до тех пор, пока они оба не станут потными и изнуренными.

Убей его.

Игнорируя внутренний голос, Зефира посмотрела на Страйкера:

— Итак, ты их разгромил. Что дальше?

Он стер со щеки мазок крови и устало вздохнул. Его волосы были влажными, а щеки в пятнах от боевых действий. От этого его серебристые глаза засияли еще сильнее.

— Уже рассвет, так что мы вернулись назад. На закате мы прилипнем к их задницам, как мухи на липучку. — Страйкер еще раз глубоко вздохнул: — Кессар удрал, и ночь для меня была бы потеряна, если бы я не вернулся домой и не обнаружил в своей постели самую прекрасную женщину в мире. — Он поднёс к лицу ее запястье и прикусил кончики пальцев. Ее руку, все ее тело охватила дрожь, его глаза соблазняли ее все сильнее. — Лучше, если бы она была обнаженной, но в любом случае теплой и приветливой.

Она наблюдала, как он, смакуя ее прикосновения, потерся колючим подбородком о ее ладонь. Щекотка заставила ее стать разгоряченной и умирающей от желания. До сегодняшнего дня она не осознавала, как одинока. Как хотела иметь рядом кого-то.

Нет, не кого-то. Его.

Намек на улыбку скользнул по его губам, когда он придвинулся поближе, чтобы запечатлеть на ее губах легкий, нежный поцелуй. Его клыки очень осторожно царапнули ее нижнюю губу. Знак истинного хищника. Когда они только поженились, у него не было клыков. Не было жажды крови…

Они были просто двумя влюбленными детьми.

Страйкер двинулся от ее губ к шее, где неторопливо лизнул ее кожу, отчего Зефира повлажнела и возбудилась.

— Останься со мной, Фира, — выдохнул он ей в ухо.

— Это не я ушла.

Страйкер заключил ее в объятия, наслаждаясь мягкостью ее тела, ощущая, как его пронзает чувство вины. Он совершил столько ошибок в прошлом. Ошибок, что не давали ему заснуть до позднего рассвета. Но с ней, здесь, он чувствовал себя так, словно получил еще один шанс исправить то, что тяжким грузом лежало на его совести.

— Я знаю. — Он хотел заставить ее забыть прошлое. Снова завоевать ее доверие. Мысль обо всех тех годах, что они провели врозь, тогда как могли бы быть вместе, убивала его. Потому что он по собственной глупости все потерял.

Первый шаг дочери. Первое увлечение. Ее свадьбу, рождение и смерть внука, которого никогда не знал. Он должен был быть с ними, чтобы защитить.

Он обещал.

Возможно, это его наказание за обет, данный перед богами, который он не сдержал. Видеть их сейчас и понимать, что потерял навечно.

Но у него все еще оставалась надежда. Он не мог просто уйти, даже не попытавшись спасти то, что однажды было разрушено.

— Скажи, что мне сделать или сказать, чтобы заслужить твое доверие?

Ее глаза наполнились мукой, как и его душа.

— Я не знаю, Страйкер. Время меня ожесточило.

Он фыркнул:

— Тебя? Не ты убила собственного ребенка за простой поступок. — Стоило представить лицо Юриана, и совесть его терзалась от горя и гнева. Но это ничто по сравнению с виной за то, что сделано. — Ты говорила о людях, убивших твоего зятя, тогда как я — тот, кто убил жену Юриана. Забрал у своего ребенка то единственное, что он любил больше, чем весь мир. Что же я за сволочь?

Он стал подобием собственного отца, и ненавидел это сильнее всего. Если бы он только мог вернуться и все исправить.

Зефира откинула прядь волос с его глаз.

— Почему?

Вопрос сложный, как сама Вселенная, он все еще пытался разгадать причины, побудившие его превратиться в монстра, которым он так старался не стать.

— Она была одним из потомков Аполлона по атлантийской линии. Потомок моих сводных сестер-аполлитов. Веками я охотился на них и убивал, чтобы приблизить отцовскую смерть. Пока живут они, жив и он. Он проделал с их родом то же, что и с моим… связал воедино свою и их жизненные силы — но в отличие от меня и моих потомков они так и не стали даймонами, их связь — не в пример моей, разорванной — сохранилась. А после того, как он обошелся со мной и тобой, я жаждал его смерти.

Страйкер стиснул зубы, чувствуя, как им овладевают первобытные эмоции, и он жаждет почувствовать вкус крови отца за все.

— Все, что я помню из детства, — это отца, который души не чаял в моих сестрах, особенно в старшей, и как много раз он повторял, что она должна быть его законной наследницей вместо меня. Неважно, как сильно я старался, я никогда не был достаточно хорош для него. Оглядываясь назад, я не понимаю зачем пытался ему угодить, может потому, что у меня не было любящей матери, и я надеялся, что он сможет меня полюбить. Вот почему я и Сатара были… ну, близки так, как могут быть близки две гадюки. Ее мать была человеком, не аполлитом, поэтому для него она тоже оказалась недостаточно хороша. Для него она была единственным человеком хуже меня. — Вот еще почему он так ненавидел Аполлими. В конце концов, он был для нее не более хорош, чем для своего отца.

Она по-прежнему предпочитала ему Ашерона несмотря на то, что тот пошел против ее желаний, защищая людей, которых она хотела уничтожить. Тогда как он, Страйкер, верно ей служил.

Хоть раз за все время своего существования он желал быть достаточно хорошим для кого-то. Иметь рядом человека, готового пойти на жертву ради него.

Но это было невозможно.

— Когда я узнал, что Юриан за моей спиной женился на одной из них, то взорвался. Я не видел отголосков прошлого в своей жажде нанести удар и причинить боль тому, кого должен защищать. — Страйкер встряхнул головой. — Вот такой я ублюдок.

Зефира не стала комментировать. Вместо этого она взяла его руку в свои ладони и окинула его внимательным взглядом.

— Почему ты не рассказал мне об этом, когда мы были женаты?

Страйкер взглянул вниз, на их переплетенные пальцы, и ощутил прилив сил от осознания того, что Зефира не оттолкнула его в отвращении. Он никогда и никому так не открывал душу. И удивлялся, почему делает это теперь.

Но он знал. Она была его сердцем, и ему не хватало этого жизненно важного органа.

— Мне было стыдно. Ты была так впечатлена моим происхождением, и я не хотел, чтобы ты знала правду о том, что мой отец думает обо мне на самом деле. Я не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал об этом. Мне нравилось делать вид, что я любимый сын, которому суждено осуществить его грандиозные планы.

Страйкер отвел глаза, не в силах вынести ее внимательный взгляд, когда он обнажает самую ранимую часть своей души — оружие, которое он никогда не отдавал в чужие руки.

— Ты знаешь, каким мир был тогда. Я был просто мальчишкой-аполлитом, а мой отец постоянно твердил мне, что моя старшая сестра больше мужчина, чем я. — Его взгляд вспыхнул, он уставился на пол, вспомнив, как однажды отец нарядил его в женскую одежду. Он едва ступил в отцовский храм, как Аполлон в мгновение ока сменил ему одежду. «Теперь ты выглядишь соответственно своей истинной природе. Возможно, тебя стоит еще и кастрировать… Если бы только ты не был мне нужен для выведения породы. Остается надеяться, что у твоих сыновей тестостерона будет больше, чем у тебя». Эти слова и испытанное им унижение все еще жгли позором его душу. Издевательства отца до того его ожесточили, что для других не осталось никаких чувств. — Ты хоть представляешь, как больно признаваться — даже теперь?

Ее взгляд смягчился, она взяла его руку и прижала к своему сердцу.

— Вот почему ты полюбил меня? Потому что рядом со мной тебе не надо было казаться лучше?

Страйкер раздраженно рявкнул:

— Я полюбил тебя потому, что всякий раз, когда мы были вместе, ты заставляла меня чувствовать. Чувствовать, что я важен для тебя. В твоих глазах я был мужчиной, которым хотел быть, даже после того как отец сказал, что я единственное его разочарование. И я не чувствовал ничего подобного с той ночи, когда вышел за дверь и покинул тебя. Ты говоришь, что умерла той ночью. Я с тех пор умирал каждую ночь. Каждую.

Ее ногти вонзились в его ладонь.

— Ненавижу тебя, Страйкер.

Если честно, он не ожидал от нее ничего иного. Казалось, это все, что он может вызывать у окружающих.

Сердце заныло от боли, он отстранился от нее.

Зефира поймала его и притянула обратно, пока он не оказался лежащим в ее объятиях.

Пораженный, он встретился с ней взглядом.

— Ты все такой же дурак, как и тогда.

От ее резких слов в нем вспыхнул гнев, но прежде чем Страйкер успел послать ее подальше, она притянула к себе его голову и поцеловала. Страстно, неистово, заставляя его закружиться в водовороте чувств. Обхватив ее голову ладонью, он вдыхал и чувствовал, как ее губы развеивают все плохие воспоминания, преследовавшие его. Удивительное убежище, где человек мог спрятаться. Позор, что они никогда не хотели открыться друг другу. Гораздо проще было сделать вид, что отец любит его, что он просто по ошибке проклял его вместе со всей расой аполлитов.

Но жестокая, не приукрашенная правда… которой Страйкер никогда не хотел смотреть в лицо. Его отец не обеспокоился этим. И это обижало. Раздражало. Обессиливало.

Он закрыл глаза, когда Зефира укусила его за подбородок, забирая боль его реальности. Растворив их одежду, он перекатился так, что она оказалась сверху. Единственная, кому он давал власть над собой. Он принадлежал ей и знал это. Она заклеймила его душу одиннадцать тысяч лет назад, в тот день, в доках, когда убегала от него. И если ему суждено умереть, то он хотел бы умереть от ее руки. От руки той, что когда-то хоть немного его любила.

Приподнявшись, Страйкер обхватил ее лицо ладонями, наслаждаясь видом ее обнаженного тела. Он провел ладонями от ее лица вниз, к грудям. Мысли о них, пышных и полных, тоже преследовали его по ночам, заставляя тосковать по Зефире и моментам, подобным этому.

— Когда же ты, Страйкер, наконец, начнешь меня понимать?

— То есть?

Зефира коснулась линии его губ длинным ногтем.

— В гневе я говорю вещи, которых на самом деле не думаю. Когда я сказала тебе уйти, все, чего я хотела, — чтобы ты остался. Я хотела причинить тебе боль за то, что ты меня уничтожил.

— Ты сказала, что я ни на что не годен.

— Вот что я имела в виду. Но только после того, как ты собрал вещи, чтобы последовать за отцом и бросить меня. Это заставило меня почувствовать себя бесполезной, и поэтому я напала на тебя.

И эти слова его уничтожили. Снова нахлынул гнев.

— И ты заставила меня почувствовать себя таким, каким считал меня отец. Словно я меньше чем мужчина. Его критика всегда ранила, но твоя пронзила до самых костей. Оставила шрамы, что до сих пор не зажили.

Зефира ударила его в грудь. Не больно, но достаточно сильно, чтобы дать понять: она все еще злится на него.

— А как ты думаешь, что ты сделал со мной? Ты хоть понимаешь, сколько раз меня называли шлюхой? Прежде чем отправиться к Артемиде, я пришла к отцу. Он забрал те деньги, что ты оставил мне, и выгнал на улицу. Сказал, что если я не смогла удержать мужа, то должна раздвинуть ноги для кого-нибудь другого.

Страйкер вздрогнул, пристально глядя на нее, желая не знать об этом.

— Я бы убил твоего отца, если бы знал.

— Но ты не знал, и поэтому я ненавидела тебя еще больше. Ты знал, в каком аду я жила до замужества. Знал, что мой отец жесток и суров. Как ты думал, что я буду делать в мире, где женщина даже за покупками не может пойти без сопровождения мужчины?

Он притянул ее ближе. Так близко, что смог почувствовать ее дыхание на своем лице.

— Все, о чем я мог думать, — мой отец убивает тебя из-за меня и оставляет меня жить с осознанием того, что я сделал тебе, что я вынудил отца так поступить. Он никогда бы не дал мне покоя смерти. А я знал, что единственное, чего бы я не вынес… жить после твоей смерти, причиной которой я стал.

Зефира хотела простить его. Действительно хотела. Но причиненная боль была так сильна. Те первые годы с Медеей были такими трудными, и хотя Артемида дала им убежище, она никогда не была к ним добра.

Зефира сильно изменилась с той ночи, когда он ушел.

Но и он изменился. Он больше не был тем юным подростком, который боялся гнева отца. Тот факт, что он преследовал и убивал потомков своего отца, служил подтверждением.

Убей его.

Этого хотел от нее Война. Этого хотела Артемида.

А как насчет ее желаний?

Его серебристые глаза обжигали ее, мучительная боль в них подобрала ключик к ее сердцу.

— Прости меня, Зефира, и я клянусь — не богами, а собственной честью и душой — никогда больше тебя не разочаровывать. Позволь мне сделать то, что я должен был сделать столетия назад.

— И что же это?

— Отдать тебе свое сердце, свою преданность и свои услуги. Больше никто и никогда не разлучит нас. Клянусь всем, что у меня есть.

Зефира легко провела ногтями по его груди.

— Единственным, кто нас разлучил, был ты.

— И твоя раздражающая неуступчивость. Я ушел, но ты глубоко меня ранила, указав на дверь. Посмеявшись над моим достоинством и мужественностью. Не пойди ты в атаку, я бы противостоял отцу. Но было трудно остаться с тобой, после того как ты повторила мне то же, что говорил он.

Она замерла, пытаясь вспомнить их сватку. Его слова все еще звучали в ее голове, но ее… были туманны или забыты.

— Что я сказала?

Страйкер был потрясен:

— Ты не помнишь?

— Не совсем.

Он дотянулся до нее и накрыл пальцами ее виски. Используя свои божественные силы, он повторит эту ночь для нее. Он никогда подобного не делал. Он предпочитал вспоминать ее, находясь в ее объятиях. Но пришло время ей вспомнить, что она на самом деле с ним сделала.

Он и его отец находились одни в хижине, которую Страйкер с Зефирой звали домом. Почти пятнадцати лет, он был долговязым и неловким. Чувствуя себя чужим в собственном теле, он был неуклюжим. Аполлон схватил его за волосы, его лицо исказилось от гнева.

— Ты действительно думаешь, что я буду терпеть тебя и твою шлюху? Ты сделаешь, как тебе сказано, мальчишка, или я обрушу на тебя гнев богов, так что все прошлые наказания покажутся тебе раем.

Страйкер попытался бороться, но его силы по сравнению с отцовскими были ничем.

— Отец, она — все, чего я когда-либо желал. Пожалуйста, не проси меня сделать это.

Аполлон грубо дернул его за волосы и отчеканил:

— Я не прошу тебя. Я тебе говорю. Если ты не уйдешь отсюда к рассвету, я буду насиловать и бить ее до тех пор, пока ты не сможешь даже узнать ее.

Страйкер пришел в ужас от угрозы.

— Она носит твоего внука.

Аполлон схватил его за горло и прижал к стене.

— Ты снова испытываешь меня, мальчишка. Я сделаю из тебя женщину и отправлю служить в храм Артемиды вместе с Сатарой и остальными служанками. — Он отбросил Страйкера к противоположной стене. — Если с наступлением рассвета ты все еще будешь здесь, то тебе придется наблюдать, как над ней жестоко издеваются, прежде чем она умрет.

Слезы наполнили его глаза, он оглянулся на отца, чувствуя, как разбивается сердце.

— За что ты так со мной?

— Ты — мой наследник. Благодаря тебе я уничтожу Зевса и буду править этим продажным миром. Пришло время вырасти и стать мужчиной, которым ты должен быть. Помоги мне и не разочаруй, иначе я на самом деле превращу тебя в женщину, и ты сможешь разделить участь своей маленькой женушки, если не послушаешь меня снова.

Аполлон исчез.

Страйкер сполз на пол, оглядел комнату, где на короткие мгновенья он был по-настоящему счастлив. Единственный раз в жизни он чувствовал, что его любят и хотят. Не из-за какой-то судьбы, а ради него самого.

Он разрыдался, чего никогда не делал прежде. Он знал, что у него нет выбора, кроме как подчиниться. Как мог кто-то сбежать от бога? Аполлон не откажется от своих слов и с удовольствием накажет их за брошенный ему вызов.

— Я не позволю ему причинить тебе боль, Фира, — прошептал Страйкер, набираясь сил, чтобы встать. Его сердце обливалось кровью. Он взял несколько вещей: зеленую ленту, которую Зефира вплела в волосы в день их свадьбы, мозаичную плитку, изображавшую ее в свадебном платье, и маленький пузырек духов. Он остановился перед туалетным столиком, где она сидела по утрам и вечерам, готовясь ко сну и к новому дню.

Все, чего он хотел, — это положить голову ей на колени, и чтобы она провела пальцами по его волосам и сказала, что все будет хорошо. Что она будет в безопасности.

Но этому не суждено случиться.

Сегодня он уничтожит ее, и он это знал.

Желая умереть за нее, Страйкер положил вещи в маленький кошелек, что носил на поясе. Нужно уйти, прежде чем она вернется.

Нет, он не может так с ней поступить. Несмотря на то, что думает отец, он не трус. Он не мог оставить ее без объяснений. Оставить ее гадать, почему он не пришел домой или куда он уехал. Думать, что он умер, или, еще хуже, ждать его возвращения, тогда как он точно знал, что она его больше никогда не увидит. Зефира заслужила услышать от него правду.

Тяжело вздохнув, Страйкер сел обратно и стал ждать ее возвращения.

Когда она вошла, его дыхание прервалось. Хрупкая и хорошенькая, она была прекраснее самой Афродиты. Ее зеленые глаза сверкали в тусклом свете, пока она не двинулась, зажигая больше ламп.

Ее улыбка сияла, мгновенно заставив его грустить от осознания того, что он больше никогда не увидит ничего более захватывающего.

— Почему ты сидишь в темноте?

Страйкер прочистил горло, но тяжелый ком в животе стал еще плотнее.

— Мне нужно с тобой кое о чем поговорить.

Зефира положила свертки на стол.

— Мне тоже. Я…

— Нет, пожалуйста, позволь мне договорить.

Нахмурившись, она замерла на месте.

— Мне не нравится твой тон, Страйкериус.

Ей никогда не нравилось слышать строгость в его голосе. Вот почему он так старался не показывать ей эту сторону себя.

— Знаю, но то, что я хочу сказать, не может ждать.

Зефира подбежала к нему и тонкими пальчиками разгладила морщинки на его лице.

— Ты выглядишь таким серьезным.

Его язык, казалось, настолько распух, что он боялся им подавиться. Все, чего он хотел, — это обнять ее и держать так вечно.

Вместо этого он собирался разбить им обоим сердца.

Это должно быть сделано. Образ того, как на нее нападают, пронзил его со столь грубой яростью, что он вздрогнул. Страйкер не сомневался, что его отец осуществит свою угрозу.

Он глубоко вдохнул для храбрости и выдавил из себя:

— Я ухожу.

— Хорошо, акрибос. Когда ты вернешься?

Он положил руку ей на плечо, чтобы успокоиться.

— Я не вернусь. Никогда.

Свет исчез из ее глаз, и это подействовало на него как удар кулаком в горло.

— Что?

— Мой отец запланировал на завтра мою свадьбу. Если сегодня ночью я не уйду и не разведусь с тобой, он убьет тебя и ребенка.

Гнев исказил ее прекрасные черты, превращая лицо в маску Медузы Горгоны.

— Что! — заорала она, отталкивая его.

Страйкер протянул к ней руку.

— Мне жаль, Фира. У меня нет выбора.

Она ударила его по руке.

— Конечно, есть. У всех есть выбор.

— Нет, у нас — нет. Я не хочу оставаться здесь и смотреть, как ты умираешь.

Зефира зарычала, кривя в отвращении губы:

— Никчемный трус.

Это воспламенило его собственный гнев.

— Неправда.

Она сильно ударила его по лицу.

— Ты прав. Быть трусом стало бы для тебя шагом вперед.

Страйкер стоял, с горящими щеками слушая, как она его поносит. Он не мог даже слушать эти оскорбления. Только слова «жалкий», «никчемный» и «трус» вновь и вновь звенели в ушах.

— Я поступаю так, чтобы защитить тебя и ребенка. Я должен быть уверен, что вы оба будете в безопасности.

— Нет никакого ребенка, — выплюнула она. — У меня случился выкидыш.

Он пошатнулся.

— Когда?

— Этим утром.

— Почему ты мне не сказала?

— Сейчас говорю. Так что об этом можешь не беспокоиться. Нет ребенка, нуждающегося в отце-трусе.

— Я не трус!

Зефира снова его оттолкнула.

— Отойди от меня, ты, жалкое подобие мужчины. Ты мне здесь не нужен. Боги, не могу поверить, что оказалась достаточно глупа и пустила тебя в свою постель. Достаточно глупа, чтобы доверять тебе.

— Я люблю тебя, Фира.

Она схватила чашу со стола и швырнула ему в голову.

— Лжец! Ты мне отвратителен!

Она буквально вытолкала его за дверь, захлопнув ее перед его лицом. Но не раньше, чем швырнула ему свое обручальное кольцо.

Страйкер стоял по другую сторону двери, слыша, как внутри Зефира ломает и бьет вещи. Он прижал раскрытую ладонь к дереву, отчаянно желая открыть дверь. Но зачем? Теперь она его ненавидит.

Но не так сильно, как он сам ненавидит себя.

— По крайней мере, ты спасена. — Он оставил ей достаточно денег. — И если ты ненавидишь меня, то не будешь по мне тосковать. — Страйкер склонил голову к двери и схватился за ручку, чувствуя, как катятся слезы, страстно желая открыть ее и вернуться к Зефире.

Если бы он только мог.

Он достал плитку с ее изображением и всмотрелся в ее лицо, прежде чем коснуться ее последним поцелуем, затем повернулся и пошел прочь.

Зефира задыхалась, Страйкер покинул ее разум, оставляя ее с последним образом — он, сжимающий ее портрет в своей руке, и то, как он поворачивается и покидает их хижину.

Она прищурилась.

— Твой отец угрожал меня изнасиловать?

— Так он сказал. Не было причин думать, что он шутит.

Ее гнев исчез под волной удивления.

— Ты защищал меня.

— Вот что я пытался до тебя донести. Почему же еще я мог тебя оставить, когда ты была единственным, ради чего я жил?

Злясь на весь мир, она толкнула его в бок.

— Оу! — дернулся Страйкер. — Это за что?

— За то, что ты такой придурок. Ты все время держал это в секрете, и если сделаешь так снова, я тебя выпотрошу, клянусь.

— Тебе было четырнадцать, — бросил он, защищаясь. — Я думал, что если скажу тебе об отцовской угрозе, ты будешь в ужасе.

Он был прав. Особенно учитывая тот факт, что прежде на нее уже нападали. Вот почему она так его любила. Он защищал ее, а она ненавидела его за то, что он ушел. Страх в ее душе, что она окажется не в силах защитить себя или Медею… Вот еще одна причина, по которой она слилась с галлу. Она хотела получить силу, чтобы защитить дочь. Быть уверенной, что ни один мужчина никогда не принудит ее.

Все еще злясь, она ударила его в грудь.

— Я могла бы стукнуть чувствительнее.

Уголок его рта приподнялся.

— Я же говорил, что ты вольна делать все что угодно, пока ты делаешь это обнаженной. Подобно этому, я отдаюсь на твою милость.

Щеки Зефиры покраснели, когда она осознала, что лежит на нем. Как она могла забыть об этом?

Его взгляд потемнел. Она оглядела все его обнаженное тело. Мускулистое и великолепное. Абсолютное совершенство.

И он отдал себя на ее милость. Наклонившись, она выдохнула ему в ухо:

— Ты невыносим.

Дыхание Страйкера резко оборвалось, когда она лизнула мочку его уха, посылая дрожь по всему телу. Ее действия были такими нежными и любящими, в то время как она продолжала его оскорблять. Он не удержался от смешка.

— Ты находишь меня смешной?

— Я нахожу тебя прелестной, — он потянулся, касаясь языком ее груди, — великолепной и очаровательной.

Зефира резко втянула воздух.

— Ты больной, раз любишь женщину, которая тебя ненавидит.

— Если так, не желаю никакого лечения.

Она покачала головой, слыша его поддразнивающий тон.

— Что мне с тобой сделать?

— Просто обними меня. Позволь любить тебя так, как я должен был все это время.

Зефира застонала, чувствуя, как глубоко он вошел в нее одним сильным, мощным толчком. Боги, как он хорош. В его объятиях трудно вспомнить, почему она так его ненавидит. Может потому, что после всего она на самом деле не ненавидела его. Как он сказал, они родственные души. Партнеры. Без него она была неполноценной, а теперь стала самой собой… Это было великолепно.

Страйкер медленно занимался с ней любовью, а она осознала, что стоит на том же перепутье, что и в ту ночь, когда его отец потребовал ее бросить.

Зефира знала, куда вела одна тропинка. К пустоте и одиночеству, наполненным горечью, в прошлом.

Другая была еще более пугающей. Она означала, что ей придется вновь ему довериться. Придется позволить ему вернуться туда, где только он может причинить ей боль.

Осмелится ли она?

Взглянув на него и увидев, как он взял ее руку в свою и положил ее ладонь на свою щеку, она знала ответ.

Она не хочет жить без него.

С колотящимся сердцем Зефира обняла его и перевернулась так, что он оказался поверх нее.

Страйкер слегка нахмурился, почувствовав в ней перемены. Нежность в прикосновении, когда она провела ногтями по спине. Этой мягкости в сочетании с ее видом под ним оказалось достаточно, чтобы толкнуть его за грань. Ему пришлось бороться, чтобы сдержать себя и подождать ее.

Кончая, Зефира выкрикнула его имя, и в это короткое мгновение он понял, что убьет и умрет за эту женщину. Она одна обладала такой властью над ним. Наслаждаясь ее освобождением, он зарычал от удовольствия, его тело сотрясалось от оргазма.

Рухнув на нее, Страйкер тесно прижал ее к себе.

— Я люблю тебя, Фира, — прошептал он ей на ухо.

И в ответ тихие, на грани слышимости, самые важные для него слова:

— Я тоже тебя люблю.

Меньяра помедлила, ощутив за спиной абсолютную силу, от которой воздух шел рябью, заставляя подниматься волоски на шее.

— Почему ты прячешься, Джаред?

Он материализовался перед ней.

— Я не прячусь.

— Как скажешь, дитя. Как скажешь.

Отступив назад, он прищурился.

— Почему ты защищаешь малахая?

Меньяра проигнорировала его вопрос. Не было необходимости идти с ним, она знала, что на самом деле у него на уме.

— Я понимаю твою скорбь и знаю, почему ты сделал то, что сделал. Но, несмотря на то что ты думаешь, смерть малахая не принесет тебе утешения. Не заберет страдания или чувство вины, что тяготят твою совесть.

Джаред скривил губы.

— Прекрати нести чушь. Я не один из твоих новобранцев, готовящихся к войне. Я ветеран апокалипсиса. Я был по обе стороны ада, и меня тошнит от дерьма. Я хочу его жизнь, и мне никто и ничто не помешает ее получить. Да катись оно все к источнику, я заслужил некоторую передышку после всех этих лет насилия.

Меньяра покачала головой.

— Даже так источник не успокоится. Единственный способ достать малахая — через меня.

Джаред, используя силу, вызвал тайфун. Его волосы развевались от кружившей вокруг него мощи, крылья раскинулись вширь, глаза светились ярким золотом.

— Тогда я заберу твою жизнь.

Меньяра подняла руки, чтобы поймать посланный к ней огненный шар и вернуть его вместе со своим.

— Ты не хтонианец, и я не позволю тебе его забрать.

Она услышала резкий смех за спиной.

— Ты не можешь ее уничтожить, сефирот. Но у меня таких ограничений нет.

Обернувшись, она увидела ухмыляющегося Войну.

— Что ты здесь делаешь?

— Заключаю сделку с дьяволом.

Меньяра хотела сбежать, но, прежде чем успела, в ее ушах эхом отдалось громкое «бум», и все померкло.