Одна безмолвная ночь

Глава шестая

— Как он?

Тори отвела взгляд от кровати, на которой отдыхал Эш, и ее глаза встретились с лавандовыми глазами Савитара. Странно, она могла поклясться, что раньше его глаза были зелеными…

Савитар сменил костюм для подводного плавания на белые льняные шорты и расстегнутую пляжную рубашку, подчеркивавшую его скульптурный торс. Его длинные каштановые волосы, убранные назад, открывали красивое лицо.

— Да, хорошо его Война потрепал, но…

— Я буду жить, — сказал Эш, поворачиваясь так, чтобы мог их видеть. Он сел, опираясь на подушки, и провел рукой по черным волосам, откидывая их назад.

— Поверь, меня молотили и посильнее. Просто это было давно.

Тори окинула его упрекающим взглядом.

— Ну, не знаю, ты все-таки недавно попал под машину…

Эш фыркнул, переплетая свои и ее пальцы.

— В свою защиту могу сказать, что был обеспокоен определенной, — он многозначительно взглянул на нее, — особой, ввязавшейся в смертельно опасную заварушку. Так что, это не считается.

Савитар проигнорировал его насмешку.

— Что ж, хорошая новость заключается в том, что мы обратили его в бегство. Плохая — в том, что…

— Он вернется, — закончил за него Эш.

Савитар согласно кивнул.

Тори сглотнула, чувствуя, как ее сковывает страх.

— Мы начнем подготовку здесь?

Ее вопрос оскорбил Савитара.

— Эта жалкая задница не сунется на мой остров. Он не такой дурак. Ты не хлопаешь дьявола по плечу, если только не желаешь сплясать под его дудку.

Эш откашлялся и насмешливо посмотрел на Савитара.

— Тори, как ни странно, но существует причина тому, что остров все время перемещается. Сэв немного параноик, так что остров надежно защищен от паранормальных типов. Ты не сможешь попасть в Нерейтити без особого приглашения от его хозяина, вот почему Алексион доставил тебя сюда. Мы знали, что это единственное место, куда не сможет добраться Война. Я и моя семья имеем постоянное приглашение, которое не распространяется на остальную известную часть вселенной.

Савитар ощетинился.

— А даже если он и сможет его найти, это ничтожество не посмеет сюда сунуться. Ведь тогда я пинками зашвырну его обратно в каменный век, — сказал Савитар с пляшущими в глазах смешинками. — И нечего цепляться к моей паранойе, братишка. Разве не она сейчас спасла твою шкуру?

— Да, и спасибо тебе за это.

Савитар склонил к нему голову.

— Пожалуйста. Но не попадай больше в неприятности. Твоя мать превратила нытье в олимпийский вид спорта, и от ее причитаний о тебе у меня голова раскалывается. Я было подумал, может, ты позволишь ей высиживать себя, как курица яйцо, пока не вылупишься, но не хочу конца света. Вот ведь черт. Впрочем, еслиэтонытье не прекратится, я могу поменять свое решение и добровольно доставить тебя к ней.

Эш рассмеялся.

— Буду иметь в виду. Итак, какие-нибудь мысли о том, кто пробудил нашего нового друга и попросил поиграть со мной?

Тори одарила их угрюмым взглядом.

— Ставлю на Артемиду.

Савитар воскликнул:

— Готов держать пари, потому что ты уже проиграла. Слово самой Артипуси. Она этого не делала, и для вас двоих это хорошая новость, так как она, кажется, наконец свыклась с тем, что больше не является девушкой Эша. Не рада этому, но и подписывает вам двоим смертный приговор. Да, небольшая победа. Но лучше, чем ничего.

Тори нахмурилась.

— Тогда кто…

— Его спустил с цепи наш мальчишка Страйкер.

Эш выругался.

— Логично. Где сейчас Война?

— Вне системы, это значит, что, возможно, он вернулся в Калосис, чтобы доложить Страйкеру о своем впечатляющем провале.

Эш обеспокоенно прищурился.

— Моя мать в безопасности?

— Судя по шуму в моей голове вокруг тебя, это определенно можно считать положительным ответом. Но не беспокойся. Вокруг нее сплотились шаронте. Она не в восторге от этого, но хоть на этот раз проявляет благоразумие. Ее главная забота — твоя безопасность. И она просила передать тебе сделать все возможное, чтобы оставаться в здравии. Иначе ее жизнь будет проклята.

Эш фыркнул.

— Я не собираюсь убивать Страйкера, а потом хоронить свою мать. Какого дьявола она связала их жизни?

Савитар пожал плечами.

— Ей не хватает нашей способности видеть будущее. Ее сила — разрушение, а не пророчество. Уверен, если бы она знала, что однажды он будет тебе угрожать, то убила бы его собственными руками. Ну, теперь ты знаешь, почему я ко всем безжалостен. Вся твоя жалость возвращается и кусает тебя за твой же жирный зад.

Эш откинул одеяло с кровати и начал подниматься.

Тори подхватила его и толкнула обратно на подушки.

— Тебе нужно отдыхать.

Он поцеловал ее ладонь.

— Не могу. Этот псих на свободе и, вероятно, скрывается в доме моей матери. — Закрыв глаза, он воплотил на себе одежду. — Нужно готовиться: найти место, где мы сможем встретиться с Войной лицом к лицу, и где потенциальных жертв при этом будет как можно меньше.

Савитар закатил глаза.

— Братишка, не хочу быть занудой, но мы здесь говорим о Войне. Мы не сможем уменьшить ущерб. Он нам этого не позволит. Я был с теми двадцатью пятью хтонианцами, сражавшимися с ним, и он отделал наши шкуры так, будто мы были лемурийскими женщинами-рабынями. Он смеялся, когда вырывал сердца двоим из нас и запихивал их им в глотки, а затем слизал с пальцев кровь и отправился за остальными. Я едва выжил, и мне, чтобы оправиться от ран, понадобилось два десятилетия человеческого времени. Не думай, что я боюсь ублюдка, нет. Я просто хочу, чтобы ты полностью понимал, с чем мы имеем дело.

При этих словах Эш замер, но решение уже было принято. Так или иначе они должны победить Войну.

— Как вы заманили его в ловушку в прошлый раз?

— Нам помогли Иштар[19], Эйрена[20], Бия[21] и гиганты. Из них в живых осталась лишь богиня Эйрена. А из нас — всего восемь хтонианцев, включая меня.

Даже так Эш отказывался верить в то, что это безнадежно.

— У каждого есть слабое место. Мы должны его найти.

— Мы попытаемся. Тем временем, ты должен знать, что твой мальчишка Юриан принес вести с другой стороны. Страйкер стягивает даймонов со всего мира в таком количестве, что заставило бы гордиться самого Сесила Б. де Милля [22].

— Зачем?

— Страйкер планирует устроить ад на человеческое Рождество. Конечно, Юриан сказал, что ты, вероятно, мог бы отвести эту угрозу, принеся себя в жертву. Страйкер может отозвать нападающих, если ты сдашься Войне и умрешь мучительной смертью.

Тори, прищурившись, сердито уставилась на Эша.

— Не смей! Клянусь, Ашерон Партенопеус, если ты даже просто подумаешь об этом, я буду лупить тебя до тех пор, пока ты не начнешь умолять о пощаде.

Эш крепче сжал ее руку.

— Не беспокойся. Даже если я это сделаю, он все равно выполнит свои угрозы. Такова его природа, и я не настолько глуп, чтобы думать, что он проявит милосердие. Как ты всегда говоришь? Это не та рука, имея дело с которой, ты решишь проблему. Это все равно, что ходить теми картами, что есть у тебя в раскладе. — Он поднялся с постели. — Сэв, мне нужно, чтобы ты поселился в резиденции моей матери.

Тот поперхнулся, услышав это предложение.

— Ты спятил? Эта женщина ненавидит мои потроха. Хотя нет, она не ненавидит меня. Ненависть для нее была бы шагом вперед к тому, чтобы, возможно, однажды полюбить меня.

Эш этого никогда не понимал, но это не меняло того факта, что он не мог оставить ее одну со Страйкером и Войной.

— Возьми с собой Алексиона и Дэйнджер и оставайся рядом с ней, чтобы убедиться, что ей не причинят боли. — Их присутствие она выносила гораздо лучше, чем Савитарово. — Иначе это придется сделать мне, а поскольку все это нужно, чтобы избежать апокалипсиса, мое присутствие в ее доме будет иметь прямо противоположный эффект.

Если Эш когда-нибудь хоть одной ногой вступит в Калосис, его мать уничтожит землю даже быстрее, чем Страйкер и Война.

— Я могу доверить ее защиту от Страйкера, Войны и Кессара только тебе одному. Даже несмотря на то, что мы с матерью не всегда ладим и находимся по разные стороны в этой войне, она — моя мать, и я не хочу, чтобы ей причинили боль.

Савитар выглядел так, словно предпочел бы линчевание. Но Эш его не винил. Его мать могла быть чрезвычайно… темпераментной, и с ней бывало тяжело иметь дело… и она любила его. Савитара же она едва терпела.

— Ладно, — смягчился Савитар. — Я отправлюсь туда. Но за тобой должок. Большой должок. Так что, если мне когда-нибудь что-нибудь понадобится, чтобы это ни было, я тебе о нем напомню.

Эш фыркнул.

— Она не настолько плоха.

— С чего ты это взял, братишка? Твоя мать — Разрушительница. И этот титул она не просто приняла, но и наслаждается им. А ты посылаешь меня к ней всего лишь с несколькими шаронте в качестве поддержки. Что я тебе сделал?

Ашерон рассмеялся.

— Возьми себя в руки, Сэв. Ты ноешь, как девчонка.

— Если твоя мать пожелает, то в нее меня и превратит, а я дерьмово выгляжу в розовом. Спасибо, малыш.

Эш покачал головой, наблюдая, как хтонианец исчезает. Когда Эш двинулся через комнату, то обнаружил Тори, прочно стоящую у него на пути. Она стояла, как военный командир, готовый к войне, — это не предвещало ничего хорошего.

— Что?

— Куда это ты направился?

— Увидеть Ника.

Она презрительно усмехнулась.

— Ты действительно думаешь, что это принесет пользу? Парень ненавидит тебя еще сильнее, чем Страйкер. Тебе повезет, если он не вытащит твой позвоночник через ноздри.

— Рад, что Мисс Веселье вернулась. Хочешь поделиться еще чем-нибудь в стиле Иа-Иа?

— Только одним. Если ты уйдешь отсюда, Война снова сможет найти тебя. Что ты будешь делать, если это случится?

— Испачкаю кровью его лучшую рубашку.

Ее глаза потемнели.

— Не смешно, Эш. Ты сам сказал, что этот остров — единственное место, защищающее от Войны.

— А я не слабак, детка. Я — бог. Я не собираюсь прятаться здесь, потому что боюсь, что мне причинят боль. Я должен предупредить Ника, что у него есть враг, преследующий его. Я слишком много ему должен.

Она сложила руки на груди и одарила его решительным взглядом.

— Тогда я иду с тобой.

Черта с два. Он скорее свяжет ее, чем допустит это. Хотя она и получила некоторые силы его матери, но далеко не все, и в отличие от него, она не привыкла бороться за свою жизнь.

— Я возьму с собой Ксирену. Но ты останешься здесь, и не спорь со мной.

— Вот упрямец, — огрызнулась она.

Он одарил ее чарующей улыбкой, надеясь растопить хотя бы часть ее гнева.

— Я учился у лучших.

— Да, знаю. Я встречалась с твоей матерью.

Оставив Ксирену снаружи, чтобы обезопасить ее, если вспыхнет борьба, Эш остановился внутри дома Ника, почувствовав присутствие каджуна. Сердцебиения слышно не было, но чувствовалась явная сила. Древняя и холодная, всячески посылающая предупреждения телу Эша.

Готовый к сражению, он переместился на верхний этаж, в спальню Ника, где ощущения были сильнее всего. Как только Эш появился, к нему повернулся высокий, худощавый, рыжеволосый мужчина. Его зловещие желтые глаза были полны страдания и могущества, а лицо столь изящно, что граничило со смазливостью. Рыжие волосы до плеч идеально обрамляли лицо. Одетый в готически-черное, как и Эш, мужчина был тем, кого он не видел целую вечность.

— Джаред?

Сефирот уважительно склонил голову.

— Давно не виделись, атлант.

— Зачем ты здесь?

Джаред вздохнул, поставив одну из кукол вуду, принадлежащих Нику, обратно в шкаф.

— Возможно затем же, зачем и ты. Ищу Ника Готье. Думаю, мой единственный вопрос тебе будет: он твой враг или друг?

— А это имеет значение?

Его лицо ожесточилось.

— Не особо. Просто хочу знать, насколько сильно ты разозлишься, когда я его убью.

— Очень сильно.

Джаред вздохнул.

— Чертовски жаль. Но это ничего не меняет.

Он обошел комнату вокруг, впитывая сущность Ника, чтобы затем его выследить.

Эш использовал свои силы, чтобы защитить Ника так, чтобы Джаред не смог правильно считать данные.

— Почему ты так интересуешься Ником?

Джаред щелкнул большим пальцем по черному, кожаному, сдерживающему ошейнику на горле.

— Я не в том положении, чтобы спрашивать почему. Я здесь только для того, чтобы подчиняться, как безмозглый проситель, которым они меня сделали.

Эш вздрогнул при упоминании о рабстве. Общих уз, которые они делили, он не пожелал бы и злейшему врагу. Он отдал бы все, чтобы его освободить, но рабство Джареда было бесконечным.

— Могу я попросить тебя об одолжении? — спросил Джаред тоном, говорившим, как сильно он ненавидит просить о чем-либо.

Несмотря на это Эш осторожничал. Как правило, одолжения редко оборачивались чем-то хорошим для кого бы то ни было.

— Зависит от того, чего ты хочешь.

Джаред скупо улыбнулся, стягивая черное кожаное пальто и приоткрывая татуировку дракона на предплечье.

— Ним. Человеческая форма. Немедленно.

Эш наблюдал, как с руки Джареда отклонилась темная тень, воплощаясь в молодого человека. Не выше пяти футов восьми дюймов, демон был одет в стиле стимпанк [23]. Образ дополняли огромные очки, водруженные на копну черных дредов, и маленькая эспаньолка. Ногти были накрашены черным лаком, в цвет глаз и одежды. Единственным цветным пятном на его теле был маленький плюшевый розовый кролик, прицепленный к бедру.

Черные глаза Нима остановились на Ашероне и расширились. Он рванулся за спину Джареда, чтобы спрятаться.

— Друг или враг?

Джаред испустил раздраженный выдох.

— Друг. И хороший к тому же.

Ним осмотрелся вокруг, как неуверенное дитя.

— От него воняет демоном шаронте.

— Я знаю, и хочу, чтобы ты пошел с ним.

— Нет! — вскрикнул маленький демон. — Ним будет с Джаредом. Всегда.

Джаред выругался.

— Можешь помочь собрату, Ашерон? Прошу, возьми Нима под свою опеку и береги его ради меня.

— Нет! — выкрикнул Ним еще решительнее, чем раньше.

Джаред в ответ зарычал.

— Проклятие, Нимрод. Хоть раз в жизни сделай так, как я прошу, и уйди с Ашероном.

Демон прижал маленького розового кролика к груди и неистово замотал головой, отказываясь.

— Ним останется с Джаредом. Таковы правила.

На челюсти Джареда дрогнул мускул.

— Мне не стоило спасать тебе жизнь.

Эш чувствовал его боль и понимал, что Джаред делает. С тех пор, как Эш получил собственного демона, он знал, какой слабостью они могут стать. И какой ответственностью. Хотя демон выглядел как человек в двадцатилетнем возрасте, его действия говорили о том, что он моложе даже Сими, демона Эша.

— Нет ничего хуже демонов-подростков.

— Ты не представляешь насколько.

— Вообще-то, представляю. — Эш медленно приблизился к Ниму, словно тот был маленьким ребенком. — Ним, ты можешь пойти со мной, и я обещаю, никто не причинит тебе вреда.

Ним одарил его придирчивым, угрюмым взглядом.

— Я вас не знаю.

Джаред попытался подтолкнуть его к Эшу.

— Он хороший человек.

С ужасным шипением Ним обнажил свои клыки на них обоих.

— Он заодно с шаронте, а они меня ненавидят. Они сделают Ниму больно и заставят его истекать кровью. Я хочу остаться с Джаредом.

Ним тут же вернулся ко сну, обернувшись маленькой татуировкой дракона на шее Джареда.

Джаред медленно, раздраженно выдохнул.

— Есть какой-нибудь способ забрать его от меня?

— Нет.

— Проклятье. — Его глаза замерцали золотистыми крапинками, неистовавшими, пока глаза не приобрели оттенок сплошного золотого янтаря. — Однажды мой хозяин убьет его, если я не найду ему новый дом.

— Думаю, ты должен сказать ему об этом.

— Он говорит, что предпочтет умереть, нежели оставить меня. Согласно ему, мы семья. Полагаю, это делает меня психованным дядюшкой, с которым никто не хочет разговаривать. А его — ребенком со всего лишь воображаемой компанией друзей. Норман Рокуэлл, а вот и мы!

Эш улыбнулся при упоминании имени художника. Эш на самом деле сочувствовал Джареду, но они не могли ничего с этим поделать.

— Ну что ж, это его решение.

Джаред со злостью посмотрел на него.

— Ты бы считал также, если бы это была Сими?

— Ты знаешь ответ.

— А ты знаешь, почему я хочу, чтобы его у меня забрали.

Вполне справедливо. Нет ничего хуже, чем иметь незащищенное слабое место, на которое охотятся все вокруг. То, которое используют для контроля твоих поступков и для твоего подчинения. Эш понимал это лучше, чем кто-либо. И он сочувствовал ситуации Джареда.

Вздохнув, Эш сменил тему на ту, которой он, возможно, мог бы управлять.

— Так почему тебе приказали убить Ника?

Джаред натянул пальто обратно.

— Он — последний из рода малахаев.

Эш рассмеялся от абсурдности этой идеи.

— Ник Готье — малахай? Да брось, Джаред. Давай колись.

— Я не шучу. Он действительно последний из их потомков.

Изумленный Эш разинул рот. Ник Готье? И все же, каким бы нелепым это ни казалось, эта странность удивительно имела смысл. Необоснованная мощь Ника. Неспособность Эша контролировать его…

Черт.

Как он мог проглядеть?

Ты не присматривался. Да и кто бы стал? Они ведь считались вымершими.

— Не мучайся так, — мягко сказал Джаред. — Его силы были связаны и скрыты, почти как у тебя, когда ты был человеком. Они проявились лишь после того, как на него напал Война.

— А Ник знает, кто он?

Джаред покачал головой.

— Моя работа — убить его прежде, чем он это выяснит.

— Я не могу позволить тебе это сделать.

— У тебя нет выбора. Также, как и у меня. — Он исчез прежде, чем Эш смог вымолвить хоть слово.

— Джаред!

Сефирот его проигнорировал.

— Проклятье!

Если Джаред найдет Ника прежде него, парень будет мертвее животного, которого переехали еще пять часов назад.

— Что-то ты выглядишь слишком самодовольно.

Страйкер оглянулся через плечо, чтобы увидеть разглядывающую его Зефиру.

— Я заполучил тебя. Так почему бы мне не быть довольным?

— Я могу привести миллион причин. Начать хотя бы с того, что мое желание убить тебя сильнее, чем дышать. Что до остальных, предпочтешь, чтобы я перечислила их по степени важности или в алфавитном порядке?

Он рассмеялся.

— Скажи честно… Ты скучала по мне?

— Нет.

Эти слова больно его ранили.

— Ни разу?

Она сложила руки на груди.

— Знаешь, что я вспоминала о тебе, Страйкер? Последние слова, что ты сказал мне. «У меня нет причин оставаться». А потом ты вышел из моего дома, даже ни разу не оглянувшись. «Нет причин оставаться», — сказал ты. Ни единой. — Она опасно сузила глаза, глядя на него. — Ты разбил мое сердце теми несколькими словами. Лучше бы ты тогда ударил меня.

Страйкер замер в нерешительности, та ночь так ясно предстала в его воображении. Зефира стояла перед ним со слезами на глазах. Но ни одна из них так и не упала. Он восхищался ее силой. Больше всего он хотел притянуть ее к себе и сказать, что ему наплевать на отца. Что она — единственная, кого он любит, и он умрет, защищая ее.

Останься он с ней, отец, несомненно, убил бы ее. А если бы Аполлон сам этого не сделал, то оказал бы эту честь Артемиде. В то время Зефира рожала его ребенка, и он мог потерять их обоих. Вот так фантастически мстителен был Аполлон. Страйкер пытался объяснить это Зефире, но она отказывалась слушать.

«Тогда я умру, любя тебя», — вот ее ответ на все его доводы.

Это была жертва, которую он не мог принять. Он думал: «Пусть лучше она его ненавидит и останется жива, чем продолжит любить и умрет».

Если бы он только знал, что их ждет в будущем.

— Я не это имел в виду.

Она презрительно усмехнулась.

— Конечно, нет. Ты был беспечным и все такое. Но меня те слова больше не волнуют.

— Если бы это было так, ты бы их не запомнила.

— Не обольщайся. Я вычеркнула тебя так же, как и ты меня. Мне никто не нужен, кроме Медеи. Ну, может, только еще твоя смерть.

— Итак, мы снова вернулись к этому.

— Мы всегда будем к этому возвращаться.

Страйкер бы выругался, но если честно, он это заслужил. Она права. Он ушел и ни разу не оглянулся.

Нет, не правда. Он оглядывался. Часто. Он вспоминал время, проведенное вместе. Вспоминал, как она выглядела утром, когда прижималась к нему. Как робко и пристально смотрела на него, словно могла съесть его живьем.

Он ненавидел себя за то, что отказался от всего этого. Отказался отнее.

Вздохнув, он направился к двери.

— У меня есть обязанности, которые нужно выполнять. Если что-нибудь понадобится, позови Дэвина. — Не говоря больше ни слова, он вышел.

Зефира наблюдала, как он уходит, оставляя ее одну в комнате. Выражение боли в его серебристых глазах заставило ее страдать, и она ненавидела себя за эту слабость. Почему она все еще хотела поддержать его, после всего, что он ей сделал?

Да, она хотела выцарапать ему глаза и бить его до тех пор, пока он не умрет.

Но за этой злостью и болью была частичка ее, которая все еще любила его. Частичка, которую она так старалась игнорировать и предать забвению. Он был скотиной и трусом.

Он — отец твоей дочери.

И что с того? Биологический донор, бросивший их. Это не делает его отцом. Это делает его засранцем. Ее ярость возродилась с новой силой. Она оглядела комнату, в которой он спал. Довольно невзрачная. На кровати покрывало цвета бургунди. Окон нет. Небольшой комод, голые стены.

— Живешь, как медведь в пещере.

Не было даже книги на тумбочке. Сразу напрашивался вопрос, зачем тогда она нужна. Однако верхний ящик был приоткрыт. Возможно, книга была внутри. Любопытствуя, Зефира подошла и открыла его.

У нее перехватило дыхание.

На дне ящика лежала последняя вещь, которую она ожидала увидеть вновь. Вручную расписанная мозаичная плитка — свадебный подарок, заказанный им для нее. На Зефиру обрушились воспоминания, когда она пристально разглядывала собственный выцветший образ в древнегреческой одежде. Светлые переплетенные волосы завитками ниспадали вниз, обрамляя ее лицо. В больших зеленых глазах читалось выражение совершенной невинности. Она совсем позабыла о существовании этой плитки.

А Страйкер не забыл. Он сохранил ее несмотря ни на что. А под ней были другие мозаики с изображением мужчин, поразительно похожих на него. Одна из них особенно привлекла ее внимание. Трое мужчин, похожих лицом и фигурой, одетых в одежду 1930-х. Они положили руки друг другу на плечи и счастливо улыбались.

Его сыновья.

Она нашла и другие их изображения.

На еще одной расписанной плитке, найденной в комоде, была изображена девушка, выглядевшая почти копией Медеи. Озноб прошел по ее позвоночнику, когда Зефира пробежалась пальцем по выцветшей надписи в нижнем правом углу. Таннис. Должно быть, она тоже была его дочерью.

Она отложила плитку в сторону, чтобы отыскать самое последнее изображение в ящике. По его качеству и черной одежде она могла предположить, что ему не больше десяти лет. Молодой мужчина, со светлыми волосами, стянутыми в конский хвост — средний из трех братьев на изображении тридцатых годов. Хотя черты его лица были мужественными, они так походили на черты Медеи, что становилось жутко. А когда Зефира наклонила изображение к свету, она кое-что осознала.

На ней были следы от слез.

— Нет, — выдохнула она, будучи не в состоянии представить Страйкера плачущим. Он всегда был жестким и несентиментальным. Она видела его серьезно раненым во время практики с мечом, и его глаза даже не затуманились.

Лишь однажды она видела их такими…

В ночь, когда он ее оставил.

Тем не менее, когда она провела рукой по этим следам, то поняла — никто другой не мог их оставить. Кто, кроме него, держал бы эту фотографию в этой комнате и плакал? Никто. Они его. И он держал все это в месте, где, как он думал, их никто не найдет.

— Пресвятые боги. — У ублюдка было сердце. Кто бы мог подумать?

«Я буду любить тебя вечно, Фира. Никогда не сомневайся в этом или во мне».

Ее горло сжалось, когда она взглянула вниз, на мозаику со своим изображением, которую положила на стол. Действительно ли он по ней тосковал? Скучал?

Не будь смешной. Возможно, он планировал, что ты ее найдешь.

Планировал? Он думал, что она мертва. Почему он так цеплялся за ее образ все эти века, если она ничего для него не значила? Она же, в свою очередь, ничего из его вещей не хранила.

— Не смей сдаваться, — проворчала она сама себе. — Он — ничто. — Полная решимости держаться изо всех сил, она положила плитки обратно и застыла, заметив кое-что ранее пропущенное. Маленькую зеленую потертую ленту.

Точно такая же была вплетена в ее волосы на той плитке. Там, завязанное в середине, находилось свадебное кольцо, которое она швырнула ему в лицо, когда он сказал, что уходит.

Ее глаза наполнились слезами, когда она увидела старинную надпись на ободке. S'agapo. «Я люблю тебя» по-гречески.

— Будь ты проклят, — выругалась она, слабея еще больше перед лицом доказательства его очевидной любви. Он любил ее. Все эти столетия он держал ее так близко, как только мог.

Не в силах выдержать это, Зефира покинула комнату и отправилась на поиски его рабочего кабинета. Она успела сделать лишь несколько шагов, когда появился Дэвин.

— Могу я вам помочь?

— Я хочу видеть Страйкера. Немедленно.

— Он не любит, чтобы его беспокоили, когда он в своем кабинете.

— Меня это ничуть не волнует. — Она шагнула мимо него.

Дэвин тяжело вздохнул, прежде чем перехватить ее и повести в нужном направлении. Он постучал в дверь.

— Мой повелитель?

— Что! — рявкнул Страйкер.

Зефира обошла Дэвина и, распахнув дверь, обнаружила Страйкера сидящим за столом и всматривающимся в маленький круглый шар. Нет, он не просто всматривался в него, а целиком сосредоточился на нем.

— Чем ты занимаешься? — спросила она, ее голос переполняло возбуждение, которое она использовала, чтобы скрыть нежные чувства внутри.

Он поднял голову и посмотрел на нее.

— Пытаюсь найти Готье. Что ты здесь делаешь?

Если честно, она не была уверена. Она не хотела быть здесь и тем не менее…

— Хотела увидеть тебя.

— Оставь нас, — приказал он Дэвину, немедленно подчинившемуся. Как только они остались одни, он снова взглянул на нее. — Я думал, ты уже достаточно на меня насмотрелась.

Насмотрелась и…

Он хранил ее портрет. Как нечто столь безвкусное и глупое могло так ее ослабить? Она всегда считала себя выше подобных мелких сантиментов.

Видимо, она ошибалась.

Прежде чем смогла себя остановить, она двинулась к нему.

— Почему ты сам не пойдешь за Готье?

— Я пытался. Маленький ублюдок быстр и весьма находчив. Не говоря уже о его весьма не шуточной силе. Я глупо думал, что он получил большую ее часть от нашего обмена кровью. Теперь, когда я знаю, что он такое, это объясняет, почему мне было так тяжело его контролировать. Наверное, это я кормился от него и забирал его силу.

— Ты не можешь сказать точно?

— Нет. Кто бы ни сковал его силы, он проделал отличную работу. Например, я нигде не могу его найти. Даже несмотря на то, что мы должны делить зрение, он полностью вне моего радара.

— Это невозможно.

Страйкер одарил ее холодным взглядом, говорящим «глупышка».

— Знаю. И, тем не менее, я здесь, полностью слеп в его отношении.

Зефира обошла стол, чтобы взглянуть в сфору.

— Когда в последний раз у вас был зрительный контакт?

Он ошеломленно посмотрел на нее.

— Ты что, помогаешь мне?

Она отказалась доставить ему удовольствие.

— Заткнись и отвечай на вопрос.

На его лице медленно расцвела улыбка, и дразнящий блеск в его глазах погасил ее ярость.

— Ты помогаешь мне.

— Не вздумай привыкать к этому. Я женщина слова. И до тех пор, пока я не могу тебя убить, не в моем характере сидеть, вязать крючком и ничего не делать. Почему ты все равно хочешь убить этого человека?

— Он убил мою сестру.

Хорошая причина.

— Подлый мерзавец.

Страйкер утвердительно кивнул.

— Он был у меня перед глазами за пару часов до того, как за ним пошел Война.

— Тогда возможно, он скрывается.

— Я тоже так думаю. Но где?

— Лучше всего прятаться на видном месте. Мерзавец наверняка так и поступил. Мы просто должны понять, где оно.

Ник провел рукой по волосам, уставившись на миниатюрную афро-американку перед ним. Он думал, что знал эту женщину всю жизнь, а сейчас, за последние несколько минут, понял, что никогда не знал ее по-настоящему.

— Не понимаю. Мой отец был психованным преступником, который жестоко избивал мою мать, в то время как она была достаточно глупа, чтобы пускать его в нашу квартиру между его злополучными арестами.

Меньяра покачала головой.

— Твой отец был демоном, предпочитавшим тюрьму, потому что это последнее место, где стали бы искать те, кто желал его смерти. Не говоря уже о том, что это позволяло ему питаться темной энергией. Он впитывал весь окружающий негатив.

Ник отказывался в это верить. Это просто невозможно.

— Ты ошибаешься. Мой отец был человеком.

Развращенным, подлым, злобным, но человеком до мозга костей.

Она снова покачала головой.

— Послушай меня, Амброзиус. Я была там, когда ты родился. Я принимала тебя и использовала свои силы, чтобы спрятать тебя от остальных миров — как видимых, так и неизвестных. Я знала, какую силу ты однажды обретешь, и уже тогда это меня ужасало. Как ты думаешь, почему я так пристально наблюдала за тобой все эти годы?

— Я думал, потому, что ты любила меня и мою мать.

— Я люблю тебя и любила Шериз. Она была доброй женщиной с сердцем ангела. Она ни об одной душе не подумала плохо и никому не причинила зла. Вот почему Адариану удалось ее соблазнить. Вот почему он так тянулся к ней, хотя не должен был этого делать. Он выбрал ее, оказав священную честь стать матерью его наследника. Но он не принял в расчет меня и то, какой сильной и чистой была любовь матери к тебе.

— Ты полна дерьма, Меньяра, тебе следовало бы быть коровой на пастбище.

Она ткнула в него костлявым пальцем.

— Тебе лучше сменить тон, мальчишка. Ты не настолько силен, чтобы я не смогла отшлепать тебя, как в детстве.

— Я всемогущ. Разве не это ты мне говорила?

— И однажды я уже связала твои силы. Не думай, что я не смогу сделать это снова. Поверь, ты не самое могущественное существо в этой Вселенной. Многие могут сбить с тебя спесь.

Ник отступил. Нападать на нее было бессмысленно, и заставляло чувствовать себя кем-то наподобие отца — кем-то, кого он всегда презирал. Она была права. Она всю его жизнь была рядом, как вторая мать.

— Прости меня, Мэнни. Просто мне тяжело во всем этом разобраться. Не обижайся, но все это звучит не очень правдоподобно.

Она прикоснулась рукой к изображению лука и стрелы — метки Артемиды — на его щеке.

— Ты пытался продать душу богине за возможность отомстить. Разве это не нелепо?

— Согласен, и я бы еще добавил, что все обернулось просто ужасно. Все, чего я хочу, — это как можно лучше разобраться во всем этом.

Меньяра уронила ладонь на его плечо.

— Что ты помнишь о своем отце?

— Только тыльную сторону ладони, опускающуюся мне на лицо. На пальцах правой руки у него была татуировка «ненависть», на пальцах левой — «убийство». Я даже не помню, как он выглядел. Все, что я вижу — это человек-гора с глазами, полными ненависти.

Она осторожно выдохнула.

— Малахай. Развращенный. Злой. Ожесточенный. Демон демонов. Они были созданы из худшего материала Вселенной, чтобы сражаться с теми, кто непорочен и заботлив. Несмотря на все его недостатки, твой отец прожил намного дольше, чем любой малахай до него. Но он знал — его время заканчивается. Вот почему он зачал тебя. Каждый малахай может иметь только одного сына, своего наследника. Им стал ты.

— И я стал самоубийцей, так что все кончено.

Меньяра покачала головой.

— У тебя есть возможность воскреснуть из мертвых. Ты можешь вернуть свою душу и возродиться.

— Зачем?

Она улыбнулась ему.

— Только ты можешь ответить на этот вопрос. Только мы сами можем определять наши цели в этом мире. Цель твоего отца была причинять боль и вредить. Моя — защищать тебя. Твоя цель..?

— Убить Ашерона Партенопеуса.

— И неужели это заполнит мучительную дыру, что ты проделал в своем сердце?

Ник зарычал на нее.

— Не я проделал там эту дыру. Он.

— Посмотри на меня, — выкрикнула она. — Скажи Меньяре правду, мальчик.

Ник стиснул зубы, его переполняли горькие эмоции.

— Эш убил мою мать.

— Твою мать убил даймон, потому что ты слишком поздно пришел к ней на работу, чтобы проводить ее домой. Ты знаешь правду, Амброзиус. Признайся самому себе. Эш ни за что не позволил бы ей умереть, если бы смог вовремя туда добраться. Той ночью на него зверски напали. И хотя он был зол на тебя, он отдал бы свою жизнь, чтобы защитить ее. По сей день он посещает ее могилу, чтобы воздать почести. И делает это даже чаще, чем ты.

Глаза Ника обожгли слезы, боль разрывала его на части. Он хотел, чтобы мама вернулась. Хотел увидеть ее еще хотя бы один раз. Почувствовать ее ладонь на своей щеке, когда она улыбается с гордостью, светящейся в ее добрых глазах. Он хотел вернуться назад во времени и спасти ее от жестокого убийцы. Она была самой лучшей мамой, и она в муках умерла на руках его врагов.

Она этого не заслужила.

И она не заслужила такого сына, как он, который не смог ее защитить.

Меньяра продолжала подстрекать его.

— Ты один подверг ее опасности. Не Ашерон. Ты подвел ее. Ты, ставший самоубийцей.

Ник взревел, чувствуя, как по венам растекается ярость. Откинув голову, он отпустил боль, комната сотряслась как от звукового удара. Его зрение изменилось… Больше он не мог видеть цвета. Вернее, он видел вселенную такой, какова она есть. Слышал материю жизни, окружавшую и связывавшую каждое живое существо.

Он никогда не знал подобной мощи. Столь яростной и несущей ненависть. Он мог чувствовать ее на кончике языка.

Меньяра смотрела на него без страха или тревоги.

— Теперь у тебя есть силы убить Ашерона. Ты сделаешь это?

Он оскалил клыки, из его ладоней вырвался огонь и побежал вверх по рукам.

— Да, черт возьми.

Наконец-то Ашерону Партенопеусу пришла пора умереть.