Однажды я вернусь!

Глава 23 Гений и коварство маленького нахала

Голодной уснула и я, потому что со всеми приключениями пропустила ужин, а также уроки по контролю эмоций, которые собиралась дать мне Ания. Завтра придётся с ней объясняться.

Едва я с Великом в руке дотопала до комнаты, как почувствовала невыносимую усталость, как будто из меня разом выкачали все силы. Их хватило только на то, чтобы с трудом доплестись до ванной и помыться, попутно пристроив Вельку на ночлег в коробку на столике рядом с моей кроватью.

Несмотря на то что сделала сегодня очень важное дело — нашла Велигония, засыпала я в прескверном настроении: что-то важное и весьма необходимое прошло мимо меня. Или я сама проворонила его. Я знала, чувствовала и злилась, потому что никак не могла уловить — что это.

Сон не принёс долгожданного успокоения и облегчения: всю ночь мне снились кошмары. Сначала за что-то отчитывал блондинистый тип, подкарауливший меня на аллее возле кетании, потом в чём-то настойчиво старалась убедить Ания, а под утро и вовсе приснилась баба Маша. Она гонялась за мной по кетаниевой аллее, пытаясь заарканить верёвкой, на манер ковбойского лассо, и верещала противным высоким голосом:

— Отдай мне этого паршивца!

Паршивец, он же Велигоний, он же Велька, он же Велик, в это время стремился спрятаться, зарывшись в узел из моих волос, скрученный на затылке. При этом всё время почему-то промахивался и больно царапал мне шею. Но самым волнующим был чей-то жалобный плач, который периодически затихал и возобновлялся. И сердце моё при его звуке стучало, как заполошное, и рвалось из груди. А в душе набирало силу и зрело чувство вины.

Вот с таким букетом впечатлений, как от толчка — резко и внезапно, я открыла глаза, едва в окне забрезжил рассвет. Стряхнув остатки сна, села на кровати и уставилась в пространство. Сон развеялся, а ощущения и самочувствие остались прежними: сердце стучало так, словно я готовилась совершить затяжной прыжок с парашютом, кожа на шее сзади горела огнём, а в душе разворачивался мой личный армагеддон.

Да что со мною происходит? Который день сама не своя. Ой, только не говорите мне, что это любовь. А то на все душевные метания один ответ — влюбилась! Ни в кого я, естественно, не влюблялась, потому что нет достойных кандидатов — это раз, да и замуж я иду по расчёту — это два. Тут не то что любви, простой привязанности быть не должно, чтобы не горевать потом и муками совести не терзаться, когда домой вернусь.

Да здесь вообще что-то другое, густо замешанное на чувстве вины и моей рассеянности. И чем скорее я разберусь, тем лучше. Начну, пожалуй, прямо сегодня!

Но сегодня не получилось, как и в последующие несколько дней, потому что Ания и другие наставники загрузили меня так, что некогда было голову вверх поднять. Дата представления меня монаршей чете приближалась с неотвратимостью сверхскоростного поезда «Сапсан», а способности мои до сих пор не были, как следует, проявлены и изучены.

О встрече с блондином, как и о том, что потом произошло со мной на кетаниевой аллее, а также о своём маленьком питомце я продолжала упорно молчать. Велигоний в эти дни был предоставлен сам себе, от чего тосковал, голодал и портился характером.

На исходе третьего дня он не выдержал и закатил мне истерику:

— Не любишь ты меня, Дашка, не ценишь и не бережёшь!

Замученная плотной чередой занятий, я не сразу поняла, чего от меня хотят. А хотели банального скандала, вернее хотя бы какого-то проявления эмоций, потому что с момента появления Вельки мои эмоции странным образом законсервировались где-то внутри меня и перестали проявляться вовне.

Как будто в один момент кто-то могущественный взял и перекрыл им выход наружу. От этого страдали мы оба: Велька и я. Только Велик мучился голодом и уже, не морща нос, чтобы выжить, готов был поглощать не только лишь позитив, а меня, наоборот, разрывало изнутри от переизбытка чувств, которые невозможно было выплеснуть.

Я оторвала взгляд от учебника и уставилась на пушистика непонимающим взглядом:

— Вель, ты видишь, что я занята? Я не ем, не сплю, не дышу свежим воздухом столько, сколько мне требуется, а тут ещё ты вставляешь мне палки в колёса!

Мне бы по-хорошему устроить ему истерику в ответ, а не могу, сказала всё холодным, безэмоциональным тоном и снова уткнулась носом в книгу.

— Это всё? Всё, что ты можешь мне сказать? — заверещал сиреной Велигоний.

— Нет, могу ещё добавить, что ты ведёшь себя как базарная баба или отвергнутый поклонник, хотя ни первой, ни вторым ты быть никак не можешь. Давай каждый будет заниматься своими делами, не мешая другому.

Мой безразличный тон взбесил Велика, разогнав его до состояния шаровой молнии за три секунды. Взрыв был неминуем, и он произошёл!

Велигоний заверещал так, как никогда до этого:

— Я скоро с голоду сдохну! У меня вон уже шёрстка местами вылезать начала! Да разве я для этого тебя звал, ждал и надеялся. Не думал я, что ты меня голодом морить станешь. Лучше бы ты ту рёву-корову тогда забрала. Знал бы, не стал её к дереву привязывать. Уж лучше бы её мучила — не меня! Я же хотел, чтобы ты только меня растила, холила и лелеяла. Ты бы со мной одни положительные эмоции излучала…

Меня как молнией шарахнуло:

— Что? Что ты сказал? Кого ты и где ты привязал к дереву?

Велик резко замолк и уставился на меня глазами-бусинами, которые с каждой минутой округлялись всё больше и больше. Казалось, ещё немного — и они выскочат из орбит. Поняв, что наболтал лишнего, пушистый нахал потерял дар речи и застыл молчаливым памятником себе.

Умей я испепелять взглядом, от Велигония давно бы уже осталась жалкая кучка золы, но, увы, не могу, не обучена… Пока! И в этом его счастье.

— Либо ты мне немедленно всё рассказываешь, либо я завтра же сдаю тебя в магическую лабораторию для опытов. Пусть исследуют, разбирают тебя по винтикам, определяют, что ты из себя представляешь и можешь ли принести этому миру какую-то пользу! — мой холодный тон не мог обмануть Велика. Он чувствовал, что во мне кипят, как огненная лава, бушуют эмоции. И если они вырвутся на свободу, то спалят до основания не только его самого — эту комнату, этот замок и парк, окружающий его.

Немного помявшись и переступая с ноги на ногу, Велька горестно заломил лапки, прижал их к груди и выдохнул признание:

— Кроме меня там, под кетанией, была ещё одна рёва! Она постоянно хныкала и лила слёзы. А я хотел, чтобы в твоей душе царил вечный праздник. Она была лишней! Она нам не нужна! Нам было бы очень хорошо и весело вдвоём, но ты призвала в этот мир сразу двух магических существ…