— Так я и сама не знаю, — призналась честно. — Видите ли, тут такое дело вышло. Мерзавец этот, что мужем моим зовется, тот еще прохиндей оказался. В одиночку так рождаемость в регионе повысил, что впору отчет губернатору подавать о перевыполнении всех планов. Скоро новые садики и школы придется срочно сооружать, дабы его отпрысков учить, лечить и все прочее.
— И за это ты его в козла обратила? — Дамира сморщила нос.
Меня она не любила, это точно, но и мужичков, у которых ширинка сама расстегивается, когда мимо не осчастливленная его вниманием дамочка идет, тоже недолюбливала, как и многие другие женщины. Все-таки ведьмам тоже женская солидарность не чужда. И им частенько хочется венец творения высших сил — как себя именуют носители брюк, напоить ядком, на закусь подсунуть тарелочку с маринованными мухоморчиками, а для верности еще и магическим заклинаньицем сверху отлакировать.
— Нет, хотела просто на чистую воду все его шашни вывести. Вот метлой клянусь! А как получилось, он отчего-то обиделся, в оборотня, смотрю, перекидываться начал. Думала, порвет на тряпочки для коврика. У меня бабулечка такие плела, знаете? Там кусочки берутся, что от всего остались, от одежды или от чего другого, и…
— Марьяна! — простонала Верховная, закатив глаза.
Да, чего-то меня не туда понесло, будто кто-то одуванчик подкормил не тем, чем надобно.
— Простите. Так вот. Когда этот гад, — кивнула на козла, что застыл скорбным изваянием у кресла, — на меня попер, я в него заклинанием бросила, чтобы человеком обратно стал. И чего-то как-то так получилось, что он людской облик так и не принял. Стал козлиной. То ли завсегда был скотиной, это и есть его истинный облик, то ли я с перепугу чего-то нахимичила. В общем и целом, любопытно получилось. — Пожала плечами. — Теперь вот сидит на цепи, рогатое отродье, а все одно умудряется мне пакостить. Уж не знает, чего еще придумать, лишь бы под… э-э, подвредничать! Вот вас увидал и решил, поди, что нельзя такой роскошный шанс упустить, во все четыре лапы бросился к вам. Козел же, что с него взять. Молока и то нету.
— Ясно, — Дамира вздохнула. — За помощью, стало быть, прибежал, гаденыш. — Усмехнулась, глядя на Тимьяна, что косил на нее глазом, соображая, пора ли со всех копыт деру давать, или остаться в надежде, что ведьма все ж таки сжалится и поможет. — У жены бы лучше в ногах валялся, стервоз рогатый!
Кивнула на меня.
— Благодарил бы, что к мяснику тебя не отвела. Вот я бы не стала церемониться на ее месте. Ладно, — она поправила юбку. — Не переживай, Марьяна, никому не скажу, что супружник твой на травоедение перешел. Все ж таки заслужил. Это раз. Да и репутацию ведьме публичным скандалом портить не следует. На ковене ведь все скажется. Да и дела это семейные, в них чудому лезть не следует. Это три. Но ты осторожнее будь. И подумай, — посмотрела на Тимьяна, что задрожал лавровым листом в кипящей водице, — может, все же лучше его по тихому пока сплавить, да и позабыть?
— Подумаю, — послушно закивала.
— А ищейкам своим я сейчас таких вареников навставляю, пожалеют, что не тем местом магические следы учуяли. Прощай, Марьяна, — Дамира зашагала к лестнице.
— Бяяяя… — козел засеменил за ней.
— Цыц, консерва! — рыкнула я на него. — Еще одна такая выходка и на холодец пущу, понял? Скотина неугомонная, ябеда!
Проводив Верховную, я без сил шлепнулась на скамейку.
— Ну, ушла? — раздалось из кустов рядом с ней.
— А!!! — перенервничавшие нервы подбросили меня вверх.
— Чего орешь, как оглашенная, я это, — Кондратий вылез из роз, сдул с носа лепесток и сел рядом. — Какие все нервные стали! Утром иду, демон от тебя шагает. Я к нему по хорошему, так мол и так, чего ж тебе, рогатое отродье, не спится, чего по дому топаешь спозаранку, пауков будишь?
Он пригладил бороду.
— А нахал этот как зыркнул на меня, как рявкнул, что, мол «Не твое дело!», сверток к груди прижал и дальше поскакал. Обидненько ведь! Никто старость не уважает, да… А вот бывали раньшЕе-то времена, передо мной поклоны отвешивали до землицы. Угощение предлагали, справлялися, как дела мои и…
— Сверток, говоришь, у него был? — перебила его.
— А теперь никакого уважения, — крякнул досадливо и надулся. — Шпыняют, как таракана какого веником из угла в угол вместе с мусором. Никто и слова доброго дедушке не скажет. Чарочку от щедрот душевных не нальет. Не выслушает, как жилье-былье нынче у вековушки. Совсем совесть потеряли.
— Кондратий!!! — рявкнула так, что даже скамейка под нами подпрыгнула ретивым скакуном.
— Да был сверток, был. Чего орать-то?
— А я и не ору, — поднялась. — Орать буду в другом месте! — зашагала к дому.
— Марьяна, а может, это, не надо? — защитник дома засеменил рядом. — Давай я тебе узбагоинчику заварю? Поспишь немного. Денек, али два. Мож, и три, мы ж не жадные. Как пойдет. А сон, он же ж все лечит. Да и пока ты храпишь, в доме тишь да гладь будет, никаких смертоубийств али еще каких ужастей.
— Нет уж, не время спать, — рванула на себя дверь и зашагала в комнату к Эзре.
Гневно простучала каблучками по лестнице, рванула дверь на себя. Замерла на пороге. Ведь комната была пуста.