Офсайд

Глава тридцать вторая НОВАЯ ИГРА

Я посмотрел в глаза моей Румпель.

Мы лежали каждый на своей стороне и просто смотрели друг на друга. Она смотрела на меня, водя пальцами туда-сюда по моей челюсти, а я смотрел на нее, в то время как мои пальцы чертили маленькие геометрические узоры на ее спине. Это ни на йоту не было неловко или что-то в этом духе. Я мог бы вечность так лежать.

Однако из кухни раздался какой-то неприятный звуковой сигнал.

– Это должно быть ужин, – тихо сказала Николь, а ее щеки порозовели. Я понятия не имел почему она покраснела из-за ужина, но это было до охренительного очаровательно. Она вырвалась из моих объятий, натянула футболку и брюки прежде, чем побежать на кухню. Мне бы хотелось, чтобы она побежала нагишом, чтобы я мог наблюдать за ее подпрыгивающей попкой, пока она покидает комнату.

Может, в другой раз. Другой раз.

Да.

Определенно будет другой раз.

Я раньше слышал термин «посткоитальное блаженство», но никогда прежде его не испытывал. Оно не связано с оргазмом, их у меня было предостаточно. Это скорее относилось к последующим объятиям и осознанием, что ее учащенное дыхание и ускоренное сердцебиение – моя заслуга.

Ну и ее тоже. Как бы там ни было.

Это было восхитительно. Без сомнений.

Она вернулась из-за небольшой выпирающий стены и спросила нужна ли мне помощь или еще что-нибудь и хочу ли я поесть на кухне, либо ей принести еду в мою комнату. У меня был большой соблазн остаться в кровати, но в голове раздался голос Даниэль, требующей не сидеть на месте, что я и сделал. Я позволил Николь подать мне одежду.

Натянуть штаны было нелегко, но я справился. Просто это заняло гребанную вечность, чем вывело меня из себя. Дело было не только в том, что мои ноги совершенно не шевелились – немного они все же двигались. Просто я не мог их контролировать достаточно, чтобы они делали то, что мне хотелось. Когда я попытался помочь себе ногами – например чуть согнуть колено, чтобы дотянуться до лодыжки и надеть штанину – в конечном итоге они дергались и обычно только мешали.

Поборовшись с брюками, я надел футболку, перебрался в кресло и покатил в кухню.

Помчался на всех гребаных парах.

Нет.

Я вдохнул и постарался вернуть себе чувство блаженства, которое испытывал несколько минут назад. Глядя на то, как Николь раскладывала по тарелкам... что она там приготовила... взбрызгивает заправкой салат и при этом улыбается мне, вернуло мне настроение.

Мы ели в относительной тишине, просто переглядываясь и много улыбаясь. Иной раз мы хихикали, но опять-таки это не было неуютно, просто... радостно.

Это было странно и мне нравилось.

После ужина мы направились прямиком в постель. Не зная, когда именно вернется Грег, мы остались в одежде и просто немного целовались. Много смотрели друг на друга, а Николь пыталась удержать мои волосы за ухом. В итоге я просто закрыл глаза, наслаждаясь ощущениями, и вскоре задремал.

Для дня, включавшего в себя похороны единственного отца, которого знал, он был чертовски хорошим.

Я проснулся на звонок моего телефона и постарался схватить мобильный с ночного столика, пока он не разбудил Николь. Проникающий из окна тусклый свет подсказал, что было уже утро, а мы очевидно заснули. Не глядя на имя звонившего, я нажал на кнопку приема звонка, задавшись вопросом, когда Грег вернулся.

– Привет, Мэлоун, – произнес довольно мрачный голос.

Дерьмо.

– О... эм... привет. – Я бросил взгляд на Николь, она смотрела на меня. Я глубоко вздохнул.

– Тебе что-то нужно?

– Да, нам нужно поговорить, – сказал он. – Можешь сейчас?

– Вообще-то нет, – ответил я.

– Что ж, да – понимаю. – С мгновение он молчал. – Тебе нужно прийти в офис моего отца. Ему нужно пройтись с тобой по делам – ну, понимаешь, связанным с завещанием.

Я не ответил и услышал, как он вновь глубоко вздохнул.

– Блин, Томас – я соболезную, – наконец выдал он.

– Все в порядке, – бесстрастно ответил я. – Я позвоню ему и назначу встречу.

– Сможешь завтра подъехать?

– Да, наверно.

– Тогда в десять?

– Ладно.

– За тобой заехать?

– Нет, – ответил я. – Все в порядке.

– Ладно... я... эм... я могу присутствовать, если хочешь.

– Нет, все в порядке.

– Уверен?

– Да.

– Окей. Увидимся, Мэлоун.

– Увидимся.

Я повесил трубку и положил телефон назад на столик. Снова взглянул на Николь, которая смотрела на меня вопросительно.

– Мне нужно встретиться с адвокатом папы, – сказал я.

– Ок, – она отвела взгляд. – Да, думаю имеет смысл.

– Он в городе.

– Могу отвезти тебя.

– Разве тебе не нужно завтра в школу?

– Нет, если я нужна тебе, – ответила она. – Я планировала взять освобождение на несколько дней – на то время, пока ты обустроишься.

– Тебе не обязательно это делать.

– Знаю, – пожала она плечами. – Но я хочу.

Она поигрывала с горловиной моей футболки.

– Ты собираешься позвонить... – ее голос осекся, и она прикусила губу.

– Моему настоящему отцу? – уточнил я.

– Да.

– Думаю стоит. Он остановился в отеле также в городе.

– Я слышала.

– Точно, – я вздохнул и провел рукой по своим волосам.

– Хочешь, чтобы я пошла с тобой? – спросила она. – В смысле, именно пошла с тобой? Я в любом случае подвезу тебя, но могу и остаться. Если хочешь.

С минуту я обдумывал ее предложение и был большой соблазн. Я знал, что не мог привести ее в адвокатскую контору, но на разговор с Томасом Гарднером? Да, это было заманчиво.

Но также я осознавал, что должен сделать это сам.

– Спасибо, Румпель, – сказал я с полуулыбкой, на которую она скорее всего не купилась. – Я определенно воспользуюсь предложением подвезти меня, но думаю поговорить с ним должен сам.

Она потянулась и провела рукой по моей щеке.

– Все будет хорошо, – прошептала она. – Я просто знаю.

Я медленно кивнул, даже близко не испытывая такой уверенности. Независимо от результата, я все же знал, что должен это сделать. Должен его увидеть, выслушать, дать шанс рассказать, почему я провел свою жизнь с Лу Мэлоуном, а не с ним.

Выбравшись из машины и устроившись в кресле, я поднял глаза на табличку над дверью: Лукас и Лукас, Адвокатская контора.

Да, верно.

– Хочешь, провожу? – спросила Николь. – Я могу подождать в приемной или еще где-нибудь.

– Это не должно занять много времени, – сказал я. – Думаю, будет лучше если ты, ну не знаю... чуток тут подождешь? Если окажется, что встреча затягивается, я тебе позвоню.

Николь чуть прищурилась, глядя на меня.

– Хорошо, – сказала она. – Я буду в машине.

– Спасибо, – я натянуто улыбнулся. Отъехал к рампе у дальнего края входа, и приложил усилие, чтобы преодолеть подъем. Я еще не привык к ним и давалось мне это не просто. Поднявшись по рампе, нажал на кнопку, открывавшую дверь, и продолжил путь в приемную, к стойке регистрации.

Я узнал сидящую там цыпочку, но не знал ее имени. Она шумно жевала жвачку и улыбнулась мне, взяв в руки трубку.

– Доброе утро, мистер Мэлоун, – сказала она. – Мистер Лукас вас ожидает.

Она вышла из-за стойки и проводила дальше по коридору, открыв и придержав для меня нужную дверь в офис П. Лукаса – мне даже не удалось вспомнить, что означало П – который сидел за своим столом, усеянном кипами документов.

Он махнул мне «входи» и администратор была так любезна, что отодвинула с моего пути одно из офисных кресел, чтобы я мог подъехать к освободившемуся месту напротив него.

– Макс сказал, что разговаривал с тобой, – сказал Лукас. – Прости, что не смог присутствовать на похоронах. Посчитал более разумным держаться подальше.

Я лишь кивнул.

– Он по-прежнему в твоем распоряжении, если пожелаешь, – сообщил Лукас. – У нас все еще заключен контракт, но мы можем проработать все это позже.

Он улыбнулся и уголки его глаз при этом чуть прищурилась. Я подумал о легком, непроизвольном движении и знал, что это говорит не совсем об искренности. Семья Лукас не особо заслуживала доверия. Макс Лукас был моим человеком для теневых дел и получения информации с тех самых пор, как у меня появился мой первый мобильник.

– Завещание? – поторопил я, не желая оставаться тут дольше, чем требовалось. Я почти пожалел, что не позволил Николь пойти со мной. Почти. Мне не хотелось, чтобы она находилась рядом с Лукасом. Тот был серьезным закулисными персонажем и имел дела со всякого рода неприятным дерьмом. Однажды папа сказал, что Лукас был замешан в крупном преступлении в Портленде, но лишь как один из информаторов или типа того.

– Очень обобщенное, вообще-то, – сказал он. – Я пару раз пытался подбить твоего отца обновить его, но оно не изменилось со смерти твоей матери. Никаких трастовых фондов, ничего сложного – ты единственный отпрыск и наследник. Тебе уже минуло восемнадцать и ты получаешь все.

– Что все? – спросил я.

– Банковские счета, акции, дом, три автомобиля – один из которых уже записан на твое имя – летний дом в Мичигане, остров...

– Остров?

– Да, – Лукас коротко кивнул, – несколько лет назад твой отец купил остров. Недалеко от Сент Томаса.

– У меня есть остров? – я был немного ошарашен. Как я мог не знать, что он купил гребаный остров? Лукас усмехнулся и продолжил, подсчитывая все, что стоило упоминания.

Активов набралось на девять миллионов, плюс акций порядка еще шести с половиной. Лукас продолжил гундеть.

– Огласи мне конечную сумму, Лукас, – рявкнул я, прерывая его. Он немного ощетинился, но похоже в итоге вспомнил с чьим сыном имел дело. А я знал, как быть мудаком, ведь учился у лучшего.

– У твоего отца было три страховых полиса, – сказал Лукас. – Один от больницы, другой от мэрии и пожизненный от Арден Мутуал. Все они действительны, так как активны уже несколько лет. Пункт о самоубийстве истек, так что ты получишь возмещение по всем трем.

– Сколько?

– Ну, мэрский полис не очень велик и им потребуется некоторое время на процедуры, прежде чем они выпишут чек. Я выслал им Свидетельство о смерти – не хотел, чтобы тебе пришлось ждать дольше необходимого. С больницей будет еще кошмарнее, чем с мэрией – их администрация ведет политику затягивания…

– Сколько, Лукас? – спросил я сквозь сжатые зубы. Мне не хотелось торчать тут весь день, слушая его бормотание.

Он посмотрел на меня через стол и вытер рукой потный затылок.

– В общей сложности после того, как они произведут выплаты и ты оплатишь кучу связанных с этим налогов, порядка двадцати миллионов. Со всем прочим – двадцать семь миллионов.

– Черт побери.

Лукас улыбнулся и напомнил мне огромную белую акулу с рядами безжалостных зубов.

– Много денег для паренька, Томас, – сказал он более мягко, словно пытался панибратствовать со мной. – Мой гонорар оплачен до конца года, и я позабочусь о тебе и твоих деньгах.

– Даже не сомневаюсь, – буркнул я себе под нос.

Он вытянул голову, чтобы расслышать получше, но я не повторил фразы.

– Это все, что ты хотел мне сказать? – спросил я.

– Есть еще парочка моментов, – ответил он, чуть понизив голос. – Сколько тебе известно о других бизнесах твоего отца?

Я пожал плечами. Мне было известно, что он занимался делами на стороне, но я никогда не обращал на них особого внимания. В итоге не знал детали, но учитывая, что они происходили в неурочное время, я понимал, что это что-то нелегальное.

– Стервятники уже покушаются на некоторые из них, – сказал он. – Я мог бы... организовать все для тебя. Мы с тобой могли бы продолжать заниматься делами, как некогда с твоим отцом. Мне известны посвященные, я знаю контакты. Если разыграно все правильно, эти двадцать семь лимонов покажутся мелочью. На одних азартных играх и тотализаторе можно удвоить сумму, если быть осторожными.

Азартные игры. Конечно же. Еще парочка частей головоломки сошлись.

Не удивительно, что он был так одержим, чтобы я играл за Реал Мессини. Все те люди, с которыми бы он встречался, инсайдерская информация, к которой бы он имел доступ увеличило бы игорное кольцо, которое он организовал на стороне, до громадных масштабов. Я провел рукой по волосам и постарался осознать все это.

Двадцать семь миллионов долларов. Чтоб меня.

Мне даже не нужно ждать совершеннолетия или еще чего-то. Они уже были моими. Я прикрыл веки на мгновение, потирая глаза. На ум пришла крошечная комната, обустроенная для меня Грегом и Николь. Их маленький дом и убитый Хендай Николь. Джереми и как его отцу пришлось объявить о банкротстве после сердечного приступа у его мамы. Папа мог им помочь, что-то придумать с больницей, но не сделал этого. Я подумал о ребенке, с которым сидела Николь – Тимми – и говеных перспективах его матери. О том, как Софи вынуждена была его скрывать и все из-за денег.

А в итоге, несмотря на все дерьмо, с которыми они сталкивались в связи с оплатой счетов, все они были довольно счастливы.

Я поднял глаза на Лукаса и улыбнулся.

– Ты хитрый маленький ублюдок, не так ли Лукас? – я продолжил улыбаться.

Он тихо усмехнулся, и я увидел, как его осанка расслабилась – он подумал, что я у него в руках.

– Когда все это должно произойти? – спросил я.

– К концу месяца.

– Хорошо, – я откатился от его стола. – Как только все перечисления будут завершены, ты уволен. К тому времени я сообщу имя своего нового адвоката, чтобы ты знал кому все переслать. Макс уволен с этого момента – скажи ему больше со мной не контактировать. Если я еще услышу об этом дерьме, я вас засажу. В кабинете папы достаточно улик, чтобы вставить пистон всей вашей конторе и ни единожды. Держу пари, вы отправитесь в тюрьму.

Я понятия не имел правда это или нет, но похоже правда. Я продолжил улыбаться, глядя как побледнел Лукас.

– Два дня назад я похоронил отца, – выдал я ему. – А сегодня хороню остальное его дерьмо. – Он лишь таращился на меня, уперевшись ладонями о стол. – Тебе это ясно, Лукас?

– Полагаю, что да, – ответил он и я ушел.

Шекспир советовал: «В долг не бери и взаймы не давай»¹²⁵. Но я был более заинтересован избавиться от этого дерьма. У меня было ощущение, что многие будут сопротивляться этому, но также знал, что я могу быть убедительным. И в итоге выиграю.

Я всегда выигрывал.

Я выкатился из офиса назад к машине и моей Румпель. Пришло время встретиться с моим настоящим отцом.

– Как все прошло? – спросила Николь после того, как помогла забраться в машину. Я покачал головой.

– Можем поговорить об этом позже? – спросил я. – Сейчас я немного переутомился. Хотя если хочешь можешь предупредить Грега, что я только что выиграл сражение за то, кто будет оплачивать счета.

– Что это значит?

– Забудь, – ответил я. – Который час?

– Почти полдень.

– Дерьмо – я припозднился?

– Не думаю.

Николь подвела меня к маленькому ресторанчику, где я должен был встретиться со своим биологическим отцом. Вчера вечером я позвонил ему и назначил встречу. Николь сказала не торопиться, а сама собралась в книжный магазин в квартале отсюда, где она могла бы прождать меня, не заскучав, хоть весь день.

Николь завела меня в ресторан, где мы заметили моего новоявленного отца, переминающегося с ноги на ногу у стойки администратора. Николь поцеловала меня в щеку и сказала позвонить, как буду готов отправиться домой. Я кивнул и посмотрел в глаза Томасу Гарднеру.

Как в гребанное зеркало.

– Привет, – сказал он и его рука прошлась по волосам одновременно с аналогичным жестом у меня. Мы оба замерли, усмехнулись и опустили руки.

– Это вроде как странно, – пожал я плечами.

– Да, – его грудь приподнялась от глубокого вдоха, и он выдохнул через нос.

– Сядем за столик?

– Давайте.

Официантка провела и усадила нас в углу у окна. Она отодвинула несколько стульев с дороги, в итоге я оказался сидящим прямо перед окном, а Томас Гарднер напротив меня, отчего вокруг его головы и плеч образовалось сюрреалистично свечение, и я постарался не придать этому особого значения.

Мы провели полторы минуты в беседе о погоде, заказав две воды, после чего наконец приступили к разговору.

– Так, эм... как вы познакомились с моей мамой? – в конце концов поинтересовался я. Однако вернулся официант, принял наш заказ и удалился. Я вздохнул и предпринял очередную попытку. – Вы повстречали ее в колледже?

– Да, – ответил он. Его лоб нахмурился, и он потеребил в руках стакан для воды.

– И?..

– Полагаю, мне следует начать с самого начала, – он сделал глоток воды и опустил взгляд на свои руки. – Я встретил Фрэн в школе. Я был на последнем году обучения, а она была первогодкой. Я был весь погружен в творчество – рисование, театр и даже играл в группе на гитаре. У нас получалось не особо хорошо, но тем не менее у нас были местные фанаты. По большей части мы исполняли каверы на популярные в то время песни, играли в основном в местных барах и почти каждые выходные проводили концерты.

Он отпил еще глоток.

– В группе было четыре парня, – продолжил он. – В итоге мы оказались... эм... немного под... эм... ну, там была эта группа девчонок... дерьмо.

Он прокашлялся в кулак и сел ровнее.

– Мы называли их нашими фанаточками. Они практически каждый раз присутствовали там, где мы играли. Одной из них была Фрэн.

С секунду он смотрел на меня, вероятно, гадая, что я думаю. Моя мама была фанаткой группы? У какого-то дерьмового школьного квартета, исполняющего каверы? Это совсем не стыковалось с моим представлением о матери. Я тряхнул головой, стараясь избавиться от этой мысли.

– Я был... стеснительным, – сказал он. – Никогда бы сам с ними не заговорил, сказать по правде, но иногда после концерта они покупали нам выпивку. Мы собирались уже распустить группу. Семестр подходил к концу, и двое из нас выпускались. Все это вот-вот должно было закончиться, понимаешь? В последнюю ночь я выпил немного лишнего... Это был мой день рождения и эм... блядь! Не знаю, как это сказать!

– Вы с моей мамой перепихнулись, – подсказал я слишком спокойным голосом, даже для самого себя.

– Да, – тихо ответил он. – Это было лишь в ту ночь и время в колледже почти закончилось. Я уехал пару недель спустя. Поступил в Чикагский Институт Искусств на магисторскую программу. Уехал пораньше, чтобы заранее обустроиться. Она появилась там неделю спустя.

– И была беременной?

– Нет, – ответил он. – По крайней мере, я так не думаю. Она сказала, что просто хотела меня снова увидеть. Я не мог... блядь... я даже не мог вспомнить ее имени! Но она стояла там и заверяла, что я был для нее единственным и... и... дерьмо!

Он хлопнул рукой по столу, отчего я подпрыгнул. Он навис над столом и прижал ладони к глазам.

– Я был... польщен. Она сказала, как ей нравилось мое творчество... и что она приходила на каждое представление «Гамлета», когда я был в главной роли. Она считала музыку нашей группы ужасной, но просто хотела меня видеть. Я не знал, что делать. Она проделала долгий путь с Восточного побережья и даже не запаслась автобусным билетом назад. Я позволил ей остаться со мной... это продлилось лишь пару недель. Я знал, что ничего у нас не выйдет. Я собирался полностью заняться обучением в институте и не искал отношений...

Он замолчал, уронил руки на колени и откинулся на спинку диванчика.

– Я сказал, что ей нужно ехать домой, а она начала плакать. Думаю... то есть, возвращаясь сейчас мыслями к тому моменту... думаю, она хотела мне сказать... но не сделала этого. Мы поругались, и она ушла. Я никогда не видел и не слышал о ней после того.

– Как ты?.. Ты оказался на ее панихиде. Каким образом?

Виски вдруг пронзила острая боль и я потер их. Откуда я знаю, что он там был? Мозг заработал полным ходом... письмо... Я перечитал его снова и снова, но в нем ничего не говорилось о панихиде. В голове – в дальних глубинах памяти вдруг возникла вспышка светло-каштановых волос и моего отца... Лу... закрывающего мне обзор... выводящего его из комнаты.

– Я был в Портленде, – сказал он. – Был приглашенным профессором на семестр. Мой наставник была в декретном отпуске, и попросила взять на себя ее классы. Это был класс по обучению искусству, и одна из студенток была из этого города. Занятия закончились, но мы все еще обсуждали... я даже не помню что. Плюсы и минусы угля против чернил... что-то вроде этого. Каким-то образом та упомянула, что должна вернуться домой на панихиду и когда назвала имя, я понял, что это она.

Он замолчал и посмотрел мне в глаза, бегая взглядом по моему лицу.

– Я пришел отдать дань уважения, – прошептал он. – Но когда увидел тебя... когда увидел тебя – я понял. Я сразу понял, что ты от меня.

– «Умен тот отец, что узнает собственного ребенка»¹²⁶, – пробормотал я.

– Да, – усмехнувшись согласился он. – Именно.

Я обхватил себя руками. Мне было холодно, хотя на улице был довольно теплый денек. Может, в ресторане уже включили кондиционеры? Меня охватила дрожь.

Томас Гарднер – мой отец – ничего обо мне не знал.

– Она так тебе ничего и не сказала, – тихо произнес я, пытаясь представить маму – женщину, которая подтыкала мне одеяло по ночам и играла на пианино, когда я не мог заснуть – в образе фанатки группы, забеременевшей мной после пьяного перепиха, и покачал головой. Картинка совсем не стыковалось с той, кого я знал.

– Прости, – тихо произнес он. – Я никак не мог решить стоит ли рассказать тебе, как было на самом деле или нет. Подумывал сказать, что мы были безумного влюблены или еще что-то такое, но решил, что, возможно, тебе итак уже достаточно лгали.

Я потер глаза и снова покачал головой.

– Мне нужна правда, – сказал я ему. – Никакой больше ахинеи.

– Верно, – поддержал он и прочистил горло. – Этого... эм... достаточно для одной встречи?

Его голос надломился, и когда я взглянул на него, то подумал, что он останется или начнет плакать. Он выглядел совершенно обезумевшим, и я не знал, как быть.

– Ты в порядке? – спросил я в замешательстве.

Он рассмеялся, без тени веселья в голосе, а затем вновь уронил голову на руки.

– Клянусь, Томас, – сказал он, – клянусь если бы я знал, то что-нибудь предпринял... Настаивал бы... Но сказанное твоим отцом имело смысл, по крайней мере, в то время. Я не хотел причинить тебе вред. Я не хочу навредить тебе или усугубить ситуацию. Я ни хрена не знаю о детях... но в любом случае ты уже не ребенок... но я приехал тогда не за тобой. Был там не за этим. Дерьмо.

– Что он сказал? – спросил я. – Что папа тебе сказал?

– Уверен, что хочешь знать больше?

Я мог лишь кивнуть. В горле стоял ком и приходилось постоянно сглатывать. Я отпил ледяной воды из своего стакана и на некоторое время уставился на свои руки.

– Когда я тебя увидел, то не знал, что делать. В смысле, ты же только что потерял мать, а я впал в шок, как только тебя увидел. Помню, как направился к тебе – ты сидел в мягком кресле – а затем остановился. Я не знал, что тебе сказать. Совершенно растерялся. Думаю, в тот момент я вообще был готов уйти и, может, попытаться связаться с тобой позже, но тут твой... твой отец подошел ко мне.

– Должно быть он знал... как-то узнал меня... или просто увидел сходство и сделал собственные выводы. Не знаю. Но он остановил меня, чтобы я не приблизился к тебе, сказал, что знал, кем я был, и чтобы не расстраивал его сына сильнее, чем тот уже расстроен. Помню, что вроде поднял на него глаза – на Лу – и, кажется, спросил мой ли ты. Он довольно ясно дал понять, что именно он тебя вырастил и что мне нужно уйти. Я не собирался устраивать сцен на панихиде и, как уже сказал, у него было право. Я не хотел тебя расстраивать. Он взял у меня номер и сказал, что перезвонит через пару дней, но не перезвонил. В итоге спустя две недели я сам ему набрал. Он сказал, что ты ничего обо мне не знаешь и он в свою очередь тоже. Тогда-то он и спросил мое имя, что показалось мне странным ведь ранее он сказал, что знает кто я. Я ему сказал, и он изменился. Тогда-то я и выяснил, что Фрэн не сказала ему моего имени, но... назвала тебя в мою честь. Он оцепенел – с минуту, а затем начал смеяться и довольно быстро вновь успокоился. Я решил, что он должно быть... должно быть горюет вот таким своеобразным образом.

На этот счет у меня были собственные предположения.

– Спустя некоторое время он согласился со мной встретиться, – сказал Томас Гарднер. – Я прилетел в Портленд, и мы встретились за обедом. Он многое рассказал о тебе – как сильно тебе...

Он замолчал и отвел взгляд.

– Что? – поторопил я.

– Как сильно тебе нравилось играть в футбол, – наконец произнес он. – Что ты был каким-то вратарским вундеркиндом или типа того и хотел играть профессионально. Сказал, что твоя мать не хотела, чтобы ты меня знал – что никогда не желала, чтобы я узнал о тебе. Что если я войду в твою жизнь, то для тебя все только усложнится. Ты только недавно потерял мать и в твоей жизни итак хватает хаоса.

– Я не мог с этим поспорить, – продолжил он. – Мне не хотелось быть помехой. Мы общались раз в несколько месяцев и по большей части он рассказывал о твоей игре в футбол. Однажды он даже сказал, что у тебя есть альбом и что тебе нравилось рисовать, но думаю это у него случайно выскользнуло.

Впервые за долгое время я встретился с ним глазами. Он одарил меня полуулыбкой, которая стала еще одной возможностью для меня охренеть. Каждый взгляд на него, словно в зеркало.

– Я почувствовал... гордость, – тихо произнес он, – когда он это сказал. Словно... возможно, ты унаследовал от меня что-то еще, помимо непокорных волос.

Я слегка усмехнулся и провел рукой по непослушным волосам.

– Все не так плохо, если подстригать покороче, – сказал он.

– Николь нравится, когда они чуть отросшие.

– Она кажется очень хорошей девушкой.

– Так и есть, – сказал я, тут же встав в оборонительную позицию. Если он хотя бы попытается намекнуть, что ей не место в моей жизни...

– Спокойно, – он вскинул руки ладонями вперед. – Это был комплимент. Я рад, что она у тебя есть и что ты живешь с ней и ее отцом.

Я чуть расслабился, но мысли и эмоции все еще были в раздрае. Он ничего обо мне не знал, а мама не хотела, чтобы я знал о нем. Так почему она назвала меня в его честь? Зачем?

Я результат пьяного перепиха.

Я снова сглотнул.

– В общем, – продолжил он. – Время шло, и я продолжал спрашивать, когда настанет подходящее время рассказать тебе. Он продолжал откладывать. В твоей жизни вечно возникали какие-то глобальные вещи – турнир, встреча со скаутами, а затем это... эм... Рил Мессис или как его?

Я рассмеялся.

– Реал Мессини.

– Да, оно самое, – он энергично закивал. – Постоянно было что-то важное и он не хотел переворачивать твою жизнь прямо перед чем-то значимым. Он рассказал, как ты мечтал играть профессионально и что если ты в конце концов попадешь в ту команду, это будет грандиозным событием. А если в то время выяснится что-то о твоих родителях, то это станет скандалом или что-то вроде того.

Он вздохнул.

– Я не хотел соглашаться, но он... он убедил меня, что это правильный поступок. Я согласился, что если ты станешь профи, то я отступлю – перестану предпринимать попытки с тобой увидеться. Я доверял его суждениям. В смысле, он знал тебя и жил с тобой. По сути он был твоим настоящим отцом. Я понимал это и никогда не пытался заменить его, Томас – клянусь.

Он посмотрел на меня так настойчиво, что я не знал плакать мне или смеяться. Мой настоящий отец... настоящий отец... настоящий отец. Что нахрен это значило? Мужик, который бил меня? Тот, кто сказал, что я во всем виноват и не позволял даже прикасаться к пианино, потому что оно было ее? Человек, который шлепал меня каждый раз, как я осмеливался упомянуть ее имя? С долгую минуту мы просто смотрели друг на друга. Может, он больше не мог выдержать тишины, так как в итоге заговорил.

– Лу был твоим настоящим отцом. Я это знаю и никогда не буду пытаться занять его место.

Мой рот открылся без какой-либо связи с разумной частью мозга.

– Он издевался надо мной, – тихо произнес я.

Я не сводил с него взгляда, наблюдая, как в его глазах обнадеживающая настойчивость сменяется легкой растерянностью, переходящей в медленное понимание, а затем в абсолютную холодную ярость.

– Он что?

Костяшки его пальцев побелели, когда он стиснул свой стакан с водой, а мгновение спустя тот треснул.

В «Юлии Цезаре» Шекспир поведал нам: «Дела людей, порочные и злые, переживают их»¹²⁷.

Как бы то ни было, я подозревал, что пройдет много времени прежде чем исцеляться некоторые шрамы, оставленные Лу Мэлоуном.

Ну и как... эм... папа... это воспримет?