Охота на Клариссу

Грюнхильда

С утра погода стояла хмурая, по мрачному небу, покрытому темными тучами, как будто стремясь обогнать друг друга, мчались отдельные серовато-желтые облака, один раз сквозь них было прорвался солнечный луч, скользнул по воде, и скрылся опять. Во второй половине дня небо очистилось. Одинокие скалы, выглядывающие из-за горизонта, постепенно превратились в высокий светло-коричневый берег. Корабль со скрипом переваливался через пологие серые волны, а за кормой оставалась полоса пены из смеси морской воды и пузырьков воздуха. Когда и солнышко показалось в разрыве низких темных облаков, настроение у всех мореходов сразу же приподнялось, и длинные весла стали глубже и резче входить в холодную соленую воду.

— Веселей, братья, вон уже и памятный камень Оласа показался! — раздался задорный голос хевдинга Ингмара, и дружинники еще резче налегли на весла.

И в самом деле, перед высоким носом драккара[1] в виде пучеглазой змеи развернулся вход во фьорд, со скалистой стеной слева и пологим языком по правую руку. На зеленой весенней траве мыса уже отчетливо виднелся округлый высокий камень, стоящий на самом высоком месте холмистого берега… Все знали, что на этом камне высечена лента, покрытая вязью десятков рун. Уже прошли века, как неизвестный Олас поставил этот камень в честь своей жены, Ингрид, и написал на нем, что никогда не было и не будет лучшей хозяйки в доме, чем его избранница. На гребне косогора показалась ватага ребятишек в длинных белых рубахах с разноцветными вышивками. Завидев корабли, входящие в залив, мальчишки опрометью бросились в невидимое с этого места селение, которое располагалось в глубине фьорда.

— А вон, похоже, и твой Ари, — крикнул вождь дружинников викингу, стоящему у руля, указывая на одного из бегущих мальчишек.

— Это точно он, — весело ответил кто-то из гребцов, — вырос-то как! Слышишь, Тордис? Может, он уже и братца заимел, пока ты шлялся?

Гребцы дружно засмеялись, и все обернулись, чтобы посмотреть на рулевого. Здоровенный детина, лет тридцати, постриженный «под горшок», так напряженно вглядывался в мальчишек, что даже забыл про свой руль — длинное весло, привязанное к борту.

— Ари… — тихо проговорил он и улыбнулся.

Корабль тем временем уклонился вправо, где из воды порой выныривали над волнами два острых камня, «рога дьявола», как их называли местные. Уже не одно судно опробовало на своих бортах их подлый подводный удар.

— Держи руль, Тордис! — вернул рулевого к действительности суровый окрик хевдинга,[2] хотя и сам он улыбался. Да и как было не радоваться! После тяжелого двухлетнего похода в страну славян сын ярла[3] Дагфина из Олесунфьорда со своей дружиной и тремя верными друзьями благополучно возвращался домой. По такому случаю Ингмар надел новую рубаху из белого шелка, отделанную вдоль ворота и внизу широкой полосой нарядных узоров. Рубашка трепетала от порывов родного северного ветра на широкой груди белокурого викинга. Молодой хевдинг перевел свой взгляд на середину ладьи. Здесь, у основания толстой мачты, лежала большая груда заморских товаров — там были шелковые и бархатные ткани, серебряная посуда с востока, пряности, оружие, и много других ценных вещей. Были там и дорогие подарки матери, отцу, другим родственникам, и, само собой разумеется — Грюнхильде, его любимой девушке. Ей Ингмар подарит золотое, тончайшей работы ожерелье из Персии, отрезы роскошных тканей, сафьяновые сапожки и другие мелочи, которые так любят женщины. Еще викинги везли рабынь — захваченных на востоке молодых женщин. Они находились на кнорре,[4] транспортном корабле, послушно следовавшем за драккаром. Ингмар оглянулся. Отсюда можно было свободно различить радостные лица кровных побратимов сына ярла. Исгерд и Торкель, сыновья бонда[5] Эрика Хромого, стояли на носу корабля и, весело смеясь, махали кому-то из встречающих шапками. Ингмар посмотрел на берег. Вдалеке, на дороге, ведущей в лес, виднелась группа девушек, размахивающих в сторону кораблей разноцветными платками. Ингмар попытался рассмотреть их — вдруг среди них сводная сестра побратимов, красавица Грюнхильда. Нет, ее не было — он сразу бы увидел. Невольно подумалось, может, она его не дождалась, ведь и обещала слишком легко, как-то шутя, несерьезно — и сердце болезненно сжалось. Она так красива, каждый пожелал бы себе такую жену. Но, как и все красавицы, горда и своенравна — ее братья Исгерд и Торкель предупреждали Ингмара, что у сестры тяжелый характер, она слишком любит красивые наряды, украшения, и очень гордится своей красотой. Грюнхильда вряд ли будет подходящей женой викингу. За ней нужен глаз да глаз, слишком многим мужчинам она нравится, и девушка об этом отлично знает. И что значили эти дружеские слова для влюбленного Ингмара? Ровным счетом, ничего — он с нетерпением ожидал встречи с желанной женщиной. Да и кто бы и говорил, да только не Исгерд! Он спас при крушении корабля работорговцев в Черном море — на юге Руси, красивую рабыню, и, как наивный простак, попался в сети богини любви Фрейи. Высокая изящная девушка с огромными серыми глазами и роскошными шелковистыми волосами по имени Данута рассказала викингам, что была захвачена пиратами-работорговцами на рынке в Сураже. Это византийский порт на Черном море. Она заявила, что является дочкой боярина, наместника киевского князя в Тмутаракани, и отказалась признать Исгерда своим хозяином. Данута умоляла отвезти ее к отцу, боярину Владимиру Смелому. Дескать, он даст норманнам золота в десять раз больше того, что Исгерд получил бы за нее на невольничьем рынке в Бирке. Конечно, побратим не поддался на глупые мольбы рабыни. Гордая Данута не хотела быть наложницей в доме Исгерда. И свирепый воин, пересилив себя, лаской завоевывал ее сердце, объяснив друзьям, что решил дать ей время привыкнуть к своей судьбе. Тем более, что в его доме девушку ожидали сложные отношения с невестой побратима, которая вряд обрадуется такой красивой сопернице. Сейчас Исгерд находился на кнорре, следил, чтобы гордячка ничего не натворила.

С волнением Ингмар вспоминал их последнею встречу с Грюнхильдой. В тот памятный день, третий день праздника летнего солнцестояния, ярл Дагфин, отодвинув в сторону кружку с элем, сурово взирал на своих взрослых сыновей, сидевших рядом с ним за праздничным столом.

— Ингмар и Агот, — неспешно проговорил он, — вы уже совсем взрослые. Я в ваши годы уже вернулся из двух походов через Русь к хазарам, заботился обо всем своем роде. Пора и вам определяться.

Дагфин тяжело задумался и опустил взгляд на дубовые доски стола. Сыновья в нетерпении переминались с ноги на ногу и думали, что отец так и не продолжит разговор.

— Дом и имущество, по обычаям предков, я передам старшему сыну Аготу, — наконец произнес ярл и опустил тяжелую руку на стол, — это правило нам досталось от предков, и не мне его нарушать.

Рыжее веснушчатое лицо Агота зарделось от удовлетворения. А Ингмар, предвидя дальнейшие слова отца, ощутил непривычное для него чувство оторванности от родного очага. Наверное, такое же чувство испытывает одинокий листок, оторванный ветром от родной ветки, и летящий навстречу неведомому.

— Чего скалишься? — зло бросил в сторону Агота ярл Дагфин, — на твои плечи ляжет ответственность за весь наш род. Это ты будешь беспокоиться, чтобы все в доме были сыты, одеты и обуты.

Отец перевел взгляд на младшего сына.

— А по мне, если бы моя воля, лучше бы бороздить моря, чем ковыряться в этом хозяйстве. Не расстраивайся, Ингмар, я даю тебе два драккара, из тех пяти, что имею, да снаряжение, оружие… Бери дружинников, которые пойдут за тобой, и сам найди свое счастье! — Дагфин опять задумался.

— Может быть, тебе даже больше повезет, — философски заключил он.

Ингмар вышел на улицу. Молодому мужчине почему-то было грустно. А как же Грюнхильда? Захочет ли она всю жизнь ждать мужа-викинга? Красавица так и не ответила парню, согласна ли она выйти за него, Ингмара, замуж…. И внезапно, решившись, молодой викинг пошел на конюшню и, оседлав своего коня, поскакал в сторону дома Эрика Хромого, отца Исгерда, Торкеля и Грюнхильды.

Уже начинало смеркаться, с Северного моря налетел прохладный вечерний ветерок. Парень, присев на упавшее дерево, терпеливо дожидался, и, наконец, увидел знакомую стройную фигурку. Девушка, которую он любил, шла по тропинке в сторону своего дома.

— Грюнхильда, — тихо окликнул ее молодой мужчина.

Девушка обернулась и подождала, пока Ингмар ее догонит.

— Ну, так что, Грюнхильда? — обратился к ней викинг, — ты так и не дала мне ответ!

— А что отвечать, Ингмар? Куда ты меня зовешь?

— Я зову тебя в жены, любимая, — сказал парень и взял девушку за руку.

Грюнхильда порывисто взглянула на него своими прозрачными серыми глазами и отвела их в сторону. Ее рука потихоньку освободилась из его горячей ладони.

— Девушку зовут в дом, Ингмар, а в какой дом ты зовешь меня?

Ингмар молчал, холодный комок подкатил к горлу.

— Все уже знают, как отец распорядился твоей судьбой, — продолжала девушка, — твой путь лежит туда, — ее рука указала в сторону синего моря, — что же мне, с тобой идти на корабль?

— Зачем же, ты сможешь меня ждать…

— Ждать, пока я состарюсь и никому не буду нужна?

— Ты всегда будешь мне нужна!

— Ты можешь и вообще не вернуться, Ингмар, — проговорила красавица и, отвернувшись, пошла прочь.

— Найдешь себе там восточную красотку, тонкую, как твоя сабля, — послышался из темноты ее смех. — Впрочем, мне всего пятнадцать, еще года два-три я не пойду ни за кого замуж, может, и дождусь тебя.

Ошеломленный Ингмар остался стоять в одиночестве. На небе уже начинали сиять первые звезды. Заснеженные макушки гор стали принимать четкие очертания на фоне потемневшего неба.

«Ну что ж, — невесело подумал молодой викинг, — значит, у меня такая судьба, — искать свое счастье за морем».

Драккар обогнул «рога дьявола», и рулевое весло заскрипело под тяжестью тела Тордиса. Ладья легла на борт и чуть не зачерпнула изогнутым бортом сине-зеленой воды. Но движения рулевого были выверены и точны, и вот за поворотом показался покатый зеленый косогор. Солнце окончательно овладело небом и заливало золотыми лучами россыпь домиков у леса, остовы строящихся кораблей у кромки воды, ватаги ребятишек по склону. Отсюда было хорошо видно, как спешили к берегу люди — встречать долгожданных странников. И по большой дороге, и по маленьким тропкам бежали многочисленные фигурки. А на деревянном причале уже собралось много народа. Все махали руками и что-то кричали в сторону подходящих кораблей.

Наконец сосновый причал затрещал и изогнулся под тяжестью прислонившегося корабля. Полетели в сторону берега швартовные веревки, и путешественники ступили на родной берег. Два года мечтали об этой минуте Ингмар и вся его дружина. После постоянной качки на Балтике и в проливах твердыня родного берега приятно почувствовалась ногами и передалась всему телу. Ингмар прошел по черным доскам на причал и обнял отца. Мать сама бросилась к сыну на шею, и все трое крепко прижались друг к другу. Ингмар видел, что отец сильно поседел, а плачущие от счастья глаза матери покрылись сетью мелких морщин. Молодой мужчина ощутил еще твердые бугры мышц под рубахой у своего родителя, его руки крепко обнимали сына и жену. Мать Ингмара, почти не разглядывая, отложила в сторону дорогие подарки сына и с любовью смотрела на него полными слез, выцветшими глазами. Отец же с восхищением изучал шлем византийской работы, покрытый изящным золоченым орнаментом. Молодой мужчина окинул взглядом толпу. Среди знакомых лиц он не увидел ту, о встрече с которой так мечтал все эти долгие два года.

— Грюнхильда уехала к дяде, на Готланд, — поймал его взгляд отец.

— Так далеко? Жаль, что я не знал… — проговорил огорченный Ингмар. Две недели назад они проходили недалеко от этого лесистого двугорбого острова. Даже ночевали поблизости от него, на островке со смешным названием Форе, то есть овечий. Жарили там на вертелах барашков, купленных у местного хозяина. Ингмар как будто чувствовал, когда смотрел на синеющий на горизонте Готланд, хотел зайти туда. Но друзья отговорили. Все спешили домой.

— Уже две луны сменилось, как она уехала, скоро должна вернуться, — стала успокаивать сына мать.

Ингмар с сожалением посмотрел на приготовленные для девушки подарки.

— А я ведь тоже говорил, зайдем на Готланд, — похлопал его по плечу побратим Гуннар, громадный белокурый молодой мужчина. Обычно из Гуннара не вытянешь и слова, а тут вдруг решил подойти, утешить друга. Светло-голубые глаза великана с сочувствием смотрели на вождя викингов.

— Да, ничего, — махнул рукой Ингмар, — должна скоро быть, а не успеет, — я эти подарки сестрам раздам.

Две совсем молоденькие розовощекие девчушки, стоящие в сторонке, довольно заулыбались.

— Я вам, — пригрозила им мать пальцем, — вернется она, скоро будет, сынок.

Так, в разговорах, вскоре все оказались у порога большого дома. Это было серое длинное здание, сложенное из грубого камня, обшитое снаружи вертикально расположенными сосновыми досками. Покатую крышу покрывал толстый слой зеленого дерна. В стенах были видны редкие узкие окошки, а из отверстий в крыше курились клубы дыма от очага. Там уже вовсю шла подготовка к праздничному пиру. Через открытые двери сновали служанки и рабыни в длинных платьях с кожаными передниками. Они носили в дом посуду, мясо, различные припасы. Мелькнули и бочонки с элем или медовухой, из дома уже доносился приятный запах жарящегося на вертелах мяса.

— Нет, мама, — ответил на приглашение пройти к столу Ингмар, — сначала баня!

Действительно, мореходы истосковались за годы странствий по родной норвежской бане. Предусмотрительные родственники уже крепко натопили каменные печи, натаскали воды. Баня, издалека напоминавшая обыкновенную землянку, источала из своей утробы жар и запахи заваренных трав. Брызнули настоем травы на раскаленные камни, и низкое помещение заполнилось клубами душистого пара. Тело приятно заныло от жаркой истомы. Ингмар забрался под самый потолок и растянулся на дубовой полке. Исгерд стал энергично хлестать его по раскрасневшейся спине веником из молодых березовых веток. Жар потек волнами вниз по позвоночнику и спустился к ногам. Уже стемнело, когда распаренные мужчины ватагой выбежали на улицу и охладили свои разгорячившиеся тела в холодных водах фьорда. Казалось, даже вода зашипела от раскаленных мускулистых тел, но все звуки поглотил грубый хохот и выкрики резвящихся в воде моряков. Вскоре раскрасневшиеся после бани путешественники, причесавшись и переодевшись в праздничную одежду, стали собираться у дома Ингмара.

Дружинники Ингмара вошли в дом и стали рассаживаться возле длинных, быстро собранных в связи с таким радостным событием столов. А они просто ломились от всевозможных домашних яств. Мясо во всех видах: соленое, моченое, вяленое, копченое, всяческие соления, грибы, мед, рыба, сушеные фрукты. По случаю праздника на столах была выставлена дорогая заморская посуда, серебряные блюда и кубки.

— Ну, рассказывай, сынок, где бывали, что видали, — обратился ярл к сыну, вытирая пшеничные усы после первой чаши эля. Усы пожилого мужчины были аккуратно заплетены в две косички.

— Вначале пошли в греки, как обычно, через Ладогу, — начал свой рассказ Ингмар, — на реках в основном нас никто не трогал, опасались отпора. Драккар наш силен, быстроходен. Кнорр, конечно, приходилось защищать. На волоке напало на нас местное племя….

Сидящие за столом родственники молодого хевдинга и их соседи с удовольствием слушали длинный рассказ младшего сына ярла Дагфина. Порой его перебивали собратья по походу.

Из большого дома с высокомерным достоинством вышла статная дева и с удивлением посмотрела на гостя. Она была красива и величественна, но ее совершенное лицо все же несколько отталкивало своей надменной холодностью. Густые светлые волосы северянки красиво обрамляли гордое лицо, толстая коса, переброшенная через плечо, ниспадала до самых бедер. Большие серые глаза под широкими прямыми бровями издали казались прозрачными волшебными кристаллами, холодноватыми и отстраненными. И это придавало ее лицу неизъяснимое, колдовское очарование. Красавица была высокого роста, широка в плечах; ее сильные руки были хорошей формы, с длинными изящными пальцами. Девушка была похожа на валькирию — северную богиню-воительницу. Она была в повседневном сером платье; поверх платья был надет бесформенный невзрачный фартук — гость застал ее за домашней работой. Но царственную внешность северянки не могла изуродовать эта безобразная одежда — она относилась к тем редким женщинам, которые не нуждаются в украшениях, чтобы подчеркнуть свою красоту.

Девушка сделала несколько шагов навстречу гостю. Выходя из дверей, приподняла длинный подол своей одежды. На мгновение мелькнули обнаженные голени, сильные и красивые, как и их обладательница. Она устремила взгляд своих колдовских глаз на молодого мужчину.

— Ингмар! Ты вернулся? Что ты делаешь на Готланде? — она с недоумением посмотрела на молодого человека.

— Милая Грюнхильда! Мы приехали вместе с твоим отцом забрать тебя домой! Я так по тебе скучал! — с этими словами влюбленный Ингмар бросился обнимать прекрасную богиню.

Ее глаза широко распахнулись от изумления, на губах появилась улыбка. Девушка поднесла руку к сердцу, от чего запачкала фартук кровью рыбы, разделкой которой она занималась минуту назад. Вытерев руки, она бросилась обнимать счастливого парня, не думая о том, что за ними наблюдают строгие глаза. Их объятия длились до тех пор, пока кто-то сзади ненавязчиво кашлянул, деликатно напомнив влюбленным, что их поцелуй чересчур затянулся.

— Любимая! — Ингмар не мог насмотреться на пленительное лицо. — Наконец-то я дома! Я так счастлив снова увидеть тебя!

— Я тоже, Ингмар! Пойдем в дом, — сказала девушка и, взяв его за руку, повела за собой.

Парень, не говоря не слова, взял свою ношу — большой, битком набитый мешок, и вытряхнул его содержимое на широкую лавку. Из мешка посыпались отрезы дорогих ткани, красивая обувь, много ценных бус, браслетов и других украшений.

— Это все для тебя! — с гордостью сказал Ингмар.

— О! — ошеломленная девушка от радости потеряла возможность выразить словами свой восторг. Ее глаза засверкали как звезды.

— Ингмар! Такие чудесные подарки! — завизжала она от восторга. Ее руки уже вцепились в яркую материю и прижали к себе, примеряя длину отреза. Все остальные дары были встречены не менее радостно. Девушка бросилась на шею молодому человеку.

Когда все подарки были рассмотрены, все слова о долгой, невыносимой разлуке и морском путешествии сказаны, Ингмар, волнуясь, заговорил:

— Грюнхильда! — он слегка запинался от беспокойства. — Я хочу, чтобы ты стала моей! Будь моей женой. — Он судорожно сглотнул.

Девушка ответила не сразу. Она поводила глазами из стороны в сторону, удовлетворенно улыбнулась.

— Ингмар, я бы с радостью стала твоей супругой. Я хочу этого не меньше тебя, но где мы будем жить? — она устремила на него свои надменные глаза.

— В доме моего брата. У нас хорошая и дружная семья, у всех хорошие отношения друг с другом. А потом я построю свой дом, и ты будешь в нем хозяйкой! — его чистые голубые глаза, наполненные любовью, смотрели на гордую красавицу, умоляя о положительном ответе.

Улыбка на устах девушки заметно изменилась, она сделалась недовольной и жесткой.

— Я в этом всегда была уверена. А вот в другом — я очень сомневаюсь, — сказала она с тем же выражением на точеном лице.

— В чем, милая? — Ингмар не ожидал такого ответа. Он поверг его в смятение.

— В хорошем отношении ко мне. Жена твоего брата — моя подруга, и я не представляю, как у нас будут складываться отношения, если мне придется смотреть ей в рот и выполнять ее распоряжения. У нее властный характер и к тому же противный. Я не хочу ей подчиняться. Я хочу сама быть хозяйкой.

Молодой человек печально вздохнул и опустил свои глаза. Грюнхильда сказала правду о характере невестки. Ее семейная жизнь с братом Ингмара складывалась хорошо по причине их частых и вынужденных разлук.

— К чему торопиться? — продолжала Грюнхильда. — Мы оба молоды. Ты мне нравишься, и мои чувства к тебе не исчезнут. Я могу подождать, Ингмар. А когда ты сможешь привести меня в свой собственный дом, я не буду раздумывать и мгновения.

— Ты будешь меня ждать? Я обещаю, что у тебя будет свой дом, и только ты будешь в нем хозяйкой, — воскликнул Ингмар с трепетом в сердце.

— Конечно, а как же иначе? Ведь я же люблю тебя и не хочу никого другого! — девушка прямо и твердо смотрела в глаза молодого мужчины.

— Герцог Нормандии Роберт Бесстрашный зовет нас на помощь. Я поговорю со своими дружинниками, они, конечно, согласятся хорошо заработать. Роберт неплохо платит, да и от добычи, захваченной в боевых походах, больше половины достается дружине. Мне, как хевдингу, конечно, больше. Но я могу и не вернуться, Грюнхильда, — приглушенным голосом проговорил он. — К тому же, дождешься ли ты меня? Ведь самое ранее, я вернусь через полтора года, если не погибну в сражениях.

— Не смей так говорить! — ее глаза вспыхнули недовольством! — я сказала, что буду ждать, значит так и будет.

— Боги могут распорядиться по-своему, — он опустил голову. — Ты же знаешь, сколько женщин уже не встречает своих мужей. Если я не вернусь через два года, можешь считать себя свободной от слова.

— Я буду ждать, Ингмар. Буду ждать, любимый, — прошептала девушка, обняв его за шею.