— Около года назад, — продолжил Дэмьен, — я очутился в Арканзасе.
— А ты не сидишь на месте.
— Приходится. Исчезновения людей — это одно, а вот когда пропадает целая толпа, причем в одном городке, — уже другое.
Я пожала плечами, соглашаясь с доводом.
— Оборотни жаждут человеческой плоти. Большинство выходит на охоту несколько раз в месяц, а то и чаще — если ранены. Но есть одна ночь, когда питаться обязательно.
— Полнолуние, — сказала я.
— Точно. Вот когда происходят разные странные события — спроси любого из работающих в ночную смену: копа, фельдшера скорой помощи, официантку или бармена. Полнолуние всегда равно бурной ночи. Так вот, год назад я очутился в горах Арканзаса. Там жила женщина… — Дэмьен умолк и снова уставился на свои ноги.
— Не переживай, ревновать не буду, — поддела я.
И тут же пожелала вернуть слова обратно, потому что так обычно говорят отвергнутые любовницы и жалкие барышни, требующие внимания. Никогда не хотела видеть себя в этой ипостаси.
Дэмьен пропустил колкость мимо ушей.
— Просто… трудно вспоминать, кем я был и что делал, — вздохнул он.
Не то чтобы мне хотелось знать его историю, но без нее никак не обойтись.
— Продолжай.
Дэмьен набрал в грудь воздуха:
— Я делал кое-какую работу по хозяйству в доме той женщины. Она была одинока — муж бросил ее с четырьмя детьми.
Вот козел!
— Я планировал немного там задержаться, — продолжал Дэмьен. — Еды бы хватило на несколько полнолуний.
Его голос звучал ровно, взгляд был устремлен вдаль, а лицо, безжизненное и лишенное всяких эмоций, выглядело маской — прямо как во время нашей первой встречи.
— Они жили сами, натуральным хозяйством. Идеальные жертвы — и полностью в моей власти.
— Что же случилось? — прошептала я.
— Наступило полнолуние. Луна была такой красивой и яркой. Урожайная луна. В сентябре, когда дни еще теплые, а ночи уже прохладные, и небо всегда чистое. Я обратился и побежал, чувствуя в шерсти ветер, а под лапами — траву. Я бежал, пока не проголодался, а потом помчался назад.
Его голос дрогнул на последнем слове. Дэмьен взъерошил волосы — рука тоже дрожала.
— Дэмьен… — начала было я.
Он будто и не услышал.
— Уложив детей спать, она всегда сидела на крыльце. «Немного времени в одиночестве» — так она это называла. Я подошел прямо к крыльцу, а она даже не шелохнулась. — Дэмьен смотрел прямо перед собой, как будто наяву видел прошлое. — Самая младшая девочка открыла дверь. Мать закричала, пытаясь затолкать ее назад, но малышка бросила на меня всего один взгляд и… — Дэмьен покачал головой. — Ей было не больше пяти-шести лет, и она знала, что я собираюсь сделать. Девочка выскользнула из маминых рук с криком «Нет, Дэмьен!», потом обняла меня за шею и прошептала: «Лучше забери меня. Мамочка должна быть мамой для других».
— Жертва, — пробормотала я. — Но ты же не...
— Нет, — ответил Дэмьен. — Но уже был к этому готов. Мне было наплевать на жертву, на материнскую любовь… на все, кроме мяса.
Меня передернуло.
— Я бы убил их всех, но мне помешало одно: ребенок назвал меня человеческим именем, когда я был в шкуре волка.
— Но это же не работает...
— Это не превращает оборотня в человека, зато проклинает его на ура. Особенно если рядом колдунья с горы близ Озарка[21].
— Кто-кто?
— Мамочка умела колдовать.
— А-а, магические штучки. — Я подавила желание фыркнуть. — Ну конечно.
Уголки его губ приподнялись — совсем чуть-чуть.
— Мы обсуждаем оборотней, а ты закатываешь глаза при слове «колдовство»? У племени озарк есть такая поговорка: «Выбросил ведьму — выброси и Библию в придачу».
— Черт, и что это значит?
— Если ты веришь в злые потусторонние силы, почему бы тебе не верить и в силы добра?
Он был прав.
— Так что сделала та колдунья из племени озарк?
— Не очень много. Самое важное уже было сделано — жертва.
— Но ты же сказал, что не..
— То, что я не убил ту малышку, не делает ее жертву менее героической. Я хотел убежать, но не мог двинуться с места. Жизнь, отданную от чистого сердца, противопоставили существу, которым двигал чистейший эгоизм. Хоть я и был волком, но мозги оставались человеческими и в тот момент перезагружались. Я стоял и смотрел, как мать оттаскивает от меня ребенка. По ее лицу текли слезы, когда она резанула свое запястье…
— Кровь, слезы, жертва, — сказала я.
— Все как всегда, — пробормотал Дэмьен, непроизвольно вторя моим словам, которых он никогда не слышал. — Потом она то ли прокляла, то ли благословила меня — я до сих пор не уверен. Она сказала: «Дэмьен, с этого дня твоя душа снова принадлежит тебе».
— То есть?
— Когда я стал оборотнем, моей душой завладело зло. Я был сам не свой. Та женщина вернула мне не только душу, но и совесть.
— Теперь ясно.
— Это ужасно: помнить, что ты натворил, и сознавать, насколько это плохо.
Я поняла, почему у него всегда был грустный взгляд, и почему он никогда не улыбался и редко смеялся. Поняла, но не простила.
— Ты сам захотел стать одним из них.
— Знаю.
— Когда ты начал охотиться на сородичей?
— По понятным причинам я уехал из Арканзаса. Двинул во Флориду и залег на дно в Эверглейдсе. Меня преследовали образы убитых за пятьдесят лет, но, несмотря на это, в полнолуние я снова вышел на охоту. Выбора не было, ведь голод — жгучее, болезненное ощущение. Не получается думать ни о чем другом.
— Почему ты не застрелился перед полнолунием?
Дэмьен слегка приподнял бровь:
— Я еще не настолько отчаялся. На тот момент.
— На тот момент?
— Как думаешь, зачем мне пистолет за бачком унитаза, Ли?
— Так он же вроде бы не твой.
— Я солгал.
Я моргнула. Дэмьен обманул меня насчет оружия. Но что такое еще одна ложь? Что меня беспокоило, так это убедительность, с которой он лгал.
Тогда я поверила безоговорочно — так же, как сочла правдой и его любовь.
— И где сейчас этот пистолет?
— В надежном месте. На случай, если он мне понадобится.
— Обойма пуста.
— Я всегда могу достать еще пули, — пожал плечами Дэмьен.
— Но ты не можешь прикасаться к серебру.
— Зато знаю того, кто может.
Мне не нравилась мысль о спрятанном — так, на всякий случай — пистолете с одной-единственной серебряной пулей, и я не была уверена, почему. Я все еще сама могла пристрелить Дэмьена, но пока отодвинула эту мысль на задний план, чтобы позже хорошенько все обмозговать. Пока мне и без того хватало пищи для размышлений.
— Итак, ты вышел на охоту в Эверглейдсе…
— Вообще-то, в Майами. Там намного больше людей, но, несмотря на голод, я не смог продолжать. Одна мысль об убийстве и поедании человека неожиданно стала вызывать тошноту. Но когда я напал на себе подобного, эти ощущения исчезли. Я мог уничтожать сородичей. И с каждым разодранным оборотнем спасать жизни людей и, возможно, в какой-то степени заглаживать вину за все предыдущие смерти на моей совести.
Как-то не верилось. Что, если он и есть тот самый пожиратель силы? Белый и бурый волк одновременно? А вдруг Гектор — это он? А если нет? Я не была стопроцентно уверена, что мой заклятый враг рядом — если не считать странного покалывания в спине. Последнее с таким же успехом могло означать, что я опять на полпути в дурдом.
Поэтому я решила атаковать в лоб:
— Ты так просто не отделаешься.
— Хорошо, что будет — то будет.
Дэмьен, как и я, казался растерянным, но у него было множество личин, и ни одна из них не являлась истинной.
— Почему ты здесь? — спросила я. — По какой-то причине ты приехал именно в Кроу-Вэлли, а не в другой городишко на нашей огромной планете.
— Ты не знаешь? — он моргнул.
— Не знаю что?
— Я подумал, что ты здесь именно поэтому.
Мне стало немного не по себе.
— И о чем, черт побери, ты толкуешь?
— Кроу-Вэлли. Не знаешь, откуда это название?
— Потому что здесь много ворон, хотя я видела всего одну.
— Когда город только построили, здесь водилось много ворон. И все потому, что поселение было волчьим раем.
— И что?
— А теперь волки сбегают отсюда.
— Все равно не понимаю.
— Когда город основали, здесь кишели волки и вороны. Но когда появляются оборотни...
— Настоящие волки уходят.
— А обычные люди не замечают разницы. Пока не становится слишком поздно.
— По-твоему, в Кроу-Вэлли оборотней больше, чем обычных популяций.
— Совершенно верно.
Что объясняло, почему пожиратель силы явился именно сюда.
— Расскажи мне, как можно стать сильнее, убивая других оборотней. Как ты можешь есть себе подобных?
— Есть себе… что?
— Дэмьен, не пудри мне мозги. Я здесь потому, что какой-то оборотень убивает сородичей...
— Это я.
— ...а потом их поедает.
— А вот это уже не ко мне. — Его лицо ничего не выражало.
— Ты сказал, что больше не жаждешь человеческой плоти.
— Но это не значит, что во мне проснулся аппетит к мясу оборотней.
— Хорошо, и что же ты ешь?
— Чизбургеры.
Я бы подумала, что это шутка, но на Дэмьена не похоже.
Словно смутившись, он отвел взгляд.
— Мне кажется, сам процесс убийства оборотней утоляет жажду крови.
— Значит, ты не собираешься стать верховным альфой в ночь охотничьей луны?
Дэмьен снова посмотрел на меня:
— Понятия не имею, о чем ты говоришь.
— Ну да. Вас тут двое таких, бегающих по лесам и убивающих себе подобных.
В его глазах промелькнула тень.
— Что? — требовательно спросила я.
— В последнее время исчезает много оборотней — больше, чем я убил. Я думал, некоторые из них испугались или просто сбежали, но…
— Но что?
— Несколько раз во время охоты я мог бы поклясться, что за мной следует другой волк.
Опять ложь? Я не знала, что думать.
— Я ходил кругами, пытаясь унюхать его, но запах был нестойкий — то появлялся, то снова исчезал, то смешивался с другими запахами, и я не мог понять, где же этот волк. И я никогда не видел других оборотней, кроме тех, что убивал.
Неужели пожиратель силы шел по следу Дэмьена, а потом поедал оставленные им трупы? Или парочка действовала сообща, а Дэмьен мне врет?
Я не знала, чему верить и что делать. Могла ли я его убить — прямо здесь и сейчас, пока он просто разговаривает со мной? Не думаю.
— Ты скажешь наконец, что происходит? — спросил Дэмьен.
— Нет.
— Я мог бы помочь.
— Ты мог бы поцеловать меня в зад.
— Ли.
Дэмьен поднялся с корточек и шагнул ко мне.
— Не двигайся, — я нацелила ему в голову ружье.
Он остановился, но не сел.
— Нам нужно поговорить.
— О чем?
— О нас.
Внезапно я вскочила со стула и прижала дуло ружья к горлу Дэмьена. Глупо, конечно, потому что оборотни — в любом обличье — двигаются быстрее, чем может уследить человеческий глаз. Фицджеральд мог забрать у меня ружье — он уже так делал. Ему стоило только захотеть.
Я была зла, напугана и задета за живое. Я мечтала о Дэмьене и будущем с ним, а теперь эти мечты были так же мертвы, как и все остальные.
— Нет никаких «нас», Дэмьен.
— Я тот же мужчина, с которым ты спала.
— Нет, ты монстр, который мне солгал.
Его лицо исказилось от боли, и на секунду я почувствовала угрызения совести. А потом вспомнила то, что на какое-то время выбросила из головы.
— Последний раз, когда мы… — Я замолчала. Не могла заставить себя произнести это вслух.
— Занимались любовью?
— Это была не любовь.
— Для меня — она самая.
— Что ты со мной сделал? — Я слегка ткнула его дулом ружья.
— По-моему, довел до оргазма.
Дэмьен выводил меня из себя. Пристрелить его уже не казалось такой плохой идеей, но сначала мне нужно было получить ответы на некоторые вопросы.
— В последний раз ты не надел презерватив. Это значит, у меня будут щенки? Волчата? Или что-то другое?
Дэмьен вздохнул:
— Я совершенно серьезно говорил, что от меня ты не забеременеешь. Оплодотворение при межвидовом сексе исключено. Странно, что вы, такие крутые ягер-зухеры, об этом не знаете.
Я нахмурилась. И правда, почему мы об этом не знали?
— Ты меня ничем таким не наградил?
— Ликантропией?
— Или еще чем-нибудь отвратительным?
— Вирус может передаваться только через слюну, когда оборотень в волчьей шкуре.
Это я знала.
— Чем бы я ни заболел, превращение вылечит что угодно. Включая раны, если они нанесены не серебром, — продолжил Дэмьен.
Кхм, каждый день узнаю что-то новое.
— Тогда зачем ты использовал презерватив в первый раз?
— А ты бы разве не задумалась, почему я не позаботился о защите?
Наверное — если бы была способна думать о чем-либо еще, кроме желания ощутить Дэмьена в себе.
— Я старался сойти за человека, — сказал он. — Особенно с тобой.
— А почему «особенно со мной»?
— Мне в целом все равно, буду ли я жить, но умирать не хотелось. Еще надо убить столько оборотней!
Я помнила, как сама говорила то же самое. И мне не давало покоя, что мы думаем одинаково. Я убрала ружье от шеи Дэмьена:
— Отойди назад.
Что он и сделал, правда, не слишком далеко. Хотя в данный момент и Венесуэла казалась бы близкой.
Я села на стул — ноги больше не хотели держать.
У оборотней черные сердца и одержимые души. Они бы и родную мать укокошили. Поэтому ложь для них просто детская забава. Нельзя верить ни одному слову Дэмьена.
Тогда почему же я так хочу ему поверить?