— Нет, не могу!
Твердая земля качалась где-то далеко внизу. Ферн взглянула себе под ноги, и к горлу подступила тошнота. Темза искрилась под лучами июньского солнца, Лондон преспокойно занимался своими делами. Но все это было внизу — на полуторастах футах ниже ее.
Сзади недовольно проворчали:
— Будет она прыгать или нет?
Нет! Точно нет.
Она сглотнула. Закрыла глаза, но так оказалось еще хуже. Темнота лишь усилила зловещий шум движения внизу и насмешливое похлопывание шнура амортизатора под легким ветерком. Ее закачало.
Нет! Она не собирается это делать.
Распахнув глаза, Ферн открыла рот, чтобы сообщить, что произошла чудовищная ошибка. Но, прежде чем звуки успели сорваться с ее губ, ей на талию легли чьи-то теплые сильные руки.
— Все с ней нормально. Точно, Ферн?
Ферн покачала головой, но писк, вырвавшийся из ее горла, отвратительно походил на «да».
Ее ноздри уловили запах одеколона — человек придвинулся чуть ближе.
— Ты сумеешь. — Голос был мягким и успокаивающим. — Ты и сама это знаешь, верно?
На секунду, Ферн забыла, где она, забыла о толпе зрителей и твердом бетоне внизу Она узнала этот голос.
Джош тут… Прямо у нее за спиной, шепчет в ухо ободряющие слова. Как ни странно, с ним она чувствовала себя в безопасности.
— Да, — прошептала она, на сей раз, почти веря себе.
— Тогда… я считаю до трех, и когда произнесу «иди», ты просто позволишь себе упасть.
Чарующий голос обволакивал, успокаивал, ободрял. Внезапно она поняла, что он произнес «три».
— Но я…
Следующее слово он едва выдохнул:
— Иди!
И Ферн начала падать, падать — воздух полностью вышел из ее легких, так что она даже крикнуть не смогла.
За три дня до этого…
— Нет, спасибо, — Ферн мотнула головой, надеясь, что Лизетт поймет.
Тщетно. Подруга покачивала у нее перед носом вилкой с чем-то скользким — так близко, что нельзя было даже сфокусировать на этом взгляд.
— Давай! Попробуй!
— Правда, Лизетт. Нет. Не нравятся мне морепродукты.
— Ты что! Это же кальмар! Это совершенно другое дело. — Вилка качалась, гипнотизируя.
— Мне нравится паста по неаполитански. Моя любимая.
Лизетт швырнула вилку на тарелку.
— Скукота.
— Очень вкусно. И не отравишься, если, не дай бог, ее готовили и хранили неправильно.
— Тоже мне, специалист по здравоохранению!
Ферн взяла немного со своей тарелки, положила в рот и начала жевать, вызывающе глядя на подружку. У той вся жизнь — сплошной экстрим.
— Кстати, о работе. Чем будешь заниматься на следующей неделе?
— Угадай.
Ферн округлила глаза. Каждое новое занятие Лизетт казалось ей хуже прежнего. То подруга сидит в пабе, снимаясь в очередной мыльной опере, то, обернутая в фольгу, изображает инопланетянку из фантастического фильма. Разнообразие, возможно, и придает жизни вкус, но Ферн не понимала, как Лизетт может довольствоваться случайными заработками, находясь в состоянии вечного аврала.
— Лиз, не знаю. Почему бы тебе просто не рассказать?
— Затесалась в драму из жизни полицейских. На следующей неделе моей униформой будут чулки в сеточку, туфли на шпильках и недобрый огонек в глазах.
Ферн слегка нахмурилась.
— С каких это пор полицейские носят чулки в сеточку?
Лиз фыркнула.
— Опомнись! Разве можно представить меня в форменных башмаках и отглаженной белоснежной рубашке? Я буду «Проституткой номер три». Клево?
Ферн кивнула, вероятно, излишне усердно. Лизетт понимающе хмыкнула.
— Извини, Лиз. Я рада, конечно, что ты опять при деле, но…
— Выступать перед толпой народа в амплуа паршивки — не моя стезя? Знаю. Каждому свое. Я бы с ума сошла, будь я изучателем-страхователем.
— Аналитиком по рискованным случаям, — поправила ее Ферн, не понимая, зачем берет на себя такой труд. Лизетт всегда перевирала название ее должности. Стоило лишь упомянуть слова «страхование» или «офис», и глаза Лиз стекленели.
— Ага, ага. Помню.
Обе вернулись к еде. На этот раз Лизетт нацелилась на мидию.
— Кальмара ты отвергла, тогда, может, это?
Ферн вздохнула.
— Нет.
— Знаешь что? — с набитым ртом спросила Лизетт. — По-моему, это слово ты употребляешь чаще всех остальных.
— Нет, ты ошибаешься.
Лизетт ткнула в направлении подруги вилкой с видом «ну что я говорила!».
— Видала? Ты сама не замечаешь. Тебе надо развеяться.
Так! Приехали.
Лизетт видела свое предназначение в том, чтобы оживлять жизнь своей несчастной подруги. За годы их знакомства она привлекала Ферн ко многим видам стоящих, по ее мнению, занятий — кикбоксингу, полетам на параплане, посещению курсов йоги, на которых учеников пытались завязать в узел… Не найдя достаточного энтузиазма со стороны Ферн по отношению к этим видам деятельности, Лиз перебросилась в еще более худшую область — начала искать ей мужчин. После вечера с Бредом, участником «Формулы 1», Ферн целую неделю боялась подойти к своей машине.
— Нет! Ничего подобного!
Губы Лиз растянулись в широкую улыбку.
— Опять это слово. Ты не можешь справиться с собой, неужели не понимаешь? — Она задумчиво разглядывала жующую Ферн. — Упаси бог, тебе придется обойтись без «нет» неделю, так ты, пожалуй, скончаешься.
— Глупости!
— А давай проверим!
Ферн в этот момент следовало бы прислушаться к своему инстинкту, подняться и сбежать из ресторана, но любопытство пересилило.
Лиз с вызовом взглянула ей в лицо.
— Спорим, ты не сможешь отвечать «да» на любой вопрос, заданный тебе в течение недели?
Ферн расхохоталась так громко, что пара обедающих по соседству обернулась. Она торопливо зажала рот рукой.
— С чего мне участвовать в таком споре?
В глаза Лиз загорелся нехороший огонек, и сердце Ферн упало. Когда Лиз так смотрит, жди беды.
— Вношу пятьсот фунтов в твой фонд исследования лейкемии, если ты выиграешь.
Удар ниже пояса. Как можно отказаться? Благотворительный фонд, поддерживаемый Ферн, очень нуждался в пожертвованиях на исследования — исследования, которые, возможно, спасли бы Райану жизнь, проведи их лет на двадцать пораньше…
Сколько ей пришлось побегать, убеждая людей раскошелиться, выискивая повсюду источники денег, а тут такая сумма!
— Ты ненормальная.
— Возможно. Но с большим удовольствием расстанусь с деньгами, если заставлю тебя малость расшевелиться, хотя бы чуть-чуть пожить по-настоящему. Ты увязла в своей накатанной колее, милочка.
Нет, ерунда! Ферн уже открыла было рот, чтобы заявить это, но вовремя осознала, что опять хотела использовать запрещенное слово. Оно даст Лиз лишний козырь.
— А может, моя колея мне нравится.
Лиз доверительно перегнулась через стол.
— В этом корень зла, моя милая Ферн. Тебе следует вырваться из нее прямо сейчас, пока ты еще не состарилась и не увязла в ней навечно.
При других обстоятельствах трагическое выражение лица Лиз вызвало бы у Ферн приступ гомерического хохота. Воображение у подружки — будь здоров, но ей не откажешь в логике.
— Я не могу отвечать «да» на любой вопрос. Что, если кто-нибудь предложит мне ограбить банк или облить себя бензином и поджечь?
— Конечно, Лондон просто кишит темными личностями, только и дожидающимися, чтобы завлечь тебя в свою банду!
— Ты отлично понимаешь, о чем я. Меня могут попросить отвернуться, когда рядом воруют. Или попросят сделать что-нибудь рискованное. Знаю, Лондон считается в мире оплотом респектабельности, но посмотрим правде в глаза — психов везде полно.
Лиззет ли не знать об этом! Да добрая их половина — ее хорошие знакомые.
— Ты права. — Лиз придвинула к себе салфетку, достала из сумки ручку. — Следует определить некоторые правила.
— Никаких правил не нужно. Я не согласна.
Лиз продолжала что-то черкать на салфетке.
— Вот, пожалуйста, кое-какие оговорки. Ничего незаконного. Ничего действительно опасного.
— Ничего аморального! — Боже, и почему она ввязывается в это дело? Хорошего здесь не жди.
— Ничего аморального? Жаль. Ты лишаешь себя огромного удовольствия.
— Можешь считать это удовольствием, но я отнюдь не собираюсь говорить «да» типам, которые подойдут ко мне и… ты понимаешь.
— Ладно. Тебе разрешено отказываться, если предложение идет вразрез с твоей совестью.
— Премного благодарна. И как ты собираешься меня контролировать? Не станешь же ты следить за мной всю неделю! Что, если я тебя обману?
Лиз на минуту застыла, а потом расхохоталась так громко, что человек рядом с Ферн обернулся и посмотрел на нее. Ферн удостоила его взглядом «на-сей-раз-это-не-я» и обернулась к Лиз, вытирающей слезы с глаз. На щеке у нее остался след от туши, Ферн решила ей не говорить — пусть ходит так.
— Милая крошка Ферн! Да возникни у тебя такое искушение, ты сломаешься, когда я только стану выписывать тебе чек. Верно же?
— Нет! — Лиз ее считает полной идиоткой? — Ой, да! Правда.
— Уж если кто-то в этом ненормальном мире и поступит правильно, так это ты!
Ферн схватила меню и уставилась в него.
— Именно поэтому я не собираюсь участвовать в твоей безумной авантюре.
— Да? — Лизетт взялась кончиками пальцев за меню и аккуратно вынула его из рук подруги. — Рассматривай это как еще одну спонсорскую программу. Неужто ты не постараешься ради благотворительности?
Пропади она пропадом! Прожив с Ферн три года в одной квартире, Лизетт отлично знала все ее слабые места.
— Я могу отказаться в любой момент?
— Можешь. Но денег тогда не получишь.
Ферн взяла бокал с вином, повертела его в руках.
— Ладно. Да. Согласна.
Лизетт ликующе рассмеялась.
— Будь уверена, я обеспечу тебе самую волнующую неделю в жизни!
Именно этого Ферн и опасалась.
— Извини, Каллум. Придется тебе провести нью-йоркское совещание самостоятельно. — Джош заглянул в гостиную и увидел, что отец дремлет на диване, прикрыв лицо газетой. Закрыл дверь, заговорил тише. — Отцу лучше, но неделю-другую мне еще надо тут побыть.
И не стал слушать дальнейших причитаний партнера. Каллум справится сам. Джоша больше огорчала необходимость отменить поездку, намеченную после совещания в Нью-Йорке.
Совсем недавно компания «Путешествие вашей жизни» занялась организацией благотворительных экспедиций. Хотите прогуляться по Великой китайской стене, чтобы помочь спасти китов? Или на каноэ по Амазонке, с тем, чтобы внесенные вами деньги за поездку пошли на лечение сердечных заболеваний?
Амазонка. Он вздохнул. Планировал присоединиться к последней экспедиции, чтобы лично убедиться, что работа налажена как следует — гиды опытны, оборудование надежно, персонал знающий.
Ведь именно его постоянное личное участие, горячий интерес к своему бизнесу позволил простому сетевому сайту, дающему толковые советы туристам, превратиться в колоссальную корпорацию, занимающуюся путешествиями. Предложения на любой вкус — дешевые перелеты и размещение для желающих сэкономить и индивидуальные туры для более взыскательной и богатой публики.
Из окна он видел маму, склонившуюся над клумбой с петуниями. Сад у родителей, несомненно, очень красив. Но слишком ухожен и… безопасен. Никакого шанса повстречать на лужайке змею или наткнуться в пруду на пираний.
Распрощавшись, Джош оставил трубку беспроводного телефона на кухонном столе. Мама наверняка будет ворчать.
Все тут осталось прежним. Атмосфера. Комфортная и удушливая одновременно.
Приятно снова повидать родителей, но он предпочел бы сделать это при других обстоятельствах. Шесть недель назад от мамы пришло отчаянное письмо. Отца забрали в больницу с сердечным приступом. И Джош, отложив все дела, прилетел домой. Слава богу, отец понемногу поправляется.
Покачав головой, Джош вышел из дома и направился к матери.
— Очень красиво, мама.
Она повернулась к нему.
— Не слишком экзотично, я знаю, но мне они нравятся. Придают уют.
Джош улыбнулся ей в ответ, бродя взглядом по саду. По лондонским меркам сад приличный. Почему-то он кажется светлее, чем прежде. В детских воспоминаниях дальний угол всегда был тенистым.
И тут он понял.
— Мам? Что случилось со старой яблоней?
Она подошла, встала рядом.
— Этой весной были очень сильные ветра. Порывы до восьмидесяти миль в час. — Пожала плечами. — Как-то утром мы встали, а большая часть яблони валяется перед задней дверью.
Джош уже спешил к тому месту, где росла яблоня. Один пенек. Внезапно он разозлился. Яблоня была частью его детства. Он и Райан, соседский мальчик, его лучший друг, большую часть лета проводили в ее ветвях. Знай Джош, что в прошлый свой приезд в родительский дом видит ее в последний раз, он бы… молитву, что ли, прочитал.
Кладбища он не любил. Было в них нечто навеки застывшее. Джош не ходил к маленькому мраморному надгробию во дворе церкви Святого Марка.
Даже в день похорон Райана. Вместо этого он пришел сюда, к яблоне. Взобрался на самую верхушку и сидел, свесив ноги. Если б только….
Если б он только знал тем летом, когда ему было тринадцать, а Райану четырнадцать, что это их последнее лето вместе! Настоял бы, чтобы они закончили свой игрушечный домик среди ветвей. А так остались только несколько планок, прибитых в стратегически важных местах…
Резко развернувшись, Джош пошел обратно к дому.
Мама возилась на кухне. Такой он всегда и представлял ее, когда вспоминал на другом конце света.
— До сих пор скучаешь о нем?
Он пожал одним плечом, покосился на свои ноги. Мама будет ворчать, что снова забыл их вытереть о коврик у порога. Вернувшись, Джош исправил ситуацию. И увидел на мамином лице знакомое выражение «меня не обманешь».
Порой он ловил себя на мысли, что все еще ждет — вот-вот Райан ворвется в заднюю дверь и потребует свою порцию фирменного маминого слоеного пирога. Стоит ли сообщать об этом маме? Джош хмуро уставился в окно.
— После своего приезда я еще не видел Ферн.
— Ее мама говорит — она очень занята на работе.
Джош кивнул. В этом вся Ферн — усердная, трудолюбивая, целеустремленная.
— Надеюсь, она не перетрудится.
Мать рассмеялась.
— Ты прямо как Джим и Хелен! Следят за каждым шагом бедной девочки. Не удивительно, что она стала жить отдельно.
Но мама не знает об обещании. В день похорон Райана Джош поклялся относиться к соседской девочке как к сестре, присматривать за ней. Нет, он не перестал дразнить ее — Райан бы вел себя так же, — но и защищал ее. Иногда себе в ущерб.
Мама достала банку с чаем.
— Правда, квартиру она могла снять лишь на пару с подругой. Честно признаюсь — я бы такое знакомство поддерживать не стала.
Джош дернулся. Ферн снимает квартиру вдвоем с кем-то? Мужчиной?..
— Она… с кем-то встречается?
Мама покачала головой.
— Ничего такого не знаю. В прошлом году вроде появился на горизонте один молодой человек. Мелькнул раза два и пропал.
— Может, разыскать его и набить морду?
Из чайника вырвался поток пара, сигнализирующий, что вода закипела. Джош автоматически выключил газ, на кухне опять стало тихо.
— Вспомни, ей давно уже не девять лет.
Он помнил.
— Ты точно такой же, как ее родители. Те тоже норовят посадить ее под стекло. Ферн им потакает, помня о Райане, но поверь, тебя за такую заботу не поблагодарит.
Чушь! Ферн обожала с ним общаться. Он был ее дорогим старшим братишкой.
Мама подошла, взъерошила ему волосы.
— Ма-ам! — дернул он головой, как в детстве.
— Мне вот никогда не удавалось пришпилить тебя к своей юбке. — Она подошла к задней двери, открыла ее, впустив в комнату солнечный свет. — Но учти — каждый раз, как ты отправляешься в свои экстремальные путешествия, у меня поджилки трясутся. Так что вполне могу понять их желание уберечь от опасности своего единственного ребенка.
— Я тебе уже говорил — я могу о себе позаботиться. — Пора менять тему. — Мам, может, все-таки я оплачу вам отпуск? Вы с папой давным-давно мечтаете съездить на Лох-Ломонд. Гарантирую везде пятизвездочное обслуживание. Как, а?
— Соблазнительно, но нет. Я настаиваю на своем. Нам с отцом твои деньги не нужны. Мы предпочитаем почаще видеть тебя самого.
— Вон как долго я дома в этот раз!
— Учитывая все прошлые годы, когда тебя не было, ты обязан пробыть куда дольше. Иди сходи к отцу. Узнай, не хочет ли он чаю. — И крикнула ему вслед: — Не забудь положить эту вещь на место!
Джош ухмыльнулся и забрал у нее из рук телефонную трубку. Отец теперь похрапывал. При каждом выдохе газета вздымалась над его лицом. Джош снял ее, отложил в сторону. Пусть поспит, отдых отцу необходим.
Но у самого Джоша отдых уже в печенках сидел. Ему нужно действие. Приключения. Да, пока отец выздоравливал, мама не могла обойтись без его помощи. А сейчас…
Самым значительным событием, случившимся в городке за шесть недель его пребывания, стали слухи об ограблении в доме сорок три. Следует чем-то себя занять, чтобы не свихнуться.
Забавно, что подсказка оказалась у него перед глазами. В газете, которую он только что аккуратно сложил.
Уже вторник, а она все еще жива. Более того, даже удовольствие начала получать. Пусть ей пришлось впихнуть в себя пару обедов, которые приятных воспоминаний не оставили, зато у нее открылся талант к сальсе. Кто мог предположить, что ее бедра способны так качаться и крутиться? Единственного урока оказалось достаточно, чтобы у Ферн изменилась походка.
Ферн улыбнулась сидящей напротив Лизетт. В чем-то ее подруга все же смыслит. Впрочем, она все равно с нетерпением ждала воскресенья, когда снова станет себе хозяйкой. Осталось еще четыре дня. Выдюжим?
— Симон явился, — Лизетт махнула в направлении двери.
Ферн обернулась, улыбнулась. Симон — славный парень. Они познакомились, работая в благотворительном фонде.
— На завтра все готово? — спросила она, пока тот возил стулом по полу, присаживаясь к их столику.
Тот кивнул, задыхаясь, проговорил:
— По большей части. Прошу прощения за опоздание. Нашли еще одного жаждущего прыгать с вышки, пришлось оформлять документы.
Лизетт хмыкнула.
— Симпатичный жаждущий? — (Симон поднял на нее удивленные глаза.) — Интересно же! — Встав, она вытянула из сумки кошелек. — Плюну-ка на диету и возьму карамельный кекс! Кто со мной? Ферн?
— Да. С удовольствием. Спасибо.
Довольная Лизетт поплыла к стойке.
— Ферн? — Светлые волосы Симона прилипли ко лбу, он отбросил их рукой.
— Что, Симон?
— Хотел узнать. Сможешь завтра прийти помочь мне заполнить регистрационные формы? Ну и вообще…
— Ладно. Когда я поступаю в твое распоряжение?
О господи! Вопрос самый невинный, а Симон уж покраснел, как маков цвет.
— Во сколько мне прийти?
Волосы опять упали ему на лицо. На сей раз, он не обратил на них внимания, глядя на нее сквозь них.
— В восемь не рано?
По правде сказать, она рассчитывала, что это будет часов десять или еще позже. Первый выходной за многие месяцы! Хотелось немного поваляться в постели.
— Отлично. Стараемся ради благой цели, верно?
Симон нервно оглянулся на стойку, у которой Лизетт напропалую флиртовала с барменом.
— Слушай, Ферн, давно хочу тебя спросить…
Ой-ей!
— Симон, я… О, гляди! Лизетт идет!
Ее подруга возвращалась с трофеями: двумя карамельными кексами и телефонным номером бармена на клочке бумаги. Вовремя! Ферн подозревала, о чем Симон хочет у нее спросить, и ей жутко не хотелось выслушивать его вопрос, в особенности на этой неделе.
Он милый парень, конечно: вежливый, чувствительный, заботится о других. Ферн догадывалась, что он уже месяца два собирался с духом, чтобы пригласить ее на свидание. Почему, ну почему он созрел именно на этой неделе? Все завтрашнее утро они проведут вместе, организуя прыжки с вышки. Ей не отвертеться. Придется соглашаться с ним встретиться.
И что приводит ее в такой ужас? Он приятный собеседник, хоть порой немного занудный. И внешне ничего — примерный мальчик-отличник.
Беда в том, что отношение Симона к ней, как говорится, ее не цепляло. Не ощущалось никакого притяжения, «удара под дых». С другой стороны, ей привелось испытать такой удар всего раз в жизни. Она помотала головой.
Нет, Симон — отличный выбор. Возможно, ей следует сказать «да», даже если он будет блеять и заикаться до конца недели.
Ферн аккуратно сняла со своего кекса обертку и положила его на тарелку.
— Симон говорит, что нам надо быть там к восьми, Лиз.
Симон поерзал на своем стуле.
— На самом деле, тем, кто будет совершать собственно прыжок, можно задержаться практически до половины десятого.
Лизетт, которая в этот миг откусила кусок кекса, кончиком пальца стряхнула крошки с губ.
— На самом деле… — голос ее звучал невнятно из-за набитого рта, — у меня для вас плохие новости. — Она устало прикрыла лицо ладонью, но Ферн показалось, что меж пальцев мелькнул лукавый взгляд.
Ой, нет! У Ферн сразу возникло нехорошее предчувствие.
— Не смотри на меня так. «Плохой коп, хороший коп» задумал снять меня в большем числе сцен, чем планировалось изначально. Так что вместо четверга мы начинаем завтра. А значит, мои планы меняются. Отказаться работать я не имею права.
Вид у Симона сразу стал какой-то пришибленный.
— А как же спонсорский проект?
— Есть у меня одна мыслишка… — Лиз повернулась к Ферн, у которой кожа мигом покрылась мурашками. — Ферн, подруга, на тебя вся надежда…
Подскочив, Ферн попыталась рукой зажать Лизетт рот.
Нет! Ни за что!
Срываясь на визг, она прокричала:
— Лизетт, не смей!