Окровавленные руки

Седьмая

Маттео

Я перелистывал страницы туда-сюда. Папка, которую мне вручил Донателло, показалась мне до неприличия легкой, и я знал, что ни за что в аду он не мог включить в нее все, что можно было знать о Айвори за двенадцать гребаных лет. Я хотел дать этому человеку презумпцию невиновности, поскольку он так редко делал что-то меньшее, чем тщательная работа. Быстрое сканирование подтвердило, что чего-то не хватает. Несчастный случай с принтером, без сомнения.

Я сунул бумаги обратно в папку, встал со стула и отправилась на поиски этого человека. Оставалось несколько часов, прежде чем я заберу Айвори на свидание, и мне нужна была вся информация, которую я мог получить.

Бог знал, что мне это понадобится.

До меня донесся звук голоса Донателло, его голос был громким гулом, когда он возился на кухне, готовя обед для моих дежурных. Я швырнул папку на прилавок острова, не сердито, а нетерпеливо, как всегда.

— Где остальное? — спросил я, засовывая руки в карманы. Он отвернулся от плиты, кривя губы на меня и качая головой, как будто сам не мог в это поверить.

— Это все.

— Этого не может быть. Она адреналиновая наркоманка, и ты думаешь, я поверю, что последние двенадцать лет она готовила и переходила от одной неудачной карьеры к другой, пока наконец не остановилась на блоге? Айвори слишком общительна, чтобы довольствоваться такая карьера. Она бы никогда не выжила, если бы ее постоянно не окружали люди, если бы что-нибудь не случилось.

Я покачала головой, доставая оливку каламата из одной из маленьких мисочек Донателло, в которой он держал заранее отмеренные ингредиенты. Мужчина был дотошен.

— Я посмотрел на все, — признался он, раскатывая тесто для своих средиземноморских лепешек. — Там ничего не было, Маттео. Насколько я вижу, та адреналиновая наркоманка, которую ты помнишь, бесследно исчезла в восемнадцать.

— Что случилось в восемнадцать? — Я потянулся за еще одной оливкой и встряхнула руку, когда Донателло шлепнул меня скалкой. Я сузил глаза на него, и он ухмыльнулся мне в ответ. Старик знал, что он был одним из трех человек, которым могло сойти с рук что-то подобное и выжить, чтобы рассказать об этом.

— Без понятия. — Он пожал плечами, отложив скалку, чтобы смешать начинку в маленькой миске. — До этого, как ты видел в папке, было несколько вечеринок. Она пробралась в клуб по крайней мере один раз и была поймана. Каталась на прогулке с парнем из колледжа, у которого был мотоцикл, когда она была младшей, нормальные подростковые вещи.

Мои кулаки сжались при воспоминании о том, что она была с другими мужчинами. Даже если не было никаких доказательств того, что она была в сексуальных отношениях с байкером, из ее досье я знал, что были и другие.

Я не имел права злиться. Нет права ревновать, ведь это я ушел от нее.

От этого я не стал чувствовать себя менее кровожадным.

— Она бы не остановилась.

Донателло скривил губы в гримасе. — Ты учитывал тот факт, что, возможно, она была адреналиновой наркоманкой только из-за тебя?.

— И теперь не общаться с ней? — Я приподнял брови, наблюдая, как он покрывает тесто силиконовой кистью оливковым маслом, словно это художественный холст.

— Ну, как бы то ни было, похоже, что все изменилось сразу после того, как ты ее бросил. Она оставалась близкой к мисс Хикс и мистеру Брэдли, но ее дружба с другими людьми пошла на убыль к началу следующего учебного года. Учитывая то, что моя внучка говорит о школе, я подозреваю, что как только ты ее бросил, она потеряла свою популярность и большую часть своих друзей. Она никогда не была айтишницей по своим собственным заслугам, а из-за твоего интереса к ней. Как только ты ушел…

— Как и вся остальная школа. Блядь, — простонал я. Мне всегда казалось, что я недооцениваю, насколько жестоки женщины друг к другу.

— Я полагаю, что предательства со стороны тебя, а впоследствии и со стороны большинства людей, которых она считала своими друзьями, было бы достаточно, чтобы заставить ее сомневаться, стоит ли снова выставлять себя напоказ. Возможно, она стала меньше доверять незнакомцам.

Донателло посыпал лепешку смесью для начинки и сыром фета, прежде чем отправить ее в духовку.

Я вздохнул, зная, что его теория, вероятно, заслуживает внимания. Айвори никогда хорошо не воспринимала отказы и всегда была слишком доверчивой. В то время как часть меня хотела быть довольна тем, что она усвоила этот ценный урок, я ненавидела, что они подвергли ее остракизму из-за меня. Я никогда не хотел причинить ей боль, не говоря уже о том, чтобы другие люди тоже причиняли ей боль. — Ты понимаешь, что это смешно, что ты готовишь чертову лепешку для моей безопасности, верно?

Он замер. — Им не нравятся мои лепешки?

Я с улыбкой покачал головой. — Им это нравится, Дон, но они машины для убийства. Ты заставишь их комплексовать с этим дерьмом.

Он разочарованно вздохнул. — Мне не нравится, когда ты ругаешься.

— Из всех моих грехов проклятие — самая большая проблема? — Я усмехнулся.

Он закатил глаза, выгоняя меня из своей кухни. У меня не хватило духу сказать, что как только я перевезу Айвори к себе, это станет ее территорией.

— Это самое ненужное.

— Ты уже купил мне ювелира? — дразнил я, даже когда я попятился из его пространства. Я позволю ему наслаждаться этим, пока это длится.

— Она будет здесь завтра в полдень.

Я ухмыльнулась ему, и я знал, что это была та, которую я носила, когда победила что-то невозможное. — Идеально.