Опасная близость

11

На другое утро Маркус и Катрин отправились в Лондон. Они выехали как мистер и миссис Литтон, а в дом Маркуса на Ка-вендиш-сквер прибыли графом и графиней Ротем. Катрин предстояло впервые появиться в обществе, в котором вращался Маркус, и пройти испытание в качестве леди Ротем прежде, чем он представит ее своим родственникам в Уорвикшире.

Первое их совместное появление в свете пришлось на обед в узком кругу в доме его крестной матери на Сент-Джеймс-сквер. В представлении леди Тарингтон узкий круг – это человек тридцать гостей.

– Не волнуйтесь, Кэт, – успокаивал Маркус, – вы можете достойно держаться в любом обществе.

Он помог ей сесть в карету, потом сел сам.

– Не могу не волноваться, – ответила Катрин. – У меня в Лондоне есть друзья. Что, если кто-нибудь из них узнает меня?

– Кто, к примеру?

Она подумала о сестре, но сказала:

– Моя приятельница Эмили, ее муж или Мелроуз Ганн.

– Они не бывают на таких обедах, – возразил Маркус. – Если им случится встретить вас в театре или в каком другом общественном месте, они увидят вас только издали. И увидят в вас ту, кого ожидают увидеть, – мою жену. – Неверно истолковав ее молчание, он продолжал: – Решающий шаг сделан. Лучший способ дать всем знать, что моя жена вернулась из Испании, это нам вместе по казаться в обществе. Это должно заставить призадуматься Эль Гранде и Каталину. После этого мы уедем в Ротем.

Маркус верил, может, только на словах, что, находясь в Ротеме, где любой новый человек или необычное даже небольшое происшествие не останутся незамеченными, им легче будет следить за ситуацией. Он не намерен был отдавать инициативу Каталине и Эль Гранде, а хотел лишь одного – чтобы они обнаружили себя.

– Я это понимаю, – сказала она, – но мне от этого не легче. А если кто-нибудь догадается, что я не та, за кого себя выдаю? Глаза-то у меня голубые. Вы об этом подумали?

– Не стоит чересчур волноваться по этому по воду. У Каталины были почти такие же глаза – темно-голубые. Сходство между вами просто поразительное, даже я иногда принимаю вас за мою жену, а уж я-то знаю, что это не так.

– Правда?

– Правда, – усмехнулся Маркус. – Но только до тех пор, пока вы не раскроете рот. Ваш испанский оставляет желать лучшего, что, уверен, вы знаете сами.

Она сделала вид, что возмущена его невежливостью.

– Я говорю по-испански не хуже вас! А если откровенно, то даже лучше.

– Да, но это ничего не значит, не так ли?

Катрин напрасно так волновалась. Маркус почти не отходил от нее, а его крестная мать и друзья восхищались всем, что бы она ни сказала или ни сделала. Они не задавали ей лишних вопросов, хотя ни для кого не было секретом, что Маркус познакомился с ней при весьма необычных обстоятельствах. Многих приятелей Маркуса не было в городе – разъехались по своим поместьям, поскольку как раз начался охотничий сезон, и это тоже помогло Катрин почувствовать себя увереннее.

Спустя несколько дней они побывали в театре, где она увидела Эми в окружении поклонников. Маркус издали поклонился ей, но не оставил Катрин, чтобы пойти в ложу Эми, как это делали многие мужчины. Почтенные светские дамы просто не обращали внимания на поведение своих мужей. Маркус оказался прав. Хотя взгляд Эми часто останавливался на ней, было очевидно, что она не узнала сестры.

Шли дни, и Катрин с удивлением обнаружила, что ей нравится такая жизнь. Настолько нравилась, что легко было перепутать видимость с действительностью, если бы она не сознавала, что выполняет важное задание, как когда-то в Испании, и не помнила, что Маркус, возможно, тоже притворяется.

Между тем майор Карузерс не сидел сложа руки. Пока Катрин выступала в роли Каталины, он расследовал обстоятельства других убийств, пытаясь найти в них что-то общее, кроме того факта, что все жертвы в одно и то же время находились в лагере Эль Гранде.

Катрин надеялась, что они найдут доказательства невиновности Маркуса в их гибели. Он заслуживал наказания лишь за одно – за то, что он сделал с Эми, но она не настолько ненавидела его, чтобы послать на виселицу, если, конечно, не окажется, что преступление совершил он. Если же говорить откровенно, то Маркус Литтон с каждым днем все больше и больше привлекал ее.

Каждый день, если позволяла погода, они с Маркусом выезжали покататься в открытой коляске. Всякий раз их сопровождал грум, вооруженный, как ей было известно. Все кучера тоже были вооружены.

Когда Катрин поделилась своим наблюдением с майором Карузерсом, добавив, что это, пожалуй, свидетельствует в пользу Маркуса, то получила скупой ответ, что Ротем, возможно, хочет отвести от себя подозрения, если, конечно, настоящие преступники не она с Эль Гранде.

Она обдумывала эти слова, когда коляска въехала в Гайд-парк и Маркус сказал:

– Я видел, как ты перед завтраком разговаривала с одним из садовников. О чем вы болтали?

Этим садовником был Кроу, человек майора Ка-рузерса. Она беззаботным тоном ответила:

– Это Кроу. Он такой милый. Участвовал в испанской кампании, ты знал об этом?

– Да, знал, – сказал Маркус. – Поэтому и нанял его.

Он смотрел на пробегавшие мимо деревья, и она не могла понять, вызвало ли это в нем какие-то подозрения или это обычный разговор, за которым ничего не кроется.

– Поскольку я испанка, – заметила Катрин, решив продолжать в том же духе, – он подумал, что мне стоит знать об этом. Я, разумеется, поблагодарила его за то, что он участвовал в спасении моей страны от французов.

Маркус ослепительно улыбнулся.

– Ты правильно сделала, – отозвался он, и она вздохнула с облегчением.

Минутой позже Маркус натянул вожжи, остановив коляску, и позвал:

– Тристам!

Катрин оглянулась и увидела юношу на красивом гнедом коне. Он тут же отделился от группы всадников, подъехал к ним и спешился. С первого взгляда она поняла, что они с Маркусом родственники, хотя Тристам был по-юношески тонок в отличие от мощного Маркуса. Потом она вспомнила, что он – его младший брат.

– Каталина, – сказал Маркус, – позволь представить тебе моего брата Тристама.

Маркус произнес это строгим тоном, и юноша покраснел.

– Очень приятно, конечно, – сказал он. – То есть я хотел сказать, добро пожаловать в Англию…

– Знаем, что ты хотел сказать, – нахмурил брови Маркус. – Но что ты здесь делаешь? Семестр уже начался. Почему ты не в Оксфорде?

– Как поживаете, Тристам? – сказала Катрин. – Рада с вами познакомиться, – и она протянула затянутую в перчатку руку молодому человеку.

Тот взял ее, увидел, что от него ждут большего, и, залившись густым румянцем, покорно поцеловал.

Маркус метнул на нее быстрый взгляд и снова заговорил с братом:

– Ну, так почему ты еще не уехал?

– Дело в том, Маркус, – запинаясь пробормотал Тристам, – что университет – это не для меня. Латынь, греческий – они мне никак не даются.

– Ты хочешь сказать, что провалил сессию? Понятно. Поговорим об этом позже. Но почему ты не показываешься на Кавендиш-сквер? Как давно ты в городе?

– О, примерно неделю. Просто я думал… ну, что ты никого не хочешь видеть… сейчас, когда ты только что… Я думал, ты хочешь, чтобы тебя какое-то время не беспокоили.

Маркус фыркнул.

Катрин улыбнулась и сказала:

– Какая трогательная забота!

– Где ты остановился? – спросил Маркус.

– В Кариллоне. У кузена Дэвида. Он, кстати, где-то тут. – Тристам бросил безнадежный взгляд назад. – Во всяком случае, Дэвид приехал из Шотландии, чтобы купить лошадей для своей конюшни. Мы были с ним у Таттерселла, все осмотрели. Это не просто… – Он оборвал фразу на полуслове и с облегчением воскликнул: – А вот и он!

Человек, подошедший к ним, был старше Тристама – на вид лет тридцати. У него были точеные черты, белокурые волосы, спадавшие на воротник. Хотя одет он был скромно, впечатление производил приятное.

Катрин невольно улыбнулась в ответ на его улыбку.

Когда их представили друг другу, Маркус сказал:

– Рад тебя снова встретить, Дэвид. Сколько мы не виделись? Лет двенадцать?

– О, больше, – ответил Дэвид. – Твоя мачеха говорит, что пятнадцать.

– Ты был в Ротеме?

– Да, перед тем как мы перебрались в город. Приятно было вновь увидеть литтоновскую ветвь фамильного древа. – Он рассмеялся. – Я воспользовался возможностью, чтобы взглянуть на твоих лошадей, но не смог договориться с Пенном. Теперь, когда я увидел, что есть у Таттерселла, я понял, что Пени предлагал мне хорошую сделку.

– Может статься, я предложу тебе еще более выгодные условия, – улыбнулся Маркус. – В конце концов, ты мой единственный кузен. Какие у тебя планы?

Дэвид положил руку на плечо Тристаму.

– Собираюсь в поездку, деловую, можно сказать, и Тристам мне очень помог. Он все знает о лошадях и знаком со всеми лучшими коннозаводчиками.

– Да, Тристам действительно разбирается в лошадях, – сухо заметил Маркус. – Хорошо бы еще увидеться, может, пообедаем вместе до того, как мы с Каталиной отправимся в Ротем?

– С удовольствием, – сказал Дэвид и отвесил сдержанный поклон. Затем обернулся к Катрин и сказал несколько слов по-испански.

– Трис, жду тебя у нас завтра утром, – сказал Маркус.

– Прости? О да, конечно. Обязательно буду.

– Тогда до встречи.

Когда джентльмены удалились, Маркус дернул вожжами, и лошади взяли с места легким галопом. Катрин мысленно перебирала подробности недавней встречи. Многое оставалось для нее неясным, и она гадала, как бы выведать интересующие ее сведения у Маркуса. Она не вправе была делать критические замечания, а потому сказала безразличным тоном:

– Долго же вы с кузеном не виделись.

– Дэвид живет в Ирландии.

– Ирландия – это еще не край света, – возразила Катрин.

– Мы не слишком дружны.

– Вижу.

– Что он сказал? Я не понимаю его испанского.

Катрин лукаво взглянула на него.

– Он сказал, что в жизни не встречал такой красавицы, что я очаровательна и остроумна и что ты счастливчик.

– Кокетка! Он сказал не более трех слов.

Маркус с любопытством взглянул на нее. Неужели она заигрывала с ним? В ее глазах сверкали веселые искорки, на щеках появился легкий румянец. Каштановые волосы были убраны под шляпку, и слава богу, потому что она не нравилась ему с такими волосами. Как жаль, что он больше не видит прежнего огненного ореола вокруг ее головы.

Он отвернулся и уставился на лошадей, представляя, как вынимает шпильки из ее волос и шелковистые пряди рассыпаются по подушке. Затем он начинает снимать с нее одежду.

Он все бы делал медленно, очень медленно – и не допустил бы ничего такого, что могло испугать ее. Каждая последующая ласка была бы интимней предыдущей. А потом, когда она была бы готова принять его, он показал бы, к чему приводят все эти заигрывания. Он обладал бы этим восхитительным телом, дал бы ей испытать высшее наслаждение прежде, чем достиг бы его сам.

Маркус снова повернулся к ней, и взгляды их встретились. Он видел, как вздымается ее грудь, чувствовал, как учащается его дыхание. Тело его стало наливаться сладостной тяжестью.

Катрин быстро проговорила:

– Он сказал: «До встречи».

Маркусу потребовалось немалое усилие, чтобы остыть, заставив себя сосредоточиться на разговоре.

– Ты умно сделала, что вспомнила, – выговорил он наконец. – Я не всегда буду таким покорным, Кэт. Еще немного, и у тебя ничего не получится.

Она отвела глаза.

– Не понимаю, о чем речь.

– Не понимаешь? Ты думаешь, я не знаю, что ты сейчас чувствуешь?

В этот момент они проезжали между двух стоявших на дороге экипажей, и Маркус замолчал, сосредоточив все внимание на лошадях.

– Твое дыхание участилось. Ты раскраснелась. У тебя возникло желание, чтобы я обнял тебя… – Он сделал паузу. – Я знаю, потому что сам чувствую то же самое.

– Не желаю слушать об этом! – протестующее воскликнула она.

– Кэт…

– Пожалуйста, Маркус! Не надо!

Он бросил на нее взгляд, увидел испуг в ее глазах, часто пульсирующую жилку на шее и воскликнул:

– Ах, черт!

Они молча вернулись домой. Маркус высадил ее у входа, а сам остался, чтобы отдать распоряжения конюхам. Катрин поспешила в спальню, закрыла дверь на задвижку и привалилась к двери. Она вся дрожала, желание жгло ее, буквально пожирало…

Она тряхнула головой. Нельзя забывать, что она выполняет задание, цель которого – раскрыть замыслы Маркуса. Майор Карузерс предупреждал ее, какой это опасный противник, опасный именно для женщины.