Опоздавшая невеста

Глава 7

– Чего ты хочешь, Люсьен?

– Поговорить. Прошу тебя, сядь, пожалуйста. – Люсьен оглядел Арабеллу – от поношенных ботинок до спутанных волос. Ее тускло-коричневое платье служило фоном для ярких красок лица. По сравнению с красотой Арабеллы холодная, совершенная красота Сабрины превращалась в ничто.

Ее взгляд пробежался по Люсьену, задержавшись на его груди, прежде чем она отвела глаза, очаровательно смутившись.

– Моя тетя не возражает против того, что ты расхаживаешь по дому полуголым?

Она была в замешательстве, зато его охватило желание, возрастающее от созерцания ее прелестного смущения. Разгоряченный собственными неуправляемыми мыслями, он кашлянул.

– Твоя тетя кое-что высказала насчет моего одеяния. Женщины из рода Хадли не отличаются мягкостью манер. – Глаза его сверкнули, и он усмехнулся.

Его Белла превратилась в исключительную женщину, сильную и темпераментную. Он на мгновение увидел Арабеллу, охваченную страстью, с волосами, струящимися по белым плечам, и...

Люсьен возбудился, и его плоть поднялась и затвердела. Он поправил шаль тети Эммы на коленях и мысленно выругался на свою слишком живую память.

Глаза Арабеллы потемнели.

– Надеюсь, ты не расстроил тетю Джейн.

– Не смеши меня. – По мнению Люсьена, тетя Джейн представляла собой кусок холодной твердой стали, отлитой в форме женщины и покрытой тонким слоем кружев и муслина. Пока Арабелла не начала разглагольствовать, он добавил: – Не будем обсуждать твою тетушку.

Он сомневался, станет ли она с ним разговаривать. Но ее задело за живое, и она холодно улыбнулась:

– Что же вы хотели обсудить, ваша светлость?

Он указал на кресло. Она пристально на него посмотрела, как будто опасаясь, что Люсьен подложил туда паука. Он усмехнулся:

– В чем дело, Белла? Боишься? Она взорвалась:

– Тебя? Ха! – Она прошла к креслу, но села на самый край, готовая вскочить в любую секунду. – Чего ты хочешь?

Люсьен зацепил ее кресло ногой и подвинул его ближе к себе, не обращая внимания на то, что столик поцарапал хрупкое дерево и от толчка упал сливочник.

Арабелла онемела от изумления, руки ее с силой сжимали подлокотники. Как только он придвинул ее настолько, что мог к ней прикоснуться, она окинула его холодным решительным взглядом:

– У тебя две минуты, потом я ухожу.

Она не показалась бы более равнодушной, если бы уснула посреди фразы.

Он прищурился. В его наркотических снах она не была равнодушной. Нет, она отвечала точно так же, как в карете, с горловым стоном и с неистовым сладострастием, которое еще сильнее распаляло его.

Он наклонился вперед и придвинул ей одну из чашек.

– У меня нет времени пить чай.

– Почему?

– Сегодня четверг. По четвергам я всегда занимаюсь счетами.

Хотя он и не страдал избыточным самомнением, Люсьена задело, что привлекательная женщина находит сухие цифры интереснее его общества. В Лондоне его считают очень выгодной партией. Единственный способ, который он придумал, чтобы на время отбиться от попыток сватовства, – это постоянно носить черное на все светские приемы, тем самым косвенно давая всем и каждому понять, что он в трауре.

В его груди вспыхнуло странное чувство. Арабелла была для него вызовом: женщина, знающая себе цену, проверяла, чего стоит он. То, что вызов исходил от нее, делало ситуацию еще пикантнее.

Он бесстыдно воспользовался темой, которая наверняка растопит ее внешнюю холодность:

– Твой брат приходил ко мне.

– Да? – Она помедлила, потом добавила: – Он иногда бывает груб. Он терпеть не может, когда его жалеют.

– Я сейчас не в том положении, чтобы жалеть кого-либо, кроме себя самого, особенно после двух дней, проведенных под неусыпным присмотром твоих тетушек.

На ее губах промелькнула улыбка, но Арабелла опустила глаза и под ресницами спрятала их выражение.

– Роберта раздражает постоянное внимание. Я уверена, что он рад мужской компании. В доме женщин намного больше.

Ее лицо обворожительно смягчилось, когда речь зашла о брате.

– Я считаю, что он в высшей степени умен.

– Да, но слишком тихий.

– Только не когда выигрывает в шахматы. Я уверен, что ты слышала, как вчера вечером он ликовал на весь дом.

Она хихикнула. Звук поднялся из горла и рассыпался по губам. Люсьену захотелось собрать его поцелуем. Он пристально смотрел на ее пухлую нижнюю губу и более тонкую верхнюю. Вместе они образовали безупречный рот, который мог восхитительно приоткрыться под его губами.

Люсьен слегка согнул ногу и прижался коленом к краю стола, чтобы спрятать слишком явную реакцию на присутствие Арабеллы. Черт побери, ведь он пока только смотрит на нее! Да поможет ему небо, если он нечаянно к ней прикоснется.

Проклятые снадобья тети Джейн! Сколько времени потребуется, чтобы прийти в себя после той мерзкой смеси? Он взял себя в руки.

– С тех пор как я был здесь, многое изменилось. Как Роберт оказался прикованным к креслу? Когда приехали твои тетушки?

Она изучающе посмотрела на него, потом поправила шаль, покрывающую ее плечи, и потянулась к чайнику.

– Я расскажу тебе все о своей семье, – холодно ответила она, – после того как ты расскажешь, что привело тебя в Йоркшир.

Вот как? Она не может устоять перед искушением бросить ему вызов? Люсьен спрятал усмешку.

– Я ехал на север, чтобы встретиться с одним человеком по поводу покупки. – Конечно, покупать он собирался не землю, но ничего страшного, если Арабелла будет думать именно так.

– Очень неосторожно было скакать с такой скоростью по дороге как раз в тот момент, когда наша карета заворачивала. Ты мог погибнуть.

– Но я жив. – Он смотрел на ее изящные, ловкие руки, пока она наливала чай, и размышлял, что предпринять, чтобы ее гнев прошел и к ней вернулась бы страсть, которую она испытывала к нему прежде. Эта мысль терзала его.

– Скажи мне кое-что, – резко произнесла она. – Почему ты скакал через болота ночью? Вряд ли у тебя была назначена встреча в такое позднее время.

Он посмотрел ей прямо в глаза:

– А что ты делала на пустоши в такой час?

– Навещала одного арендатора, – сказала она. Ее ответ был явно отрепетирован. – Миссис Марч заболела, и я отвозила ей суп. – Она подняла чашку и протянула ему. – Можешь спросить тетю Джейн, если мне не веришь.

Он не сомневался, что тетя Джейн подтвердит каждое слово Арабеллы. Люсьен взял чашку, едва сдержавшись, чтобы не скривиться. Он терпеть не мог чай.

– Кстати, о твоих тетушках. Часто они сговариваются удерживать раненых гостей в своем доме, опоив их овечьим отваром?

– О нет. Ты первый. – Она бросила в свою чашку не один, а три кусочка сахара. – Тебе должно льстить, что они так тебя ценят. Они не часто опускаются до такой непристойности.

Он зачарованно смотрел, как за сахаром последовали четыре порции свежих сливок.

– Как получилось, что они стали жить с тобой?

– Они овдовели одна за другой в течение нескольких месяцев. Когда папа заболел, я попросила их приехать и жить у нас.

– А брат?

Она сделала глоток чая, сморщилась и добавила еще кусочек сахара.

– Надолго моего брата досталось больше печали, чем следовало бы пережить любому человеку. Он был в легкой кавалерии при Ватерлоо. Его часть была разгромлена.

Люсьен мысленно присвистнул. Судьба кавалерии при Ватерлоо стала почти легендой. Они шли в атаку с восторженным ревом, сражались с пугающей яростью и умением, что позволило им уничтожить противника, в десять раз превосходящего их числом. Но они дорого заплатили за свою храбрость: в последнем бою уцелела лишь горстка из них.

Арабелла поставила чашку и положила на тарелку кусочек торта с кремом.

– Бок о бок с ним сражались два его друга детства. Оба погибли. – Ее глаза затуманились, и она поставила тарелку на его сторону стола. – Роберт не говорит об этом, но я знаю, что он страдает.

По всей видимости, в роду Хадли не одна Арабелла отличалась гордостью и упрямством. Люсьен подумал о худом тихом юноше, который так простодушно играл с ним в шахматы прошлым вечером.

– Может быть, ему просто нужно время?

Она рассеянно кивнула и сделала еще один глоток. Он наблюдал за ней поверх своей чашки. Она была полнее, чем раньше, тело ее было пышное, как на полотнах Буше. Волосы вились густыми роскошными волнами надо лбом, над ушами, свисали на белую шею. Лента, которую она носила, чтобы удерживать непослушные локоны, со своей задачей не справилась и теперь лежала у нее на плече в великолепной копне кудрей.

И все же при всей ее миловидности под глазами у нее залегли фиолетовые тени и чувствовалась в ней какая-то усталость, как будто на своих округлых плечах Арабелла несла всю земную тяжесть.

Он импульсивно подвинул к ней тарелку с пирожными:

– На, возьми.

К ее щекам прилила краска.

– Нет, спасибо.

– Глупости. Они необычайно вкусные. – Он взял одно с тарелки и протянул ей.

Она не могла отвести глаз от его руки, но покачала головой:

– Нет.

– Возьми. Тетя Эмма грозилась оторвать мне голову, если я не съем все это.

Вымученная улыбка искривила ее губы.

– Ладно, хотя мне и не следовало бы. – Она оглядела себя и вздохнула: – Боюсь, я слишком люблю их.

Он нахмурился и положил не два, а три пирожных ей на тарелку.

– Ты прекрасна именно такая, какая есть. – Более чем прекрасна, подумал он.

Она была красива не той тонкой, худосочной красотой, которую в изобилии можно видеть в лондонском свете. Женственная и мягкая, она была так хороша, что перехватывало дыхание. Если бы обстоятельства сложились по-другому... Черт, если бы он сам был другим, то без малейших угрызений совести затащил бы ее в постель и держал бы ее там сутками, наслаждаясь каждым дюймом ее великолепного тела.

Он поерзал в кресле.

– Ты не выходила замуж? – Проклятие! Зачем он это спросил?

Ее хорошее настроение испарилось.

– Нет. В отличие от тебя.

Он жалел об этом всю жизнь. Но у него не было выбора. Между тем Арабелла... Он взглянул на ее лицо, заметил густые загнутые ресницы, нежную линию щеки. В Йоркшире, или совсем нет мужчин, или они слепцы. А может быть, есть кто-то, кто ждет момента, чтобы ее умыкнуть. Кто-то, с кем она поделится своей невероятной страстностью.

Кто-то, но не он. Люсьен нахмурился.

Когда констебль остановил их карету, с ним был какой-то боров. Как его звали? Харлбрук? Кем бы он ни был, ясно, что Арабелла его ухаживаний не поощряет. Люсьену хотелось знать, существуют ли другие поклонники.

Кто тот степенный джентльмен, который выезжал верхом следом за тетей Джейн? Вряд ли там замешана любовь – тому мужчине не менее сорока лет. Люсьен взглянул на Арабеллу. Она сидела напротив него и ела пирожное, подбородок был немного испачкан кремом. Ей невозможно было дать больше девятнадцати.

– Я видел, как твои тетушки уезжали в город. Кто тот мужчина, что сопровождал их?

Арабелла насупилась, полусъеденное пирожное застыло в ее руке.

– Нед? Он помогает в конюшне.

– Нет, – сказал он, и голос его прозвучал напряженно. – Тот, что постарше, щеголь.

Она с видимым сожалением положила пирожное обратно на тарелку.

– А, это мистер Франкот, наш стряпчий.

Люсьену показалось, что ее голос дрогнул, когда она произнесла это имя.

– И часто он вас навещает?

Прекрасные темно-карие глаза глянули на него с вызовом.

– Я думаю, это не твоя забота.

– Я просто так спросил, – ответил он, разозлившись, что поставил себя в дурацкое положение. Но тот мужчина не мог не замечать очарования Арабеллы, независимо от обоснованности его притязаний на ее время. – Мне показалось, что он здесь частый гость.

Она наморщила лоб и стала рассеянно слизывать крем с пальца.

– Может быть, ты встречался с ним в Лондоне. Он жил там несколько лет, до того как приехать в Йоркшир.

Люсьен заставил себя сделать глоток чая, желая, чтобы это было бренди или что-то еще, что могло бы развеять туман в его голове, оставленный мерзким отваром тети Джейн, туман, который поймал его в ловушку чувств и неудовлетворенности. Он осмотрелся по сторонам в поисках коньяка тети Эммы.

Эта мысль привела его в замешательство. Коньяк был исключительно хорош... действительно редкого качества. Люсьен более внимательно оглядел комнату, заметив заштопанные шторы и потертую мебель. Откуда же здесь, в дебрях Йоркшира, взялся такой великолепный коньяк?

Он нахмурился. Те, кто занимался беспошлинной торговлей, представляли собой тесную группу, и им было совсем нетрудно ввезти что-то новое, особенно такое маленькое, как мешочек с драгоценностями.

Однако Люсьену следовало действовать крайне осторожно. Для многих контрабандная торговля была образом жизни, и они считали ее честным делом, которое власти несправедливо у них отобрали. Снисходительное отношение дворянства способствовало процветанию этого занятия. Знать предпочитала качественные вещи, особенно если не приходилось платить высокую пошлину, установленную на весь импортный товар из-за войны.

По правде говоря, он мог бы не обращать внимания на мелкую контрабанду. Его собственный отец поддерживал нескольких контрабандистов, покупая у них прекрасный портвейн за половину обычной цены. Но совсем другое дело поддерживать армию Наполеона. Люсьен видел людей, вернувшихся с войны, и знал, какое горе и боль многие из них испытали. Как тот же Роберт.

Арабелла поставила чашку.

– Теперь моя очередь задавать вопросы. Расскажи мне о своей жене.

Неожиданная смена темы должна была бы отвлечь внимание Люсьена ото рта Арабеллы, где немного крема пристало к нижней губе, но не отвлекла. Люсьен не мог отвести глаз, все его тело сосредоточилось на этой сладкой точке. Его взгляд, должно быть, насторожил ее, потому что она провела языком по пятну крема, затем взяла салфетку и вытерла рот.

У Люсьена сжалось горло.

– Люсьен, – сказала она хмуро, – я спросила тебя о Сабрине.

Он кашлянул. О Сабрине ему хотелось говорить меньше всего. Но лучше будет, если Арабелла услышит эту историю от него. Стараясь собраться с мыслями, он сделал глоток чая.

– Это была глупая смерть. Сабрина поскакала на необъезженной лошади.

– Она знала, что лошадь опасная?

– Да. – Он не мог сказать Арабелле всю правду: что для Сабрины скакать на необъезженной лошади было предпочтительнее, чем находиться с ним в одном доме. Она обвиняла его во всех печальных событиях своей жизни. К тому времени как прошел год со дня их свадьбы, он начал ей верить.

Даже зная, что ее гнев вызван помешательством, где-то в глубине души он соглашался, что был в некоторой мере виноват в ее болезни. Он жил с ней и должен был обратить внимание на ее нелепые выходки, понять, что причина приступов ярости не в избалованности, а в чем-то более серьезном. Он же просто избегал ее общества. Чем необузданнее становилась она, тем больше времени он проводил вне дома, так что в конце концов они стали совсем чужими.

К тому времени как Люсьен понял, что у Сабрины все гораздо серьезнее, чем простое нервное расстройство, было уже слишком поздно: ее безумие зашло настолько далеко, что спасти ее было уже невозможно. Хотя, будь он преданным и любящим мужем, Сабрина, может быть, была бы еще жива.

Люсьен рассеянно прижал руку к плечу, где пульсировала боль. Такие рассуждения были бесполезны, он это знал. Он всю жизнь потратил на пустые размышления и почти потерялся в них.

Он пристально посмотрел на Арабеллу, придав своему взгляду тщательно рассчитанное выражение. В ее глазах светилось любопытство.

– Сабрины нет. Мне больше нечего добавить. У Арабеллы вспыхнули щеки.

– Я не имела в виду, что ты...

– Я знаю. Просто я не хочу, чтобы ты думала... – Что? Что ему не следовало покидать Арабеллу? Что он должен был уделять больше внимания своей жене? Что он, по-видимому, обречен приносить несчастье тем, кого любит, и тем, кто любит его? Он сотни раз говорил это самому себе. Он выдавил из себя улыбку. – Давай лучше поговорим о тебе. Арабелла, я знаю, что опоздал на десять лет, но нам надо объясниться.

Она со стуком поставила чашку.

– Я не желаю говорить о том, что произошло десять лет назад.

– Зато я желаю, – сказал он. Она отвернулась, но он продолжал: – Я никогда тебя не забывал.

– Я тебя тоже не забыла, – холодно ответила она.

Как она могла не испытывать к нему ненависти? Он уехал, не сказав ни слова, и не вернулся, чтобы объясниться. Но в то время он не мог заставить себя посмотреть ей в глаза, зная, что если он это сделает, то будет уже не в состоянии уехать.

– Я сожалею, что заставил тебя страдать. Обстоятельства не позволили мне вернуться, хотя это меня не оправдывает.

В ее взгляде что-то промелькнуло и тут же исчезло. Руки машинально разглаживали юбку.

– Я должна помочь кухарке с обедом. Тебе нужно еще что-нибудь? Чаю? Еще подушку?

Между ними как будто выросла стена высотой в пятнадцать футов и толщиной в десять лет. Может быть, это и к лучшему. Он сосредоточится на своем задании и уедет до того, как все еще больше осложнится.

– Если ты не возражаешь, я хотел бы коньяка. От него моему плечу становится легче.

– Конечно. – Она пересекла комнату, подошла к большой, витиевато изукрашенной горке и достала графин. Налив в стакан золотистой жидкости, Арабелла вернулась и поставила его на стол перед Люсьеном.

– Если тебе что-нибудь понадобится, позвони. Миссис Гинвер будет счастлива тебе помочь.

Он взял стакан и, прищурившись, смотрел на Арабеллу, дожидаясь, пока она подойдет к двери.

– Арабелла, где вы берете этот коньяк?

Она остановилась настолько резко, что ее юбки качнулись вперед.

– Что ты сказал?

– Коньяк. Он прекрасного качества, и я хотел бы купить такой же для моего имения в Дербишире. Я дал бы тебе за него хорошую цену.

Она изменилась в лице.

– Нет, – сказала она сдавленным голосом. – Он из наших погребов, и я не желаю его продавать.

Он напрягся.

– Белла, ты...

– У тебя нет оснований задерживаться в Роузмонте, Люсьен. Я хочу, чтобы ты уехал, и чем раньше, тем лучше. Сегодня вечером.

– Твоим тетушкам это не понравится.

– Понравится, если я расскажу им, что когда-то произошло между нами.

Она попала в точку. Люсьен поставил стакан и вздохнул:

– Пока Гастингс упакует вещи, будет уже темно.

– Тогда завтра утром.

Ее тон не допускал возражений. Люсьен задумчиво поджал губы. Значит, он задел ее за живое?

– Хорошо. Завтра утром.

– Прекрасно. – Сделав напыщенный реверанс, она вышла из комнаты.

Люсьен смотрел на закрытую дверь. Теперь он не сомневался: она что-то знает. Он задумчиво потирал подбородок. Может быть, не что-то, а кого-то, того, кто контрабандой поставляет превосходный коньяк. И возможно, он тайно перевозит не только спиртные напитки, продавая их местным дворянам. Может быть, он перевозит что-то более важное.

Люсьен вздохнул и откинул голову на подушку. Подозрение, что Арабелла знает контрабандиста и покрывает негодяя, еще более укрепило его в решении остаться в Роузмон-те. Люсьен мрачно усмехнулся. Его пребывание здесь затягивалось.

Кого же Арабелла покрывает? Одного из слуг? Люсьен поднял стакан и стал рассеянно рассматривать золотистую жидкость. Нет, ее реакция была слишком бурной. Может быть, милую маленькую тетю Эмму или решительную тетю Джейн? Нет, это смешно. У них не хватило бы ума организовать такое. А Роберт прикован к инвалидному креслу...

В самом ли деле прикован? Кажется, врачи сомневаются в существовании его паралича. Может быть, Роберт ходит, и все это лишь уловка, чтобы избежать подозрений.

Вздохнув, Люсьен встал, подошел к окну и отодвинул тяжелую портьеру. Снаружи шел снег, мороз разрисовывал стекло белыми узорами. Роузмонт казался волшебным островом, затерянным во льдах по воле злого колдуна. Люсьен опустил штору.

Знает об этом Арабелла или нет, но ей грозит опасность. Контрабандист, снабжавший ее семью коньяком, вполне мог оказаться наполеоновским агентом. Если же она его знает, то может стать для него помехой.

Люсьена преследовало мрачное предчувствие. Хмурясь от своих мыслей, он подошел к задвинутому в угол столику и открыл футляр с письменными принадлежностями. Четким, решительным почерком он написал адрес: мистеру Мамферду, постоялый двор «Красный петух».

Пора прекращать бездельничать и приниматься за работу.