Ориентирование

Глава 8

Шарлотта Карсон — выпускница Академии Адамсон

Когда я открываю глаза на следующее утро, Черч сидит рядом со мной со мной на огромной кровати в общежитии и держит что-то на ладони. Пока парень смотрит на эту вещь, я замечаю целую симфонию эмоций, играющих на его лице. Он испытывает облегчение, огорчение, ярость, задумчивость.

Кровать сдвигается, когда я сажусь, привлекая к себе медовые глаза Черча. Они мерцают в лучах раннего утреннего солнца, пробивающегося сквозь щель в тяжёлых плотных шторах. Комната почти полностью погружена в темноту… но не Черч.

Черч освещён, как ангел, его светлые волосы сияют, его улыбка загадочна и невероятна.

Моё сердце переворачивается в груди, но мне трудно сосредоточиться на этом, потому что голова чертовски раскалывается, а какие-то девчонки украли моё кольцо и…

— Моё кольцо, — хнычу я, принимая сидячее положение и закрывая лицо руками. Мне вообще наплевать на украшения, но Черч выбрал для меня винтажный розовый бриллиант в том же магазине, где его родители купили свои кольца. Когда парень купил его, он уже был влюблён в меня, а я просто не знала об этом. Мысль о том, что он ходит с намерением, представляя меня своей женой, в то время как я всё ещё ничего не знала о его намерениях… О, это так чертовски романтично, что я могла бы взвыть.

— Ты беспокоишься о кольце? Когда ты чуть не умерла? О, миссис Монтегю, нам нужно поработать над вашими приоритетами.

Черч поворачивается ко мне лицом, и я поднимаю голову, шмыгая носом, когда он протягивает руку, чтобы взять мою. К моему большому удивлению, прямо у него на ладони лежит розовый бриллиант огранки Ашер в платиновой оправе. Я подавляю удивлённый вздох, когда он надевает его мне на палец с таким чувственным почтением, что у меня и без того раскалывается голова.

— Где ты его нашёл? — шепчу я, прижимая руку к груди и нервно потирая кольцо большим пальцем. Черч, конечно, дразнит меня. Он знает, что на самом деле я не была расстроена из-за самого кольца. Это символизм и его нарушение, то, что меня расстраивает. — И, пожалуйста, не говори мне, что ты просто использовал хитрости богатых людишек и купил новое; это было бы уже не то же самое.

— Неужели ты думала, что я отпущу этих девушек после того, как они напали на тебя? — голос Черча холоден, спокоен, но в нём есть угроза, которая заставляет меня задуматься, что произошло, когда он поймал их. Парень смотрит на меня с такой открытой и честной привязанностью, что я немного ёрзаю, протягивая руку, чтобы дотронуться до повязки, обмотанной вокруг моей головы. Мои дурацкие кудри взъерошены и разметались во все стороны; я, должно быть, выгляжу нелепо.

Кроме того, на мне нет очков, так что, может быть, именно поэтому Черч выглядит таким неземным и размытым по краям? Я чертовски слепа.

Он замечает, что я потираю глаз, и протягивает руку, берёт очки в толстой оправе и передаёт их мне. Я надеваю их и… О. Нет. В очках он так же горяч, как и без них. На самом деле, горячее, потому что я вижу, что его причудливо лишённая пор кожа на самом деле лишена пор. Он один из тех редких (и раздражающих) людей, которые с включёнными фильтрами выглядят не сильно-то по-другому. Он такой сексуальный. Слишком горячий. Слишком трахабельный.

— Позволь мне перефразировать мой вопрос: что ты с ними сделал? — я жду, пока Черч обдумывает этот вопрос. Это не займёт у него много времени. Этого никогда не происходит. Этот парень невероятно решителен. Он придвигается ближе, притягивая меня к себе и позволяя мне положить голову ему на плечо.

Плечо моего жениха.

Я не могу перестать говорить это. Не уверена, сколько времени мне потребуется, чтобы привыкнуть к слову «муж», но я думаю, год или два. По крайней мере. Может быть, и дольше. Черч знает, что на самом деле я не поменяю фамилию — я сказала парням, что, по-моему, им всем следует сменить фамилии на Карсон, чтобы я могла отметить их как свою собственность, — но мне нравится, когда он называет меня миссис Монтегю.

— Мы использовали записи с камер видеонаблюдения, чтобы установить личности преступниц. Я взял близнецов и Рейнджера с собой, пока Спенсер присматривал за тобой в больнице, — Черч улыбается, но это нехорошая улыбка. Она острая, как игла, заточенная и заострённая. — Мы удерживали их, обрили им головы и брови, а затем отправили им несколько ужасающих юридических писем через адвоката моих родителей. Они больше не будут тебя беспокоить.

Я прижимаюсь к Черчу, и он обнимает меня одной рукой, крепко прижимая к себе. Я всегда поражалась его силе, тому, что он кажется таким благородным, но на самом деле он задира со злыми наклонностями. Это чертовски сексуально.

— Полагаю, это моя вина, что не заперла двери, да? — спрашиваю я, потому что оставила их открытыми, думая, что там мы в безопасности. Братство Священнослужителей было распущено, ФБР провело расследование, его члены заключены в тюрьму. Селена жива (к сожалению), но она всё ещё находится в психиатрической больнице (с билетом в один конец в тюрьму после неё), так что я не думаю, что она представляет угрозу. Я надеюсь, что её жизнь именно такая, какой она заслуживает.

— Это не твоя вина, и не Рейнджера, — у Черча теперь звучит голос властного папочки. Это немного пугает. Исходя из этого, я могу сказать, что Рейнджер, вероятно, корит себя за это. Может быть, они все? Они продолжают вести себя так, будто должны были знать, что девушка умрёт в ночь вечеринки, и что на меня нападут в собственном душе. Проблема в том, что мы больше не убегаем от культа. Это нормальная жизнь, а в обычной жизни такого дерьма просто не ожидаешь.

— Он расстроен, да? — спрашиваю я, и даже не уточняя, кто такой он в этом предложении, Черч знает, о ком я говорю. Парень кивает, его подбородок касается моих волос. Я прижимаюсь к нему ещё теснее, просовывая ладонь ему под рубашку, чтобы погладить его пресс.

— Он справится с этим, — уверяет меня Черч, замирая, когда моя рука опускается чуть ниже, пальцы теребят края его белых льняных брюк. — Мисс Карсон… разве нам не следует подождать до нашей первой брачной ночи?

— Не-е-е-ет, — отвечаю я, перекатываясь, как ниндзя, так, что оказываюсь верхом на коленях Черча. Я обвиняюще тычу пальцем ему в лицо и притворяюсь, что от этого суперкрутого движения у меня не разболелась голова. — Такое предположение мог бы сделать только психопат, — я упрямо скрещиваю руки на груди и вздёргиваю подбородок. — Я категорически не согласна, — и делаю паузу, пытаясь удержаться от слов, которые хотят сорваться с моих губ дальше. Но, чёрт возьми, я просто ничего не могу с собой поделать. — И ещё… почему мы вернулись к мисс Карсон?

Черч одаривает меня самой сексуальной улыбкой, которую я когда-либо видела. Когда парень наклоняется вперёд, на него снова падает солнечный луч, окрашивая его волосы в золотистый цвет, а янтарные глаза на красивом лице похожи на осколки драгоценных камней. Он приближается ко мне, проводя пальцами по моим непослушным кудрям. Несмотря на то, что, клянусь, у меня обычно самая худшая причёска после сна, известная человеку, Черчу удаётся заставить локоны шелковисто скользить по его пальцам. Он замолкает, нежно проводя рукой по повязке, которая обмотана вокруг моего черепа, как головная повязка.

— Миссис Монтегю, — мурлычет он, и я вся дрожу.

— Мистер Карсон, — отвечаю я, и Черч смеётся.

— Хотя я понимаю — и от всего сердца согласен — с твоей оценкой того, что женщины, по умолчанию берущие мужские фамилии, являются причудливым пережитком давно минувших времён… — он придвигается ближе ко мне, так близко, что я на самом деле закрываю глаза в ожидании поцелуя. — Я Монтегю. Шарлотта, это имя несёт в себе вес и власть.

В комнате воцаряется тишина; Черч не двигается с места.

«Что он делает?» — удивляюсь я, испытывая раздражение.

Я приоткрываю один глаз и вижу, что он улыбается мне. Как только Черч видит, что я смотрю на него, целует меня. В этом нет ничего милого, благородного или откровенного.

Чёрт возьми, нет.

Это обжигает.

— Правь миром вместе со мной, — Черч отстраняется ровно настолько, чтобы я перестала задыхаться. — С нами.

Он снова целует меня, разрушая всякую возможность того, что я могу быть хладнокровной.

Он не ждёт, пока я скажу да — это ожидаемо. Если Черч повелевает, так и будет. Я не собираюсь сопротивляться. С чего бы мне это делать? Я должна была бы быть идиоткой, чтобы отклонить такую просьбу. Он просовывает руку под слишком большую рубашку на пуговицах, которая на мне надета (прошлой ночью я не могла натянуть что-либо через голову), и гладит мокрое пятно на моих трусиках одним пальцем.

— Ох, Шарлотта.

Жаль, что я не могу должным образом описать то, как он произносит эти два слова, как будто моё имя — проклятие, под которое он охотно пал бы, просто за привилегию прикоснуться ко мне.

Привилегия.

Черч разговаривает со мной так, словно ему повезло, что я у него есть, словно он тот, кто выигрывает от этого брака. Это невозможно: он здесь самый умный, сексуальный, богатый, хладнокровный, сильный человек. Я… просто Чак Микропенис.

— Не говори так, — бормочу я, пытаясь оттолкнуть его руку. В отместку за это пренебрежение Черч щекочет пальцами мои трусики, а затем засовывает руку под их пояс. Моё сердце бьётся так бешено, что я могу считать время по его стуку. Один удар, и он прикасается к моей обнажённой киске. Два удара, и он вонзает в меня пару пальцев. Три удара, и он сгибает эти пальцы внутри меня и обхватывает мою талию, притягивая ближе к себе со стоном.

Всё это происходит так быстро, что у меня кружится голова.

Или, ну, может быть, это просто сотрясение мозга. Не уверена.

— Чего не говорить? — требует он, обращаясь ко мне властным тоном аристократа. — Твоё красивое имя? Было ли это слишком мягко для тебя? Я что, повторял его как молитву? — он трётся пальцами о мои внутренние стенки, и я вцепляюсь в его сильные плечи трясущимися руками. — Объезди мою руку, пока я открою тебе секрет.

— Черчи, — стону я, но он засовывает пальцы глубже, и я становлюсь рабыней желания. Я ничего не могу с собой поделать. Я начинаю двигаться, врезаясь в его костяшки пальцев, пока он наблюдает.

— Или, может быть, ты была расстроена — Шарлотта Монтегю, — потому что не ценишь себя так, как я ценю тебя, — он кладёт свободную руку мне на шею сбоку, разминая мои ноющие мышцы и вызывая ещё больше смущающих звуков, срывающихся с моих губ.

Это благословение, что я переезжаю.

После всего того громкого секса, которым я здесь занималась, не уверена, что смогла бы смотреть в лица других девушек изо дня в день. Чёрт возьми, нет. Нам нужно собственное пространство, чтобы созреть как семье.

Чтобы созреть сексуально.

— Мне так повезло, что ты у меня есть, — правда вытягивается из меня с каждым движением бёдер, пока я не краснею и не смотрю на Черча, рассказывая ему все свои секреты. — Ты слишком хорош для меня.

Если я думала, что раньше выполняла приёмы ниндзя, то ошибалась.

То, что Черч делает дальше, — это ход ниндзя.

Он вынимает из меня пальцы, распахивает мою рубашку с такой силой, что пуговицы разлетаются в стороны, а затем переворачивает меня на спину, прежде чем я успеваю сделать хоть один судорожный вдох. Его язык лишает меня способности говорить, овладевает мной, показывая мне, что он может не только доминировать, но и руководить. И я доверяю ему в этом. Я доверяю ему руководить собой, мной, другими.

Правая рука Черча возвращается к теплу между моих ног, ладонь блаженно трётся о трусики. Его левое предплечье вдавливается в матрас над моей головой, его длинное, худощавое тело изгибается над моим.

— Что мне с тобой сделать? — шепчет он прерывистым, страдальческим, невероятно влюблённым голосом. Как он может так сильно любить меня? Почему он так сильно меня любит? — Ты заслуживаешь наказания за то, что говоришь глупости, но твоя голова…

Мой будущий муж замолкает, убирая руку от моей киски, чтобы убрать светлые локоны с моего лба. Я пытаюсь заставить его вернуть руку обратно, но он игнорирует меня.

— Что за глупости? Любой здравомыслящий человек посмотрел бы на нас двоих и задался вопросом, почему кто-то вроде тебя хочет быть с кем-то вроде меня.

Я чувствую, как раскраснелось моё тело, на коже блестит пот, который неизбежно впитывается Черчем, когда он прижимается своим обнажённым животом ко моему, к моей груди, которая обнажается, когда рубашка соскальзывает с моего тела.

— Это чепуха, — Черч садится и высвобождает член так, чтобы я могла его видеть, потирая большим пальцем кончик и размазывая жемчужную каплю предэякулята по себе. — У тебя невинный дух и жизнерадостность, которые пробуждают самодовольных людей. Ты вернула меня к жизни, Шарлотта. Ты ворвались в ту пыльную старую школу и пробудила скучающих, сонных, апатичных парней, которые были слишком избалованы, чтобы помнить, какой драгоценной может быть жизнь. Ты. Ты — это сокровище, и именно поэтому, несмотря ни на что, нам никогда не причинит боль делиться тобой.

Я плачу. Знаю, что это так. Это банально, глупо и неловко, но я ничего не могу с собой поделать.

Черч давит на все мои кнопки, дёргает за струны моего сердца.

Я начинаю всхлипывать, закрывая лицо руками и понимая, что это наименее сексуальная вещь на планете. Я выгляжу отвратительно, когда плачу. Становлюсь сопливой и опухшей, и моя нижняя губа определённым образом выпячивается.

Мистер Монтегю воспринимает всё это как должное, берёт мои руки в свои и мягко отводит их в стороны. Он вытирает поцелуями все слёзы, прижимается щекой к моей, вдыхает мой запах.

— Ты — бесконечный источник энергии и жизни. Ты можешь забрать у меня всё — мои деньги, моё тело, моё время — до тех пор, пока я могу продолжать брать всё у тебя.

— Вот ведёрко, — говорю я, шмыгая носом, притворяясь, что протягиваю ему воображаемое. Мне сейчас восемнадцать, и я должна быть, по крайней мере, немного взрослее, чем сейчас. Но это не так. Может быть, я никогда не стану «зрелой» в смысле скучных людей, которые носят бежевые рубашки поло и считают фиолетовые стены непристойными, которые забыли, как смеяться ни над чем, как быть глупым, как превращать каждое мгновение в приключение.

Меня это устраивает.

Черч смеётся надо мной, но мне не так смешно, потому что его твёрдый член упирается мне между ног, а мои широкие трусики мешают ему попасть туда, куда я хочу.

— Трахни меня, пожалуйста, — умоляю я, такая же бесстыдная, как всегда. — Пожалуйста, муж.

О.

Вот и всё.

— Да, моя милая жёнушка.

Как только я произношу волшебное слово, глаза Черча превращаются в полыхающие языки пламени, и он захватывает пальцами ластовицу трусиков. Отодвигает их в сторону… Подождите. Не просто в сторону. Ткань рвётся, когда Черч пытается сорвать их, перекидывая затем лоскуты через плечо, прежде чем наброситься на меня.

— Офигеть, — начинаю я, но для дальнейших слов нет ни места, ни возможности. Черч вонзается в меня, отмечая моё тело как продолжение своего, соединяя нас в этот идеальный момент единения, жара и трения. — Мм-м.

Это всё, что я могу выдавить из себя: звуки, стоны и всхлипывания.

Мы двигаемся вместе, бёдра соприкасаются, руки блуждают, губы пробуют на вкус.

В нём есть напряжение, которое говорит о том, что он хотел бы сделать больше, поиграть со мной, испытать свои силы… И в нём также есть удивительная сила сдерживаться, осознавать мою травму, прикасаться нежными пальцами к моей щеке.

— Кончи в меня, — шепчу я ему в губы, и он позволяет шелковистому смешку соскользнуть с его блестящих губ.

— О, ты не смогла бы убедить меня в обратном.

Черч проникает до упора, полностью выходит, снова погружается.

Изысканная. Чёртова. Пытка.

Я хватаю себя за груди, сжимая и разминая их, пока он ласкает меня до конца, наблюдая сверху, как я выгибаю спину, приоткрываю губы, бормочу слова благодарности ему и его телу, о которых, я уверена, позже пожалею.

— Красивая, — он ждёт, пока я не превращусь в потное месиво под ним, а затем нежно трахает меня, пока не кончает. Каждый мускул в его теле напрягается, пальцы ног впиваются в простыни, его следующий толчок вперёд более мучителен, чем остальные. Его горячая разрядка захлёстывает меня, когда я наблюдаю, как блаженное выражение появляется на его лице, а затем он выходит и кончает на мой живот.

Надув губы, я стягиваю две половинки рубашки вместе и переворачиваюсь на бок.

— Не могу дождаться, когда снова трахну тебя в том платье, — шепчет он, ползая надо мной на четвереньках. Мне не нужно спрашивать, что это за платье — мы оба знаем.

То платье.

Свадебное платье.

Черч целует меня в висок, а затем встаёт, чтобы достать полотенце из корзины для белья. Парень помогает мне привести себя в порядок, надеть свежие трусики и сменить рубашку на чистую. Я не смогла бы полюбить этого мужчину сильнее, даже если бы попыталась.

Он укладывает меня в постель, стучит костяшками пальцев по внутренней стороне двери, а затем тянет за ручку так, что она трещит и готова открыться.

У меня нет никаких сомнений относительно того, кто может находиться по другую сторону баррикад.

Парни ждали в коридоре, пока мы закончим, в руках у Мики поднос с едой. Он приносит его мне в постели, Черч лежит рядом со мной. Остальные четверо входят и садятся на край кровати или, в случае Рейнджера, стоят, скрестив руки на груди, так что он может смотреть на что угодно и на всех в комнате, кроме меня.

Я со стуком кладу вилку на поднос, наконец-то мне удаётся привлечь к себе внимание его сапфировых глаз.

— Прекрати, — шиплю я, и он приподнимает тёмную бровь, глядя на меня. — В том, что случилось, нет твоей вины; дверь на второй этаж была не заперта, потому что я вышла на минутку полюбоваться видом, прежде чем принять душ, — я пристально смотрю на него — это нелегко, он как зверь, — и Рейнджер тяжело вздыхает, как будто устал, как будто, возможно, не выспался прошлой ночью.

— После твоего возвращения домой из больницы, он провёл рядом с тобой всю ночь, — Тобиас сидит, скрестив руки на груди, одаривая меня унылой и вялой улыбкой. Нечестно. Я знаю, что мне было больно, но, похоже, это был несчастный случай. Девчонки, конечно, вели себя как придурковатые дуры, но они не пытались меня убить; я просто поскользнулась.

— Я не позволю этому дерьму испортить нашу свадьбу, — я умоляюще складываю руки и трясу ими перед парнями. — Мы не можем просто оставить это в прошлом? Вы разобрались с девушками; вы вернули кольцо; я в порядке. Правда, я в порядке. И помните, что они сказали: супружеские пары вне игры. После этого они оставят меня в покое. Кроме того, я слышала от других студентов, что они немного расслабляются после окончания ориентирования.

Рейнджер проталкивается мимо Спенсера и Мики, забирается на кровать, чтобы подползти и сесть рядом со мной с противоположной стороны от Черча. Он нежно обнимает меня за голову и прижимается поцелуем к моему уху. Сама мысль об этом, о том, что Рейнджер Вудрафф так ласков со мной, завязывает меня во всевозможные узлы.

Честно говоря, та часть всего этого сценария, которая меня больше всего расстраивает, — это тот факт, что ему не удалось измазать меня глазурью и трахнуть, как он обещал.

— Я не отойду от тебя до свадьбы, — Рейнджер делает паузу и выдыхает. — Я имею в виду следующее: один из нас всегда будет с тобой. В душе. В туалете. Неважно.

— Эм, насчёт туалета… — начинаю я, и он мерит меня своим фирменным взглядом мудака. — Ты можешь постоять за дверью в ванную, хорошо?

— Хорошо, — Рейнджер ещё раз целует меня, а затем бросает взгляд на парней. — Я отведу её на примерку платья.

— Мы отведём её на примерку платья, — хором предлагают близнецы, и на лице Спенса появляется выражение тревоги, как будто он думает, что его могут оставить в стороне.

— Почему бы нам всем не пойти? — предлагает Черч, потягивая кофе со льдом из банки, которую ему принесли парни. Он рассеянно смотрит на камин, волосы растрёпаны после секса. Я едва могу смотреть на него. — Это в основном для подружек невесты — и Росса.

— Росс, — Рейнджер прищуривает глаза и дарит мне ещё один поцелуй, от которого моя кожа, вероятно, становится того же цвета, что и ваза с клубникой на моем подносе. — Говорил же вам, что нам следовало повесить этого ублюдка, когда у нас был шанс.

— Ты просто завидуешь, потому что он будет моей подружкой невесты, а не шафером Черча. Я не знаю, что сказать: я просто нравлюсь ему больше.

— Даже не могу поверить, что ты увела у меня из-под носа моего друга, — ворчит Спенсер, скрещивая руки на груди в тон Тобиасу. — Но да, я согласен. Мы все уже видели это платье, так какая разница, пойдём мы или нет? Разве ты просто не подгоняешь его под себя?

— Всего лишь несколько незначительных изменений, — подтверждаю я. Мы уже переделали платье. Это просто пара недостающих деталей. Или что-то в этом роде. — Во сколько мы должны забрать их в аэропорту?

Под ними я подразумеваю Росса, Эндрю и Монику. Но ребята это уже знают.

— Забрать их? — отвечает Черч эхо, как будто я сошла с ума. — У нас есть автосервис, который подбросит их до дома; мы встречаемся с ними там.

— Это то, что делают бедные люди? — спрашивает Мика, глядя на Спенсера и Тобиаса в поисках комедийной поддержки. — Они сами забирают друзей и семью из аэропорта? — он улыбается мне, и это хитрое, коварное выражение лица лисицы. Фу. Лисы. Даже не заставляй меня начинать. Если я за что-то и ненавижу это дурацкое Братство, то я презираю их за то, что они испортили образ такого милого животного. Ну, а ещё я ненавижу их за то, что они убивают людей, за то, что пытались убить меня, за то, что дрались со мной на ножах в лесу… Хм. — Как банально.

— Как насчёт того, чтобы я засунула эту вилку прямо тебе в писюн? — спрашиваю я, размахивая ей, как оружием.

— Это особенность некоторых людей, — парирует Мика, а затем едва избегает удара вилкой, когда я бросаю её в его сторону. Я беру клубнику пальцами и угрожающе откусываю половину плода.

Рейнджер краснеет, а потом ещё раз целует меня и… Я почти совсем забываю о дедовщине.

Во всяком случае, на какое-то время.

— Моя малышка! — кричит Росс, широко раскидывая передо мной руки, чтобы я могла подбежать вперёд и прыгнуть в них. Он крепко обнимает меня, в то время как Спенсер стоит рядом, засунув руки в карманы и свирепо глядя на меня. — Оу, ты ревнуешь? Иди, обними своего товарища.

Парень Росса, Эндрю, неловко стоит на заднем плане, разглядывая Спенсера с небольшим проблеском подозрения, что заставляет меня думать, что он знает о безответной влюблённости Росса.

— Мы не скучали по тебе, — вот что говорит Рейнджер, что на языке Рейнджера означает, мы очень по тебе скучали. Он стоит, свирепо глядя, как Росс ещё раз сжимает меня в объятиях, а затем обхватывает Спенсера другой рукой.

— Отвратительно, прекрати, — резко парирует Спенсер, но ему это нравится. Я знаю, что это так.

— Кулинарный клуб без тебя никогда не станет прежним, — говорит Тобиас, пиная случайную веточку на каменной поверхности нашего внутреннего двора. Слышите это? Наш внутренний дворик. Я едва могу поднять глаза на трёхэтажный дом и смириться с тем фактом, что он действительно принадлежит нам.

— И Чак — дерьмовый секретарь, — Мика предвидит, что за его слова я вот-вот надеру ему задницу, и прячется за улыбающимся Черчем. Я всё равно показываю ему фак и поворачиваюсь обратно к Россу.

— Я давала им именно то, что они хотели от секретарши, — бормочу я, и Росс притворяется, что его тошнит. Парням, по крайней мере, кажется, понравилось, что я только что сказала такую скандальную вещь.

— Ладно, справедливое замечание, — Мика снова обходит Черча, но обнимает босса за плечи. — Она делает минет и…

На этот раз, когда я двигаюсь, чтобы напасть на него, мне удаётся обхватить парня рукой за шею, когда он смеётся.

— Приятно видеть, что ты не травмирована после… инцидента, — Росс оглядывается на дверь — ту самую, которой воспользовались девушки, укравшие моё кольцо, — прежде чем повернуться ко мне. Его песочно-светлые волосы короткие, ровно настолько, чтобы виться вокруг ушей и лба, а кожа имеет приятный здоровый бронзовый оттенок от калифорнийского солнца. Когда он уезжал из Адамсона, у него был цвет лица призрака-альбиноса. — Даже не могу поверить, что у этих девушек хватило наглости вломиться в частную резиденцию Монтегю. Имели ли они хоть какое-нибудь представление о последствиях?

— Теперь имеют, — улыбка Черча чуть темнеет, словно облако, закрывающее солнце. Но потом это проходит, и он снова лучезарно улыбается. — Приятно наконец-то познакомиться с тобой лично, Эндрю.

Парень Росса — он познакомился с ним онлайн, так что, в принципе, я просто рада, что этот парень не Тед Банди — делает шаг вперёд, чтобы должным образом присоединиться к кругу болтунов, который у нас здесь собрался. Эндрю Пейсон. Выпускник Академии Бёрберри. Только сейчас мне пришло в голову, что он может быть знаком с Марни и Мирандой. У меня ещё не было возможности рассказать Россу о моих новых друзьях. Последние полторы недели были как ураган.

Кроме того, я думаю, в глубине души я знала, что Росс — ревнивая сучка.

— Приятно познакомиться. — Эндрю выглядит чертовски нервным, одетый по-калифорнийски в шорты и свободную футболку. На нём лёгкая куртка, на спине которой изображён гигантский кекс; я предполагаю, что она принадлежит Россу. Эндрю красивый парень, с шелковистыми каштановыми волосами и голубыми глазами, но он определённо немного более сдержанный по характеру. — Я имею в виду, мне кажется, что я уже всех вас знаю.

Он замолкает, когда машина въезжает в открытые парадные ворота.

Я уже знаю, кто это, сбегая по ступенькам, чтобы обнять Монику, как только она вылезает из машины. Её тёмные волосы заплетены в косу и свисают на одно плечо, рот приоткрыт, когда она поднимает солнцезащитные очки, чтобы осмотреть дом.

— Неплохо для твоего первого дома, — неохотно признаёт Моника, хмыкая, когда я обхватываю её руками и крепко прижимаю к себе. Вы бы никогда не узнали, что у неё был роман с моим бывшим. На самом деле, я почти чувствую, что должна поблагодарить её за то, что она помогла мне осознать, насколько сильно мне не нравился Коди Как-Его-Там. — На самом деле… Я очень завидую и ничего не могу с собой поделать.

— Я знаю. — Я широко улыбаюсь ей, поворачиваясь и беря за руки, чтобы я могла провести её вверх по ступенькам. Мы даже не успеваем сделать первый шаг, как я слышу голоса с дороги. Оглянувшись через плечо, вижу, что Марни и Миранда (и эти дерьмовые парни) уже направляются к нам. Должно быть, они спустились на подъёмнике, а потом пошли пешком. — Эй! — я отпускаю Монику и поворачиваюсь, широко махая рукой, когда все семеро проходят в ворота, ненадолго останавливаясь, чтобы дать машине, которая высадила Монику, снова выехать.

— Эндрю? — говорит Марни, глядя мимо меня в сторону парня с каштановыми волосами на верхней площадке лестницы. — Что ты здесь делаешь?

— Сюрприз, — говорит он, выдавая нервную улыбку. — Я пытался найти подходящее время, чтобы сказать вам, что приеду, но… у вас была насыщенная событиями неделя.

— Мог бы хотя бы сказать мне! — говорит Миранда, взбегая по ступенькам и притягивая парня для объятий. Здесь происходит много объятий. — Что ты здесь делаешь?

— Что происходит? — шепчет Моника, и я рассеянно осознаю, что у всех трёх моих подружек невесты имена начинаются на «М». Каковы шансы? Совпадение, конечно. В любом случае, мне повезло, что я встретила новых друзей, иначе мне бы пришлось брать подружек невесты взаймы у сестёр Черча. Не то чтобы я была слишком против, но приятно иметь своих людей, понимаете?

— Значит, вы, ребята, знаете Эндрю? — уточняю я, на данный момент игнорируя вопрос Моники. — Я задавалась вопросом, знаете ли вы друг друга из-за Бёрберри и всё такое.

— Это Росс, — объясняет Эндрю, указывая на своего парня.

— О, боже мой, — Марни прикрывает рот обеими руками, в то время как её парни расходятся веером у неё за спиной с различными выражениями незаинтересованности, раздражения и лёгкой шутливости (в основном у Виндзора) на лицах. — Точно. Ты сказал, что уезжаешь с Россом за город на свадьбу и… Я не могу поверить, что не поняла этого раньше.

— Подожди, подожди, — я указываю на Росса, а затем на Эндрю. — Твой лучший друг-гей встречается с моим лучшим другом-геем? Как мы только сейчас до этого додумались?

— Убийство и беспредел? — спрашивает Спенсер, небрежно пожимая плечами.

— О, это просто великолепно. Я бы зашёл дальше и назвал это судьбой, — Росс хихикает, когда Миранда оглядывает его, а затем обнимает и его, и… ну, чёрт возьми. Мне действительно кажется, что моя дружба с Марни Рид была предопределена богами.

Я замечаю, что взгляд Моники устремляется — я признаю это неохотно и с крайним отвращением — на пятерых привлекательных парней позади Марни. Я думаю, Марни тоже это замечает, но она изо всех сил старается продолжать улыбаться.

— Моника, — начинаю я, протягивая руку, чтобы указать в общем направлении Марни. — Это Марни Рид. Как ни странно, у неё также гарем.

— Подожди, — Моника снимает солнцезащитные очки и удивлённо моргает своими большими карими глазами. — Ты встречаешься с пятью парнями… она встречается с пятью парнями, — она указывает на Марни дужкой своих солнцезащитных очков и поворачивается ко мне за подтверждением. — Чёрт, может быть, я выбрала не ту школу. Где мой чёртов гарем?

Моника неторопливо поднимается по ступенькам, чтобы увидеть Росса — мы иногда общаемся в групповых чатах, — и я наклоняюсь, чтобы прошептать Марни на ухо.

— Осторожнее, — выдыхаю я, прикрывая рот ладонью, когда поднимаю глаза, чтобы посмотреть на Монику. — Она уже однажды трахнулась с моим парнем. Не доверяй ей, — я отстраняюсь, когда глаза Марни расширяются, но затем хихикаю и хлопаю её по плечу. — Ах, не нервничай, — я поднимаю ладони. — Шучу. Шучу, — Марни на полсекунды успокаивается. — Она усвоила урок, — добавляю я, а затем отворачиваюсь, прежде чем она успевает задать ещё какие-либо вопросы.

Несколько минут спустя пара белых лимузинов въезжает на подъездную дорожку, и мы отправляемся в путь.

— С кем из них она…? — Марни замолкает, слишком вежливая, чтобы выразить это словами. Она прижалась ко мне на заднем сиденье лимузина. Здесь я, она, близнецы Кэбот, Росс и Эндрю, Моника… и Рейнджер. Я думаю, что собираюсь поставить в пару Рейнджера с Моникой на свадебную вечеринку. Не то чтобы я думаю, что кто-то из моих парней стал бы изменять с ней — или что она когда-нибудь снова поступит так со мной, — но он такой злой и агрессивный, что она, скорее всего, большую часть своего времени будет бояться его, а не пялиться.

— О, ни с одним из этих, — я показываю на Рейнджера жестом, как бы объясняя, и он приподнимает бровь. К счастью, Моника не понимает, что мы говорим о ней; она увлечена разговором с Мирандой. Эти двое больше похожи, чем я изначально подумала; они отлично ладят. — С моим бывшим придурком, — я выдыхаю и приподнимаюсь, чтобы убрать выбившийся локон с лица, но он лишь падает обратно на него. — Но мы преодолели это, помирились, и так далее, и тому подобное.

Лимузины подъезжают к магазину одежды, такому очаровательному маленькому зданию, похожему на коттедж, с отделкой из дерева и камня и огромным крыльцом, которое, кажется, так и просится, чтобы на него присели. Глядя на него со стороны, я не уверена, что мы все туда поместимся.

Зак появляется в дверях лимузина, ожидая, пока остальные выйдут, прежде чем протянуть руку Марни и помочь ей подняться на ноги.

— Другие парни немного погуляют, я останусь с тобой, — он притягивает её к себе, пока Моника оглядывает его с ног до головы, насвистывая себе под нос.

— Что добавляют в воду в Колорадо? — бормочет она, и я ухмыляюсь.

— Они из Калифорнии, — объясняю я, и Моника стонет ещё громче. Мы вместе выросли в Санта-Крузе — это не так уж далеко от Круз-Бей, места, где выросла Марни, — так что вполне возможно, что, если бы в воде что-то было, у Моники тоже сейчас должен был бы быть гарем. Я не понимаю, почему она не смогла его заполучить: эта девушка горячая штучка. Даже мое природное чутье видит это.

Черч придерживает для меня дверь магазина, пока я провожу большим пальцем по поверхности розового бриллианта, наши взгляды встречаются, и я проношусь мимо него внутрь. Судя по всему, интерьер такой же симпатичный, как и внешний вид.

— Миссис Монтегю, — приветствует хозяин, и я замечаю, что на подносе стоит что-то игристое в окружении множества бокалов для шампанского. Я сомневаюсь, что эта женщина заинтересована в том, чтобы снабжать несовершеннолетних шампанским, но девушка может надеяться. — Добро пожаловать.

— Эм, спасибо, — я улыбаюсь ей в ответ, оглядываясь через плечо на Черча, когда входит остальная часть нашей огромной группы. Похоже, Эндрю ушёл с другими парнями из Бёрберри, но все мои кавалеры на месте. Плюс, конечно, три дамы с именами на букву «М» и парень-футболист. Тут полный зал.

Кроме того, если я получаю приветствие типа Миссис Монтегю, это означает, что Черч — или его родители — приложили к этому руку.

Я подхожу к деревянному кофейному столику в гостиной, на котором висит табличка с надписью: «Добро пожаловать, вечеринка Монтегю», и беру клубнику в шоколаде.

— Может, начнём с платьев подружек невесты? — женщина жестом указывает нам на море платьев, и, кажется, её нисколько не беспокоит, что мы готовимся в последний момент. Я имею в виду, что у нас осталось всего три вечера до репетиционного ужина. Три. Это совсем не так много времени. С другой стороны, когда у вас есть деньги, люди необъяснимо добрее относятся к вам. Представьте себе это. — В каком стиле и цвете вы бы хотели?

Я оглядываюсь на парней, как бы молча спрашивая их мнение, когда Моника хватает меня за руку с одной стороны, Росс — с другой.

— Шарлотта, — начинает Моника настолько приятным голосом, на какой только способна. — Ты такая потрясающая девушка.

— Угу, — моя бровь дёргается, когда очки падают мне на лицо, и, как ангел, которым она и является, Марни протягивает руку, чтобы водрузить их обратно мне на нос. Зак смотрит, как она уходит, усаживается на стул и забирает у меня поднос с клубникой в шоколаде.

Чёрт возьми.

— И потрясающая подруга, — продолжает Моника, глядя мимо меня на Миранду, сидящую по другую сторону от Росса. — Она действительно такая. Она простила меня за… то, что большинство девушек никогда бы не простили подруге. Однако…

— Эх, началось… — бормочу я, закатывая глаза, когда Росс ухмыляется, как будто знает, что сейчас произойдёт.

— Но доброе сердце не зависит от чувства стиля. Кроме того, мы не попросим кучку натуралов помогать нам с покупкой платьев, — Моника притворно съёживается в знак извинения, и мои глаза сужаются до щёлочек.

— Я бы даже не доверился парню-гею, если бы он не был сказочным единорогом, как, скажем, я, — Росс и Моника тащат меня в глубь магазина, осматривая стеллажи, друг друга, моих новых друзей. — Вот что я думаю — положитесь на меня, — Росс обводит всё вокруг правой рукой.

— Я здесь, с тобой. Рассчитывай на меня, — Моника жестикулирует почти так же, как Миранда хихикает, а Марни дарит самую искреннюю улыбку, которую я у неё когда-либо видела.

— Мы выберем одинаковые цвета, но разные платья, и максимально подчеркнём фигуру каждой девушки, — он указывает на себя. — Мой смокинг тоже может быть такого же цвета, плюс белый галстук, бам-бам. Потрясающе.

— Мне нравится эта идея, — соглашаюсь я, пожимая плечами. Росс и Моника, наконец, отпускают меня, чтобы я могла полакомиться клубникой в шоколаде, медленно тающей у меня в пальцах. — Кайфуйте. Выбирайте, что угодно. Меня это особенно не волнует.

— Окончательное одобрение на мне, — вмешивается Черч, прислоняясь плечом к стене и скрестив руки на груди. Однако его глаза блестят. Почти уверена, что ему нравится планировать свадьбу. Он ни разу не пожаловался за всё лето, даже когда мы путешествовали, а ему так много приходилось делать по телефону или онлайн.

Боже, я его не заслуживаю.

— Во всём остальном, флаг вам в руки.

Росс и Моника немедленно атакуют стеллажи, как будто они на задании. Марни, похоже, наслаждается медленным и вдумчивым перемещением вешалок по деревянным перекладинам. Я решаю присоединиться к ней.

— Спасибо, что согласилась присутствовать на свадьбе, — честно говорю я ей, и она смотрит на меня с ещё одной из своих искренних улыбок. — Серьёзно. У Черча четыре шафера — это очевидно, но у меня в команде были только Росс и Моника, — я протягиваю руку, красиво и плавно. — Вы с Мирандой прекрасно дополнили её для меня.

— Я всё ещё не могу поверить, что наши друзья-геи — пара, и мы не осознавали этого до сих пор.

Она приподнимает бледно-розовое платье, прежде чем я осознаю, что не показала ей своё. Это, вероятно, было бы полезно. Росс и Моника уже видели его, так что я знаю, что они будут искать подходящие цвета.

— Верно? Поговорим о совпадениях. У нас обеих гаремы, — я поднимаю вверх один палец. — С пятью парнями, — второй палец. — Все они богаты сверх всякой меры, — средний палец. — Наши друзья-геи встречаются друг с другом, — безымянный палец. Я одариваю её самой милой улыбкой, какую только знаю, я уверена, что это всё ещё отстойная ухмылка, но это всё, что я могу. — Нам было суждено встретиться друг с другом. Ну же. Я хочу тебе кое-что показать, — я киваю подбородком в сторону примерочных, и мы уходим.

Хозяйка магазина, похоже, всё равно ждёт меня там, и как только слышит, что Марни не видела моего платья, заставляет меня его надеть.

Я выхожу из примерочной, отодвигаю в сторону тяжёлую зелёную бархатную занавеску, а затем поворачиваюсь, когда Марни складывает ладони домиком у рта.

— О, боже мой, Чак. Оно потрясающе. И розовое, — уголок её губ слегка приподнимается. — Оно идеально.

— Оно принадлежало матери Черча, — объясняю я, слегка теребя вышивку с бисером на лифе платья. Оно украшено извилистыми цветочными мотивами, которые танцуют спереди и по бокам, сбегая вниз по изгибу моей спины. Ленты красиво и туго стягивают платье, создавая забавный контраст с пышными юбками из атласа и тюля.

Я делаю паузу, чтобы владелица магазина — по-видимому, она же швея — могла потрогать ткань. Когда чувствую напряжение толпы у себя за спиной, то оглядываюсь через плечо и вижу, что все пятеро парней стоят там и наблюдают за мной.

Церемония обручения.

Это та часть, которой я жду с нетерпением больше всего: стоять перед ними пятью и делать… ну, всё, что происходит во время обручения. Свяжут нас воедино, я полагаю?

Я вижу, как глаза Тобиаса искрятся лёгкой влагой, которой он никогда не позволит скатиться, по крайней мере, на глазах у всех остальных. Мика, с другой стороны, смотрит на меня, слегка приоткрыв губы, и тоска окрашивает его черты. Спенсер застёгивает молнию на толстовке, расстёгивает её, снова застёгивает, его лицо напряжённое и нежное. Рейнджер — сюрприз, сюрприз — сильно краснеет и выглядит чертовски разозлённым из-за этого. А Черч? Что ж… знаете фразу единый парень, способный править всеми? Ой, подождите. Это было насчёт кольца (прим. — отсылка на Властелин Колец — Единое кольцо, способное править всеми). Во всяком случае, именно так он выглядит: босс, лидер, опора.

Он улыбается мне.

— Марни права, — продолжает он, пересекая комнату длинными, лёгкими шагами. Швея отходит в сторону, когда он останавливается позади меня, положив одну руку мне на плечо, наши двойные белокурые отражения смотрят на нас из зеркала. — Оно идеально.

Платье… платье в порядке.

Но парни? Когда они подходят и встают вокруг меня, и зеркало заполняется лицами нашей семьи, должна сказать… Я согласна.

Они… они идеальны.

После того, как мы выбрали платья, швея сняла несколько мерок и затем отправила нас в путь. Монике каким-то образом удалось потом затащить меня в секс-шоп, оно при этом не позволила парням войти внутрь вместе с нами.

Чёрт.

Не очень удачное описание — «войти внутрь». Я не могу думать ни о чём, кроме спермы, когда говорю это. Официально.

— Тебе нужно нижнее белье, чтобы надеть его под платье, Чак.

Моника тащит меня вглубь магазина, а Марни, Миранда и Росс следуют за нами по пятам. У Марни слегка порозовевшие щёки, но на лице странное выражение. Держу пари, она тайная извращена. Помните, что я сказала? Это всегда тихони. Держу пари, она тоже читает. Готова поспорить, она прочитала сотню книг со всеми этими… сексуальными приспособлениями в них.

— Чувак, о боже мой. Взгляни на это, — я беру фиолетовый фаллоимитатор длиной в три фута (прим. — 91 см.) и размахиваю им, случайно ударяя Росса им по голове. Он хватается за его конец и бросает на меня взгляд.

— Девочка, тебя не просто так прозвали Чак Микропенис. Ты бы и мечтать не посмела о таком длинном шланге.

— Прости, но ты когда-нибудь хоть мельком видел Спенсера в раздевалке? — я вырываю у него дилдо и притворяюсь, что он мой, размахивая им, пока иду в соседнюю комнату. Магазин разделён на что-то вроде секций с занавешенными дверными проёмами между каждой комнатой. Передняя часть — сплошь пижамы и прочая ерунда. Я думаю, мы случайно прошли мимо нижнего белья, потому что всё здесь… э-э-э. Неуместное?

— Он действительно настолько большой? — бормочет Моника, в то время как Миранда съёживается и высовывает язык.

— Отвратительно. Извините, ребята, но лесбиянкам вроде как по умолчанию не нравятся пенисы. Простите, — она вздрагивает и с отвращением отряхивает руки, отходя в море кружев слева от нас. Похоже, в этой части магазина есть второй отдел нижнего белья.

— Он действительно такой, — я хлопаю фаллоимитатором по ладони, как будто это оружие, и я собираюсь вступить в бой. Ухмылка на моём лице заставляет Монику ощетиниться. Марни, с другой стороны, на самом деле просматривает полки, как будто она на рынке в поисках какого-нибудь, э-э, личного снаряжения. Хех. — На самом деле он самый крупный из них всех, не то чтобы у них было прям много различий, — я размахиваю фаллоимитатором и в итоге случайно бью им кого-то еще по лицу.

Кто бы это ни был, он хватает его за конец и вырывает у меня. Я оборачиваюсь, чтобы обнаружить Спенсера прямо блядь за мной. Он улыбается мне и наклоняется, ударяя меня по голове блестящим фиолетовым «Джонсоном».

— Кто из них самый крупный? — спрашивает он, прищурившись на меня. Его язык высовывается и скользит по моим губам, превращая мои колени в желе. Помни, Чак: у тебя в черепе есть мозг. Мозг управляет женскими частями тела. Только такое ощущение, что женские части на самом деле управляют мозгом, так что… — Я не уверен, что правильно тебя расслышал, — Спенсер прикладывает руку к уху и поворачивает голову в сторону. — Скажи мне, Чак Микропенис.

— Ты! — я выкрикиваю это слово и одновременно вырываю фаллоимитатор из его руки, оборачивая его вокруг своей шеи, как шикарное боа, которым он и является. Я прохожу вглубь магазина, покачивая бёдрами.

— Мне казалось, я сказала, что вам сюда вход воспрещён? — Моника бросает вызов, но Спенсер просто пожимает плечом, следуя за мной, как он делал с тех пор, как я случайно столкнулась с ним в лесу. У нас была химия с самого начала. Что-то в его теле и в моём есть такое, что просто работает. И я имею в виду, что у него так же хороший характер.

— Не могу оставить Чак-лет одну до окончания свадьбы, — Спенсер подходит слишком близко ко мне, когда я останавливаюсь у полки, пробегая глазами по различным предметам. Вибраторы, кольца для членов, неопознаваемые вещи, которые я не уверена, что хочу идентифицировать.

Я внезапно оборачиваюсь, когда Спенсер наклоняется надо мной, кладя руки на полку по обе стороны от меня.

— Тебе здесь что-то нужно, Чак? Я знал, что ты лгала, когда сказала, что просто пошла за нижним бельём, — его улыбка порочно красива, но я не могу позволить ей вывести меня из себя. Только не здесь. Не окружённой друзьями, сотрудниками и сексуальными атрибутами.

— Если я захочу себе вибратор, кто меня остановит? — спрашиваю я, замечая, что Тристан бродит по проходам. Марни, кажется, чувствует его присутствие и оборачивается, когда он приближается к ней.

— Пятеро парней, а ей всё ещё нужен дилдо, — улыбка на его лице похотливая. Мне хочется ударить его. Хотя Марни, похоже, это нравится. Она приподнимает бровь в его направлении. — Но тебе он и не нужен, Марни? Всё, что тебе нужно, — это я.

— Как эти вещи могут быть взаимоисключающими? — спрашивает она, поворачиваясь и хватая с полки уродливую белую палочку. Она поднимает его в руках точно так же, как я делала это с фаллоимитатором. Почти уверена, что это вибратор. — На самом деле, я думаю, что куплю этот.

Она проталкивается мимо Тристана, и его глаза следуют за ней. Клянусь, они не выглядят такими скучными и серыми, когда он смотрит на неё, меньше похожи на грязный бетон и больше на жидкое серебро. Он следует за ней, а я оборачиваюсь и вижу, что Спенсер всё ещё наблюдает за мной.

— Почему бы мне не помочь тебе выбрать бельё? — бормочет он, наклоняясь, чтобы прикусить моё ухо.

Я вся дрожу, швыряю фиолетовый фаллоимитатор ему в лицо, а затем проскакиваю мимо него, пока он пытается его поймать.

— Видеть вас двоих с вашими гаремами, помогает мне гораздо меньше хотеть собственный, — ласково говорит мне Моника, когда я резко останавливаюсь между ней и Россом. В руке он держит пару белых трусиков с оборками. Он бросает их мне, когда Моника указывает на них понимающим взглядом. Я не забыла о трусиках с прорезью, которые она подарила мне когда-то давным-давно. — Твои парни когда-нибудь оставляют тебя в покое? И ещё, да. Я голосую за эти; они нужны тебе в жизни.

Я смотрю на пару в своих руках, и, хотя мне требуется секунда, понимаю, что атласная часть, которая проходит между бёдрами… на самом деле в ней есть искусно скрытый разрез. Я поднимаю прищуренные глаза на Монику, когда Марни подходит и встаёт рядом с нами, её новый вибратор в сумочке висит на боку.

Она бросает взгляд на трусики, в то время как Моника хватает лифчик-балконет и прижимает его к моей груди, как будто это точный способ проверить посадку.

— Эй, девочка, убери руки, — Спенсер проскальзывает между нами и берёт на себя эту задачу. Его прикосновения делают со мной то, чего определённо не делают прикосновения Моники.

— Эм, у нас есть примерочные… — начинает сотрудница, но уже слишком поздно. С меня хватит. Я ухожу отсюда. Бросаю вещи на прилавок, и Моника с Россом накладывают ещё несколько штук. Пояс с подвязками и подтяжки. Чулки до бёдер. Смазку.

— Такой перебор, — ворчу я, когда Росс бросает на меня взгляд.

— Девочка, я здесь, чтобы поддержать тебя. Если тебе нравится сухое скольжение, ни в коем случае не покупай смазку.

Спенсер бросает карточку на стойку, прежде чем я достаю свою. Я упоминала, куда идёт моя новая дебетовая карта? Вернее, откуда она берётся?

Счёт Черча.

Его большой, жирный, сочный счёт.

Там семь цифр — на его текущем счёте. Мы добавили в него моё имя, так что это официально совместный счёт. Мой отец был чертовски потрясён. Он продолжал повторять: «брачный контракт, брачный контракт, брачный контракт», — пока мать Черча, Элизабет, не хлопнула ладонью по столу в ресторане и не встала, возмущённая и расстроенная.

— Брачный контракт подразумевает возможный развод; я не позволю своему сыну просить об этом. — И, несмотря на последовавшие логические доводы Арчи — «они всего лишь дети, и не всякая любовь длится вечно», — в конце концов эта тема была закрыта. Что он там мне сказал? «Я полагаю, что если ты собираешься вступить в глупый юношеский брак, то хотя бы станешь богатой разведёнкой».

Вздох.

Я отвлеклась. Я позволяю Спенсеру заплатить за нижнее бельё, хотя Черч, безусловно, может себе это позволить; хочу, чтобы Спенсер чувствовал себя вовлечённым. От того, как он смотрит на меня, когда потом отдаёт сумку, у меня сжимается в груди. Как можно изобразить на его лице тревогу и страх? Разве он не знает, что я никогда бы его не бросила?

Если я когда-нибудь брошу Спенсера Харгроува, то разобью ему сердце.

Я с трудом могу поверить, что у меня хватит сил сделать это, разбить чьё-то сердце.

Я беру Спенсера за руку. Он пытается притвориться, что ему это не льстит, но сжимает мою руку в ответ так сильно, что мне почти больно. В моём сознании формируется идея. Может быть, это и не такой уж хороший вариант… но он может быть действительно хорошим. Посмотрим.

Я сделаю это в любом случае.

— Извините, — я привлекаю внимание работника, снова подходя к стойке. Мои друзья как раз расплачиваются за свои товары — Росс и Моника не могут прийти в подобное место, не купив что-нибудь извращённое, — и они с интересом наблюдают за разворачивающейся драмой. — Вы говорили, где-то были примерочные?

— В самом дальнем углу, за чёрными занавесками, — объясняет она, вероятно, удивляясь, зачем мне понадобился доступ в такое помещение, учитывая, что я уже купила все эти чёртовы вещи.

— Что ты, чёрт возьми, задумала, Чак? — спрашивает Спенсер, пока я тащу его через весь магазин, через одну занавешенную дверь за другой. Сразу за стеной членов — больших членов, маленьких членов, зелёных членов, голубых членов (доктор Сьюз гордился бы) — я нахожу раздевалку.

Спенсер понимает это прежде, чем я успеваю произнести хоть слово, хватает меня за талию и увлекает за занавес, в стиле страны драм. Он использует своё тело, чтобы прижать меня к зеркалу в задней части маленькой комнаты, позволяя чёрной занавеске опуститься на место позади нас.

— Ты такая чертовски порочная, — выдавливает он, немного удивлённый, но очень довольный. Его зубы обнажены в подобии рычания, а руки грубые там, где они впиваются в розовую ткань моего большого свитера. Тревога и страх исчезли, изгнанные обещанием секса.

— Порочная? О чём ты говоришь? Я вернула тебя сюда, чтобы поговорить.

Он хватает меня за волосы, ослабляя хватку в последнюю секунду, когда вспоминает, что я сняла повязку всего несколько часов назад. Его пальцы дрожат, когда он ослабляет хватку, вместо этого кладя свою цепкую ладонь мне на грудь.

Он не особенно любезен, когда разминает её через пушистую ткань свитера, сила его хватки становится очевидной с каждой лаской. Другая рука Спенсера остаётся на изгибе моей талии, удерживая меня на месте. Он облизывает губы и качает головой со злодейским смешком.

— Поговорить, да? — удивляется он вслух, а затем разворачивает меня, заставляя прижать ладони к зеркалу, чтобы не упасть. Сумка падает на пол как раз перед тем, как мои руки встречаются со своими собственными отражениями.

Взгляд Спенсера яростный, алчный… защищающий.

Мне нравится, как мы смотримся вместе: он со своими серебристо-пепельными волосами и сине-зелёным взглядом, я со светлыми кудрями и очками, скрывающими голубые глаза. На мне этот большой мешковатый свитер с шортами под ним, в то время как он щеголяет в расстёгнутой чёрной толстовке и серой футболке.

— О чём ты хотела со мной поговорить? — Спенсер удерживает меня, его руки на моей талии, его лицо смотрит поверх моего плеча на моё отражение, в то время как я смотрю прямо на него в ответ.

— Я не хочу, чтобы ты расстраивался, — признаю я, потому что, хотя я и привела его сюда, чтобы трахнуть — уверена, мои друзья будут дразнить меня из-за этого веками, — я также хотела сказать это. — Я признаю, что сначала влюбилась в тебя, что меня устраивало быть твоей и только твоей. Ты ведь знаешь это, верно?

Он с трудом сглатывает, как будто в горле у него застрял комок эмоций, с которым ему нужно справиться.

— Я знаю, — бедный Спенс. Его голос — грубый шёпот, и на эту короткую ужасающую секунду я не могу не волноваться, что он может передумать. Что, если он не сможет пройти через это? Что, если он попросит меня отказаться от свадьбы? Как бы я вообще с этим справилась? — Пять на пять, верно?

— Не говори так, — теперь я та, кто шепчет. — Дело не в этом.

Он кладёт подбородок мне на плечо и протягивает руки вперёд, сцепляя их вместе под моей грудью. Сейчас он кажется более задумчивым, чем когда-либо прежде.

— Это так, — признаёт он, на минуту закрывая глаза. Когда открывает их, они яркие и любопытные, и он, кажется, не может удержать это любопытство подальше от своей ищущей руки. Каким-то образом он добирается до моих шорт, расстёгивает пуговицу и проскальзывает внутрь.

Я подавляю стон, поворачивая к нему голову, приглашая его для поцелуя своей близостью. Он заглатывает наживку, скользя языком между моими приоткрытыми губами, поцелуй, который не имеет ничего общего с чувством собственности, в нём три части привязанности, одна часть похоти.

— Я не расстроен, Чак, — Спенсер отстраняется и снова поворачивается к зеркалу, поглаживая меня через трусики и наблюдая за моим лицом в зеркале. — Я счастлив, если ты счастлива. Я просто не хочу, чтобы про меня забыли.

— Никогда. — Это слово звучит резко, почти как рычание. Я не думаю, что он ожидал этого от меня. Я отталкиваюсь от него и поворачиваюсь, мои груди прижимаются к его груди, мои шорты падают на пол. Упс. Спенсер кладёт руки мне на бёдра, когда я смотрю на него снизу-вверх. — Если я когда-нибудь понадоблюсь тебе одному, скажи. Мы можем отправиться в путешествие вместе. Мы можем заняться серфингом. Мы можем трахаться.

— Мы можем трахаться? — похоже, он особенно взволнован последним.

— Я серьёзно, Спенс.

— Я ценю это, — говорит он мне, и его лицо становится таким нежным, каким оно становится только для меня. Между нами есть что-то особенное, что-то, что не приглушается, не умаляется и не находится под угрозой из-за моих отношений с другими парнями. У нас всегда было так. Я думала, что мои чувства к нему достигли пика в ту ночь, когда узнала, что он всё ещё жив, но каким-то образом они выросли и продолжают расти.

— Ты казался встревоженным или испуганным, а может, и то, и другое вместе, — я указываю на занавеску, как бы указывая на его настроение у кассового аппарата. — Это юридические вопросы? Например, то, что я являюсь женой Черча в законном виде?

— Я встревожен и напуган, потому что женюсь, Чак. Мы собираемся пожениться. Эта странная штука с обручением важна для меня. Я лишь не хочу всё испортить.

Ох.

О-о-о-о-о-ох.

Я уже упоминала, что влюблена в этого парня?

— Черт возьми, ты такой милый, — я опускаюсь на колени и роюсь в пакете, вытаскивая смазку, которую Росс навязал мне, а затем немного выдавливаю себе на руку. Когда я предлагаю немного Спенсеру, он протягивает свою ладонь. Запах смазки почему-то напоминает мне о нём, но, должно быть, это мой безумный любовный мозг играет со мной злую шутку. Они не производят кедровую и иссоповую смазку, а даже если бы и производили, кто бы её купил, кроме меня? Почти уверена, что девяносто девять процентов людей не знают, что иссоп — это пурпурный цветок, относящийся к семейству мятных. Звучит как марка сиропа от кашля или что-то в этом роде, а? — Сними свои штаны.

— Как будто мне нужно повторять дважды, — Спенсер опускает их вниз, демонстрируя свой массивный член, которым я только что хвасталась. Он приподнимает моё бедро и ставит мою ногу на узкую деревянную скамью справа от меня, шорты соскальзывают с этой ноги и свисают с левой ноги. — Покажи мне, как сильно ты ценишь свою первую любовь.

Я обхватываю пальцами мягкую кожу его члена, в то время как он проскальзывает двумя пальцами мимо моих трусиков и медленно проталкивает их внутрь. Моя левая рука сжимает его плечо для поддержки, и наши взгляды встречаются, полностью поглощённые моментом.

Большим пальцем Спенсер перекатывает мой клитор через ткань хлопчатобумажных трусиков, его пальцы описывают нежные круги внутри меня. Вместо того чтобы двигать ими внутрь и наружу, он ласкает мои внутренние стенки, улыбаясь, когда я напрягаюсь для него.

— Мне нравится, как ты это делаешь, особенно когда доишь мой член.

— Дою?! — я почти выкрикиваю это, но в последнюю секунду он зажимает мне рот свободной рукой, чтобы заглушить это слово.

— Да, Чак-лет. Доишь. Как ты думаешь, что делает твоё тело, когда оно так сокращается? — Спенсер подстраивает свою руку так, чтобы он мог засунуть два пальца мне в рот. Я потакаю ему, посасывая их, пока он проводит большим пальцем по моему обнажённому клитору, надавливая с правой стороны и находя то особое местечко, от которого у меня перехватывает дыхание.

Я беру интенсивность, которую чувствую, и направляю её в свою собственную руку, крепко сжимая его и дроча сильными, быстрыми движениями своего скользкого кулака. Когда я немного замедляюсь и провожу большим пальцем по его кончику, он ворчит и толкается в меня, отбрасывая к зеркалу.

Его рука скользит вниз от моего лица к горлу, обхватывая шею сбоку, когда парень прижимает наши лбы друг к другу. Его глаза закрываются, мои тоже. Всё, что я слышу, — это влажный звук того, как мы ублажаем друг друга, его прерывистое дыхание.

— Я хочу кончить внутри тебя, — шепчет он, внезапно отталкивая мою руку. Я снова поворачиваюсь, прижимая ладони прямо к отпечаткам пальцев, которые я оставила на зеркале ранее. Спенсер отодвигает мои трусики в сторону, а затем пристраивается ко мне сзади. Он энергичен в своих намерениях, задирает мой свитер, стягивает лифчик вниз, чтобы обхватить обнажённую грудь.

Мои локти сгибаются так, что я могу прижаться щекой к зеркалу, моё дыхание обдувает поверхность и оставляет морозные облачка. Я вижу его позади себя, губы приоткрыты, на лбу бисеринки пота. Он поднимает голову, чтобы встретиться со мной взглядом, а затем кончает.

Я чувствую, как он стекает по моим бёдрам, когда он толкается так долго, как только может, заменяя свой член пальцами только после того, как полностью выдохнется. Спенсер держит меня за талию одной рукой, а другой снова находит мой клитор. Он зажимает его между двумя пальцами, а затем трёт вверх-вниз, дроча мне посреди какого-то случайного магазина в Борнстеде.

Когда мы оба полностью удовлетворены, он садится на скамейку, сажая меня к себе на голые колени. Мои руки обвиваются вокруг его шеи, мой взгляд устремлён в пол. Возможно, нам придётся подкупить сотрудника, чтобы нас не арестовали. Однако парни, похоже, не возражают использовать своё состояние во благо, так что всё это решаемо.

— Я надеюсь, Черч знает, что он не заполучит тебя всю целиком во время первой брачной ночи, — Спенсер поворачивает моё лицо к себе, касаясь пальцем моего подбородка, на его губах появляется ухмылка, которую я целую три раза, прежде чем нахожу слова для ответа.

— Серьёзно? Как будто любой из вас, придурков, мог бы удовлетворить меня. Я королева.

Спенсер шлёпает меня по заднице и прижимается своим носом к моему.

— Королева? Нет, принцесса? Конечно. А теперь давай займёмся делом, пока кто-нибудь не начал нас искать, — он встаёт, подхватывая меня на руки, и каким-то образом умудряется одной рукой натянуть свои штаны обратно.

Нам обоим повезло, что прямо за углом есть уборная.

Когда мы выходим на улицу, то видим, что наша группа переместилась немного вниз по улице, в кафе. Почти все сидят с напитками, выпечкой или печеньем в форме ёлки, но не Черч и Тристан. Они стояли ужасно близко друг к другу, и напряжение было ощутимо.

— Мне было жаль слышать о твоём отце, — говорит ему Черч, и я задаюсь вопросом, не потерял ли Тристан недавно отца. Я знаю, что это случилось с Марни. Но то, как Тристан реагирует, его хмурое выражение лица, морщинки возле глаз… должно быть, это что-то другое. Он кажется скорее раздражённым, чем расстроенным.

— Так ли это? Должно быть, приятно чувствовать себя в безопасности с защитой крови Монтегю, — Тристан скрещивает руки на груди, его тон нейтральный, но кипящий. Как будто всё, что потребовалось бы, — это одна искра, чтобы разжечь полноценный лесной пожар. Я немного съёживаюсь. Очевидно, он не знает, что Черч является приёмным. На самом деле, никто, кроме меня, об этом не знает.

Из всех людей в мире Черч выбрал меня.

Почти уверена, что именно в этот момент я полностью и бесповоротно влюбилась в него.

— Без тебя у Уильяма Вандербильта не было бы наследия. Ты знал, что несколько недель назад он попал в ужасную аварию? — Черч приподнимает светлую бровь. Судя по его позе, напряжённым плечам, чересчур небрежному взмаху руки, я вижу, что он перешёл в атаку. Чёрт. — Ходят слухи, что он больше не сможет быть отцом детей, и, насколько ему известно, ты единственный человек на этой планете, который несёт гены Вандербильта. Какими бы ни были ваши разногласия, он придёт за тобой. В конце концов, кто-то же должен продолжать традицию.

Черч проталкивается мимо Тристана, который сейчас, похоже, пребывает в каком-то тревожном состоянии шока, и я бегу трусцой, чтобы догнать его, двигаясь по кирпичному тротуару рядом с будущим мужем, а другие мои будущие мужья изо всех сил пытаются догнать меня. Они держат во рту печенье в форме ёлки (Мика ест «Лося»), а в руках — кофе или бумажные пакеты с пирожными, засунутыми внутрь.

— Это действительно было необходимо? — я шепчу: цветы в цвету в деревянных ящиках вдоль дороги, деревья по всей длине улицы. Борнстед — прекрасный город. Честно говоря, это, возможно, самый красивый город, который я когда-либо видела. Натмег был милым, но каким-то… скучным и китчевым (прим. — безвкусным). Это место достаточно оживлённое, чтобы быть интересным, не будучи переполненным. Возможно, я влюблена. Не только в пятерых парней, но и в Борнстед тоже.

Мы останавливаемся на следующей улице, и Черч поворачивается, чтобы посмотреть на меня, держа одну руку в кармане. Я привыкла к тому, что другой рукой он держит чашку кофе. Но не сегодня. Вместо этого он протягивает руку, чтобы провести пальцами по своим роскошным волосам. Они золотые, как солнце, и, клянусь, сверкают, когда на них падают лучи. Я вынуждена прищуриться.

— Что, чёрт возьми, ты делаешь? — спрашивает он меня, немного наклоняясь, чтобы заглянуть в лицо. Тогда я замечаю, что сияние вокруг него на самом деле просто солнечный свет, отражающийся от серебристого бампера винтажного автомобиля. Моя вина.

— То, что ты сказал, правда? — шепчу я, когда другие парни догоняют нас. Мика, возможно, имитирует какой-то сексуальный намёк, вставляя палец в сжатый кулак другой руки, но Спенсер игнорирует его. Должно быть, это был хороший оргазм, а?

— Чувак, что бы ты ни сказал этому парню… — Тобиас замолкает и бросает взгляд на брата. Мика оглядывается на нас, прерывая поддразнивание Спенсера, чтобы провести большим пальцем по собственному горлу.

— Ты просто перерезал ему горло прямо на месте. Это была тяжёлая эмоциональная рана.

Я выглядываю между Рейнджером и Спенсером и вижу Тристана, стоящего перед кафе, опустившего подбородок и закрывшего глаза. Марни стоит рядом, положив руку ему на плечо. Другие её парни… они создают паре немного места, встав рядом с Мирандой, Эндрю и Россом.

Нехорошо.

— Что бы ты ни сказал, он, вероятно, этого заслуживает, — Рейнджер фыркает и качает головой. — Ёбаное отродье Бёрберри.

— Отличная работа, Черчи, — усмехается Спенсер и продолжает идти. Он не может скрыть того факта, что немного посмеивается. Парень бросает придирчивый взгляд через плечо и сверкает дерзкой улыбкой. Он становится таким самодовольным после того, как мы это сделали; мне следовало бы ударить его, просто ради скромности. — В следующий раз обязательно убедись, что достанешь Крида Кэбота. Вот на это я бы с удовольствием посмотрел на это.

Марни и её парни сбегают из секс-шопа, и я не могу сказать, что виню их. Мало того, что мы со Спенсером задержали всех, устроив незапланированных перепихон, так ещё и мой парень только что словесно оскорбил её парня. Неловко. Я просто надеюсь, что мы всё ещё друзья и что Марни, и Миранда всё ещё придут на свадьбу.

— Насколько это будет неловко? — шепчу я Тобиасу, пока мы снимаем простыни и одеяла с двух односпальных кроватей в его комнате. Хотя со стороны Элизабет Монтегю было мило подумать, что близнецы, возможно, захотят жить в одной комнате, эта мысль не могла быть дальше от истины. Я заметила это ещё в онсене, но это уже давно не выходило у меня из головы: Мика и Тобиас хотят и нуждаются в том, чтобы их воспринимали как отдельных людей.

Это не значит, что им не нравится быть близнецами. Я знаю, что им нравится идея устраивать представления для людей. И знаю, что они знают, что я увлекаюсь близнецами. Но… иметь свои собственные спальни? Это должно произойти.

Я просто надеюсь, что им не надоест делить одну и ту же девушку.

— Твои друзья придут, — говорит Тобиас уверенным тоном, на его губах появляется смущённая улыбка. — Если я что-то и знаю о Тристане Вандербильте, а это не так уж много, так это то, что он чертовски упрям. До такой степени, что становится страшно. Что бы ни сказал Черч, это не удержит его от свадьбы. Он придёт просто назло ему.

Тобиас берётся за изножье одной кровати, в то время как я хватаюсь за изголовье на противоположном конце. Мы подтаскиваем кровать так, чтобы она была прижата к первой. Теперь в комнате есть одна большая кровать в углу. Я имею в виду, что два одинаковых матраса — это, по сути, королевский размер, верно?

Ребята богаты (богаты, ржу не могу, я имею в виду, богаты сверх всякой меры), так что я уверена, что через неделю или две, изготовленная на заказ кровать размером с «Титаник» появится у нас на пороге, но пока это приличное решение.

— Но это было бы моей типичной удачей, понимаешь? Черч отпугивает Тристана, который не подпускает Марни, которая не подпускает Миранду… Я буду лишена двух подружек невесты, и у нас будет множество врагов в кампусе — к тому же злых. Её парни выглядят как серийные убийцы.

— Этого не случится, — повторяет Тобиас, хватая новые королевского размера простыни, которые он купил сегодня в городе. Парень замечает, что я смотрю на него, и упирает руку в бедро, пристально глядя на меня. — Ты что, струсила? Я имею в виду, я тебя не виню, — он улыбается, расстёгивая молнию на пакете, в котором лежали простыни. — Если бы я выходил замуж за Черча, тоже струсил бы.

— Я выхожу замуж не только за Черча.

Слова вылетают из меня в порыве, и я пинаю себя, как только произношу их. Потом я просто стою, как олень в свете фар, а Тобиас пристально смотрит на меня. Ему требуется несколько мгновений, чтобы справиться с эмоциями, которые вызвало моё заявление, но затем он снова улыбается мне. На этот раз это более мягкая, ласковая улыбка.

— Ты слишком милая, Чак. Ты это знаешь? — он разворачивает простыни, а затем раскладывает их между нами, кивая подбородком в мою сторону. — Я хотел тебя кое о чём спросить.

Он опускает взгляд, и момент становится таким напряжённым и таким серьёзным… Чёрт. Сейчас я не могу дышать. Тобиас снова поднимает взгляд, всё веселье исчезло с его лица. Мне приходит в голову, что любой из этих парней — и не только Спенсер — может отказаться от этого соглашения в любой момент. Я имею в виду, Черч, вероятно, застрял со мной, поскольку его родители не любят разводы и, вероятно, также не хотели бы, чтобы я украла половину состояния их сына, но…

Ничто в этом не гарантировано. С другой стороны, ничто в жизни не гарантировано. Всё, что мы знаем, — это то, что у нас есть в данный момент.

— Чак-лет… — Тобиас вздрагивает, закрывает глаза и опускает подбородок на грудь. — Ты… знаешь, как застилать простыни? — он приоткрывает одно веко и пристально смотрит на меня, уголок его губ приподнимается в улыбке. — Извини, я богат. Мои родители платят людям за то, чтобы они меняли мне простыни.

Я действительно снимаю ботинок, чтобы швырнуть его в него. Тобиас смеётся, когда обувь ударяет его по плечу и отскакивает. Я точно знаю, что этот избалованный богатый засранец умеет застилать простыни; в Адамсоне нас заставляли делать это самим.

Я беру один угол простыни и заползаю на матрас, чтобы заправить трудное место, где угол кровати соприкасается со стенами. Проверяю, заправлена ли простыня под край матраса, когда чувствую, как он прогибается и скрипит у меня за спиной.

Руки Тобиаса находят мои бёдра, и я понимаю, в какое нелепое положение только что поставила себя.

— Ты нарочно дразнишь меня, Чак? — шепчет он, наклоняясь надо мной. Только… по тому, как он наклоняется надо мной, похоже, он думает, что мы собираемся заняться этим по-собачьи. Я чувствую его эрекцию у своей задницы, и, когда немного ёрзаю, он издаёт бесстыдный стон.

— Я не планировала, но… — снова прижимаюсь к нему, и он отступает, падая на спину рядом со мной. Одна рука закрывает ему глаза, когда я сажусь на корточки, чтобы посмотреть на него сверху вниз. — Ты так легко сдаёшься? — спрашиваю я, но Тобиас только качает головой.

— Дело не в этом, — отвечает он мне, пока я прислушиваюсь к лёгкому поскрипыванию ног других парней (и наших гостей) на третьем этаже. Я подползаю ближе к Тобиасу, кладу ладони по обе стороны от него. Когда он убирает руку от глаз, то видит, что я смотрю на него. — Я только что вспомнил, что нам нужно закрыть дверь. Не хотелось бы, чтобы Моника — или, что ещё хуже, Росс — застукали нас. Последний, вероятно, попросил бы присоединиться, а после прислал бы нам открытку с пожеланием скорейшего выздоровления.

Он улыбается, наклоняется, чтобы поцеловать меня, а затем выскальзывает из-под меня. Тобиас подходит к двери и поворачивается, закрывая её спиной. Он протягивает руку к дверной ручке в тот самый момент, когда его взгляд встречается с моим.

Щёлк.

— Ты слышала это, Чак? — спрашивает он меня, чертовски красивый в свободной белой майке и красных шортах. Даже живя всё это время в Натмеге, мы с близнецами одеваемся так, словно находимся на пляже в Калифорнии. Побережье заражает вашу кровь; трудно избавиться от этого менталитета.

— Слышала, что? — спрашиваю я, переворачиваясь и опираясь на единственную ладонь. Другой рукой я похлопываю себя по губам, изображая драматический зевок. — Похоже, мы пропустили всё веселье наверху, потому что слишком долго меняли тебе простыни?

— Это был звук замка, Чак, — Тобиас выпрямляется и неторопливо подходит ко мне.

Он останавливается у края кровати, достаёт телефон и включает воспроизведение какой-то случайной рок-песни. Ах. Я думаю, это группа, в которой играет парень Марни, «Afterglow». Рейнджер по праву должен наслаждаться их музыкой, поскольку она ему по душе, но он сказал мне, что терпеть не может звук голоса Зейда Кайзера. Не уверена, что это не проблема, связанная с его личностью. Песня — я неохотно признаю — довольно цепляющая.

Тобиас бросает телефон на прикроватную тумбочку, а затем запрыгивает обратно на кровать. Он поворачивается ко мне, скрестив ноги и положив локти на оба колена. Потому что он просто такой милый, парень подпирает подбородок руками и улыбается.

— Ты вызвалась помочь мне с простынями, потому что хотела спать вместе? Или ты получила достаточно от Спенсера в городе ранее?

— А ты забавный, Тоби, — он морщит нос, как только я это говорю; парень ненавидит это прозвище. Мика и Спенсер используют его время от времени, но в основном, чтобы подразнить. — Почему ты спрашиваешь? Ревнуешь?

— Ужасно ревную, — признаётся он с гримасой на лице. Его взгляд скользит мимо меня, изучая комнату с её вечнозелёной акцентной стеной позади кровати. Остальные три стены в комнате совершенно белые и отчаянно нуждаются в каком-то художественном оформлении и индивидуальности. Чтобы отдать должное там, где это уместно, есть табличка с надписью: «Найди меня в горах», которая отчаянно нуждается в исчезновении и которую больше никогда не увидят и о ней не услышат. — Это вызывает у тебя сочувствие? Если это не так, то ты должна знать: я был на твоей стороне во всей этой истории с Тори. Я хотел расследовать это дело с тобой.

— Знаю, — я соскальзываю с кровати и подхожу к стопке постельного белья в углу, беру две подушки и бросаю их Тобиасу. В конце концов мы лежим на спине, бок о бок, уставившись в потолок. Я хмурюсь и сажусь, протягивая руку, чтобы выключить свет, прежде чем плюхнуться обратно. Теперь мы можем видеть звёзды в окне; это приятно. Напоминает мне о той ночи на крыше общежития, когда парни подарили мне сшитое на заказ платье для выпускного вечера. — У нас бы это тоже хорошо получилось. Держу пари, мы бы уже раскрыли это дело.

— Это то, чем ты, возможно, захочешь заняться позже? Типа, как работа или что-то в этом роде? — голос Тобиаса звучит не так неуверенно, чем раньше. Похоже, он задаёт этот вопрос больше себе, чем мне.

— Это то, что ты хочешь делать? Быть детективом?

— У детективов дерьмовая зарплата. Я подумывал о том, чтобы поработать частным детективом для ультрабогатых.

Он улыбается мне, обнажая белые в лунном свете зубы, а затем переползает через меня и слезает с кровати. Я переворачиваюсь на бок, наблюдая в тусклом серебристом свете, как он, повернувшись спиной, открывает ящик прикроватной тумбочки. Когда он оборачивается, то кидает что-то, пролетевшее по воздуху, прямо мне в грудь.

Это имитатор пениса.

Это всегда чёртов имитатор пениса.

— Где ты всё время его находишь?! — я вырываюсь, но он просто смеётся надо мной.

— Видишь? Я могу выследить всё, что угодно. Ты нигде не сможешь спрятать свой пенис так, чтобы я его не нашёл. Если бы ты была богатой женой и думала, что твой муж изменяет, кому бы ты позвонила? Детектив МакКарти, к вашим услугам, — он отвешивает дерзкий поклон, а затем поворачивается к двери, бросив застенчивый взгляд через плечо.

— Возьми его с собой и пойдём со мной, — Тобиас уходит, что раздражает меня до чёртиков, так как я думала, что мы собираемся заняться сексом. Мои яичники в ярости, голубые, как летнее небо. Я вскакиваю на ноги и бросаюсь за ним, с интересом отмечая, что он как раз включает душ в главной ванной комнате.

— Секс в душе может быть сложным; нам нужна смазка на масляной или силиконовой основе, — я чувствую себя действительно умной и искушённой, когда говорю это. Интересно, выгляжу ли я умной и умудрённой опытом, держа этот гибкий пенис в правой руке, с розовым румянцем на щеках?

— Секс в душе? — спрашивает Тобиас, морща лицо, как будто я спятила. — Кто сказал что-нибудь о сексе в душе? Ты извращенка, Шарлотта.

— О, ладно. Если я извращенка, то, наверное, просто уйду и найду другого жениха, с которым можно поиграть, — я притворяюсь, что отворачиваюсь, когда Тобиас одаривает меня милой ухмылкой в ответ.

— Значит, ты можешь только предлагать, но не исполнять, да? — поддразнивает он. — Прежде чем ты уйдёшь от меня, я хочу тебе кое-что показать, — Тобиас достаёт чёрную каменную чашу с крышкой из одной из душевых ниш — их там штук десять, а также четыре грёбаные насадки для душа — и показывает мне то, что кажется куском мыла внутри. — Это секс камень, — говорит он мне, и я приподнимаю бровь.

— Что ты сказал?

— Это смазка на масляной основе. Твёрдая при комнатной температуре, тает при небольшом нагревании тела. Хороша для траха в душе, — он закрывает банку крышкой и возвращает её на прежнее место, прежде чем сорвать с себя рубашку. Татуировка в виде розы на его плече, кажется, подмигивает мне, когда Тобиас оглядывается назад со страстным выражением, портящим его красивые черты. — Не снимай трусики и положи в них имитатор.

У меня отвисает челюсть, когда он сбрасывает шорты на пол и залезает внутрь.

Парень поворачивается и протягивает мне руку, терпеливо ожидая.

Я понятия не имею, каков его план, но он меня заинтриговал.

Я снимаю одежду так быстро, как только могу, но оставляю нижнее бельё, как он предлагает, засовывая член внутрь.

— Посмотри, какая ты милашка, — Тобиас прислоняется спиной к стене, вода стекает у него с губ и стекает по плоской груди и прессу. — Может быть, Спенсер не единственный, кто оценил Микропенис Чака? — он постукивает пальцами по стене рядом с собой, пока я стою под струёй, намачивая трусики и приоткрывая лишь намёк на то, что скрывается под ними.

Я почти отказываюсь от этого — только от части с имитатором пениса, — потому что беспокоюсь, что Спенсер может приревновать. Но потом я вспоминаю, как расстроились близнецы в Диснейленде, когда я отказалась поцеловать их из-за тех же опасений. Они заслуживают — Тобиас заслуживает — того, чтобы их иногда ставили на первое место. В любом случае, Спенсер действительно чёртов натурал. Я на самом деле думаю, что из всех парней у Тобиаса и Мики, скорее всего, были бы бисексуальные наклонности.

Кроме того, эти чёртовы близнецы одержимы этим пенисом, и я вполне могу им потакать.

— Как я выгляжу? — спрашиваю я, сжимая мокрые волосы двумя руками и пытаясь принять сексуальную позу.

Тобиас прикрывает рот рукой, чтобы подавить смех.

— Как девчонка, — бормочет он, опуская руку и пожимая плечами. — Но мы всё ещё можем поиграть в ролевые игры.

— Ха, — я замираю, когда Тобиас достаёт «секс-камень» (он выглядит как круглый кусок мыла), намыливает руки, а затем растирает его по всей длине своего пениса. Я не могу отвести взгляд, я заворожена.

Чёрт, я действительно извращенка, да?

Хотя, без шуток, эта извращённость пригодится, когда имеешь дело с пятью любовниками.

— Давай притворимся, что я не близнец, а ты какой-нибудь случайный парень в кампусе, которого я считаю симпатичным. Мы в душе общежития, и я только что подкрался к тебе.

Это очень похоже на сюжет яоя, и я живу ради этого. Есть так много девушек, которые мечтают быть нижними в отношениях между мужчинами и всё же… всё ещё хотят быть девочками. Это трудно объяснить. Я думаю, что это настолько близко к осуществлению моей фантазии, насколько я когда-либо смогу получить.

— О, это такая игра, — поддразниваю я в ответ, но я действительно чертовски взволнована этим. Я прочищаю горло и говорю своим самым грубым, самым мужским голосом. — Привет, братан. Какого хрена тебе нужно?

Тобиас роняет мыло, он так удивлён, и его смех громко раздаётся в огромном душе, когда он сгибается пополам и воет от смеха.

— О, Боже мой. Это ужасно. Никогда, никогда больше так не делай. Ты больше похожа на мальчика, когда не пытаешься им быть.

Я бью его кулаком в плечо, и он выпрямляется, сверкая глазами, в то время как я вся краснею и скрещиваю руки на груди в упрямом вызове.

— Как же тогда я должна разыгрывать своего персонажа?

— Может быть, тебе просто не стоит вообще разговаривать? — Тобиас разворачивает меня и кладёт мои руки на стенку душа. Он обнимает меня, обхватывает и сжимает мой фальшивый член, целуя в шею сбоку. — Не называй мне своего имени. На самом деле, вообще ничего не рассказывай мне о себе. Я просто хочу чего-нибудь горячего, грязного и быстрого.

Я хнычу от этого, но держу рот на замке (впечатляющий подвиг для кого-то вроде меня).

Тобиас стягивает мокрые трусы с моей задницы, но оставляет переднюю часть более или менее нетронутой, удерживая мой искусственный пенис на месте. Он проводит большим пальцем по моему, э-э-э, заднему входу, и я полностью напрягаюсь.

— Расслабься. Я сделаю так, чтобы тебе было приятно, — он продолжает целовать меня, избегая груди в пользу поглаживания живота, обхватывая мою попку. Он играет со мной в том месте, где со мной раньше никто не играл, используя немного этой скользкой смазки от секс-камня, чтобы сделать её приятной и скользкой. Когда он вводит один палец, я на несколько секунд теряю способность дышать. — Так нормально?

Я киваю, и он продолжает, не торопясь превращать меня в трясущееся месиво. Другой рукой Тобиас потирает мой пенис, заставляя его основание двигать мой клитор. Между этим и его медленным, осторожным пальцем я почти теряю сознание.

— Пока нет. Не раньше, чем я закончу, — он берёт свою правую руку и обхватывает её вокруг моей талии, чтобы удержать меня в вертикальном положении, а другой дразнит мою задницу кончиком своего члена. Добавляется больше смазки, скользкой, горячей и блаженно водостойкой. Мои глаза закрываются, и я полностью погружаюсь в происходящее, желая передать это Тобиасу, мне любопытно посмотреть, на что это может быть похоже. — Ты готова к этому?

Ещё один мой кивок.

Тобиас не торопится, входя в меня с такой мучительной медлительностью, что я чуть не плачу. Я хочу большего, и всё же я знаю, что это правильный способ добиться этого. Легко и медленно, нежно, мягко. Вот как мы это делаем, пока он полностью не погружается в меня, и я снова чувствую, как слёзы щиплют мои глаза.

Я хочу большего. Я хочу этого так чертовски сильно, что трусь об него задницей, и он стонет.

— Чёрт, чувак, ты действительно хочешь этого?

Я снова киваю, двигая задницей, чтобы ему не приходилось входить и выходить, трение между нами растёт более безопасным и нежным способом для моего первого раза, подобного этому. Это совершенно невероятное ощущение, затягивающее меня в фантазию момента, заставляющее чувствовать себя незаконной любовницей Тобиаса.

Он снова начинает тереть имитатор рукой, с удовольствием поглаживая мой клитор при каждом движении. Я продолжаю крутящие движения, прижимаясь к нему задницей, потирая нас друг о друга, заставляя его тяжело дышать. Мы так долго занимаемся этим, стонем, колотимся и растираем друг друга, что появляется Мика, чтобы проведать нас.

— Поторопитесь, — говорит он, заглядывая в ванную, не потрудившись проверить душ. — Мы начинаем фильм в десять.

Мы игнорируем его, продолжая наше занятие.

Так или иначе, становится лучше от осознания того, что Мика вошёл, но понятия не имеет, что мы делаем.

Всё верно: Тобиас сейчас не близнец. Он какой-то случайный чувак, и я какой-то случайный чувак, и эти душевые в общежитии не такие уж приватные.

Я поворачиваю голову в сторону, и Тобиасу удаётся завладеть моими губами, целуя меня и любя каждым движением своего языка. Именно тогда фантазия немного угасает, потому что я чувствую его привязанность, нашу фамильярность, нашу давнюю потребность друг в друге.

Возможно, мы разыгрываем сценарий гей-перепихона, но это я и мой жених.

Это оно.

Я раскачиваюсь сильнее, а он трёт быстрее, и тогда я испытываю самый странный, самый неповторимый оргазм в моей жизни. Звуки, которые я издаю, то, как я извиваюсь, вызывают у Тобиаса оргазм прямо из него. Он кончает туда, где ещё никто не кончал в меня, даря нам обоим первый раз, который я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу забыть.

— Чёрт возьми, — выдыхает он, наклоняясь надо мной и опираясь предплечьем о стену. — Это моя новая любимая игра, — он целует меня в щёку и очень нежно отстраняется, помогая вымыться специальным мылом, которое прилагается к секс камню. По-видимому, оно помогает растворить смазку.

Когда я выхожу, парень заворачивает меня в огромное пушистое полотенце, берёт мою пижаму и, как джентльмен, провожает наверх.

Фильм закончился — я понятия не имела, что мы пробыли там так долго, — но Росс, Эндрю и Моника всё ещё не спят, мои парни всё ещё здесь, и по всему кофейному столику разбросаны настольные игры.

— Будь в моей команде сегодня вечером, — шепчет Тобиас, когда мы присоединяемся к остальным.

— Всегда, — соглашаюсь я.

Но это ложь: я надираю ему задницу в трёх играх подряд, и я даже не сожалею об этом.

В конце концов, он кое-что сделал с моей задницей ранее, так что это справедливо, не так ли?