Шарлотта Карсон — выпускница Академии Адамсон
Я стучу в дверь Марни, сцепив руки за спиной и поглядывая в коридор, где девушки входят и выходят из своих комнат в общежитии. Некоторые из них смотрят на меня с нескрываемым любопытством, и я улыбаюсь, отдавая им честь и гадая, на что именно они так пристально смотрят.
Потому что прошлой ночью у тебя в комнате в общежитии была оргия, тупица.
Я только надеюсь, что у нас всё прошло относительно тихо. В любом случае, я сказала ребятам, что им нельзя приходить ко мне сегодня вечером. Во-первых, мне немного больно, но я не хочу заявлять об этом вслух. Во-вторых, большую часть своего времени в Адамсоне я проводила под присмотром парней, под их защитой. Хотя мне это нравилось — и нравится до сих пор, — также приятно иметь возможность провести ночь в одиночестве, просматривая Тик-Ток, или читая мангу, или что, чёрт возьми, ещё мне захочется делать.
Марни открывает дверь, и я с радостью замечаю, что в одной руке у неё всё для душа. Я поднимаю своё с ухмылкой.
— Я как раз собиралась почистить зубы. Не хочешь присоединиться ко мне? —
Наверное, это странная просьба, но я полна решимости завести друзей. Почти уверена, что больше никогда не встречу другую девушку с гаремом. Это мой шанс. Если я всё испорчу, значит, я действительно такая тупая, какой иногда притворяюсь.
Мы ненадолго встретились сегодня в холле, чтобы выпить молочного чая таро с хрустальным желе, но наша встреча продлилась недолго. Она была занята, и я была занята. Мы совершили короткую прогулку, ровно настолько, чтобы выяснить, что в кампусе есть служебные мёртвые зоны, особенно в направлении общежития, где Черч живёт в комнате один (щедрые пожертвования Монтегю делают возможным многие чудеса). Другие парни поселились в качестве соседей, так как им придется «жить» в кампусе в течение года. Чем меньше людей будет знать, что мы нарушаем правила, тем лучше.
Миранда тоже присоединилась к нам. Когда она впервые поняла, что не может дозвониться по телефону, у неё был такой вид, словно у неё вот-вот случится сердечный приступ. «— Что это? Средневековье или что-то в этом роде?»
Марни улыбается, оглядываясь через плечо. Я выглядываю из-за неё и вижу Миранду, развалившуюся на кровати с мокрой тряпкой на глазах.
— Ты идёшь? — спрашивает она, и девушка вздыхает, со стоном отбрасывая компресс в сторону, прежде чем встать и подхватить свою собственную сумку для душа с поверхности стола.
— Я просто не могу поверить, что нам приходится делить ванные комнаты. Тебе приходилось пользоваться общей ванной в выпуском классе? — спрашивает меня Миранда, когда они с Марни выходят из комнаты, и я замечаю, что многие девочки смотрят на них, а не на меня. Точнее, они пялятся на Марни.
— Ага.
Я стараюсь, чтобы в моём голосе не звучало легкое раздражение. Например, вспоминая тот раз, когда близнецы нашли мои трусики (до того, как узнали, что я девушка) и дразнили меня тем, что у меня есть девушка. Или тот случай, когда Черч вломился в душевую кабинку, которой я пользовалась, намереваясь сфотографировать мой микропенис, чтобы поделиться им с остальной школой.
— В школе только для парней…? — спрашивает Миранда, замолкая, когда я поднимаю брови и поворачиваюсь, чтобы толкнуть спиной вращающуюся дверь ванной.
— Это так же ужасно, как и звучит. Однажды меня затолкали в раздевалку, и за один момент я увидела больше членов, чем мне, надеюсь, когда-либо придётся увидеть за всю оставшуюся жизнь. — Я оборачиваюсь и вижу, что стойка пуста, по всей длине через равные промежутки расставлены каменные раковины в форме чаш. Сама столешница сделана из дерева, и я, насвистывая себе под нос, подхожу к ней и провожу пальцами по лакированной поверхности. — Причудливо.
Я ставлю свою сумку рядом с раковиной и включаю воду, наматывая повязку на непослушные кудри, чтобы они не падали на лицо.
— Нервничаешь из-за свадьбы? — спрашивает Марни, и я пожимаю плечами, выдавливая абсурдное количество зубной пасты на зубную щетку и атакуя ею зубы до тех пор, пока не начинаю выглядеть так, будто у меня изо рта идет пена. Я сплевываю в раковину и, оглянувшись, вижу, что она использует гораздо более консервативную порцию зубной пасты.
— Нет. Как я уже сказала, я всегда могу развестись с Черчем и забрать половину его денег. Я буду богата в любом случае, так как же я могу проиграть? — я хихикаю, прежде чем засунуть зубную щётку обратно в рот. Интересно, не кажусь ли я бессердечной? Я не хочу быть такой. Я люблю Черча, я люблю всех парней. Почти уверена, что они любят друг друга так же сильно, как и меня, так что это действительно может сработать. Законный брак с Черчем ничего не изменит. На самом деле, учитывая, что он бесспорный лидер группы, в этом есть смысл.
— Ты должна выйти замуж за моего брата, — говорит Миранда Марни, глядя мимо меня на неё. Каким-то образом я оказалась между двумя девушками. — Тогда, если он когда-нибудь выведет тебя из себя, ты всё равно можешь развестись с ним. Ты же знаешь, моя мать никогда бы не позволила ему использовать брачный контракт или что-то в этом роде. Или, если бы ты предпочла выйти замуж за принца, я бы поняла. Он ведь тоже не просит о брачном контракте?
Марни ничего не отвечает, чистит зубы и разглядывает себя в зеркале. Когда она прополаскивает рот, то бросает взгляд на Миранду.
— Я ни за кого не выйду замуж, по крайней мере, в ближайшее время, — она переключает внимание на меня. — Ты слышала о предполагаемом ритуале дедовщины, который происходит с первокурсниками во время ориентирования?
— Ритуал дедовщины? — спрашиваю я, прополаскивая рот и берясь за зубную нить. Раньше я никогда так хорошо не ухаживала за своими зубами, но, типа, я всегда тусуюсь с парнями, и мне нравится, чтобы всё было свежим. — Что за ритуал дедовщины? Разве дедовщина не предназначена для женских клубов, братств или чего-то ещё? — я делаю паузу и с минуту размышляю об этом, постукивая зубной щёткой по губам. — А разве это не незаконно?
— В сорока четырёх штатах и Вашингтоне, округе Колумбия, в десяти из которых считается уголовным преступлением, если дедовщина приводит к смерти, — Марни кладёт зубную щётку обратно и останавливается, чтобы поймать флакон лосьона, который Миранда бросает в её сторону.
— Намазывай его каждый вечер, и ты не постареешь ни на день, по крайней мере, до сорока, — Миранда оглядывается на меня. — Марни взбесилась из-за какого-то слуха, который услышала, что-то о старшекурсниках, преследующих первокурсниц, которые в отношениях.
Я фыркаю.
— Да? Я бы хотела посмотреть, как они попытаются. Какого хрена они собираются с этим делать?
Знаете, когда вы что-то говорите, и в моменте это звучит совершенно круто — тогда я звучала бесспорно круто, да? — но потом это возвращается бумерангом?
Это был один из таких моментов.
Марни и Миранда приглашают меня вернуться в их комнату, чтобы потусоваться, и просто приятно расслабиться в присутствии женской энергии. Я провожу слишком много времени с парнями. Мерзость.
— Итак, расскажи мне, как ты в итоге стала встречаться с пятью парнями?
Я вздрагиваю, замечая очень хорошее качество одеяла Марни. Она заменила выданное школой постельное бельё на собственное. Подарки от её парней? Возможно. По крайней мере, они не поставили в её комнате кровать размером с Годзиллу.
— Это долгая история. Честно говоря, у неё не самое приятное начало, — она криво улыбается и поднимает взгляд со своих колен, чтобы посмотреть на меня. — А как насчёт тебя? Любовь, умноженная на пять, с первого взгляда?
— О, нет. Они ненавидели меня, — я улыбаюсь на это, вспоминая, как меня окунули головой в туалет в самом начале. — К тому же, они все думали, что я парень. Со временем это просто как-то само собой получилось. Все пятеро были такими, — я скрещиваю пальцы вместе, — ещё до того, как я появилась. Думаю, что я просто своего рода шестой и последний член их семьи. Так уж случилось, что я девушка, а они, так уж случилось, натуралы, так что… Я думаю, это сработает, — я пожимаю плечами и слегка улыбаюсь. — Не то, чтобы я пыталась преуменьшить романтическую составляющую всего этого. Поверь мне, влюблённость в каждого из них была отдельным приключением.
— Мы могли бы поговорить о чём-нибудь, кроме парней? — жизнерадостно предлагает Миранда, садясь и скрещивая руки на груди. На ней очень красивая атласная ночнушка, в то время как Марни щеголяет в пижаме на пуговицах с кошечками. Что касается меня, то я одета в забрызганный краской спортивный костюм и серую женскую куртку с пятном от отбеливателя спереди.
Парни и раньше покупали мне новые пижамы, но… они представлены в кружевном, на ремешках, прозрачном ассортименте. Не подходит для вечеринки с ночевкой.
— Вот классический вопрос: какая у тебя специальность? — спрашиваю я, криво подмигивая, и Миранда улыбается мне в ответ. Я удивлена, что она вообще потрудилась поступить в университет. У нее лицо, созданное для империй красоты и аккаунтов в Instagram.
— Не определилась, — признаётся она, заправляя прядь своих белокурых волос за ухо. — Я думаю, что сначала начну с общего образования и посмотрю, что получится.
Марни поднимает руку, почти застенчиво.
— То же самое. Возможно, я хотела бы стать преподавателем. Вся моя жизнь была сосредоточена в академических кругах, и я не уверена, что когда-нибудь смогу перестать быть студенткой.
Я скорчила гримасу, и она приподняла бровь.
— Ты говоришь, как мой папа, — я откидываюсь назад, опираясь на ладони, глядя в потолок и наслаждаясь тем фактом, что я здесь. Я сделала это. Троечница всю свою жизнь. — Он декан в Адамсоне, потому что он такой же: он любит образование.
— Эрудировано и впечатляюще, — утверждает Миранда, и я бросаю на Марни извиняющийся взгляд.
— Полный заучка. Прости, но это правда, — я поднимаю обе ладони просто на случай, если разозлила её. Хотя она, кажется, не расстроена. — Не то, чтобы у меня было право для подобных разговоров. Я самая большая дура, которую ты когда-либо встречала.
Раздаётся стук в дверь, и мы все замираем, прежде чем Миранда бросает на Марни острый взгляд.
— Если это Зейд Кайзер, я клянусь своей жизнью, Марни Рид… — она встаёт и подходит к двери, стуча кулаком по ней изнутри. — Исчезни. Я не знаю, кто это из вас, но вам здесь не рады. Вплоть до моего собственного брата-идиота.
— Вообще-то, это лидер вашего факультета, Афина Уорд. Я знакомлюсь со всеми новыми студентами и представляюсь. Я могу показать вам свой значок, если хотите… — девушка замолкает, голос приглушён дверью, когда Миранда заглядывает в глазок.
— Вот чёрт. Я узнала её по приложению, — Миранда чертыхается и рывком открывает замки, широко распахивая дверь.
Мы с Марни обе встаём, приводя в порядок свою одежду.
Староста факультета стоит с полудюжиной других девушек, крутя свой значок на конце шнурка.
— Извините, что беспокою вас так поздно, но я запаздываю с представлениями, — она кивает подбородком в сторону одной из девушек в конце толпы и продолжает представлять каждого человека по имени и должности. Я ужасно запоминаю имена; чуть позже я их уже не вспомню. Кроме того, я пробуду здесь всего две недели, а потом меня не будет.
Другие девушки, по-видимому, являются начальницами этажей и помощницами главы общежития.
— Миранда Кэбот, — Миранда протягивает руку, и я делаю шаг вперёд, ожидая, что Марни сделает то же самое.
— Марни Рид.
— Чак Карсон, — я делаю паузу, пока девушка проверяет телефон, вероятно, сбитая с толку тем, где я нахожусь в списке. Протягивая руку, я указываю на соседнюю комнату. — Шарлотта, если официально. Но разве я похожа на Шарлотту, по-твоему? Это звучит старомодно и по-южному, как сладкий чай, веранды и слишком много старых семейных денег.
— Приятно познакомиться, Чак, — произносит Афина, а затем бросает косой взгляд на других девушек, которые улыбаются ей в ответ.
Трое из них выходят вперёд, вытаскивая шёлковые маски для глаз из сумочек. Вместе с ними — три пары розовых пушистых наручников.
— Добро пожаловать в «Хлопковые хвостики», первокурсницы, — староста факультета одаривает нас дурацкой улыбкой женского общества, а затем каждая из двух девушек хватает нас за руки. Маска закрывает мне глаза, руки заломлены за спину, а рот заткнут тканевым кляпом.
Здорово.
Значит… прямо как в старшей школе?
Несмотря на приглушённые крики, брыкания, извивания и мою жалкую попытку ударить их по головам, девушкам удается вытащить нас наружу, на пронизывающий холод. Следующее, что я помню, — меня швыряют на какую-то скамейку, и раздаётся свистящий звук, как будто автоматически закрывается дверь. Холод отступает, и затем мы двигаемся с грохотом и скрипом, которые на мгновение напоминают мне лифт.
Подъемник?
Я удивляюсь, представляя, что мы могли бы находиться в одной из кабин со стеклянными стенами, которые перевозят студентов из нижнего кампуса в верхний. Там же находятся и все греческие дома, так что меня это не удивило бы.
Очевидно, что это своего рода посвящение или, как упоминала Марни, дедовщина.
Фантастика.
Ребята вряд ли обрадуются, когда услышат об этом.
Когда мы останавливаемся, девочки снова подхватывают меня под мышки и тащат на холод, вниз по каменной дорожке, которая царапает мои босые ноги, в дом. Я чувствую деревянные полы, ковры, внезапную смену температуры.
Я не боюсь, учитывая, что однажды я столкнулась лицом к лицу с культом, мне, вероятно, следовало бы бояться, но я убеждена, что это просто безобидная забава в университете. Типа, по всему кампусу установлены камеры. Если бы эти девушки действительно замышляли что-то гнусное, я сомневаюсь, что они использовали бы шелковые маски для глаз и пушистые наручники. Это эстетика.
Меня тащат вверх по лестнице, а затем заставляют опуститься на колени. Я слышу, как люди переминаются вокруг меня, приглушённые крики из-за заткнутых ртов, хихиканье женского смеха.
— Это все? — спрашивает девушка, её голос самодовольный и густой, с тревожащим чувством удовлетворения.
— Марни, Миранда и Шарлотта. Вот и все, — другая девушка зачитывает наши имена, как рекламные объявления, и первая девушка прочищает горло.
— Хорошо, слушайте сюда, первокурсницы, — говорит она, и я слышу звук её шагов, когда она проходит мимо шеренги, предположительно, первокурсниц, которым заткнули рты кляпами и которые связаны перед ней. Это раздражает меня больше всего на свете. Я имею в виду, для меня это неважно, но для многих из этих студентов — это может стать серьёзным толчком.
Я знаю ещё до того, как что-то случится, что из-за моего вспыльчивого характера у меня сегодня будут неприятности.
— Мы собираемся задать вам вопрос. Только один. Ответь на него честно, и всё. Вы сможете уйти.
Раздаётся топот десятков ног, а затем маска сползает с моего лица, и я оглядываюсь, чтобы увидеть Марни по одну сторону от себя, Миранду — по другую. Первая выглядит решительной, пристальный взгляд сосредоточен на полу, а не на ком-либо ещё в комнате. Последняя, кажется… возможно, впечатлена масштабом операции.
Свечи расставлены почти на каждой доступной поверхности: подоконниках, столах, полу. Все они разных цветов и размеров, и их запах, хотя и приятный, тоже немного ошеломляет. Это всё равно что получить по лицу букетом. Я слегка давлюсь от этого запаха, поворачиваясь, чтобы посмотреть на собравшихся перед нами студенток. Все девушки. Все разодеты в пух и прах. Прически. Макияж. Красивые улыбки.
Бе.
— Сегодня вечером вы находитесь в сестринстве Бета Апсилон Ро, дамы. Мы предпочитаем набирать Хлопковых хвостиков, каковыми являетесь все вы. — Командирша одета в безразмерный бледно-розовый свитер, белые леггинсы и стёганые сапоги. Очень похоже на наряд, который я сама надевала раньше. Её золотистые волосы заплетены в косу на одно плечо, а сверху надвинута белая вязаная шапочка. — Разыграйте свои карты правильно, и это может стать началом долгой и прекрасной дружбы, — она поворачивается, чтобы посмотреть на темноволосую девушку рядом с ней, и приподнимает бровь, как бы говоря: давай покончим с этим дерьмом.
Девушка подходит вперёд и вынимает кляп изо рта первой стоящей на коленях первокурсницы в очереди, какой-то коротко стриженной брюнетки, которая выглядит так, словно вот-вот описается.
— Кэндис МакКейн? — спрашивает темноволосая старшеклассница, и первокурсница коротко кивает. — Ты с кем-нибудь встречаешься?
— В-встречаешься? — девушка задыхается, яростно мотая головой и чуть не роняя очки. Кстати, о… хорошо, что я надела контактные линзы, когда меня, ну, знаете, похитили или что-то в этом роде. Я бы не удивилась, если бы парни ворвались сюда, размахивая кулаками. Ну, близнецы и Спенсер пришли бы именно так. Рейнджер подкрался бы к одной из этих цыпочек с удавкой. Черч замышлял бы их полное и неизбежное падение, оставаясь в тени. — Нет, определённо нет. Я девственница.
По толпе разносится смех, и предводительница, девушка с косичкой, кивает головой. Темноволосая девушка освобождает Кэндис от наручников, и они идут по очереди. Каждый раз задавая один и тот же вопрос: ты с кем-нибудь встречаешься?
В первый раз, когда они добираются до девушки, которая отвечает утвердительно, вопросы продолжаются.
— Он ходит в этот университет? — девушка с косичками продолжает, и когда первокурсница, о которой идёт речь, качает головой, она освобождается, и внизу начинается музыка, пульсирующая, как далёкое сердцебиение. Я слышу смех и болтовню снизу, едва слышный топот шагов этажом выше нас.
Мои руки сводит судорогой, и я изо всех сил стараюсь не пялиться на старшекурсников, что хорошего это мне даст? Но я становлюсь немного вспыльчивой, когда меня загоняют в угол. Я не всегда принимаю лучшие решения.
Я смотрю на своих новых друзей, чтобы оценить их реакцию, но Миранда всё ещё оглядывает комнату, как будто она впечатлена. Глаза Марни закрыты, но не так, будто она боится. Не совсем. Имею в виду, я познакомилась с этой девушкой вчера, но она, похоже, не из тех, кто впадает в панику.
— Имя? — девушка с косичками продолжает со вздохом, как будто ей уже наскучила эта игра.
— Тори Страг, — отвечает следующая первокурсница. Она длинноногая рыжеволосая девушка с карими глазами и россыпью веснушек на носу. Её голос хриплый, что-то среднее между шепотом и мурлыканьем.
— Ты с кем-нибудь встречаешься? — спрашивает девушка с косичками. Кивок Тори. — Он учится здесь? — ещё один кивок. — Он первокурсник? — снова кивок. — Спасибо, — язвит девушка с косичками, а затем на айпад делается отметка, и она продвигается дальше.
Из двух десятков или около того первокурсниц, стоящих на коленях, только шестеро из них пока с кем-то встречаются. И из них только трое встречаются с парнями — одна из них встречается с девушкой — в этом универе. У них есть ещё одна общая черта: все они встречаются с другими первокурсниками.
Следующей идёт Марни, которая с облегчением выдыхает, когда вынимают кляп. Она смотрит на девушку с косичками снизу-вверх с тихим вызовом, как будто она была в такой ситуации, делала это раньше.
— Имя?
— Марни Рид.
— Ты с кем-нибудь встречаешься?
Наступает долгая, многозначительная пауза, во время которой Марни ёрзает на коленях, а девушка с косичками вздыхает.
— Половина девушек с твоего этажа видели, как ты тайком затащила парня в свою комнату в общежитии. Просто будь честна с нами, и это будет намного менее болезненно для вас обоих.
Марни поджимает губы, когда я удивлённо приподнимаю бровь. Ну, чёрт возьми. Полагаю, я не единственная, кому достаётся за противный характер, а? Я чуть не хихикаю, но мне слишком любопытно посмотреть, как Марни ответит на это. Пока что она единственная, кто нарушила лёгкую рутину сеанса вопросов и ответов.
Другие девушки-первокурсницы стоят в стороне взволнованной группой, потирая ноющие запястья, их лица купаются в мерцающем свете свечей, пока они ждут, когда всё это закончится. Большинство из них босиком и в пижамах, у некоторых на коже остатки масок для лица или густой кондиционер, нанесённый на растрёпанные волосы.
— Я не понимаю, какое тебе дело, встречаюсь я с кем-нибудь или нет, — отвечает Марни, и на этот раз я действительно смеюсь. К счастью, кляп у меня во рту не позволяет кому-либо ещё услышать звук, похожий на ослиное блеяние, который я обычно издаю. Почему я не могла родиться с утончённостью Моники Питерс? Кроме того, единственного раза, когда она забыла о моём дне рождения и трахнулась с моим бывшим… Эх. Неважно. У меня всё в порядке с моим оглушительным смехом.
— Просто ответь на этот чертов вопрос, — говорит цыпочка с косичкой, закатывая глаза, — чтобы мы могли попасть на вечеринку.
Марни тяжело вздыхает, а затем вздёргивает подбородок.
— Хорошо. Да.
— Он ходит в этот университет?
— Они ходят сюда — все пятеро, — Марни почти задыхается от этих слов, и в комнате воцаряется тишина. Ик. Полагаю, я следующая, кто займётся этим дерьмом, а? Хотя, зачем утруждать себя честностью с этими сучками? — Все они первокурсники, прежде чем ты даже спросишь.
— Пятеро? Девочка, без осуждения, но, чёрт возьми. Что произойдёт, если они узнают, что ты их, типа, пять раз обманываешь? — девушка с косичками просто качает головой, ставит галочку на своём айпаде, а потом… настаёт моя очередь. Кляп вынимают, и я делаю глубокий вдох. — Имя?
— Чак Карсон.
— Ты с кем-нибудь встречаешься?
— Ага… — я начинаю, а потом облизываю губы и понимаю, что вот-вот стану слишком нахальной. — С пятью самыми сексуальными парнями в этом универе… — Пауза. Пауза. Подождите. — И твоей ёбаной мамочкой! — я вскакиваю на ноги и высовываю язык, когда девушка с косичками прищуривает на меня глаза, и я бросаю взгляд на её темноволосую подружку. — Они все тоже знают об этом, и им это нравится.
— Господи, — девушка с косичками бросает взгляд на Марни, а затем на меня ещё раз качает головой. — Что, чёрт возьми, не так с детьми в наши дни? Они все первокурсники (прим. — первокурсник по англ. freshman. Fresh переводится как свежий)?
— Не такие свежие, какой была твоя мама прошлой ночью.
— Ты маленькая нахалка, да? Ясно, что так оно и есть. Вы свободны, — девушка с косичками закатывает глаза, глядя на меня, а затем переключается на Миранду.
— Встречаешься с кем-нибудь?
— Нет, — Миранда одаривает улыбкой наших похитителей, как будто, возможно, это компенсирует плохое отношение как моё, так и Марни, и затем позволяет Марни помочь ей подняться на ноги, пока девушка с косичками прижимает айпад к груди.
— Хорошо, слушайте внимательно, дамы. Это блокировка. Вы застрянете на этой горе до тех пор, пока хранитель ключей не вернётся, чтобы утром запустить подъёмники. Есть еда, есть алкоголь. И сюда не допускаются парни. Вы меня слышите? Если вы струсили и хотите поспать, наверху есть кровати. Развлекайтесь.
— Вечеринка только для девочек? — утверждает Миранда, как будто это лучшая новость, которую она слышала за всю неделю.
Двери открываются, и музыка, доносящаяся снизу, кажется, утраивается в громкости. Раздаётся смех, звяканье бокалов, и когда мы выходим в коридор и смотрим вниз по лестнице, то видим море девушек с напитками в руках, танцующих, смеющихся, бросающих дротики, играющих в бильярд.
Ну, чёрт.
Не то, чего я ожидала после, знаете ли, похищения.
— Жаль, что у меня нет телефона, — бормочет Марни, но я уверена, что старшекурсницы не просто так обыскали нас, чтобы найти их. Последнее, что им нужно, это чтобы какая-нибудь сверхактивная первокурсница позвонила в службу безопасности кампуса или что-то в этом роде.
Некоторые девушки проходят мимо нас и направляются вниз по лестнице, чтобы проверить входные двери. Мы следуем за ними и наблюдаем, как они открывают её навстречу проливному холодному дождю и виду на горы. Ниже по склону я могу разглядеть здание нашего общежития, спрятавшееся среди деревьев.
Нам очень далеко от него.
— В онлайн-брошюре говорится, что есть пешеходная дорожка и лестница, которые ведут вниз к главному кампусу, но даже в хороший день… это трёхмильный поход. В такую погоду? Без обуви? Переохлаждение, — Марни скрещивает руки на груди и оглядывает вечеринку косым взглядом.
— Ненавижу вечеринки, — говорит коротко стриженная брюнетка в очках, кажется, это была Кэндис, и тяжело опускается на стул у двери. — Они не могут держать нас здесь. Представьте, какие обвинения они могли бы получить как за похищение, так и за незаконное лишение свободы.
— Технически, — заявляю я, засовывая руки в карманы своих спортивных штанов, — они нас здесь вообще не держат. Теоретически ты могла бы вернуться в свою комнату в общежитии пешком. Или в другой дом, — я указываю в общем направлении на близлежащие греческие дома, все они тёмные и с закрытыми ставнями. Вероятно, сегодня почти все здесь, кто хоть что-то собой представляет. Ну, и я уверена, что братства что-то замышляют с парнями.
Я бы беспокоилась, например, об отравлении алкоголем или о чём-то в этом роде, но я знаю, что мои ребята могут постоять за себя.
— Ни у кого здесь нет с собой телефона? — спрашивает рыжая с веснушками, скрестив руки на животе и подпрыгивая вверх-вниз на носках. — Ни у одного человека?
— Они конфисковали мой, — признаётся Миранда, и несколько других девушек соглашаются с ней.
В конце концов, большинство девушек сдаются и берут выпивку и немного еды, присоединяясь к вечеринке и играм, которых здесь предостаточно. Дартс, пин-понг, бильярд, корн-хоул (ржака, правда, корн-хоул?), старый игровой автомат, оснащённый Пак-Мэн, даже гидромассажная ванна на крыше.
Именно там Миранда, Марни и я оказываемся, замечая, что на данный момент сама гидромассажная ванна пуста.
— Мальчикам вход воспрещен, верно? — спрашиваю я, и, хотя, возможно, это несправедливо по отношению к Миранде, поскольку она лесбиянка и всё такое, я срываю с себя рубашку, сбрасываю штаны и забираюсь внутрь, а Марни изумлённо смотрит на меня. У меня даже есть ящик пива, который я стащила с одного из столиков внизу. — Вы, девчонки, присоединитесь?
Я запрыгиваю внутрь и вздрагиваю от внезапной смены температуры — от ледяной до горячей, как яйца сатаны. По моей коже пробегают мурашки, и я со стоном погружаюсь в воду, откидывая голову назад и наслаждаясь контрастным ливнем с облачного неба.
Если мы застрянем здесь до конца ночи, моя задница не выдержит трехмильного похода под ледяным дождём в темноте, то мы вполне можем немного повеселиться. Через минуту Марни присоединяется ко мне, но она не снимает трусиков и прикрывает грудь руками.
И тут я замечаю, что Миранда исчезла.
Крид и вправду упоминал, что Миранда была влюблена в Марни… или что-то в этом роде.
— Это сложно, — объясняет Марни, но я просто поднимаю обе руки ладонями наружу.
— Я даже не собиралась спрашивать, — я достаю пиво из упаковки, открываю крышку и протягиваю ей. Марни качает головой, и я пожимаю плечами, за один раз осушая половину банки и откидывая голову на спинку. Тут есть звёзды, подобных которым я когда-либо видела только в тупом Натмеге, штате Коннектикут. Когда облака сдвигаются, клянусь, я вижу, как между ними кружится вся вселенная. — Зная моих парней, они устроят грёбаную истерику, когда узнают об этом. Я бы не удивилась, если бы они появились здесь где-нибудь ночью.
Я не смотрю на Марни, но слышу, как она улыбается, когда отвечает.
— Мои тоже, — в её голосе слышится нерешительность, как будто она не уверена, что хочет поднимать эту тему, но всё равно делает это. — Значит, ты планируешь сделать так, чтобы это продолжалось вечно? Я имею в виду сделку с гаремом.
Я опускаю подбородок, чтобы посмотреть на неё, струи поднимают пузырьки, которые покрывают нас обеих до шеи. Марни наконец опускает руки и отводит взгляд, как будто это несерьёзный вопрос. На самом деле, я чувствую, что она с чем-то борется. Или со многим на самом деле. Я чуть не спрашиваю о её отце, но мне кажется, что это неправильно. Мы ни хрена друг друга не знаем.
— Да, мы… семья, — как только слова слетают с моих губ, я чувствую, как меня охватывает чувство умиротворения, как будто всё идёт так, как должно быть. Я, парни, этот университет. Приезд сюда был правильным решением. — Это не то, как ты и твои ребята действуете? — спрашиваю я. Я имею в виду, это личный вопрос, но как бы она втянула меня в этот разговор, да? Я не могу не спросить.
— Не совсем. Я всё ещё чувствую, что в какой-то момент они ожидают, что я сделаю выбор. Я сказала им, что выберу к выпуску, но… началось дерьмо. Куча дерьма, — тут она смеётся, звук, который мог бы быть едким, но звучит как-то грустно. — Они ничего не сказали об этом, но мне всё равно кажется, что это напряжение до сих пор есть.
Я устраиваюсь поудобнее на своём месте, поворачиваюсь, чтобы получше разглядеть Марни, и делаю глоток напитка. Капельки целуют меня в нос и падают на волосы. Те, что у Марни, сверкают, как бриллианты, в слабом свете лампочек в джакузи.
— Ты смогла бы выбрать, если бы пришлось? — спрашиваю я, и она без вопросов качает головой. По выражению её лица я вижу, что она предпочла бы быть одна. — Тогда не надо. Просто откажись. Либо они захотят остаться, либо уйдут сами. А если они всё-таки уйдут, что ж, скатертью дорога. Ты всё равно их не хотела.
Марни, по крайней мере, смеётся, но я знаю, что то, что я ей говорю, легче сказать, чем сделать.
Что, если бы Спенсер потребовал, чтобы я выбрала? Что, если бы это сделали близнецы? Что, если после моего венчания с Черчем либо он, либо Рейнджер решат, что им это не нравится?
Нет.
Вероятность такого развития событий примерно такая же, как вероятность того, что я выйду замуж за Снежного человека.
Но что бы я стала делать?
Ну, именно это я и сказала Марни: я бы упёрлась и отказалась. Но это было бы отстойно, и я сочувствую её бедственному положению.
— Неужели я обрекаю их всех на одну-пятую девушки? — она спрашивает меня, но я не могу ответить на этот вопрос за неё. Мужчины, с которыми я встречаюсь, искренне наслаждаются обществом друг друга. Если бы они этого не делали…
Бедная Марни.
Я поднимаю пиво в знак поддержки, и вскоре возвращается Миранда, одетая в позаимствованное бикини и несущая двухлитровую банку газировки, которую она с дерзкой ухмылкой вручает Марни. То, как Миранда смотрит на подругу, заставляет меня задуматься, насколько всё это сложно… и насколько всё станет хуже, прежде чем станет лучше.
Я отворачиваюсь, любуясь видом на горы, залитые звёздным светом и дождем.
Да, приезд сюда определённо был правильным решением. Я не только собираюсь получить хорошее образование — что, по крайней мере, должно осчастливить Арчи, — но и на самом деле встретила подругу с более хреновой романтической ситуацией, чем у меня.
Дело в том, что с романтической неразберихой всегда легче справиться, чем с убийством.
В тот вечер я выпила много пива. Слишком много. Кажется, галлоны (судя по количеству раз, когда мне приходится мочиться (прим. галлон ~ 4л).
Когда я прихожу в себя утром, то испытываю сильную головную боль и ненависть экстремиста ноктюрна к солнцу. Я стону, переворачиваясь на бок, смутно припоминая, как меня рвало прошлой ночью, и горячо благодарю Марни за то, что она откинула мои волосы назад, свисающие вперёд, чтобы посягнуть на моё достоинство.
Здорово.
Завела новую подругу — единственную в моей жизни, у которой есть собственный гарем, — и провела нашу первую ночь дружбы в громкой оргии, которая эхом отдавалась от стен, а вторую напилась в стельку на какой-то случайной вечеринке.
«Привет, университет», — говорю я себе, но не могу даже рассмеяться, потому что слишком занята тем, что поднимаюсь на ноги и, спотыкаясь, иду в ванную. Там уже есть девушка, которую тошнит, поэтому я переключаю внимание на соседний мусорный бак и следующие пятнадцать минут основательно ненавижу себя.
— Ты в порядке? — спрашивает Марни, опускаясь рядом со мной на колени и нежно поглаживая мою спину круговыми движениями. Где-то прошлой ночью, я почти уверена, она не выдержала — она не была пьяна, но я бессмысленно болтала — и рассказала мне о том, что её отец был алкоголиком часть своей жизни. Я сожалею о её обстоятельствах, но так невероятно рада, что у меня появилась новая подружка-трезвенница с целым гаремом, что готова расплакаться.
— Нет, — ною я, всем сердцем и душой желая стакан воды, немного ибупрофена и тёмную комнату с бормочущим телевизором. О, и ещё пятью парнями из Академии Адамсон — желательно, чтобы они были без одежды — и развлекали меня своими телами.
Меня снова чуть не стошнило, но Марни была рядом со стаканом воды. Я могла бы поцеловать эту девушку, только я не Миранда. Ха-ха. Слишком рано для этой шутки? Наверное, мне стоит поближе познакомиться со своими новыми подругами, хотя бы дня три, прежде чем я начну отпускать личные колкости, да?
— Где ты взяла нарезанный лимон и ароматную мяту? — шучу я, склонив голову набок и указывая на чашку одним пальцем. На самом деле Марни очень быстро наполнила для меня какую-то случайную пустую чашку из-под тёплого крана. Это действительно мило. С таким же успехом можно использовать маленькую извилистую соломинку.
Она улыбается мне и садится на корточки, слегка поджав губы.
— Почти уверена, что мы первые проснувшиеся.
— Время Восточного побережья, — объясняю я, что на самом деле совсем не так. Я встаю с постели раньше двух, только если меня заставляют под дулом пистолета или пончиками, а иногда и хот-догами, или иногда «хот-догами», если вы понимаете, что я имею в виду. В любом случае, если бы здесь было время как в Натмеге, то было бы около одиннадцати.
Ещё определённо не так поздно. Тот скудный свет, который я вижу снаружи, рассеянный, серый и унылый. Я бросаю взгляд на другую блюющую девушку, подбирающую с пола ещё одну брошенную чашку. Марни выхватывает её у меня из рук, наполняет и протягивает ей.
Это та цыпочка Кэндис.
— Не видела, чтобы ты напивалась, — выпаливаю я, потому что у меня официально диагностирован словесный понос, и именно так я завожу друзей.
Девушка свирепо смотрит на меня. Я имею в виду, она, блядь, свирепо смотрит. Я знаю, что это было довольно глупо с моей стороны, подразумевать, что из-за её очков в толстой оправе, занудной стрижки и унисекс-комбинезона с рисунком коровы, она, возможно, не самая сумасшедшая сука в этой компании.
Только я должна была бы знать. Это всегда тихие люди. Держу пари, она тоже считает себя «читательницей». Читатели всегда самые сумасшедшие.
— Оставь меня в покое, — скулит девушка, допивая воду и затем возвращаясь к своему ранее запланированному занятию — погружению головы в унитаз.
Марни помогает мне подняться на ноги и останавливается рядом со стонущей Мирандой, опускаясь на колени, чтобы убрать прядь волос со вспотевшего лба своей подруги. Выражение лица Марни говорит мне о том, что она была бы готова на всё, чтобы защитить Миранду.
Я засовываю руки обратно в карманы спортивных штанов и пытаюсь отогнать смутное воспоминание о том, как выпрыгиваю обнажённой из горячей ванны перед большой группой старшекурсниц, выходящих из раздвижных стеклянных дверей. Я помню себя… танцующей. И они смеялись. Но потом они всё равно раздеваются догола и залезают в горячую ванну.
Всё, что я могу сказать, это то, что мы все были леди и у нас были одинаковые вкусы.
Парни убьют тебя.
Я грызу ноготь на большом пальце и жду, когда Марни присоединится ко мне в коридоре. Это место не выглядит полностью разгромленным. Здесь нет ни девушек, развалившихся на полу, ни явно разбросанных чашек. Спальня, в которой мы спали, должно быть, та самая, куда они затаскивают всех пьяных первокурсниц.
— Никто не остался здесь, чтобы понаблюдать за нами?
Марни кивает и указывает на себя.
— Я и та рыжеволосая девушка — Тори Как-То-Там. Она ушла некоторое время назад, и я её не видела. На самом деле… Я не видела её около четырёх часов.
— Хм.
Я пожимаю плечами и продолжаю идти по коридору. Если мне повезёт, я смогу украсть телефон какой-нибудь спящей старшекурсницы, использовать отпечаток её большого пальца или её лицо, чтобы разблокировать его, и вуаля. Мгновенное общение с ребятами. Честно говоря, я почти разочарована, что они не появились здесь прошлой ночью.
Думаю, мне всё-таки понравилось, что меня преследовал культ.
Парни никогда не отходили от меня ни на шаг, и мне это нравилось.
Теперь я могу делать такие вещи, как это, гулять одна с подругами или что-нибудь ещё.
Я заворачиваю за угол у лестницы, кладу руку на розу, вырезанную на столбе. За прошедшие годы она почти сошла на нет, но совершенно очевидно, какой она должна была быть. Я начинаю спускаться на ступеньку или две, прежде чем наконец поднимаю взгляд.
То, что я вижу внизу лестницы, потрясает меня до глубины души.
Я резко останавливаюсь, усиленно моргая, вдыхая резкий запах, гадая, очередная ли это шутка, или это несчастный случай, или… Марни начинает спускаться по лестнице справа от меня, её пристальный взгляд прикован к ступенькам, как будто она полностью погружена в свои мысли.
Я поворачиваюсь к ней, моя правая рука взлетает, чтобы прикрыть ей глаза, и в тот же момент я протягиваю руку, чтобы удержать её от движения вперёд.
— Эй, Марни, просто расслабься ради меня, хорошо? — я остаюсь неподвижной. Сохраняю спокойствие. Я остаюсь на месте, делая всё возможное, чтобы моя нервозность не проявилась в голосе. Я была в таких ситуация, делала это раньше. Видела мёртвое тело. Думала, что это тело принадлежит Спенсеру. Найденный мёртвым парень в храме в японском онсэне. Чуть не превратилась в труп в ночь моего выпускного бала.
Я выдыхаю и с трудом сглатываю.
— Я знаю, это прозвучит безумно или странно, но не могла бы ты просто посмотреть на что-нибудь, кроме лестничной площадки внизу, когда будешь оборачиваться?
— Я могу это сделать, — нерешительно начинает она. То ли потому, что я действительно убедила её, что то, что там, внизу, — это не то, что ей нужно или что она хочет видеть… или она просто пытается не напугать кого-то, кого она теперь считает полным психом, я не уверена. Это не имеет значения. Это позволяет выполнить работу.
Марни полностью разворачивается, ожидая, пока я поднимусь обратно по ступенькам, чтобы встать рядом с ней.
— В чём дело? — спрашивает она меня, уперев руки в бока, её взгляд искоса и прищурено направлен на моё лицо.
Она готова драться, эта цыпочка.
— Там, эм, — на этот раз я засовываю руки в задние карманы своих спортивных штанов и стараюсь быть настолько спокойной, насколько это возможно. — У подножия лестницы лежит мёртвая девушка. Очень много крови. Думаю, это может быть та девушка, о которой ты только что упомянула.
— Тори Как-То-Там? — говорит Марни, и это почти забавно, что она называет её Тори Как-То-Там во второй раз, но потом… ну… Тори Как-То-Там мертва.
— Ага, рыжая с веснушками и голосом порнозвёзды… — тут я замолкаю и чувствую себя виноватой за то, что просто сказала это.
О… Боже мой, как эта девушка могла умереть? Здесь?! На этой грёбаной вечеринке!
Старшая школа была для меня безумием, верно? Я прошла через кое-какое дерьмо. Я не хочу проходить здесь через новое дерьмо.
— Она мертва, — повторяет Марни, и я киваю.
— Я уже видела мёртвого человека раньше; я полагала, что ты не видела. Я не хотела, чтобы ты так страдала.
— Я ценю это, — шепчет Марни, а затем она уходит по коридору, и я следую за ней. Она начинает хвататься за дверные ручки, колотить по тем, которые заперты. — Здесь мертвая девушка; кто-нибудь должен немедленно позвонить в 911.
Я запоздало задаюсь вопросом, видела ли Марни раньше мёртвого человека. Её отец, например. Но…
В конце коридора открывается дверь, и появляется лицо с растрёпанной светлой косой, перекинутой через плечо. Девушка с косичками — явный босс прошлой ночи — одета в блестящую фиолетовую майку, а прямо за ней стоит парень в брюках, которые явно не его, которые он, очевидно, натянул в самую последнюю минуту.
Значит… парням вход воспрещён, это было простым предложением?
— Что, чёрт возьми, ты несёшь? — она рычит, проносясь по коридору, как будто очень сильно ожидает, что это розыгрыш, и ей это не нравится. Я думаю, она могла бы дать пощёчину Марни, если бы была менее напугана тем, что это было на самом деле. — Где.
Это даже не вопрос.
Марни ведёт девушку с косичками к лестнице, в то время как парень в одолженных штанах почти трусцой следует за ней. Открывается ещё одна дверь, и появляется темноволосая девушка, которая прошлой ночью играла служанку. Она замечает парня в коридоре — это действительно выводит её из себя, — прежде чем посмотреть на меня.
— Что происходит? — спрашивает она, и я проглатываю комок в горле, чтобы ответить, как следует.
— У подножия лестницы лежит мёртвая девушка.
На самом деле мне не нужно было спускаться и проверять девушку, чтобы понять, что она мертва. Она на сто десять процентов находилась за пределами царства живых. Слишком много крови. Положение её тела. Выражение лица. Её неподвижность.
— Чёрт.
На самом деле я не уверена, я ли это говорю, или это та темноволосая девушка, но она бросается бежать. Она протискивается мимо разинувшей рот блондинки на верхней площадке лестницы и сбегает вниз по ступенькам, скрываясь из виду. В отличие от меня, она собирается хотя бы проверить.
Это… мило с её стороны.
— Дай мне мой телефон, — говорит девушка с косичками парню. Он останавливается рядом с ней, как будто понятия не имеет, что происходит, и она поворачивается и смотрит на него так, словно он самое тупое существо, которое она когда-либо видела в своей жизни. — Телефон. Сейчас же. Брэндон.
Парень наконец-то понимает, чего хочет его девушка, и удаляется в комнату. Я рискую сделать ещё несколько шагов вперёд и замечаю, что Марни, находясь наверху лестницы, не смотрит вниз. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть, что происходит, и вижу темноволосую цыпочку, держащую тело Тори на руках.
— Она мертва, — говорит она невозмутимым голосом. — Позвоните в полицию.
Чувак — Брэндон — возвращается с телефоном, уже набрав 911, а затем передаёт его в середине разговора своей девушке. Я не слушаю, что она говорит. Вместо этого я смотрю на огромную лужу крови на полу и задаюсь вопросом, не нашла ли я только что свой путь к загадке нового загадочного убийства.
Потому что кто-то может упасть с лестницы.
Но их также можно и столкнуть.
Первой приезжает скорая помощь, но они ничего не могут сделать, поэтому оставляют Тори — её фамилия Страг — там, где она находится, для полиции. Количество крови, которое она потеряла, и положение, в котором она лежит… несовместимы с жизнью.
Следом прибывают копы, и тогда нас всех загоняют в столовую, как овец. Ни у кого здесь нет удостоверений личности, большинству из нас меньше двадцати одного года, и здесь много алкоголя. Это настоящий дерьмовый шторм.
Я могу себе представить, что, если бы почти все девочки-первокурсницы в школе не были вовлечены в это (наряду с добрыми двадцатью пятью процентами старшекурсниц), нас бы, вероятно, всех исключили. Таким образом, мы просто обязаны быть опрошены полицией. Небольшими группами офицеры в форме сопровождают девушек обратно вниз по склону в подъёмнике, чтобы найти их удостоверения личности в комнатах.
Остальные вынуждены ждать внутри.
Никто не входит, никто не выходит.
— Я не могу поверить, что это происходит, — бормочет Марни, когда Миранда кладёт голову на скрещённые руки. Я сижу за столом напротив них двоих, уставившись на банку из-под содовой, которую я вытащила из заброшенного холодильника. Один из дежурных офицеров накричал на меня, но оно того стоило.
— А что, если бы я была убийцей? — я размышляю, уставившись на банку. — И эта газировка прямо здесь имела решающее значение для дела. Только правда была бы раскрыта лишь через восемнадцать лет и в новом документальном фильме Netflix. Шарлотта, известная другим как Чак-Карсон, не была вашей обычной подозреваемой. Маленькая. Блондинка. Прекрасна сверх всякой разумной меры. Что заставило её сорваться? Почему она спрятала цианид в этой банке и как, спустя почти два десятилетия, она всё ещё жива после того, как выпила его?
Я думаю, что моя шутка довольно забавная, и по крайней мере одна случайная девушка фыркает, но Марни не слушает. И Миранда тоже, если уж на то пошло.
— Это был несчастный случай, детка, — шепчет Миранда, быстро пожимая руку Марни. — Девушка упала со ступенек. Хотя это трагично, ужасно и омерзительно… это был несчастный случай. Я не говорю, что ты не можешь расстраиваться, но не думай об этом как о предзнаменовании.
Марни отвечает подруге взглядом, полным явного скептицизма.
— Тебе это показалось несчастным случаем? Никто не падает с лестницы и не истекает таким количеством крови.
— Вы когда-нибудь смотрели тот документальный фильм «Лестница»? — спрашиваю я, и обе девушки смотрят на меня как на сумасшедшую. — Это дело из реальной жизни, о женщине по имени Кэтлин Питерсон, которая была найдена мёртвой у подножия какой-то лестницы. Повсюду кровь. Я имею в виду, понятия не имею, что там на самом деле произошло, но это с такой же вероятностью убийство, как и несчастный случай.
Миранда поднимает голову и смотрит на меня так, словно ей доставило бы удовольствие отвесить мне подзатыльник.
— Спасибо тебе, Чак. Я так рада, что мы встретились во время ориентирования.
— Очаровательно, я уверена.
Я прижимаю руку к груди и хлопаю глазами, но тут Марни просто встаёт и раздражённо начинает расхаживать по ковру. Она зажала ноготь большого пальца между зубами и активно его покусывает.
— Я видела татуировку бесконечности на запястье этой девушки перед тем, как она умерла; я уверена в этом
— Татуировка бесконечности? — спрашивает Миранда, её голос становится холодным и странным. Я понятия не имею, о чём, чёрт возьми, они говорят и почему татуировка бесконечности может иметь значение, но мне уже кажется, что мой документальный фильм о преступлениях начался, и мне нужно его раскрыть. — И что с того? — Миранда, кажется, немного отступает от этого последнего вопроса. — У многих девушек есть татуировки бесконечности.
Они шепчутся так тихо, что я уверена, больше никто их не слышит. На данный момент около половины девушек ушли, но мы, к сожалению, относимся ко второй половине. Мне не терпится выйти и найти парней; они, должно быть, сейчас ужасно волнуются.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Марни, когда моё имя выкрикивают по списку в передней части зала.
Марни замечает моё колебание и машет мне обеими руками:
— Иди. Убирайся отсюда и спасай себя. Мы свяжемся с тобой, когда настанет наша очередь.
Я киваю и, хотя мне не нравится идея оставлять их там, я пользуюсь возможностью, чтобы свалить. Женщина-офицер ведёт меня и полдюжины других девушек-первокурсниц по каменной дорожке к подъёмнику, вводит нас в один из них и позволяет дверям со свистом захлопнуться за нами. По крайней мере, в золотом свете раннего утра я могу видеть всё.
Кампус мерцает у подножия склона, зелёный, пышный и влажный, со скатными крышами и бревенчатыми стенами, с башнями в стиле Тюдоров и небольшой рекой, которая делит всё это пополам. Сразу за ней, вниз по длинной извилистой дороге, утопающей в деревьях, находится настоящий город Борнстед. С населением всего в тридцать тысяч человек — это не совсем оживлённый город.
Глядя вниз, кажется, что весь мир выставлен на всеобщее обозрение, мельчайший, но кристально чистый. С другой стороны, когда я вчера спускалась вниз, я ничего не могла разглядеть в подъёмниках перед нами. Это, конечно, одностороннее стекло.
Я прижимаю пальцы к стеклу, изо всех сил стараясь оценить открывающийся вид, когда мы приближаемся к красному кирпичному дворику внизу. Я могу увидеть ребят ещё до того, как мы туда добираемся.
Спенсер бешено расхаживает назад-вперёд, запустив пальцы в волосы, в то время как Черч тихо и задумчиво сидит на полустенке неподалёку. Руки Рейнджера скрещены на груди, и он хмуро смотрит на одного из полицейских, охраняющих лифты, как будто собирается наброситься на него.
Близнецы карабкаются по одной из декоративных садовых стен, как будто планируют взобраться на гору, чтобы добраться до меня. Хотя я ценю чувства, также чую заговор. Рейнджер и Черч обмениваются взглядами, и я знаю, что они что-то замышляют. Я бы не удивилась, если бы они затеяли это дерьмо просто для того, чтобы отвлечь их от близнецов и дать им шанс действительно подняться на холм, прежде чем их поймают.
Я практически выпрыгиваю из дверей, когда они открываются, прижимая ладони ко рту.
— ПРИВЕТ! — лишь это, и все пятеро поворачиваются, чтобы посмотреть на меня. Я машу руками, как сумасшедшая, и Спенсер бросается вперёд, пробегая по кирпичам и перепрыгивая через половину стены, которая отделяет основную часть двора от кабин.
Он обхватывает моё лицо руками и целует меня так, словно тонет, засовывая язык мне в горло на глазах у офицера полиции и других девушек. Он так тяжело дышит, когда отстраняется и изучает моё лицо, что я краснею и теряю всякий шанс притвориться невозмутимой.
Как будто у меня был хоть какой-то шанс с самого начала. Я дура. С таким же успехом можно просто признать это и перестать пытаться.
— Впервые с тех пор, как я забрался к тебе в постель той ночью, я, наконец, понимаю, что ты чувствовала, — он так тяжело дышит, что я не могу не задаться вопросом, не собирается ли он упасть в обморок. Его лицо всё красное, и в выражении его лица сквозит ужас, от которого он, кажется, не может избавиться, независимо от того, сколько раз он всматривается в моё лицо или сглатывает.
— Чак-лет, — хнычут близнецы, а затем по одному из них оказываются по обе стороны от меня, обхватывают меня руками за талию и отрывают от земли. Спенсер отпускает моё лицо, хмуро глядя на парней МакКарти, но затем они трутся об меня щеками, и я снова вспоминаю тот день, когда вернулся Спенсер, когда мы узнали, что он всё-таки не был мёртвым парнем на дереве.
— Чёрт, мне никогда в жизни не было так страшно, — бормочет Тобиас, прекращая тереть щеку, чтобы посмотреть мне в лицо. — Это снова было повторение истории со Спенсером.
— Полиция отказывается разглашать имя погибшей девушки, — шепчет Мика мне на ухо, а затем почтительно опускает меня на землю и делает небольшой шаг назад. Рейнджер стоит прямо передо мной, в его чёрных волосах, остро подстриженных, появилась голубая прядь, в сапфировых глазах появился тёмный блеск.
— Где вы были, парни? — спрашиваю я, когда Тобиас неохотно опускает руку, а Спенсер засовывает руки в карманы брюк. Я протягиваю руку и откидываю со лба прядь своих растрёпанных в пьяном виде волос. Мои контактные линзы подобны пескам пустыни Калахари, которые царапают мои веки, когда я моргаю. — Я надеялась, что вы придёте и спасёте…
Мне не дают закончить предложение.
Вместо этого щёки Рейнджера вспыхивают, и он подхватывает меня на руки. Я имею в виду, полностью оказываюсь в его объятиях. Женщина-полицейский, которая должна была сопровождать меня, бросает на меня взгляд, означающий либо «ну ты даешь, девочка», либо «срань господня», я не уверена.
— Парни заперли нас в общежитии, — рычит Рейнджер мне на ухо, а затем целует меня так, словно я принадлежу ему.
«Да, пожалуйста!» — моё тело кричит прежде, чем мой мозг вспоминает, что я полностью автономна и независима и бла-бла-бла. Он слегка отстраняется, но только после того, как оставляет меня извивающейся в его объятиях.
Не сбавляя темпа, он поворачивается и плавно подводит меня к Черчу.
Мой жених пристально смотрит на меня своими янтарными глазами, моргая, как будто не уверен, что со мной делать.
— Кого мне нужно наказать за вчерашнее? — мягко спрашивает он, хотя на самом деле в этом заявлении вообще нет ничего мягкого. Черч Монтегю серьёзен, как сердечный приступ. Он прижимает меня к себе, когда женщина-полицейский наконец решает, что на сегодня она насмотрелась на моих парней достаточно.
— Нам нужно сопроводить мисс Карсон в общежитие, чтобы забрать её удостоверение личности. Если вы хотите последовать за мной, это прекрасно, но нам нужно идти. — Женщина ждёт, как будто ожидает, что Черч поставит меня на место. Он лишь смотрит на неё, а затем грациозно наклоняет подбородок.
— Вам позвонят примерно через… пять секунд, — он ждёт, и, о чудо, у женщины звонит телефон. Она хмурится и делает паузу, чтобы ответить, поднося трубку к уху.
— Сэр? — спрашивает она, а затем ждёт, удивлённо моргая, прежде чем взглянуть на нас. — Конечно, сэр. Абсолютно. Я понимаю. — Женщина вешает трубку, а затем кивает нам шестерым. — Вы можете идти, мистер Монтегю. Приношу свои извинения.
— Вы здесь для того, чтобы защищать и служить. Я не в обиде.
Черч поворачивается, когда я смотрю на него, разинув рот, и уходит, расталкивая толпу без единого слова. Остальные парни следуют за нами, и когда мы проходим мимо, я замечаю, что парней Марни нигде не видно.
Что, чёрт возьми, это значит?
— Что ты только что сделал? — шепчу, но я лишь слегка удивлена. У моих мальчиков буквально нет никаких угрызений совести по поводу того, что они перекладывают ответственность за свои семьи на других. Я лишь рада, что они используют свои силы во благо. В основном. Только не в спальне, да? Я чуть не смеюсь, но настроение явно мрачное.
Черч усаживает меня на скамейку под тенистым зонтом. На улице холодно, но, по крайней мере, ледяной дождь прекратился. Светит солнце, но воздух на вкус как снег у меня на языке. Я читала в Интернете, что первый снегопад в году обычно выпадает в середине октября, но это не похоже на то, что Матушка-Земля идёт по расписанию.
Парни окружают меня полукругом, прежде чем Черч щёлкает пальцами, и оба близнеца отдают ему честь, как солдаты.
— Да, сэр, — говорят они оба явно насмешливым тоном. Черч бросает на них нежный укоризненный взгляд, а затем качает головой.
— Пойдите принесите нам всем кофе со льдом, — он указывает на ближайший киоск с закусками, от которого тянется очередь в миллион человек. Здесь целое море зевак, притворяющихся, что они на самом деле хотят кофе, хотя на самом деле они здесь для того, чтобы поглазеть и, возможно, увидеть мёртвое тело.
Я вздрагиваю и впиваюсь пальцами в края скамьи, когда Рейнджер присаживается передо мной на корточки.
— Я бы действительно не отказалась от выпечки нагишом, чтобы расслабиться, — признаю я, и он слегка улыбается, протягивая руку, чтобы убрать волосы с моего лба.
— Что ты там увидела, Шарлотта? — спрашивает он меня, когда близнецы подбегают к кофейному киоску и, порывшись в кошельках и раздав бесплатные пятидолларовые купюры всем в очереди, занимают своё законное место впереди.
Я перевожу взгляд с них на Рейнджера, потом на Спенсера, а после на Черча. Он стоит, скрестив руки на груди, барабаня пальцами по рукаву своего бледно-голубого свитера. Спенсер садится рядом со мной, сплетая наши пальцы и успокаивающе сжимая мои.
— Девушку у подножия лестницы в луже крови, — признаю я и качаю головой, чтобы прогнать этот образ. — По-видимому, её звали Тори Страг, — я оглядываюсь на Рейнджера. — Марни говорила что-то о татуировке бесконечности у неё на запястье.
Парни напрягаются.
Рейнджер и Черч обмениваются взглядами, когда Спенсер издаёт звук слева от меня.
— Что? — спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого. — Вы что-то знаете об этом?
— Помнишь, как ты шутила по поводу теорий заговора твоего деда? — спрашивает Черч, делая шаг ближе ко мне. Мое тело покалывает от его близости, и я не могу не вспомнить, как он смотрел мне в глаза прошлой ночью, как будто я была рождена, чтобы принадлежать ему. Я киваю. Это всё, что я могу сделать. Иногда мне трудно говорить, когда мой жених так на меня смотрит. — О том, что существует тайный клуб, полный сверхбогатых?
— Клуб Бесконечности, — я щёлкаю пальцами, когда воспоминание возвращается ко мне. — Точно. Так вот в чём дело? — Рейнджер и Черч снова переглядываются, когда Спенсер, наконец, перестаёт пытаться быть крутым и сажает меня к себе на колени. Близнецы возвращаются, держа в руках по три чашки кофе, и начинают их раздавать.
— Что мы пропустили? — спрашивает Тобиас, когда Мика занимает место рядом со мной и подносит розовую соломинку к моим губам.
— Выпей, Чак-лет, — бормочет он, и тут я замечаю, что его рука немного дрожит. Он едва пережил псевдосмерть Спенсера. Я могу только представить, что он чувствовал сегодня утром, когда узнал, что умерла девушка и что на её месте могла бы быть я.
Я балую его, делая глоток напитка, и он неохотно протягивает его мне.
— Клуб Бесконечности, — повторяет Черч, и оба близнеца съёживаются.
— Ты же на самом деле не думаешь…? — Тобиас начинает, замолкает и насвистывает себе под нос. Он одет в красную толстовку с капюшоном, в то время как его брат носит точно такую же, но чёрного цвета. На них обоих одинаковые джинсы и одинаковые белые кроссовки с цветными шнурками в тон толстовкам. Даже если бы их толстовки были одного цвета, я могла бы отличить их друг от друга. Это совсем не сложно.
— Боже, я надеюсь, что нет, — бормочет Мика, и становится ясно, что все ребята знают об этом клубе что-то такое, чего не знаю я.
— Это так же плохо, как и Братство? — спрашиваю я, имея в виду культ, с которым мы имели дело в Адамсоне.
— Хуже, — отвечают близнецы в унисон, и они одновременно вздыхают и опускают плечи, что чертовски впечатляет.
— Но не беспокойся об этом, — добавляет Мика, как будто ему немного легче от мысли, что в смерти девушки замешан Клуб. — Мы не являемся его частью, так что он не должен повлиять на тебя.
— Если только это вообще не имеет никакого отношения к Клубу, — добавляет Спенсер с рычанием. — Вчера вечером мы услышали о правиле никаких отношений. Я полагаю, ты сталкивалась с тем же дерьмом?
— Старшекурсница задавала нам вопросы о том, с кем мы встречаемся и всё такое, — признаюсь я, когда Спенсер пересаживает меня к себе на колени, чтобы посмотреть мне в лицо.
— И что ты сказала? — спрашивает он, приподнимая тёмную бровь, когда я прочищаю горло и притворяюсь, что ни капельки не краснею.
— Эм. Я сказала, что встречаюсь с пятью самыми сексуальными парнями в университете… и с её мамой.
Близнецы воют от смеха, но Рейнджер вздыхает и качает головой, поднимаясь на ноги.
— Ты могла бы погибнуть у подножия этой лестницы, — говорит он мне, и близнецы перестают смеяться. Настроение быстро портится, и я сосредотачиваюсь на том, чтобы потягивать кофе. — Если бы ты умерла, весь наш мир умер бы вместе с тобой.
— Не говори так, — шепчу я, но мне это слишком нравится, чтобы на самом деле иметь это в виду, и он это знает.
— Это лишь показывает, что нам не следовало оставлять тебя одну прошлой ночью, — добавляет Мика, и Тобиас кивает в знак согласия.
— Никогда не думал, что буду тем, кто скажет это, но… — он делает паузу, чтобы взглянуть на Черча, поднимает чашку с кофе и делает большой глоток, изучая бесспорного лидера нашей разношёрстной маленькой группы. — Может быть, нам следует ускорить процесс оформление брака, чтобы Шарлотта могла быстрее переехать из общежития?
Черч задумчиво постукивает пальцем по подбородку.
— Может быть, — он подходит ко мне и наклоняется, одаривая меня одним из своих взглядов, которые заставили меня задуматься, может ли он быть социопатом или нет. Или психопатом. Кем угодно. Сумасшедшим убийцей, или сектантом, или что-то такое же. Напряжённый, вот что это за взгляд. — Как бы то ни было, ты не проведёшь ни одной ночи в одиночестве, пока убийство не будет раскрыто. Если я решу, что, женившись на тебе раньше, ты будешь в большей безопасности, тогда я сделаю и это тоже.
Я притворяюсь, что стону, как будто для меня это огромное испытание, но… Я не так уж сильно разочарована, ни одним из этих предложений.
— Если это убийство, — добавляю я, потому что вполне возможно, что Тори была пьяна и упала с лестницы.
Только… разве Марни не сказала, что она трезвая и ей поручено присматривать за пьяными девушками?
Единственное, что я знаю наверняка, это то, что она была одной из девушек, у которых был парень-первокурсник.
— О, нет, ты этого не сделаешь, — кричит Спенсер, отставляя свой кофе в сторону, чтобы повернуть моё лицо к себе. — Мы не берём это на себя. Это не наше дело. Если это не касается тебя, то нам всё равно.
— Второй. — Близнецы произносят это одновременно, а затем свирепо смотрят друг на друга. — Третий. — Это тоже унисон. Они вместе вздыхают, и каждый поднимает руку ладонью к небу. — Неважно.
— Четвёртый, — Рейнджер с хмурым видом отворачивается, и Черч кивает.
— Единогласным голосованием принято — это не наше дело.
— Это не единогласно, если я с вами не соглашусь! — я кричу, но они меня не слушают. Они смыкают ряды, разделяя одинаковые выражения одновременного опустошения и облегчения. Эти взгляды… как я могла не простить их сразу?
Хотя… Я не отказываюсь от расследования версии этого убийства.
В конце концов, у меня на примете есть список подозреваемых.
А человек, стоящий на самом верху этого списка? Девушка в коровьем комбинезоне.
Это всегда тихони.