Осенние любовники

К Алебастрову она приехала поздно вечером.

Он, увидев ее, сразу же вспомнил:

– А вот и моя мученическая смерть пришла... Ха-ха-ха! Опять по мою душу? Или по душу Литвиновой?

– Скажите, а могло ее лицо быть разбито каким-нибудь острым и тяжелым предметом?

– Такая красивая девушка и говорит такие кошмарные вещи... Ну, могло...

– Но почему вы сказали, что это раки?

– Я лишь предположил...

– А вы не помните, кто самый первый опознал труп?

– Помню. Ее директриса, Марцелова...

– А она как узнала о том, что труп привезли из Соснового Бора в город?

– Она сказала, что ей позвонили...

– Но кто?

– Не знаю...

– А насчет пломбы не пошутили?

– Обижаете...

– А где же Соня? – спросила Наталия, проходя на кухню.

– Представляешь, она ушла... Вернее, они ушли... Сергей снял квартиру, и они поехали устраиваться...

Наталия готова была заплакать. Она уже не представляла свою жизнь без Сони, без ее забот, вкусной стряпни и просто участия...

– Ты неважно выглядишь... Узнала что-нибудь новое?

– Кое-что... И хотела еще тебя спросить... Как ты думаешь, возможно такое, чтобы у человека вообще не было родственников? Я про Литвинову... У нее наверняка кто-то остался... Понимаешь, сегодня днем я заехала в ЖЭК и узнала, что квартира Литвиновой принадлежит не муниципалитету, как мне сказал ее приятель Захарченко, а некой Берковской...

– Берковской? Вот черт... совсем забыл позвонить... Я же наказал Манджияну узнать обо всех Берковских...

– Думаю, что теперь этого не понадобится... Дело в том, что второго ноября прошлого года, в тот самый день, когда Литвинову выловили из реки, она была у нотариуса и оформила завещание на Берковскую Надежду Николаевну... Это вполне реальная личность... Больше того, она приняла наследство... То есть она время от времени появляется в этой квартире и исправно платит за нее...

– Но это ж бред... Как могла Литвинова второго ноября оформить завещание?

– За нее это могла сделать женщина, очень похожая на нее...

Логинов молча смотрел на нее, и, судя по его долгому и какому-то погрустневшему взгляду, можно было предположить, что он всерьез опасается за ее здоровье.

– Нет, это не сумасшествие...

– А почему же ты тогда говоришь об этом так спокойно?

– Потому что я наконец успокоилась...

– Может, ты мне все-таки что-нибудь расскажешь?

– Не уверена... У нас с тобой не всегда совпадают взгляды на зло... Все относительно... А сейчас давай пока прекратим все эти разговоры и ляжем в постель... Я забыла, когда ты обнимал меня, Логинов... Если ты сейчас этого не сделаешь, мне придется соблазнить этого рыжего и кудрявого Жоржа... Я думаю, что он не откажется...

– Ты сегодня какая-то странная...

– День сегодня такой...

– Да...

Она вошла и увидела его сидящим на узкой кровати с книжкой в руках.

– Как дела? – спросила она.

– Да какие там дела... Вздрагиваю от любого шороха...

– Ты так и не надумал мне ничего рассказывать?

– Было бы чего...

– Отец не звонил?

– Звонил... У них же была встреча века – на нейтральной территории, все как в кино...

– Ты имеешь в виду Волкова?

– А кого же еще? Я и так знал, что он здесь ни при чем... Если бы только знать, если бы только знать...

– Посмотри мне в глаза...

Он поднял голову. Взгляд у него был бегающий.

– Ты ведь боишься... И самое ужасное, что ты знаешь, кого боишься, и молчишь... Ты трус...

– Да, я трус...

– А это правда, что Лари вместе с отцом ходил к Изольде?

– Вы и об этом знаете?

– А как же... А тебя он что, не приглашал?

– Приглашал, почему, да только я не ходил... Разве что к Герману, когда его отец уходил или, еще лучше, уезжал...

– И вы развлекались на его квартире?

Он покачал головой.

– Может, причина кроется в ваших амурных похождениях?

– Да не знаю я... – Он встал, большой, пухлый, неловкий, и Наталия подумала, что Жорж, пожалуй, единственный из всей этой троицы мог комплексовать по части женщин. Навряд ли он нравился тем девицам, с которыми проводили время Герман и Лари.

– Ну хорошо, не будем... Отдыхай... Надеюсь, Соня покормила тебя?

– Да, было очень вкусно. – Он смотрел в окно: там на улице стоял джип, набитый охранниками.

Наталия поймала его взгляд и словно прочитала его мысли: конечно, не всю ведь жизнь под его окнами будет стоять охрана... А как жить, находясь в постоянном страхе?

На кухне она налила себе чаю.

Поговорив в Сосновом Бору с бабой Надей, она поняла, что все коптильни похожи одна на другую... И что это не сарай, который стоял возле дома и который Наталия приняла за коптильню, что коптильня – это несложное устройство, врытое в землю с выведенной трубой для дыма...

Так уж устроен человек: он видит только то, что хочет видеть.

Единственной зацепкой по делу Литвиновой стало, конечно, известие о завещании и о Берковской. Когда Наталия услышала от паспортистки в ЖЭКе эту фамилию, она была потрясена. Конечно же, она сразу же пошла в эту квартиру, надеясь встретить там эту самую Берковскую, но сколько ни звонила, ей так никто и не открыл. Зато она поговорила с соседкой, которая и рассказала ей о том, что видела здесь, в этой квартире (она еще выразилась «в Ирочкиной квартирке»), женщину, много старше ее, но очень похожую на Литвинову.

После общения с соседкой оставаться в подъезде, а уж тем более взламывать дверь было бы крайне опасным. Поэтому Наталия отложила это до глубокой ночи.

Уроки Сапрыкина не прошли даром. Втайне от Логинова он научил Наталию пользоваться отмычками и ломиком. А тренировались они, стыдно сказать, на замках от двери логиновской квартиры. После чего пришлось покупать три новых замка разной конфигурации. Спустя еще полгода Наталия вскрыла и эти три замка. Здесь уже было не обойтись простой заменой замков, и они поставили новую, двойную металлическую дверь. Логинову Наталия это объяснила очень просто: она перевезла туда зимние вещи, меха, а потому в целях сохранности пришлось поставить более надежные двери и замки.

Она надела теплый свитер, куртку и вышла из квартиры.

Вывела машину из гаража и поехала к дому, где раньше жила Литвинова. Она до последнего надеялась на чудо, что Литвинова не погибла, что из реки достали другую женщину, но стоматолог по фамилии Николаев развеял весь ее романтизм как дым... Он совершенно спокойно отыскал у себя в кабинете карточку Литвиновой и показал ей запись, сделанную полтора года назад, когда Ирине была поставлена пломба: четвертый зуб слева снизу. У женщины, которую нашли в реке, была точно такая же пломба... Подтвердил он также и тот факт, что пациентка оказалась на редкость скандальная и обещала подать на него в суд за, как она выразилась, «садизм»... Так что все совпало.

Два часа, которые она провела в библиотеке, тоже, значит, оказались напрасными: она искала в криминальной местной хронике информацию об исчезнувших приблизительно в начале ноября или конце октября прошлого года молодых женщинах. Их было две. Она выписала их фамилии и указанные в газетах номера телефонов, но после разговора с Николаевым это уже не имело смысла. Но план есть план. И она решила действовать по нему до конца. А это означало, что на завтра у нее были намечены телефонные звонки по поводу этих пропавших женщин.

Когда она, дрожа от страха, вошла в темный коридор, в нос сразу же ударил запах пыли. Так пахнет обычно в нежилых помещениях.

Она провела рукой по стене и, отыскав выключатель, щелкнула им. Сразу же вспыхнул свет. Он шел от лампочки без абажура, висевшей прямо над головой.

На полу в прихожей довольно новая шерстяная дорожка, в комнатах стоит традиционная мебель: стенка, стол, диван, кровать, стулья, кресла... Кругом чисто, словно недавно убирали, хотя запах пыли не выветрился.

Она обошла две комнаты, кухню, заглянула в ванную комнату, но ничего примечательного не обнаружила. И когда уже решила возвращаться домой, в прихожей с ней чуть не случился обморок: на вешалке она увидела то самое синее пальто с многочисленными вытачками, фасон, модный в начале века... И здесь же белая «таблетка»...

Это было какое-то наваждение...

Наталия просто выбежала из квартиры, захлопнула дверь и, не помня себя от страха, села в машину. И только когда отъехала, немного пришла в себя.

То, что за квартирой следует установить наблюдение, было ясным как день. Ведь именно женщина в синем пальто и белой шляпке передала записку, погубившую Лари... Возможно, что и Герману досталась записка, написанная этой сумасшедшей...

Она вернулась домой и от холода и озноба долго не могла прийти в себя. Сидела на кухне и ждала, пока не наберется вода в ванне. И лишь спустя время она, полежав в ванне и успокоившись, приняла на всякий случай аспирин и легла спать.

– Где ты все ходишь? – сквозь сон побормотал Логинов, и Наталия с тоской подумала о том, что ей скоро двадцать восемь лет, а она ни разу в жизни не была по-настоящему счастлива как женщина.

– Я хочу безумного мужчину, – сказала она, укрываясь с головой одеялом и мысленно переносясь в Лондон...

– Ты почему не разбудила меня?

– Не захотела и не разбудила...

По ее тону он понял, что их мирной жизни наступил конец, что Наталия заскучала, захандрила и что теперь от нее можно будет ожидать всего, чего угодно. Возможно, что у нее появится новый любовник, которого она будет прятать. Как прятала в свое время Жестянщика.

– Что там, на квартире? – Он старался говорить ровным тоном, чтобы тоже не выдавать своего раздражения. – Надеюсь, ты не обнаружила там очередной труп?

– Нет... Но там я нашла синее пальто и белую «таблетку», то есть ту самую одежду, в которую была одета женщина, передавшая Жене Березкиной записку для Лари, – выпалила она на одном дыхании и перевела дух. – Тебе не кажется, что ее надо бы поймать... И вообще, непонятно, чем вы только занимаетесь в своей прокуратуре?! Про Берковскую ничего не рассказал... Куда ведут следы собаки – не знаете... А почерки? Почерки сличали? Кому принадлежит почерк на записке к Лари и Герману? Что там делают ваши сонные эксперты? Пьют чай с пирожками? Или пирожными?

И вдруг она кинулась к телефону.

Логинов заметил в ее глазах блеск: она что-то вспомнила, она загорелась, она начала сходить с ума... Так было всегда, когда она, как собака, брала след...

– Алло? – услышал он и весь обратился в слух. – Андрей? Слава Богу, что ты дома... Ты не мог бы мне сказать, что вы ели на даче, перед тем как поссориться с Ириной? Пили чай? И все? А яблоки, яблоки были? Ну конечно... В это время на даче всегда можно найти кортланд или какой-нибудь другой зимний сорт... А печенье там, бисквит не ели? А вино красное не пили? Что? Зачем? Хорошо, подъезжай... – Она положила трубку. – Так вот... – это она уже адресовала Логинову, – я устала... Я не хочу так жить... На улице сыро и противно, холодно и дует ветер... А виноват во всем только ты!

Он обнял ее.

– Да что же это с тобой происходит? Да забудь ты обо всем этом... Я тебе сколько раз уже говорил...

– Это все слова, – говорила она ему, давясь слезами, причину которых не понимала сама. – Я стала нужна тебе, но не как просто Наташа, а как человек, наделенный дурацким даром что-то видеть... Посуди сам, насколько невероятно будет звучать все то, что происходит с нами, со мной в частности, если кому-нибудь рассказать об этом... Кстати, – она подняла мокрое от слез лицо и пригладила растрепавшиеся волосы, – что сказал Мишин по поводу следов, оставленных собакой в моем кабинете?

– Честно?

– Ну конечно!

– Он запил. Манджиян сказал, что следы совпали...

– Нас всех, всю нашу полоумную компанию, включая ответственных работников прокуратуры, между прочим, могут спокойно упечь в психушку...

– Может, ты хочешь что-нибудь выпить? Я же вижу, как ты нервничаешь... Вина, например...

– А еще бисквитов и яблок, чтобы потом утопиться?

Он ее не понимал.

Пришла Соня, розовощекая и счастливая.

– Я хочу покормить вас завтраком.

И ни слова о квартире, переменах в жизни вообще.

А следом заявился Захарченко.

И вдруг Наталия вспомнила про Жору. Вбежала в комнату и, обнаружив, что он еще просто спит, громко, в голос, вздохнула:

– Как же ты меня напугал! Я уж думала, что тебя черти съели...

Жора посмотрел на нее презрительным взглядом:

– Уж сказали бы сразу: собаки съели...

– Разговорчики! Быстро за стол... Завтракаем и разбегаемся кто куда...

– И я?

– А вот ты побудешь пока под домашним арестом.

Она с чашкой кофе уединилась с Андреем.

– Ты мне хотел что-то сказать?

– Да, я вспомнил... Вот когда вы начали расспрашивать про красное вино и бисквит, я вспомнил сразу, что все это было на столе... Но это было не наше...

– Как так?

– Понимаете, когда мы приехали на дачу, а приехали мы в разное время... Когда я приехал, она, Ирина, была уже там... Я еще спросил ее, где это она нашла такую шикарную бутылку... Знаете, красное испанское вино в совершенно роскошной бутылке... И коробка из-под печенья, а на тарелке несколько засохших бисквитов с орехами...

– Засохших?

– Вот именно. Она сказал мне, что это пиршество не имеет к ней никакого отношения, что это все она нашла здесь, когда пришла...

– Значит, на даче кто-то был?

– Да, кто-то чужой... Она же практически не запирается...

– А в чем она была? Ира, я имею в виду...

– Она была в красивом черном свитере, который очень шел ей, и юбке... Она очень хорошо выглядела...

– А какая была юбка?

– Длинная, с разрезом, кажется, темная...

– А клетчатой рубашки вы не видели?

– Видел... – сказал он и почему-то покраснел. – Вот не думал, что мне придется говорить с вами об этом... Понимаете, мы же с ней столько времени не виделись...

Словом, мы часа два, перед тем как поссориться, провели в постели... И после этого она уже была без юбки, но в какой-то мужской клетчатой рубашке... Она тоже ей шла...

– И когда вы ударили ее по лицу, она была в этой рубашке, а не в свитере?

– Да, правильно... В свитере я ее больше не видел... И вообще не видел...