Даниил
Хрупкую тишину девичей комнаты мерно нарушало еле слышное тикание прикроватных часов и этот звук дрожал на окраине моего сознания, удерживая в состоянии бодрствования. Я не мог заставить себя расслабиться и уснуть, пока Амина лежала на своей кровати и вздрагивала во сне. На её ресницах плясали лёгкие огоньки света прикроватной лампы, а между бровями то и дело пролегала тревожная морщинка. Её грудь быстро поднималась и опускалась от сбивчивого дыхания, будто в своём сновидении она отчаянно пыталась спастись от кого-то бегством.
— Что же тебе снится, Вьюнок? — прошептал я и опустился в кресло рядом с кроватью.
До сих пор в голове не укладывалось, как я мог забыть её. Забыть то, кем она являлась для меня, на сколько была для меня дорога. От этих мыслей затянувшаяся рана от пули в спине заныла, вынудив невольно сжать тонкую ткань свитера.
— Призрак прошлого, — раздался у меня за спиной знакомый голос, который вызвал у меня приступ тошноты.
— Серафим, — выплюнул я, не оборачиваясь, — сукин ты сын.
— Как понимаю, — дворецкий бесшумно пересёк комнату и склонился над Аминой, с намерением поправить одеяло, но я отдёрнул его за руку, — ты всё вспомнил.
— Не всё, — я встал между ним и кроватью, — но этого достаточно, чтобы ненавидеть тебя, скотину.
Мышцы его лица едва заметно дрогнули.
— Ты выбрал неудачное время, для выяснения отношений.
— Скажи спасибо, что я тебе прямо на месте морду не начистил, — прошипел я. — Причина её состояния, — кулаки рефлекторно сжались от злости, — причина того, что мы все заперты здесь… Всё из-за тебя!
Глаза дворецкого застлала чёрная дымка, расползаясь по скулам тёмными трещинами, а черты лица устрашающе вытянулись. Резким движением он схватил меня за грудки дёрнув на себя.
— Я не отрицаю своей причастности к тому, что её разум помутился, но не делай меня козлом отпущения, — Серафим оттолкнул меня, вынудив осесть в кресло, — в это безумие все внесли свою лепту.
— Но она…
— Ммм, — послышался сдавленный стон, заставивший нас повернуться к спящей девушке.
— Серафим? Что ты здесь… — Амина попыталась привстать, но тут же замерла и поморщилась, будто почувствовала резкую боль, а я ощутил безумное облегчение.
Она не вспомнила дворецкого. Точнее то, кем он был. Оно и к лучшему, мне бы очень хотелось, чтобы тайна его личности сохранялась как можно дольше. И, чёрт возьми, если бы я мог, я убил бы его собственными руками, размазал по полу, не оставив и мокрого места. Но нет же, даже после смерти эта тварь превратилась в нечто, что нельзя уничтожить. Чёртов таракан.
— Тебе лучше полежать, — я склонился над ней, поправляя подушку, — ты потеряла сознание. А тебе, — я обернулся к дворецкому, сверля его глазами, — лучше оставить её в покое, пока я лично не выставил тебя за дверь.
— Даня, — то, как она позвала меня по имени, нежность в её голосе, граничащая со слабостью, отозвалась в моём сердце острой болью, — не стоит так с ним, он же не сделал ничего плохого. — Да, конечно не сделал, только во всём этом дерьме мы оказались по его вине.
— Как ты отдохнула? — отозвался дворецкий, полностью игнорируя моё присутствие. — Выглядишь бледной. Что-то произошло?
Нет, нет, нет! Не вороши чёртовы угли её памяти, ещё не время! Я должен сохранить её блаженное неведение как можно дольше!
— Пошёл вон.
— Тебе следует быть осторожнее, — тон его голоса…до отвращения сладок, что вызывал приступ тошноты. Чёртова нечисть. Хотя, если вспомнить, он и при жизни был таким…раздражающе располагающим к себе. Его любили практически все. Сволочь. Сволочь, погубившая нас всех.
— Я пытаюсь хоть что-то понять, Серафим! — её голос дрогнул, будто натянутая до максимума струна. — Находиться здесь невыносимо! Я не хочу, чтобы ещё кто-то… — она осеклась и покосилась на меня, — погиб.
— Амина, ты… — Серафим замолчал, понизив тон и прикусив губу, — слишком безрассудна. Тебе следует быть мудрее.
— В ней нет ничего мудрого, тебе ли не знать.
Амина уставилась на меня во все глаза.
— Ты знаешь, как мы с Серафимом связаны? — она протянула руку, уцепившись на рукав моего свитера. — Расскажи. Я..я должна знать.
Место на спине, где должна была быть дыра от пули, запульсировало от боли, вынуждая поморщиться.
— Ничего я не знаю, — горькая лож слетела с языка, подобно яду, — он просто меня бесит. Видеть его не могу. Нам обоим следует оставить тебя. Тебе нужен отдых.
Нужно проветрить голову. Во мне скопилось слишком много гнева, я могу навредить ей.
— Не уходи, — Амина сильнее сжала мой рукав, — останься…
Я повернулся к ней и накрыв прохладную руку своей, осторожно разжал тонкие пальчики.
— С твоей стороны очень смело просить меня остаться рядом на глазах у другого мужчины, Вьюнок.
Я усмехнулся, покосившись на дворецкого, но тот и виду не подал.
— Я…нет, нет… — затараторила Амина, — что ты говоришь такое? Как неловко.
Девушка прикрыла лицо ладонями.
— Серафим, прошу, не подумай ничего странного. Я хочу поговорить с Даней. Я…вспомнила кое-что.
Дворецкий и усом не повёл, выражение его лица оставалось непроницаемым.
— Я и не думал.
— Хоть какая-то от тебя польза, — выплюнул я.
— Отдыхайте, — он кивнул головой и вышел прочь из комнаты, еле слышно прикрыв за собой дверь.
Амина.
Повисла неловкая тишина.
Даня неподвижно стоял возле моей кровати, сжимая руки в кулаки. Но, наблюдая за ним, я осознавала, что чувствовала странное облегчение, счастье от того, что вижу его, и боль одновременно. В то же время было ужасно неловко перед Серафимом. Чуть позже, как только почувствую себя лучше, найду его и извинюсь за моего нахального и грубого друга.
— Иди сюда, — я медленно приподнялась и раскинула в стороны руки, — Вредина мой.
Услышав знакомое прозвище, парень обернулся и его кулаки медленно разжались, будто напряжение, что его сковывало медленно сходило на нет.
— Ну же! — улыбнулась я и в этот же момент по щекам покатились предательские слёзы.
— Дурочка, — Даня присел на край кровати и осторожно меня обнял, уткнувшись лбом в моё плечо, — зачем же реветь?
От него исходило тепло, знакомое мне с детства, когда он вот так же обнимал меня, пряча от очередной совершённой мной глупости.
— Я думала, — мои плечи мелко задрожали, а перед глазами заплясала солёная пелена, — что ты погиб. В больнице тогда врач сказал…, - я не смогла договорить горькие на вкус слова. Они осели в горле давящим комком, мешая дышать.
— Я умер тогда, Амина.
Его слова заставили застыть в недоумении и на мгновение мне показалось, что внутри меня снова что-то надломилось. Что-то, что искренне надеялось на совершенно другой ответ.
Даня медленно отстранился и положив ладонь на мою щёку, стёр слезинку большим пальцем. И этот самый жест был так привычен, что заставил невольно улыбнуться.
— В тот вечер я не доехал до операционной. Я помню, как умирал тогда и это, — он замолчал и тяжело вздохнув, снова обнял меня, но на этот раз крепче, будто боялся, что больше у него такой возможности не будет, — я хотел бы забыть. Этот особняк — притон для нечисти. Я не знаю, кем теперь являюсь, но после смерти человеком ведь быть перестают, верно?
— Не говори так, — мой собственный голос звучал надломлено и чуждо, — ты-это ты. И совсем неважно, кем стал. Ты мой друг, мой старший брат. Человек, который пожертвовал всем ради моего спасения.
Слова слетели с моих губ с немыслимой горечью, она ощущалась настолько явно, что захотелось выпить воды, чтобы избавиться от ужасного послевкусия.
— В любом случае, — он усмехнулся, — я благодарен этой стерве, Смерть которая, за возможность снова тебя обнять. И, мне так жаль, что мы потеряли столько времени, пока были лишены воспоминаний.
Его слова заставили мои губы невольно дрогнуть в лёгкой улыбке.
— Но, даже не помня меня, ты тянулся ко мне и старался защитить.
Я отстранилась от него заглянув в глубокую синеву его глаз и потрепала пепельную макушку.
— Даже без воспоминаний ты оставался моей опорой и защитой. Спасибо тебе за это.
Уголки его губ поползли вверх в мягкой и слегка озорной улыбке.
— Видимо, глубоко внутри я знал, что должен оберегать тебя любой ценой.
Моя рука невольно легла на его плечо, и замерла, а перед глазами заплясал образ кровавой лужи, которая расплывалась за ним на грядном полу в тот жуткий вечер.
— Как же так вышло? — я посмотрела на свои руки и воспоминание о том, как они были испачканы кровью моего друга, казалось, было таким живым, будто это произошло мгновение назад. Затем я перевела взгляд на его плечо, туда где со спины вошла та злополучная пуля.
— Не знаю, как у этой стервы вышло провернуть подобное, но это тело…будто настоящее, — он сжал и разжал кулаки, — я всё чувствую и смотри, — он повернулся ко мне спиной и задрал свитер на спине до плеча, обнажив белую кожу с уродливым шрамом в виде маленькой круглой кляксы, — остался только шрам. — Пальцы невольно коснулись его неровных краёв, заставив Даню вздрогнуть.
— И правда, — выдохнула я, — как настоящий.
Не знаю как, но Смерти удалось сотворить настоящее чудо. Чудо которое позволило снова вот так находиться рядом и прикасаться к тому, кого уже давно нет среди живых.
*******
Мысли в голове отказывались собираться в единое целое. События сна…я была точно уверена, что это был обрывок моего прошлого. Но этот мужчина, который стрелял в Даню и Егор, почему я всё так же не могу вспомнить их лиц?
Сосредоточившись на воспоминаниях, которые были в минувшем сне, я снова и снова прокручивала болезненные кадры: светловолосый мужчина опустился на колени, дикий хохот безумца, выстрел…
Виски пронзила резкая боль, отозвавшись тошнотой в горле. Я набрала в лёгкие побольше воздуха и медленно выдохнула, а затем сжала виски, пытаясь побороть резкую болевую вспышку.
Почему я не могу вспомнить их лиц?
В коридоре послышались тихие шаги, а затем под дверь тихо шурша проскользнул маленький лист пергамента.
Сердце в груди сжалось от неприятного предчувствия.
Я медлила, раздумывая над тем, стоит ли читать то, что написано на бумаге, ведь я прекрасно знала, что ничего хорошего там не будет.
Опустив ноги на мягкий коврик, я медленно поднялась с кровати и взяла с пола прохладную бумагу. Лист был согнут пополам и казалось, будто прежде чем подсунуть его под мою дверь, его владелец раздумывал над тем, стоит ли это делать. Об этом говорили слегка смятые уголки, будто кто-то сжимал бумагу в руках.
Подойдя к окну, я отдёрнула в сторону теневую штору и снова опустила глаза на пергамент. Что-то внутри меня отчаянно противилось тому, чтобы я открывала его. Но любопытство взяло надо мной верх.
Развернув пергамент, я почувствовала, как в моих венах на мгновение застыла кровь:
«Убийца. Во всём виновата ты. Почему умерли мы вместо тебя?»
Красные чернила заплясали перед глазами, и я ухватилась за подоконник, чтобы удержать равновесие, выронив лист бумаги из рук, как вдруг где-то неподалёку послышало ужасно противное:
«Бульк».
В ужасе я подняла глаза к источнику звука и увидела, как сквозь стыки напольного ламината просачивалась бордовая жижа, пузырясь и вздуваясь, будто от воздуха из подпола.
«Бульк».
Меня сковал ужас и паника. Медленно попятившись назад, я лихорадочно ощупывала взглядом всю комнату, пытаясь придумать, куда забраться повыше.
Тем временем противная булькавшая жижа заполняла собой пол и казалось, прибывала всё быстрее и быстрее. Комната наполнилась ужасным, металлическим запахом свежей крови, от которого в лёгких неприятно защекотало, а желудок зашевелился.
Забравшись на подоконник, я прислонилась спиной к окну, от соприкосновения с холодным стеклом по коже побежали неприятные мурашки.
— Кровь… — слетело с губ, — откуда здесь?
На потолке появились морковные разводы и в это же самое мгновение полился кровавый дождь, который оставлял на всём вокруг ржавые разводы.
— Кто-нибудь… — шептала я, дрожа от холода и ужаса, — спасите…
Босые ноги скользили по красным разводам, но я вцепилась в оконную ручку, я устояла.
— Егор, — слетело с губ, — пожалуйста….
Медленно я повернула оконную ручку и в это же мгновение в лицо ударил холодный ветер, а по коже затарабанили дождевые капли, схожие с тонкими ледяными иглами. В этот же момент где-то над особняком сверкнула яркая серебристая молния.
— Пожалуйста, — глаза застлали слёзы, мешая рассмотреть то, что находилось внизу, — ты нужен мне…
Страшно.
Страшно смотреть вниз. Страшно обернуться назад.
Страшно…
— Егор!
Это имя…
— Пожалуйста… — срывался с губ шёпот.
Кем ты был для меня? И почему я так отчаянно зову тебя? Почему не могу вспомнить твоего лица?
— Егор…
— Амина, нет! — сильные руки резко потянули меня с подоконника.
— Нет! Я не хочу! Отпусти! Егор! — из моей груди вырывался дикий крик вперемешку с истеричными всхлипами. Перед глазами всё расплывалось, превратившись в одно большое гранатовое пятно.
— Тише… — кто-то прижимал меня к себе, нежно поглаживая по затылку. — Тише…
Голос звучал будто издалека, но так низко, спокойно и знакомо.
— Кровь… — я дрожала всем телом, вцепившись в мягкую ткань одежды человека, что прижимал меня к себе, — как много крови…
— Чшш, — моё лицо взяли в ладони, — здесь ничего нет.
— Но, — я попыталась отвернуться, выискивая возможные пути бегства, но моё лицо снова развернули, вынудив посмотреть в глаза тому, кто сидел напротив.
— Ты не одна, я с тобой, — голубые глаза, до краёв полные беспокойства и трепета, — всё хорошо.
Мужчина осторожно притянул меня к себе и утонув в его тёплых объятьях я почувствовала знакомый запах парфюма. В это же самое мгновение перед глазами замелькали образы и картинки:
Ночь…тёмная квартира, в окна которой то и дело врывалась яркая вспышка молнии. Я шла к ванной комнате. Шум воды и чувство дикого страха, что сковывал грудную клетку.
Из переполненной ванной свисала рука, с которой на пол мерно капали ярко-гранатовые капли крови.
— Нет, нет, нет… — шептала я, прижимаясь сильнее к тёплой груди, — не умирай, прошу. Я не могу тебя потерять… Только не здесь… Только не так…
Этот запах, что так приятно щекотал ноздри, тепло рук и бешенное биение сердца в тёплой груди. Мягкий, нежный голос и то, как этот кто-то гладил меня по затылку успокаивая. Всё это казалось таким знакомым.
— Всё хорошо, — твердил мужчина, нежно коснувшись губами моего лба, — я с тобой. Я не оставлю тебя.