Глава 8. О чём молчат цветы

Я сжала пальцами виски, в тщетной попытке привести мысли в порядок, но они будто не намеревались выстраиваться в нужном мне порядке и это раздражало намного больше, чем беспорядочный спор, который звенел со всех сторон. И, честно сказать, в тот момент я начинала жалеть о том, что уговорила всех собраться и обсудить алиби.

— Сама то ты, — послышался голос Сириуса, — где была, когда убивали адвоката?

Его слова мгновенно вывели меня из оцепенения. Я подняла глаза и было набрала в лёгкие воздух, чтобы ответить, как меня перебила Дарья:

— Шашни крутила с дворецким, — её слова прозвучали грубо, осуждающе, будто я задела что-то личное для неё, — ей было не до Георгия.

Я сделала глубокий вдох, борясь с раздражением и злостью.

— А ты ревнуешь что ли? — усмехнулся Даниил. — Сама на сладенького нашего глаз положила?

Издёвка в его голосе почему отозвалась в груди приятным теплом, вызвав улыбку. Какая милая попытка защитить.

— Я бы попросил оставить мою персону за пределами вашего разбирательства, — отозвался Серафим, расставляя чашки с горячим кофе перед нами на кофейный столик, — я не должен вас касаться.

Я вздрогнула от возникшего в памяти воспоминания: нежные объятия, приятный запах парфюма, ощущение полной защищённости и спокойствия, и мои руки вокруг его торса под чёрным пиджаком.

«Не должен касаться», но касался и я не могу отрицать того факта, что мне это нравилось. Меня тянуло к нему.

Ничего не сказав, дворецкий тихо удалился из комнаты, будто происходившее его совершенно не касалось.

— Я шла в кухню, чтобы вернуть на место аптечку и встретила Серафима по дороге. Он вызвался меня проводить до моей комнаты.

— В кухню, — парировала Дарья, — из которой стащили нож…

— Ты считаешь, что я его убила?

— Я сомневаюсь, что у неё было на это время, — покачал головой Даниил, — она долго провозилась с моей ногой. Получается, у неё есть как минимум два свидетеля, её невиновности. А вот где была ты?

Дарья поджала губы, явно не ожидая такого напора в свой адрес.

— Я была в своей комнате.

— Выходит, — ответил Сириус, насмешливо скривив губы, — у тебя самой нет алиби.

— Черт, — проскулил Илья, — такими темпами мы ничего не добьёмся и кого-то снова убьют!

Я тяжело вздохнула, пытаясь побороть нараставшее раздражение.

— Давайте подведём итог дискуссии, — Сириус встал с дивана и медленно подойдя к кофейному столику взял с него чашку с кофе, — из всех присутствующих в особняке алиби есть только у троих: дворецкого, Амины и Даниила. Остальные, в том числе и я сам не могут подтвердить то, где были и чем занимались.

Повисла неловкая тишина и казалось, что в этой тишине тонули слова и эмоции, превращаясь в нечто похожее на ртуть, тягучую и ядовитую, осевшую в наших сердцах страхом и подозрением.

— Ладно, давайте обсудим следующий вопрос, — продолжил Даниил, — что вы нашли в особняке, помимо трупа адвоката?

*******

После часа обсуждений и споров все разошлись по своим комнатам. Я сидела в гостиной в гордом одиночестве, держа в руках чашку с полу остывшим кофе: на его поверхности плавало моё отражение, которое в тот моет казалось таким чужим, будто я совсем не знала эту девушку.

Я закрыла глаза и поднесла чашку к лицу, вдохнув приятный запах, а затем сделав небольшой глоток. На кончике языка остался тонкий сладковатый привкус, ужасно знакомый и приятный, будто когда-то я уже пробовала именно этот кофе.

— Горячим он приятнее, не так ли? — я открыла глаза и уставилась на мужчину, вошедшего в комнату.

— Сириус, — выдохнула я, провожая его взглядом до дивана напротив, пока мужчина на него медленно садился, — почему ты не в своей комнате?

— Совершено убийство, — холодно ответил он, откинувшись на спинку дивана, — а ты сидишь тут совершенно одна. Не страшно?

Было непривычно видеть его таким серьёзным, на точёном лице ни намёка на ухмылку.

— Не думаю, что меня попробуют убить второй раз за такое короткое время, — мои слова разлетелись по комнате грубым эхо. Я сама с трудом верила в собственные слова.

— Безрассудно. — Выдохнул Сириус покачав головой. — Или очень смело.

— Послушай, — я вернула чашку на стол и посмотрела мужчине в глаза, — я признательна тебе за беспокойство, но ты не мог бы оставить меня одну? Всё что произошло, — я замолчала, пытаясь подобрать слова, — мне хочется обдумать. Одной.

Мужчина смерил меня долгим взглядом и медленно кивнул головой.

— Есть одно место, которое подойдёт для раздумий намного больше, чем гостиная, — я вопросительно подняла бровь, а Сириус хитро улыбнулся, поймав на себе мой заинтересованный взгляд, — выходя из гостиной, поверни направо. Прямо по коридору до конца, затем снова направо.

— И что же там будет? — я склонила голову на бок.

— За маленькой дверью будет лестница, — мужчина протянул руку вперёд и взяв в руки чашку, из которой я недавно пила, подушечкой указательного пальца начал описывать круги по её краю, — а в её конце ты увидишь нечто, что должно тебе понравиться.

Я молча наблюдала за ним, пытаясь понять причину перемены его обычного поведения и что-то мне подсказывало, что убийство Георгия не было тому причиной. За этим крылось нечто другое. Что-то личное.

— И что же я там увижу? Свою смерть?

Мужчина покачал головой и поставил чашку на столик.

— Нет, просто особое место, где можно о многом подумать, — его голос звучал тише, чем обычно, спокойно, но в нём ощущалась едва ощутимая нотка горечи.

Он поднял на меня глаза и едва заметно улыбнулся, и от этой улыбки мне стало не по себе: в ней была тоска, и она неподдельно касалась его глаз, обычно сощуренных в издёвке, но сейчас широко раскрытых настолько, что я отчётливо могла увидеть их глубокую печаль.

— Тебе нужно туда сходить, — а затем он поднялся со своего места и молча покинул гостиную, — может быть ты найдёшь ответы на некоторые свои вопросы.

*******

Я остановилась возле лестницы в нерешительности. Сама мысль о том, что я послушала Сириуса после всего, что произошло в особняке вызывала неприятные мурашки, но я старалась прогнать прочь тяжёлые мысли. Я должна надеяться на то, что у большинства обитателей сохранится здравый смысл. А защитить себя я смогу, нужно только оставаться на чему и…держать себя в руках. Последнее казалось непосильной ношей.

Прислушавшись, я поняла, что слышала шум капель воды, разбивавшихся о стекло и громовой грохот, раздававшийся будто издалека и любопытство взяло надо мной верх. Медленно, крадучись, я поднималась вверх, затаив дыхание. Нос защекотал запах травы и сырой земли, и преодолев последнюю ступеньку я замерла на месте, не зная, как реагировать на увиденное: ухоженные клумбы с яркой зеленью растений, совершенно разных, названий которых я и не знала, а над головой величественно возвышался стеклянный купол, который открывал широкий обзор на чёрное небо. О стеклянную поверхность настойчиво разбивались миллионы дождевых капель, стекая по прозрачной поверхности тонкими струйками. По краям ограждений прямо возле каменных дорожек ярким серебристым светом мерцали садовые светильники в форме небольших шаров. А ветви деревьев обвивали светодиодные гирлянды, маленькие огоньки которых казались хороводом светлячков.

Восхищённо озираясь по сторонам, я медленно прошла по каменной дорожке и опустилась на чёрную металлическую лавочку.

Взгляд невольно упал на куст с белыми цветами, что рос неподалёку: длинные листья торчали в разные стороны, а по центру на тонких стебельках раскачивались маленькие нежные бутоны, похожие на колокольчики.

— Как же вы выживаете? — я протянула руку и подушечками пальцев коснулась нежных лепестков. — Здесь же совершенно нет солнечного света.

Эти цветы невольно напомнили мне нас — обитателей этого особняка. Мы всеми силами пытаемся выжить, тепля хрупкую надежду.

— Но, с другой стороны, здесь намного меньше шансов, что вас погубят. — выдохнула я. — По-видимому, за вами хорошо ухаживают.

Слова, что слетели с моих губ, ударили по разуму, будто током: быть может все мы в этом особняке прячемся от чего-то, но просто не помним, от чего? Или не все мы, а кто-то из нас, а все остальные просто заложники? Но, почему?

Яркая вспышка молнии осветила оранжерею, а спустя пару секунд раздался оглушительный раскат грома. От неожиданности я вздрогнула и в этот момент рука нащупала что-то лежавшее на лавочке. Я опустила глаза и провела ладонью по гладкой чёрной ткани, а затем кончики пальцев прошлись по маленькой броши в форме цветка со светло голубыми камнями в виде лепестков на воротнике. Так изящно.

— Отрадно, что кому-то небезразлично, — прозвучал мягкий голос и от неожиданности я отдёрнула руку от пиджака, прижав её к груди, будто улучённая в воровстве.

Напротив меня стоял Серафим в чёрной рубашке с подкатанными до локтей рукавами и строгих брюках, как обычно идеально выглаженных. В руке он держал пустую лейку.

Теперь стало понятно, кто ухаживал за растениями.

Взгляд невольно упал на его руки, и я замерла, заметив на одном из запястьев уродливую полоску шрама. Проследив за моим взглядом, дворецкий поспешно опустил рукава и застегнул манжеты, будто пытаясь скрыть следы своего прошлого.

— Что? — переспросила я.

— Цветы, — дворецкий поставил лейку возле лавочки и взял в руки пиджак, — люди очень на них похожи, просто не понимают этого. Каждому человеку необходима забота, даже если он приспособился выживать во мраке. Всем нужно тепло. И так же, как и любой цветок, человека легко погубить. Вы невероятно хрупки.

— Ты слышал…

— Ты говорила вслух, — то ли от его близости, то ли от стыда за собственную неосмотрительность я почувствовала, что щёки начали наливаться кровью, — похоже, у меня скоро появится ещё одна обязанность в этом особняке — провожать тебя в твою комнату.

— Почему ты здесь? — мои слова ввели его в замешательства, отчего ярко голубые глаза широко раскрылись, наполнившись непониманием. — В этом особняке.

— Это моя работа, — мягко улыбнулся он.

— Следить за трупами?

Повисла неловкая тишина, которую спустя мгновение прервал тяжёлый вздох дворецкого.

— В этом особняке не все мертвы.

— Пока что.

— Амина, — он прикрыл глаза, — от того, насколько ясно ты видишь происходящее немало зависит. Пессимизм сейчас — твой враг. Смерть не зря собрала вас…

— Да какого чёрта! — выкрикнула я, поддавшись порыву злости. — Смерть то, смерть это! Тебе так нравится прислуживать этой ведьме, которая просто решила поиграть с нами?

— Ты заблуждаешься, — мягко продолжил Серафим, — её замысел мудр и великодушен, просто сейчас ты не способна его понять. Но я искренне надеюсь, что в самом конце ты ещё скажешь ей «спасибо».

— Что? — я не верила тому, что слышала. — Я должна быть благодарна за то, что будто мышь была поймана в мышеловку не зная, когда умру? А ты просто наблюдаешь за всем этим? Нравится тебе?

— Амина. Прекрати. Прошу тебя, — я осеклась услышав, как надломлено прозвучала его последняя фраза.

Я прикусила губу осознав, что сказала слишком много того, чего не стоило.

Помотав головой, я встала с лавочки и медленно подошла к Серафиму, а затем взяла его за руку, собрав тонкие пальцы в кулак и спрятав его в своих ладонях.

— Прости, — рука в моих ладонях мелко дрожала, и я невольно поднесла ее к груди, опустив голову, — я не должна была.

Перед глазами мелькнул образ уродливого шрама на его руке и мои ладони сжались сильнее, будто пытаясь унять его дрожь.

— Когда всё закончится, — прошептала я, — прошу, давай сбежим вместе. Все вместе.

Ничего не ответив, он медленно поднёс к губам мою ладонь, нежно касаясь её тыльной стороны.

— Как бы я хотел, — его голос звучал низко и хрипло, боже…он хоть мог представить, насколько был соблазнителен, — но для меня уже всё кончено. А вот у тебя ещё есть шанс.

Он отступил на шаг высвобождая свою руку.

— Как ты стал жнецом? И, — я невольно сглотнула, опустив взгляд на его запястье, которое скрывал рукав рубашки, — откуда этот шрам.

— Я был преступником, — уголок его губ дрогнул, — и концом моей жизни было самое страшное из возможных преступлений.

На мгновение показалось, что кровь в моих венах застыла.

— И какое же преступление ты совершил?

Дворецкий отвёл взгляд в сторону, поджав губы.

— Я совершил убийство, Амина, — хрипло произнёс он, — я лишил себя жизни.

От шока я отступила назад, а ладонь невольно прикрыла губы.

— Но… — слова застыли в горле, в страхе быть сказанными.

Серафим посмотрел мне в глаза и в этом взгляде было столько боли и сожаления, которые таились глубоко внутри его сердца. Невысказанные слова, невыплаканные слёзы, всё, что просилось наружу, но он не мог им этого позволить, отчаянно удерживая в груди и контролируя.

— Я отдал свою жизнь в обмен на жизнь человека, которого любил. Не приложил усилий, чтобы повернуть ситуацию в менее плачевное русло. Я сдался и тем самым причинил ужасную боль. И сейчас расплачиваюсь за то, что опустил руки. Не повторяй моих ошибок. А сейчас я очень прошу тебя вернуться в свою комнату и лечь спать.

Загрузка...