Особо опасная студентка

Глава 28

Ты напоминаешь ту, кого я прежде знал

Аудитория была набита битком — как первокурсниками, так и слушателями. Лекция по истории Междумирья напоминала открытый урок, оценивать который явились все кому не лень. А я-то думала, почему девочки сильно переживали за нашу творческую работу… Зачитывать ее полагалось именно сегодня, поскольку преподавателю понравилась выбранная нами тема про выдающихся студентов недавнего прошлого. Отрываться от схемы в тетради не хотелось, спускаться к кафедре — тем более. Страха публичных выступлений у меня отродясь не имелось, даже когда я не готовилась, полагаясь на лютую и беспощадную импровизацию.

Но сегодня душевный раздрай не способствовал тому, чтобы собраться с мыслями. Они скакали по кругу бешеными зайцами, хоть отстреливай. Тайное сообщество, ритуалы, моя чертова непонятная ошибка из прошлого… Какая еще новая жизнь, если старая упорно не отпускает? Притворство правды не изменит, а шлейфа проблем не уменьшит. Занять себя расчетами было идеальным решением! До поры до времени.

Предыдущая группа закончила выступать, наша полным составом пошла к трибуне.

— Надеюсь, вы с Лизой нас не подведете, — прошипела Мойра на ступенях. — Репетицию вчера обе пропустили.

Моя бывшая соседка сделала непричастное лицо. У нее вечером было занятие по танцам, а всем нынче известно, что я гений и справлюсь сама.

— Расслабься, — шепнула я. — От напряжения голос сбивается.

Мойру перекосило, она припустила вперед, влетев на кафедру. Первой и стала выступать, в паре с Роной, которая разбавила нудную биографическую справку об основателе боевого магического подразделения Икси Хансе бодрым рассказом о его нововведениях в университетских дуэльных турнирах. Он настоял на допуске к ним не только студентов-боевиков, но и других желающих, в том числе целителей. Один такой турнир целитель и выиграл, нечего недооценивать светлую магию.

Затем слово взяли Инира с Дитой. Стали по очереди читать с тетрадей о главе объединенного природного департамента магических миров Ровене Лерр, заметно нервничая. Но факты о ней нарыли интересные, например, что она вывела новый сорт драчливых кустов для охраны садов. Мне бы не уши развешивать, а прикидывать собственную речь, но в голове стоял звон.

— Эй… — Лиза тихонько ткнула меня в бок и очень вовремя осведомилась: — А мне-то что говорить?..

— В конце подытожишь каким-нибудь коротким выводом.

Она недовольно поджала губы, мол, ждала указаний поконкретнее. Ничего, разберется, язык у нее отлично подвешен. В крайнем случае — станцует. Тоже творческая работа!

Закончив, девочки освободили место у трибуны. Я шагнула туда, выуживая из памяти факты о руководителе Легиона Междумирья Киллиане Зинбере, коих знала немало. Уж для выступления хватит. Это не доклад, а вольное изложение, можно чуть ли не что попало нести, главное — с уверенным видом.

Я глянула на пристроившуюся сбоку Лизу, затем — в зал. Множество лиц, самых разных. Томящихся от скуки, равнодушных, выжидательно внимающих. Последних — больше, все же моя персона успела прославиться.

Сзади нарочито прокашляла Мойра, поторапливая. Пауза-то затягивалась. Я располагающе улыбнулась, намереваясь с чего-нибудь начать, и пересеклась глазами с Шейном. Участник незабвенного тайного сообщества сидел с моей винарской сокурсницей, видимо, родственницей или подругой. На меня смотрел с высокомерной усмешкой, свойственной практически всем лучшим студентам, о которых мы тут восторженно и вещаем. Впрочем, не представляю ее у Киллиана. Он внимание не любил.

Шейн усмехнулся выразительнее, и слова у меня неожиданно нашлись. Вероятно, я о них пожалею! Но это будет потом.

— Девушки из моей группы привели вам очень вдохновляющие примеры, — не перестала я улыбаться. — Однако не все студенты, подающие огромные надежды, достигают успеха. Я расскажу вам о Джезебел Шгтраухвагнер.

Имя с фамилией слетели с губ удивительно легко. Рядом нервно зачесалась Лиза, Мойра совсем закашлялась. Реакция других одногруппниц наверняка была похожей, но я обратила взгляд в зал, на публику. Она оживленно взирала в ответ. Преподаватель с изумлением моргал с первого ряда, скучающих поубавилось.

— Вы о ней вряд ли знаете, разве что случайно слышали. — Скорее всего, из некрологов, что я пока опустила. — С тех пор двадцать лет прошло. Она была мультимагом, как я. Выбрала боевой факультет и занималась смешением стихийных чар, изобретая новые связки. Одной школы магии ей оказалось недостаточно, список выбранных факультативов включал практически все. Исключения составляли лишь те, что пересекались в расписании. С первого курса Джезебел выигрывала соревнования, перечислять которые утомительно. Их столько, что проще сказать, каких не было, — это турниры лиги знаний, она предпочитала теории практику. Когда ее отказались принимать в клуб демонологов из-за специализации, надрала задницы несогласным темной магией, и они сразу передумали.

Аудиторию наполнили одобрительные смешки. Преподаватель отчаянно хмурился, транслируя мне, что такие выражения — дурной тон, но останавливать меня не стал.

— Подобных историй у нее было много, — я добавила загадочных интонаций, облокотилась о трибуну. — Джезебел стала самой упоминаемой персоной в «Вестнике Междумирья» тех годов. Светскую жизнь вела активно, открывала студенческие праздники, хоть и не состояла в женском сообществе. Когда в интервью спросили, как ей удается все совмещать, она ответила, что ненавидит слово «невозможно». Любые преграды — это вызов. Ей пророчили блестящее будущее. Я не о предсказателях, если что!

Из зала прилетели улыбки, бабочками оседая в животе. Установленный с публикой контакт — он такой, ощущается живо и трепетно.

— На шестом курсе она изучала темную материю, — продолжила я, наблюдая за тем, как вопросительно приподнимаются белесые брови Шейна. — У нее появилась теория, что маги способны выжить на глубинном уровне бездны и успешно контактировать с подпространственными частицами без сделки с высшим демоном. Для этого нужен особый ритуал, и Джезебел его придумала. А теории требуют подтверждения на практике. Научное сообщество выступило против. Это же безумие! Но ректор Лукаш Янов одобрил ее разработки и разрешил попробовать.

Я отклонилась от кафедры, поправила упавшую на лоб прядь волос. Секундный перерыв отозвался в аудитории нетерпеливым ожиданием, народ затаил дыхание.

— Джезебел провела эксперимент, — голос, как ни странно, не дрогнул, — и что-то у нее пошло не так. Что именно — неизвестно. По заявлению следственной комиссии Легиона, в ритуале произошла ошибка. Какая-то досадная ошибка, из-за которой она провалилась в бездну. Тело так и не нашли. Официально объявили погибшей.

Улыбки померкли, усмешка Шейна бесследно исчезла. Высокомерное выражение сменилось мрачным, и по нему явственно читался вопрос: что ты всем этим хочешь донести?

— Подобные истории стремятся забыть, — усмехнулась уже я, — или упоминать лишь иногда в назидание, чтобы другим неповадно было экспериментировать с ритуалами. Но вот что я вам скажу… Ерунда — все эти рассуждения с живыми примерами, как делать не надо. Ну или с мертвыми примерами. Великие изобретения не обходятся без испытаний и потерь. Опасно? Да. Стоят ли они риска? Каждый решает лично. Прогресс не остановить. Все, что может быть сделано, будет сделано. Просто у открытий есть своя цена. Важно понять это прежде, чем ее заплатишь.

В аудитории повисла тяжелая, гнетущая тишина. Я выдохнула и поймала взгляд того, кого ожидала увидеть здесь меньше всего на свете. Раздались звуки единичных робких оваций. Секунду спустя они стали активнее и громче. Кажется, аплодировали почти все, но я видела только его — Аттикуса. Сидел на последнем ряду, ближе к выходу. Шевельнув уголком губ, он вяло изобразил рукоплескание. Поднялся и вышел за дверь.

— Э-э-э, — протянула Лиза, когда аплодисменты поутихли. — Мы сегодня многое поняли. Выбирая свой путь, заранее не просчитаешь, куда он в итоге приведет. Такова жизнь, никаких гарантий.

— Спасибо, девочки, — выдавил преподаватель, который всеобщего восторга от моего выступления не разделял. — Было… креативно.

Обратно на место я вернулась, заметив, что Шейн окончательно помрачнел. Вероятно, что-то и понял, но было совершенно не до него. Мысли занимал исключительно Аттикус. Он был тут и все слышал! М-да…

До конца этой лекции и все следующие я сидела как на иголках. Отвлечься не помогали ни схема сейфа, ни устроенная Мойрой перепалка по поводу моей отсебятины в общей творческой работе. Рона и без меня ей объяснила, что раз вся наша группа получила высший балл, то претензии не принимаются. Главное — результат, победителей не судят. Дита пыталась возмущаться, что Лиза толком ничего у трибуны не сказала, но та заявила о своем огромном вкладе при сборе информации, кося на меня глазом. Я согласно покивала, и конфликт был исчерпан.

Едва учебный день закончился, она убежала заниматься танцами, а я осталась в пустой аудитории и сделала попытку уткнуться в тетрадь. Тщетную. Расчеты продвигались со скрипом, ни малейшей сосредоточенности. Внутри что-то щемило, грудь сжималась при каждом вдохе, будто воздуха не хватало. Из головы не шли последние секунды моего выступления, перед глазами стоял Аттикус и тот его изгиб в уголке губ. Символы на белом листе бумаге расплылись, превращая расписанную формулу в грязное пятно. И я не выдержала.

Нет, оставлять это так нельзя.

Сморгнув мутные круги, я убрала тетрадь и направилась на кафедру прорицания. Там было тихо, вторая половина дня. Студентов практически не было, зато в комнате отдыха оказались преподаватели, они и подсказали, куда идти. Я отыскала кабинет Аттикуса в конце длинного коридора, увешанного магографиями выпускников предсказательского факультета. Счастливых, в синих мантиях, с такими же синими приколотыми «дипломными» артефактами в виде знака Междумирья — розы с шестью лепестками. Мой должен был быть бордовым. Я его почти заслужила. Но не получила. Недотянула всего ничего…

У глянцевой двери я застыла, не решаясь постучать. За ней слышались голоса — его и чей-то еще, пискляво-заискивающий. Обсуждали «крайне неудачную тему курсовой» и что лучше выбрать другую, которая нерадивой студентке по силам. Я уж было решила, что не судьба и следует зайти позже, но тут дверь распахнулась. В меня врезалась студентка, вылетевшая из кабинета, ойкнула и посторонилась. Аттикус вскользь прошелся по мне взглядом из-за письменного стола.

— О, нарушительница правил, — поприветствовал совершенно обыденным тоном. — Вы что-то хотели?

— Да.

Единственный ответ, на который пока хватило. Короткий, произнести его без запинки легко. Выдавить улыбку — уже сложнее, но я справилась.

— Идите, — обратился он к мнущейся на пороге студентке. — Надеюсь, следующая предложенная вами тема курсовой будет удачнее.

Она судорожно покивала и ретировалась. Я прошла в кабинет, закрыла за собой дверь. Его хозяин поднялся из-за стола, спрятал руки в карманах. Садиться на стул стало как-то неудобно, и я осталась стоять в метре от Аттикуса, с идиотской приклеенной улыбкой.

— Я не менталист и мысли читать не умею, — произнес он с привычной иронией. — Вам придется сказать, в чем дело.

— Менталисту мне как раз пришлось бы сказать, — взяла я себя в руки. — Блок на сознании, без которого ходить неприлично, мысли читать не позволяет. А вы умеете догадываться без слов.

— Все же предпочитаю слова.

— Я видела вас на лекции по истории Междумирья…

— Немудрено, я там был. — В нем промелькнула некая слаборазличимая и тщательно скрываемая эмоция. — Отличное выступление. Смелую речь в финале толкнули, браво. Поздравляю с произведенным фурором. Хотя не все оценили.

— Например, вы?

— С чего такой вывод?

— Бросьте. Это ведь та самая девушка, — я посмотрела на него прямо, не позволяя себе сбиться, — о которой вы мне говорили.

— Та самая, — подтвердил Аттикус очень сдержанно. — Переживаете за мою реакцию? Напрасно. Я даже рад, что ваш рассказ неожиданно оказался о ней. Как вы верно отметили, подобные истории стремятся забыть.

— Я не сразу заметила вас в аудитории. Возможно, во время выступления использовала несколько резкие выражения…

— Не без этого. Джезебел бы понравилось.

У меня невольно вырвался веселый смешок, его губы тронула улыбка. Теплая и бесхитростная, какие он адресовал лишь избранным. В глубине голубых глаз проявилась нежность с толикой бессильной тоски.

Давно все понял, но делает вид, что не догадывается? Я ношу маску, Аттикус подыгрывает. Вполне в его духе. Не настаивать, не лезть в душу. Терпеливо ждать.

Так больше продолжаться не может.

Я шагнула к нему. Достаточно близко, чтобы бросило в жар. Сердце стучало в груди бешено, пальцы подрагивали. Тянуло снова уткнуться носом в его плечо, как на открытии или раньше, гораздо раньше. Сколько таких моментов было… Счастливых, что я по дурости не осознавала слишком долго. Мы были рядом, вместе, чуть ли не каждый день. Всегда, когда мне становилось по-настоящему хорошо, это происходило благодаря ему. А он об этом так и не узнал.

— Атти, я…

— Студентка Лэйн, — перебили меня. — Вы не находите, что это уже непозволительная фамильярность?

— Ну хватит. — Ломать комедию! — Это я. Джез.

Его бровь дергано приподнялась.

— Это шутка сомнительного юмора?

— Нет, — покачала я головой. — Не шутка.

— Ясно. — Он отступил на шаг. — Вы отыскали информацию про мою подругу юности и решили поизмываться. Вам весело?

Я оцепенела. Рот открылся с трудом, но Аттикус жестом велел замолчать, припечатав:

— Больше ничего не желаю слышать.

Не поверил? Да есть миллион всего, что знаем только мы вдвоем! Доказать, кто я, — раз плюнуть. Но зачем, если это вообще надо доказывать?..

Не обронив ни слова, я развернулась и вышла из кабинета. Не оглядываясь и стараясь не думать. Ни о чем.

На улице было пасмурно, небо затягивали серые тучи. Сквозь редкие просветы пробивалось солнце — бледно-желтыми лучами, почти неразличимыми на фоне общей хмари. Похолодало совсем немного, но я зябко поежилась, кутаясь в пиджак. Чудилось, что я где-то потерялась — посреди необъятной пустоты, сплошного чудовищного ничто, с каким и бездне не сравниться. Не так-то она страшна. Вон бывает хуже.

Вывод напрашивался один: неважно, сколько тебе лет, годы — не помеха тому, чтобы порой быть круглой дурой. Просто, когда ты старше, хватает мозгов долго не убиваться даже по самому грустному поводу. Чувства, конечно, против, но притуплять их тоже успеваешь научиться. Волшебного переключателя настроения, увы, не существует, хоть фейская пыльца и пытается им прикидываться, зато можно сделать осознанный выбор, переключив внимание на вещи поважнее. А они имеются!

Я добрела до комнаты общежития, раскрыла тетрадь и с головой погрузилась в расчеты. Сперва она сопротивлялась, потом формулы вытеснили оттуда любые мысли, кроме тех, что про числа и плетения. Узор сейфа наконец разложился на простые и понятные элементы, на листе стройными рядами выстроились вскрывающие их магические связки. Провозившись до слипшихся от усталости глаз, я провалилась в темноту без сновидений, а посреди ночи проснулась и добила верхнюю часть схемы.

Оставалось проверить, насколько хороша моя итоговая формула. Вскрыть-то можно по-разному: как аккуратно, так и с фейерверком уничтоженной защиты сейфа. А провернуть-то все надо тихо. Чем позже Киллиан заметит пропажу, тем лучше.

Я собралась, постаравшись не разбудить мирно сопящую Мэй, и отправилась в идеально подходящее для испытаний место — на тренировочную площадку.