Виктория перелезла через консоль на пассажирское место. Ошеломление, вызванное видом надвигающегося на них гигантского торнадо, понемногу проходило, уступая место панике. Что же с ней случилось? Как она могла не обратить внимания на происходящее? Она была так поглощена работой с компьютером, настолько удивлена тем, что погода ведет себя непредсказуемо, так хотела найти среди данных предвестники торнадо, что проигнорировала угрозу опасности. Она склонна была больше доверять компьютерным распечаткам и радарным сигналам, чем собственным глазам!
И она совершенно не поверила предостережениям Роуна! Она просто не желала его слушать. А не она ли сама всего несколько дней назад почти стерла его в порошок за невнимание к ее предостережениям?
— Прости меня, Роун, — сказала она. — Я на минуту потеряла разум, но сейчас уже пришла в себя.
Ни на мгновение не отрывая глаз от дороги, он крепко сжал ей руку. Этот ободряющий жест успокоил Викторию.
— Все в порядке, Вик, — сказал Роун. — Я ведь знаю, что это такое — быть таким… целеустремленным.
Он был чрезмерно снисходителен и добр к ней, и за это она еще больше ценила его.
— О Боже, ты только взгляни на это, — едва ли не с почтением прошептала она, указывая рукой назад. Деревья, высаженные вдоль дороги, закрывали обзор, но иногда между ними образовывался просвет, и тогда Виктория ловила взглядом бешеные вспышки движущегося на них торнадо, уничтожающего все на своем пути.
— Я стараюсь не смотреть. Торнадо нас нагоняет?
— Пока нет. Мы оторвались на довольно большое расстояние. К тому же он, кажется, движется не слишком быстро. В любом случае мы опережаем его, мы даже находимся впереди дождя и града.
Наконец она услышала по каналам любительской радиосвязи сообщения о торнадо: смущенные своим промахом наблюдатели передавали сведения о внезапно возникшем мощном смерче. Бюро прогнозов срочно подтвердило информацию, предупреждая об опасности. Виктория взяла микрофон и, преисполненная долга, передала свои наблюдения.
Когда ей удавалось увидеть торнадо из окна мчащейся вперед машины, она рассказывала о нем, поднося микрофон поближе к губам, но когда дорога вдруг поворачивала или деревья сплошной стеной закрывали обзор, она смотрела на Роуна.
Он вел машину очень быстро, напряженное выражение лица говорило о предельной сосредоточенности. «Не слишком ли он наслаждается этой драматической ситуацией», — приходило ей в голову. Но нет, он совершенно не казался довольным происходящим. Дорога снова повернула, и они опять оказались на пути торнадо.
— Как ты думаешь, сколько еще до церкви? — с беспокойством спросила Виктория. Она решилась на самый безрассудный поступок в своей жизни, понимая, что никогда не простила бы себе, если бы с детьми что-нибудь случилось. В глубине души она была уверена, что и Роун чувствовал то же самое.
— Еще далеко, — ответил он.
— Ты не пристегнулся, — ворчливо заметила она.
— Ты тоже, — Роун не остался в долгу.
— Что? Ох да, ты совершенно прав. — Два металлических зажима щелкнули одновременно, закрепляя ремни безопасности.
Виктория с облегчением вздохнула, заметив вдали белый шпиль церквушки. Когда Роун, скрипя тормозами, остановился на автостоянке, учительницы только начали собирать детей. Как и предполагала Виктория, они не видели приближающегося торнадо и понятия не имели о стремительно надвигающейся смертельной опасности. Лишь быстро темнеющее небо и резко усилившийся ветер заставили их понемногу собираться.
Виктория выпрыгнула из фургона и побежала к Дебби, которая искренне удивилась, увидев ее вновь.
— Вы что-то забыли? — доброжелательно поинтересовалась она.
— Здесь есть какое-нибудь укрытие? — возбужденно заговорила Виктория. — Может, подвал? Гигантский смерч движется сюда.
Дебби ошарашенно смотрела на нее, все еще не осознавая серьезности положения.
— Но нас никто не предупреждал… — начала она.
— Пожалуйста, не спорьте со мной, Дебби! — закричала Виктория. — У нас совсем нет времени. Я только что видела торнадо. Он всего в нескольких милях и движется прямо сюда. Мы должны всех поскорее увести в укрытие.
— В церкви нет подвала, — сказала Дебби, приходя в себя. — Но укрытие здесь есть, — вспомнила она и позвала свою напарницу: — Марта!
Когда учительница повернулась к ней, Дебби быстро передала ей сообщение Виктории. Марта, совсем еще юная девушка, неожиданно впала в истерику.
— О черт! — воскликнул подбежавший Роун. — Дебби, где укрытие?
— Вон там, — сказала учительница, указывая куда-то за церковь. — Но этим убежищем не пользовались много лет, и я не знаю, в каком оно состоянии. Не лучше ли укрыться в церкви?
— Нет, — сразу же ответила Виктория тоном, не терпящим возражений. — Этот торнадо класса Ф-5, а может, даже Ф-6. — Вдруг осознав, что эта профессиональная классификация ничего не говорит Дебби, она пояснила: — Это торнадо-убийца, и деревянная церковь с окнами может не выдержать натиска. Там может быть опаснее, чем в чистом поле. — Пока она говорила, начался дождь — крупные капли зашумели в кронах деревьев.
— Ну-ка, ребятки, — позвал Роун, пытаясь собрать детей, бродивших вокруг, словно неугомонные овечки. — Мы сейчас будем играть в прятки, а я как раз знаю местечко, где можно спрятаться.
Большинство детишек немедленно откликнулись, послушно последовав за ним. Они еще ничего не знали и пока не боялись. Виктория подхватила на руки двоих малышей, отставших от группы, а Дебби взяла за руку перепуганную Марту.
Двойные двери убежища были установлены с наклоном в сорок пять градусов в боковой стенке насыпи. Роун рывком распахнул створки, и снизу сразу же потянуло запахом сырости. Бетонные ступени уходили вниз, в темноту.
— Я пойду первой, — вызвалась Дебби.
Ребята постарше и порешительней двинулись за ней, но остальные сгрудились у входа и начали плакать. Потребовалось много усилий, чтобы всех завести внутрь убежища. Там было темно, как в склепе, и от этого вдвойне жутко. Марта вела себя хуже многих малышей, и Виктории пришлось строго прикрикнуть на нее — только тогда учительница наконец спустилась вниз.
Виктория пошла следом за ней, но остановилась, поджидая Роуна: вдруг ему понадобится помощь, когда, борясь с порывами ветра, придется закрывать дверь.
Но он не стал спускаться в укрытие. Она не поняла и вопросительно посмотрела на него. Их взгляды встретились, воцарилось долгое, тяжелое молчание. Наконец он сказал:
— Иди вниз, я скоро вернусь.
Он остался снаружи и закрыл дверь. Убежище погрузилось в кромешную тьму. Взволнованная Дебби пыталась пересчитать детей, но почти все кричали и плакали, кроме того, ничего не было видно, и она то и дело сбивалась со счета. Марта наконец взяла себя в руки, успокоилась и старалась помочь подруге. Только Виктория, потрясенная странным поведением Роуна, все никак не могла прийти в себя. Почему Роун, рискуя жизнью, решил встать на пути торнадо-убийцы? Почему не захотел укрыться в убежище? Неужели жажда приключений заставляет его спешить навстречу опасности? Она вспомнила видеофильмы, где он стоит на пляже посреди бушующего урагана, распахнув объятия навстречу ветру, — ликующий, возбужденный буйством стихии.
Всего несколько минут назад, когда он был занят их спасением, она думала, что он понял и научился — она его научила — ценить собственную жизнь. Но, видимо, это имело отношение к чужой жизни, но не его. Теперь, когда все они оказались в безопасности, он мог, как, впрочем, всегда, без помех испытывать острые ощущения… и получать от этого удовольствие.
«Он не изменился, — думала Виктория. — Он все еще жаждет смерти». И она решила, что не может продолжать связь с мужчиной, который сознательно ищет гибели. Ей бы следовало порвать с ним немедленно. Чем дольше она колеблется, тем больнее будет расставание. Она скажет ему о своем решении, как только увидит его снова.
Тыльной стороной ладони она смахнула слезы, медленно покатившиеся по щекам. Прощание с Роуном будет самым тяжелым испытанием в ее жизни, но если она не решится сказать ему о своем намерении, испытание окажется намного тяжелее — ей всегда придется волноваться за его жизнь.
Бушующий снаружи ветер усилился настолько, что в подвале убежища вдруг раздался такой гул, будто поблизости прошел тяжелый товарный поезд. Дебби уже оставила попытки пересчитать детей, она просто старалась собрать их всех, обнять и прижать к себе.
Две пары маленьких рук обхватили Викторию в талии. Она наклонилась и крепко обняла малышей.
— Все будет хорошо, — произнесла она ровным голосом, хотя сомневалась, что дети расслышат ее слова в шуме стихии. Град барабанил в дверь убежища, удары раздавались, словно оружейные выстрелы. Дети опять заплакали.
Казалось, ураган бушевал целую вечность, хотя вряд ли прошло более трех-четырех минут с тех пор, как они спустились в подвал. Затем рев стал стихать, град перешел в частый дождь, и внезапно торнадо отступил — неожиданная тишина вселяла страх.
— Когда мы сможем выйти отсюда? — спросила Дебби, ища поддержки у Виктории.
Виктория встрепенулась, посмотрела в сторону двери и сказала:
— Сначала выгляну я. Иногда это повторяется дважды и даже трижды… но создается впечатление, что худшее уже позади.
Дебби в темноте коснулась руки Виктории.
— Ваш друг… почему он остался во дворе?
«Потому что моя любовь была недостаточно сильной, чтобы спасти его», — подумала Виктория и ответила Дебби прерывающимся от волнения голосом:
— Не знаю. Я пока ничего не знаю…
Ощупью продвигаясь по темному подвалу, она поднялась по ступенькам и с размаху распахнула дверь. Снаружи все было спокойно, даже дождь прекратился. Она высунула голову, а затем вышла во двор.
— О Господи! — Виктория не смогла сдержать крик испуга.
Масштаб разрушений так же трудно было предвидеть, как теперь оценить. Ее взору открылась страшная картина: вырванные с корнем деревья, перевернутые автомашины, повсюду разбросанные обломки, среди которых можно было различить доски, выломанные из домов, располагавшихся, возможно, за три округа от церковного двора, на котором они сейчас оказались, телефонные столбы с остатками проводов, покореженные листы металла, бывшие раньше дорожными указателями, мусорная урна, куски кирпича, мертвая птица и целая масса всяческих предметов, потерявших первоначальный вид.
Она боялась обернуться и взглянуть на церковь. Но когда все же отважилась сделать это, из груди у нее вырвался вздох облегчения. Всего лишь несколько черепиц сорвал смерч с крыши да разбил один витраж, но в основном церквушка уцелела. Она единственная устояла под напором стихии.
— Ваш друг, наверное, укрылся в церкви, — предположила Дебби. Она выбралась из убежища вслед за Викторией и теперь, хмурясь, рассматривала разрушения, причиненные торнадо.
— Да, наверное, — согласилась Виктория, хотя совсем не была в этом уверена. — Давайте заведем детей в церковь, подальше от всех этих обломков, о которые они могут пораниться.
Виктория помогала уводить детей в церковь, но взглядом повсюду искала Роуна. Он мог быть здесь, но мог, унесенный смерчем, попасть и в страну Оз [7].
Мальчик пяти-шести лет, тот самый, день рождения которого отмечали сегодня, потянул ее за руку. На бледном лице малыша возбужденно блестели широко открытые глаза.
— Пойдемте туда… — сказал мальчик и потянул Викторию за руку.
— Но мы должны идти в…
— Нет, пойдемте туда. Там мистер Роун. Он ранен.
«О нет, Господи, пожалуйста, только не это!» — про себя молилась Виктория. Она позволила мальчику провести себя через двор, усеянный обломками досок и столбов, кусками колючей проволоки и невесть еще каким хламом, вслед за ребенком перелезла через белый частокол, чудом устоявший вокруг двора.
Наконец мальчик подвел ее к купе деревьев, многие из которых валялись теперь на земле. У нее перехватило дыхание, когда она увидела Роуна, распростертого на земле и почти полностью скрытого под ветвями огромного дерева, упавшего на него.
Виктория подбежала к Каллену и попыталась отодвинуть ветви.
— Роун! — позвала она и, опустившись на колени, старалась нащупать пульс на его шее.
Рука Роуна сжалась в кулак, и Виктория поняла, что он жив.
Мальчик, о существовании которого она совсем забыла, вдруг разразился горькими рыданиями.
— Я не хотел, чтобы кого-нибудь ранило, — причитал он, и слезы ручьями текли у него по щекам.
Виктория решила, что ребенок сильно перепугался, но у нее не было времени, чтобы его успокаивать. Роун нуждался в срочной помощи, и ей нельзя было терять ни минуты. Возможно, от этого зависела его жизнь.
И она обратилась к мальчику.
— Беги скорее в церковь и попроси учительницу вызвать «Скорую помощь». Ты можешь сделать это для меня?
— Не надо «Скорой помощи», — раздался слабый голос Роуна, — со мной все в порядке.
«Слава Богу», — про себя подумала Виктория, чувствуя, как сердце от радости подпрыгнуло у нее в груди.
— Роун, не двигайся, — предостерегла она. — У тебя могут быть серьезные травмы.
Но, как и следовало ожидать, он не обратил внимания на ее тревожные предостережения, приподнялся на локтях, затем, опираясь на руки, подтянулся и сел.
— Роун, ты не должен… — просила Виктория.
— Я в порядке, поверь, — сказал он, потирая затылок и поднимая голову. Только теперь, оглядываясь по сторонам, он заметил ужасающее состояние церковного двора.
— Боже праведный… кого-нибудь ранило?
— К счастью, все обошлось, все успели спуститься в убежище, и ты тоже должен был там находиться, — ответила она резко. — Теперь у тебя, по меньшей мере, сотрясение мозга и кто знает, что еще.
Он взглянул на нее со своей лукавой улыбкой, от которой ее всегда охватывала внезапная слабость.
— Ну и чем ты не сестра милосердия? И как насчет курса лечения лаской бедного страдальца?
Она едва сдержалась, чтобы не прикоснуться к нему, не облегчить его страданий. Но решение было принято, и она собиралась выполнить его. Чем раньше он поймет, что его ждет, тем лучше для них обоих.
— Я уверена, что в церкви есть аптечка первой помощи, — сказала Виктория и бодро протянула руку, чтобы помочь ему. — Ты можешь встать?
Его немного покачивало, но он устоял на ногах, хотя Виктория сразу же отдернула руку.
Роун потрогал фотоаппарат, который все еще висел на кожаном ремешке у него на шее, — он был разбит.
— Ох ты, черт побери, — расстроился Роун. — Пропал мой любимый старый «Никон».
Мальчик все еще стоял рядом, не сводя глаз с Роуна.
Виктория сняла травинку, прилипшую к фотоаппарату.
— Я очень надеюсь, что фотографии стоили такого героизма, — холодно, с явным сарказмом произнесла она, повернулась и зашагала к церкви, оставив Роуна с его разбитым фотоаппаратом и глазевшим на него мальчишкой.
Виктория негодовала, более того — она злилась на Роуна, но в то же время скорбила по той любви, которую они открыли для себя совсем недавно, и по тем отношениям, которые могли бы у них сложиться в будущем, но эту скорбь и печаль она с легкостью скрыла за маской безразличия и презрения.
Роун не мог винить Викторию за то, что она не пожелала усомниться в его безрассудстве. Она, видимо, не поняла, почему он остался на церковном дворе, предпочтя встречу с торнадо безопасности убежища, потому и решила, что он в очередной раз рисковал жизнью ради нескольких интересных фотографий и, разумеется, удовлетворял свою страсть к смертельно опасным приключениям. Она даже не сочла нужным попросить его объясниться с ней.
Сознание того, что она имела основания считать его беспечным дураком, ударило больнее, чем недавно свалившееся на него дерево.
О дьявол, он в самом деле не имел права ожидать, что она поверит ему, а в результате поверит и в него. В конце концов, что он сделал для того, чтобы заслужить ее доверие, доказать, что он изменился? Он бросил курить, но она, кажется, даже не заметила этого. Он отчаянно старался спасти их от торнадо, в то время как она весь день просидела, нажимая на клавиши компьютера, — но ведь это было совершенно естественно в ситуации, в которой они оказались.
Правда, он говорил с ней о будущем, но пока ничего определенного они не решили.
На этот раз Виктория не знала, что произошло и стало причиной безрассудного поведения Роуна, но она и не собиралась узнавать…
И вот теперь Роун боялся, что не сможет вернуть ее доверие, что Виктория никогда не поверит в его искреннее желание остаться с ней навсегда, провести вместе всю долгую жизнь.
— Как вы себя чувствуете? — тихо спросил мальчик, смущенно поглядывая на Роуна.
— Хорошо. На голове вскочила небольшая шишка, в остальном все в порядке. — Роун потрогал болезненно пульсирующий затылок, нащупывая кровоточащую припухлость. — А как ты? Я не слишком придавил тебя?
Мальчик показал царапину у себя на локте.
— Ничего страшного, скоро заживет. Простите меня, мистер Роун, я не хотел, чтобы вы ушиблись, но я никогда еще не видел торнадо…
Роуну не хотелось ругать ребенка — он был так похож на него самого в этом возрасте: такой же любопытный, непоседливый, собирающий шишки и царапины, — но эту шалость оставить без внимания было нельзя, поэтому Каллен сделал суровое лицо и сказал то, что требовалось в таких случаях:
— Ты не послушался учительницу и мог погибнуть. Но это еще не все — из-за тебя мог погибнуть и я. Ты должен мне обещать, что никогда больше так не поступишь.
Глаза мальчика наполнились слезами.
— Я буду вести себя хорошо, обещаю, и всегда буду слушаться мисс Дебору и мисс Марту.
Искреннего обещания и раскаяния было достаточно, ведь кроме этого, мальчишку ждали упреки учительниц, поэтому Роун смягчился, улыбнулся и примирительно взъерошил темные волосы ребенка, дружески погладив его по голове.
— Ладно, пошли, — сказал он. — Лучше подскажи, где мне взять немного льда и пару таблеток аспирина. У меня чертовски болит голова.
Мальчик с восхищением посмотрел на Роуна и улыбнулся.
— Я знаю, где лежит аптечка. — Он взял Роуна за руку, и они направились к церкви.
Когда Роун, пошатываясь, добрел до церквушки, его сразу же окружили дети, прибежали также обе учительницы, проявив немедленно нежную заботу о нем. Не ранен ли он? Ему бы сесть, а может, лечь? Почему он встал на пути торнадо? Неужели это так интересно? И что он испытал, увидев смерч?
Виктория не смогла этого вынести и вышла из церкви через боковую дверь. Неудивительно, что Роун был такой сорвиголова, если каждый раз его приключения вызывали столь большой интерес. Его бесшабашные глупые выходки получали горячее одобрение, и, разумеется, он пользовался вниманием дам.
Но ее внимания ему больше не видать.
Машины на автостоянке были в плачевном состоянии: все во вмятинах от крупных градин, с выбитыми стеклами, но больше всего досталось фургону Амоса. Виктории, правда, случалось видеть картины и похуже. Однажды она наблюдала, как торнадо поднял грузовик, подбросил его высоко в воздух, а потом уронил — то, что от него осталось, трудно было назвать машиной. Но сейчас она не могла спокойно смотреть на то, во что превратился «Торнадомобиль», оказавшийся теперь совсем не там, где его припарковал Роун.
Она обошла вокруг того, что осталось от любимого фургона Амоса. Что она скажет старому профессору, как объяснит случившееся? Левая сторона машины была вся измята, ветровое стекло разбито вдребезги. От компьютера и принтера остались жалкие обломки — оборудование бросало по салону, разбивая на мелкие куски. Сейчас все это валялось у задней стенки фургона. А все, что не разбилось, тонуло в луже воды.
Амос убьет ее, это точно!
«Господи, о чем это я!» — с досадой на себя подумала Виктория. Амос не то что плохого слова не скажет, он искренне обрадуется, что они с Роуном остались живы. Но ей легче было представлять себе разгневанного Амоса, чем думать о Роуне.
— Мэм?
Виктория обернулась. Перед ней стоял все тот же мальчик — виновник торжества во дворе белой церквушки.
— Что ты здесь делаешь? Почему ты не со своей группой?
— Я должен вам что-то рассказать, — с вызовом произнес малыш, глядя ей в глаза.
Хотя у нее не было настроения вникать в детские проблемы, Виктория пересилила себя и спросила:
— Ну, в чем дело?
— Это про мистера Роуна. — Мальчик понизил голос до благоговейного шепота. — Он спас мне жизнь.
— А почему ты так считаешь? — спросила она. Если Роун и придумал своеобразный трюк, некую жалкую попытку вернуть ее расположение, то она на эту уловку не клюнет. Он воображает себя эдаким суперменом, неотразимым мужчиной, но выставлять в качестве своего защитника маленького ребенка — это уж слишком!
— Когда вы сказали, что сюда приближается торнадо, я убежал и спрятался за дерево, — искренне признался мальчик. — Мне не хотелось идти в это старое убежище. Я хотел остаться наверху и увидеть торнадо.
Смутное понимание зарождалось в сознании Виктории, но она все еще не могла отказаться от своих подозрений, и все же рассказ мальчика заставил ее вспомнить, что, кажется, она не видела, как он спускался в убежище вместе с другими детьми, да и потом не слышала, чтобы Дебби или Марта говорили с ним, хотя его-то она обязательно должна была запомнить — ведь его день рождения праздновали ребята на церковном дворе и его первым фотографировал Роун.
— Мистер Роун увидел, где я спрятался, и пришел, чтобы увести меня в укрытие, — продолжал малыш. — Но как раз тогда страшно взвыл ветер и деревья стали валиться вокруг. Мистер Роун приказал мне лечь, а сам лег на меня сверху, а когда на нас упало дерево, я ужасно испугался и даже не пошевелился, пока все не кончилось. — Он вытер ладошкой слезы и робко посмотрел Виктории в глаза. — Мистер Роун тоже не двигался, и я подумал, что он умер. Когда начался дождь, я выбрался из-под ветвей дерева и побежал за вами, чтобы вы спасли мистера Роуна.
Ошеломленная Виктория молчала. Сама она ни за что бы не догадалась, что Роун способен рисковать жизнью не ради острых ощущений, она была уверена, что он смело пошел навстречу торнадо, лишь бы сделать необычные фотографии. Ей и в голову бы не пришла мысль о том, что Роун мог пойти на этот шаг, дабы спасти жизнь ребенка!
— Вы сердитесь на меня? — со слезами раскаяния спросил мальчик, вытирая лицо тыльной стороной ладони.
Она наклонилась и обняла его.
— Нет, милый, я не сержусь. Спасибо тебе, что ты все мне рассказал.
— Но на мистера Роуна вы сердитесь…
Она выпрямилась и похлопала его по плечу.
— Нет, я ни на кого не сержусь.
— Крис! — В дверях церкви появилась Дебби. — Кристофер Уолкер, иди сюда сейчас же!
— Да, мэм. — Он бегом бросился к учительнице.
А вот Виктория не могла двинуться с места. Она все испортила, беспочвенно осудив Роуна за безрассудство. Как же теперь она посмотрит ему в глаза?
Вдруг как будто кто-то подтолкнул ее, и Виктория побежала к церкви, сгорая от нетерпения увидеть его снова, прикоснуться к нему, взять его за руку, удостовериться, что с ним все в порядке. А потом они найдут какое-нибудь уединенное место, и она безропотно выслушает все его упреки.
Роун был удивлен поспешностью, с которой Виктория завела машину и покинула двор церквушки. Они попрощались с детьми и двумя учительницами еще до того, как появились пожарники, врачи и спасатели, которые со всех сторон прибывали в район, где только что прошел торнадо. Следом за ними, как всегда, нагрянут толпы телевизионщиков и репортеров — охотников за новостями и сенсацией, — но Роуну ни за что не хотелось встречаться с ними. Он не нуждался в их похвалах, он вообще не хотел, чтобы кто-либо узнал о его поступке. Роун дорожил мнением только одного человека, но именно этот человек до сих пор не сказал ни слова — ни одобрения, ни осуждения.
В глубине души Роун уже приготовился к тому, что Виктория никогда не простит ему безрассудного поведения, даже если и узнает, что он решился противостоять торнадо, спасая малыша от верной гибели. Главное, он рисковал собственной жизнью — такое поведение она осуждала и, наверное, в чем-то была права.
Виктория предпочитала спокойную, упорядоченную, распланированную (если это возможно — даже по мелочам) жизнь всяческим приключениям и неожиданным встряскам — не дай Бог, опасным. Она впервые встретила человека, поведение которого было непредсказуемым. Она, правда, несколько влияла на его поведение, даже заставила его задуматься над будущим, но полностью изменить его была не в силах.
— Как твоя голова? — спросила Виктория, выруливая со стоянки.
— Неплохо… — «С сердцем — хуже», — мелькнула мысль, и Роун сказал: — Виктория…
— Роун… — откликнулась она одновременно.
Оба смущенно рассмеялись.
— Роун, — она сделала вторую попытку, — почему ты не сказал мне, из-за чего остался во дворе во время торнадо? Я бы помогла тебе отыскать Криса и привести его в убежище.
— Поэтому я и не сказал. Мне не хотелось еще больше напугать Дебби и Марту, они же отвечают за детей, ну и мне совсем не хотелось, чтобы ты оказалась наверху вместе со мной. К тому же я знал, где спрятался малыш. Мне надо было только добежать туда и принести ребенка в убежище. Я не думал, что на меня упадет дерево.
— А почему ты ничего не сказал, когда я нашла тебя?
— Но ты ни о чем не спрашивала…
Виктория замолчала. Прикусив губу, она сосредоточенно вела машину. Они как раз подъезжали к городку Маршалл, где, как сказала Дебби, могли отдохнуть в мотеле, когда «Торнадомобиль» впервые забарахлил. Занятая раздумьями, Виктория ни на что не обращала внимания.
— Да, — согласно кивнула она на справедливое замечание Роуна, — я действительно ни о чем тебя не спросила. Я была уверена в том, что точно знаю, что произошло. И я была так расстроена и разочарована… возможно, даже хотела причинить тебе боль…
— Тебе это удалось, — тихо ответил он.
Она въехала на первую попавшуюся стоянку и… как раз вовремя. Двигатель фургона чихнул и заглох. Но Виктория даже не пыталась запустить его вновь — она была слишком подавлена, чтобы переживать из-за поломки машины.
— Мне так жаль, — сказала она с печалью в голосе, в глазах заблестели слезы. — Мне очень жаль…
Он не понял, извиняется она за то, что обидела его, или же расстроилась из-за того, что даже неодушевленные предметы отказываются ей подчиняться. В любом случае ему было больно видеть ее подавленной и грустной. Роун протянул руку и погладил ее щеку.
— Пожалуйста, не плачь, Вик, я не стою этого.
Ее глаза широко раскрылись, и слезы тотчас высохли.
— Не стоишь? Да как ты можешь говорить такое? Ты рисковал жизнью, спасая ребенка. Роун Каллен, ты самый…
— Несносный?..
— И это тоже, но я собиралась сказать, что ты самый стоящий мужчина, которого я знаю.
— Но не для тебя, — заключил он.
— Почему ты так считаешь? — искренне удивилась Виктория.
Роун тяжело вздохнул. Может, он сам сделал неверный вывод?
— Я думал, что ты не хочешь иметь со мной дела из-за того, что я склонен к неоправданному риску, и неважно, из благородных побуждений или нет.
— Ты прав, я хочу совсем другого. — Она посмотрела на него долго и внимательно. Затем взяла его руку. — Сегодня я сделала весьма важное открытие. Ты хочешь знать, какое?
Он кивнул.
— Во-первых, я поняла, что даже при самом тщательном планировании невозможно предвидеть все — жизнь может сделать неожиданный поворот. И я говорю не только о погоде.
Он снова кивнул, соглашаясь с ней.
— Продолжай. Что ты еще поняла?
— Во-вторых, я поняла, что должна больше доверять человеку, которого люблю.
Он замер, удивленно глядя на нее.
— Ты только что сказала… — Он не был уверен, что правильно понял ее.
— О да, я пропустила еще одно важное открытие. В-третьих, я поняла, что глубоко и бесповоротно люблю тебя, Роун Каллен, и не представляю, что буду делать, если ты не захочешь знаться со мной после того, как я готова была проклинать тебя за то, чего ты не делал. Теперь я поняла, что иногда риск бывает оправдан, более того — необходим. Вот я и рискую, не в силах больше терпеть ни минуты. Я очень рискую, объясняясь тебе в любви! — Виктория с вызовом вскинула голову, ожидая его ответа. У нее был вид человека, которому предстояло выслушать смертный приговор.
— В-И-К-Т-О-Р-И-Я, — Роун произнес все звуки медленно и внятно, выделив каждый из них, потому что ее имя стало дорого ему. Притянув девушку к себе, он поцеловал ее — сначала осторожно, затем более чувственно.
— Я тоже кое-что понял, — сказал он, нарушив молчание. — Хочешь узнать, что?
— Да, очень, — произнесла она со вздохом облегчения.
— Во-первых, я человек авантюрного склада и никогда не стану другим. Подожди, подожди, дай мне закончить, — сказал он, заметив, что она хочет возразить. — Я люблю путешествовать, открывать для себя новые места, принимать участие в не всегда безопасных мероприятиях. Но никакие самые захватывающие вещи в мире: вулканы, ураганы, прыжки с парашютом и даже торнадо размером с милю, проносящийся прямо надо мной, — не помешают мне любить тебя.
— О Роун…
— Я очень люблю тебя, Вик, — произнес он, не желая, чтобы она прерывала его. Сейчас он должен был высказать ей все. — Я хочу, чтобы ты осталась со мной — сейчас, и в следующую неделю, и всегда. Если для этого потребуется, чтобы я устроился на телевидение или в самое захудалое фотоателье и работал там с девяти до пяти и ни минутой больше, я готов сделать это. Для тебя я готов на все, потому что не хочу потерять тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Из ее глаз хлынули слезы.
Он поднял вверх ее лицо, заставив взглянуть на себя.
— Эти слезы означают «да» или «нет»?
— Д-да, — с запинкой произнесла она. — Но, Роун, я не хочу, чтобы ты с девяти до пяти скучал на работе. Ты никогда не будешь счастлив, и я тоже буду страдать, зная, что лишаю тебя свободы. Ты настоящий художник, и я хочу, чтобы ты продолжал работать по договорам. Только так ты сможешь остаться самим собой, ведь таким я тебя полюбила.
— Вопреки своему желанию, — добавил он.
Она рассмеялась, смахнула слезы нетерпеливым жестом.
— И все-таки я собираюсь отказаться от своих подвигов, — заявил он. — Больше никаких экспедиций в кратеры вулканов или прыжков через каньоны на мотоцикле…
— О Боже, только не говори мне, что ты делал и это!
Он вздохнул и отвел взгляд.
— Дело в том, что я не буду делать этого никогда больше. У меня наконец будут основания дорожить жизнью, будет, к кому вернуться домой, может, даже не к кому-то одному… Ты хочешь детей? — неожиданно спросил он, понимая, как мало еще знает о Виктории.
— Дом должен быть полным детей, — не раздумывая, ответила она и, прижавшись к нему, подставила губы для поцелуя.
— М-м, может, нам следует продолжить эту беседу в более подходящем месте? — предложил он.
Она огляделась по сторонам.
— Только если фургон заведется.
Он покачал головой.
— Зачем? Это совсем не нужно. «Торнадомобиль» испустил дух в очень подходящем месте. Заметь, он никогда нас не подводил. — Роун указал на вывеску на ближайшем доме, которая гласила: «Приют утомленного автомобилиста». — Разве это не романтично? Там даже есть кабельное телевидение.
Виктория нехотя выскользнула из его объятий и рывком распахнула дверцу фургона, которую после налета торнадо стало заклинивать.
— Роун, меньше всего сегодня и в ближайшие дни мне хотелось бы смотреть погодный канал.
Он весело ухмыльнулся.
— Мне тоже. А сейчас я сделаю собственный прогноз. Предсказываю жаркие поцелуи и ураганную любовь, которая завершится приятными воспоминаниями… и, может быть, пиццой в постели.
Виктория вспыхнула от смущения, но не стала возражать.