От греха подальше

6

Горячие струи душа прогнали остатки утренней сонливости. Виктория плохо спала, и все ее тело переполняли несбывшиеся желания, а в утомленном мозгу эхом отдавались призывы потревоженной совести. Она надеялась, что воспоминание о вчерашнем поцелуе потеряет остроту при утреннем свете. Но ее ожидания не оправдались.

Она была подавлена и сердилась на себя за то, что позволила себе расслабиться. Что бы ни скрывалось за поцелуем Роуна, она все же искала утешения. Он был единственным, кто понял, сколь глубоко задели ее насмешки коллег, и Виктория подсознательно потянулась к своему спутнику. Он не критиковал ее, не обвинял в невежестве и даже не жаловался, безропотно выполняя все ее приказы. Потому не удивительно, что в момент слабости, когда его губы овладели ее губами, ей захотелось раствориться в этом дарованном ей утешении.

Но было еще кое-что. Впервые с тех пор, как она увидела Роуна, Виктория поняла, что дерзость, непочтительность и невоспитанность всего лишь маска, за которой прячется молодой Каллен. В тот самый миг, когда их губы встретились, а дыхание слилось воедино, Викторию посетило странное ощущение — перед ней предстал настоящий Роун, человек непростой и нежный, переживший страшную трагедию, оставившую в его сердце незаживающую, кровоточащую рану.

Пораженная этой мыслью, Виктория застыла под бодрящими струями душа, но по мере того, как тело оживало, эта благостная мысль исчезла. Виктория корила себя за то, что, погрузившись в пучину возвышенных чувств, начисто забыла об осторожности и благоразумии. С трудом — очевидно, из-за пагубного воздействия поцелуя — она все же поняла, что Роун вовсе не спасательный круг, а, наоборот, представляет собой настоящую опасность. Покопавшись таким образом в собственных ощущениях, Виктория на дне души все же нашла некое подобие легкого возмущения. Но тут же вынуждена была признать, что Роун вел себя вполне пристойно, выпустил из объятий и позволил ретироваться, как только почувствовал ее сопротивление, и чувство справедливости не позволило разгореться ее негодованию. Вообще Роун не заслужил, чтобы она на него сердилась. Он не сделал ничего из ряда вон выходящего. Но резкий отпор, решила Виктория, будет не лишним — такое поведение возведет прочный барьер между ними, надежно оградив обоих от подобных случаев.

«Ситуация вполне поддается контролю», — думала Виктория, выходя из ванной.

Роун очаровал ее, воспользовавшись неосмотрительностью, вот и все. Самое разумное — это поддерживать с ним более формальные отношения. Приняв такое решение, Виктория немного успокоилась.

Она зябко поежилась и стала энергично растираться полотенцем. Натянув белые джинсы и тонкий лиловый свитер, она присела на край кровати, включила погодный канал и, слушая, принялась расчесывать свои длинные волосы.

Прогноз погоды удивил ее.

Она считала, что столь бурных атмосферных явлений, которые наблюдались в два последних дня, не стоит ожидать вновь. Но оказалось, что не вся энергия разрядилась в виде торнадо, кое-что еще осталось в запасе. Не зря карта демонстрировала большое красное пятно над Канзасом, указывая на предполагаемую грозовую активность и возможность зарождения торнадо.

— Ха! — громко воскликнула Виктория и включила свой компьютер. Амос был прав насчет Канзаса. Она распечатала последние данные, произвела расчеты, раскрасила новую карту и, взяв телефонную трубку, набрала номер комнаты Роуна. Она не собиралась упустить предстоящее событие.

— Х-м? — ответил Роун. Хриплый звук его сонного голоса пробудил в ее душе неожиданно теплое чувство. Было что-то чертовски интимное в разговоре с мужчиной, который лежит в постели, даже если беседа велась по телефону.

«Интересно, что ему снилось?» — подумала Виктория и произнесла ровным голосом:

— Доброе утро, Роун.

— О, Вик, доброе, — отозвался он в ответ, и голос его потеплел.

Виктория решила проигнорировать свое новое имя — в конце концов он еще не полностью проснулся.

— Прости, что разбудила тебя, но мне хотелось бы сегодня выехать пораньше. У нас появилась возможность встретиться с торнадо, и я не хотела бы опоздать и упустить такой шанс.

— Конечно, ни в коем случае. Как тебе спалось?

— Прекрасно, — солгала она, смущенная и захваченная врасплох его неожиданным вопросом. Роун не должен был интересоваться ее утренним самочувствием. — А тебе?

— Не очень. Все время снились большие газельи глаза, мерцающие в лунном свете, и сладкие губы…

— Мне очень жаль, — перебила она его излияния. — Надо заглянуть в аптеку и приобрести успокоительное. Это поможет тебе справиться с навязчивыми сновидениями.

Реакцией на ее медицинский, лишенный эмоций ответ было глухое молчание — на это она и рассчитывала. Она не будет ни поддерживать этот флирт, ни впадать в ярость. А именно на это он надеялся. Если она не будет давать повода, Роуну надоест провоцировать ее.

— Ну, если… — Он пошел на попятную.

— Ты сможешь подойти в ресторан минут через тридцать? — спокойно поинтересовалась Виктория.

— Да, конечно.

— Отлично. Тогда до встречи. — Она повесила трубку, внезапно ощутив странную внутреннюю опустошенность. И все-таки было приятно сознавать, что ее замысел сработал.

Завтрак проходил в тягостном молчании. Подобно Элизе Дулитл [4] на бегах, Виктория ограничила свою беседу вопросом о здоровье, в основном же речь шла о погоде. Роун сражался с омлетом на своей тарелке, отвечая только кивком или кратким предложением, если она задавала прямой вопрос. Но Виктория постоянно ощущала на себе его оценивающий взгляд, как будто он примеривался к ней, чтобы съесть на второе, и она не могла совладать с собой — дыхание вдруг стало прерывистым, а кровь резко бросилась в лицо, чтобы тут же отхлынуть, оставив на щеках мертвенную бледность.

«Ну почему он так чертовски… мужествен?» — думала Виктория, пытаясь сохранить видимость спокойствия.

После завтрака Роун явно принял какое-то решение. Виктория не могла не заметить гордо вскинутой головы и резкого жеста, когда он расплачивался в ресторане. В голубых глазах горел странный огонь. А может, ей это только показалось?

Нет, он определенно что-то задумал. Она поняла это, когда они начали загружать багаж в фургон и он закурил сигарету прямо у нее под носом. До сих пор он позволял себе курить на расстоянии от нее, чтобы сигаретный дым не раздражал ее.

Закрыв боковую дверцу фургона и повернувшись, Виктория вдруг оказалась лицом к лицу с Роуном.

— Итак, ты решила не придавать значения тому, что произошло вчера вечером? — поинтересовался Каллен. Вопрос прозвучал достаточно дружелюбно, но его улыбка была жесткой.

— Да, так будет лучше для нас обоих, — сказала она, пытаясь проскользнуть мимо него. Она не заметила, когда он успел подойти так близко.

Но Роун уперся руками в фургон, надежно преградив ей путь к отступлению.

— Перестань суетиться и ответь мне: неужели тот единственный поцелуй оказался настолько отвратительным?

— Нет, ну что ты, конечно, нет. Это был приятный поцелуй. Такими обычно и бывают поцелуи. — Виктория сильно приуменьшила его эффект. — Но вели мы себя ужасно глупо, ты сам это прекрасно знаешь.

— И поэтому ты решила не принимать его всерьез?

— Вот именно.

— Значит, меня ты тоже не принимаешь всерьез?

— Ну, Роун, это ведь не так…

— Нет, ты ни во что меня не ставишь, поэтому относишься ко мне холодно и равнодушно. — Он выбросил недокуренную сигарету. — А так хорошо все началось. Мне показалось, что мы стали понимать друг друга. Я даже подумал… о, черт, о чем это я? — Он оттолкнулся от фургона, отшатнулся от нее, на лице у него появилось выражение разочарования. Подойдя к тлеющей сигарете, он сорвал свою злобу на окурке, втоптав его в грязь. — Ты готова? Пора ехать!

Виктория чувствовала себя виноватой. Отгораживаясь от Роуна стеной равнодушия, она только защищалась и ни в коем случае не хотела обидеть его, но это случилось. Ей никогда не приходило в голову, что грубоватый Каллен окажется настолько чувствительным и легко ранимым.

«Ну и что с того?» — думала Виктория. Возможно, он не такой, каким она его представляла, не такой уж необузданный самец, хотя более близкое знакомство только усилило это впечатление. Но сейчас она вынуждена была признать, что ошиблась. Он был чутким и внимательным к ней, проявляя сочувствие и понимание весь вчерашний день, пока фургон был в ремонте, и потом, за ужином в обществе ее коллег.

Он и правда не заслуживал сегодняшнего резкого отпора.

— Роун…

Но он уже отошел, взобрался на пассажирское сиденье и захлопнул дверцу. Она тоже села в машину, но не стала включать зажигание.

— Послушай, извини меня, — заговорила она. — Прости, но я должна была установить некоторую дистанцию между нами. Сохранение отношений на формальном, менее личном уровне кажется мне неплохой идеей. Договорились?

— Ты могла просто сказать: «Роун, не целуй меня больше», и все. «Нет, это бы не помогло», — возразила она про себя. Потому что ей самой хотелось его целовать. Эта дистанция была необходима прежде всего ей самой.

— Ну ладно, бывает, — сказал Роун. — Трогай, и забудем эту глупую ссору.

— Нет, я не могу просто так забыть обо всем, я была к тебе несправедлива и вела себя слишком резко, но никогда не…

— Ну что ты! Ты ничуть не обидела меня, — перебил он ее, пренебрежительно махнув рукой. Неужели так трудно догадаться, что эмоции недостойны мужчины и Виктории не стоит извиняться. — Мне просто не хотелось следующие двенадцать дней провести в обществе айсберга.

— Айсберга! — разозлилась она. Но подумав, пришла к выводу, что это довольно подходящее слово для описания ее поведения. — Ну, лучше уж айсберг, чем бешеный лесной пожар. — Она не сообразила, что последнюю фразу произнесла вслух, пока не взглянула на Роуна и не увидела, как суровость на его лице сменяется нежностью и изумлением.

— Ты хочешь сказать, что я запросто могу превратить тебя в бешеный…

— Нет, нет, я не это хотела сказать, — отрезала Виктория, низко пригнувшись к рулю. Но ее лицо определенно запылало.

Роун оглушительно засмеялся. Этот смех, казалось, рождался где-то в самой глубине его души, и Виктория должна была бы прийти в ярость оттого, что он смеялся над ее смущением, но ей так и не удалось разжечь в себе хотя бы чуточку злости. Смех сыграл роль настоящего ледокола, и она сама улыбнулась, признавая абсурдность ситуации. Виктория откинулась на спинку сиденья, ожидая, что же он предпримет дальше.

Когда смех затих, Роун выступил с новым предложением.

— Хорошо, Вик-Виктория, — начал он. — Мне кажется, что теперь я лучше понимаю тебя. И я согласен, что, э-э… некоторые физические проблемы между нами следовало бы уладить. Поэтому скажи, что ты думаешь о таком положении дел: обещаю тебе быть настоящим джентльменом в течение всего нашего путешествия, а ты прекратишь обращаться со мной как с прокаженным?

Виктория неподобающе для леди фыркнула, затем захихикала и наконец разразилась громким смехом.

— Ты — и настоящий джентльмен? Я не ослышалась?

— Ну, сбои всегда возможны, но я уж постараюсь. Давай попробуем, Вик. Я обещаю сдерживать свои низменные инстинкты, а все, что требуется от тебя, так только быть со мной полюбезней. Твоя часть договора проще моей. Мне бы, например, не составило труда быть любезным. — Он протянул ей руку. — Ну как, договорились?

— Разве я могу отказаться? Предложение принимается. — Она осторожно пожала его руку, и он улыбнулся с дьявольским блеском в глазах. У нее создалось впечатление, что Роуну будет чертовски трудно оставаться «настоящим джентльменом» не то что в течение двенадцати дней, а в ближайшие двенадцать минут.

Если не считать неприятного начала дня, поездка в Канзас проходила сравнительно спокойно. Роун намеревался выполнить данное обещание, воздерживался от флирта и даже пытался называть Викторию полным именем, хотя «Вик» срывалось с его губ весьма часто.

Она же прекратила делать ему замечания по любому поводу, вела себя сдержанно, но дружелюбно, и ему это нравилось. Ему это очень нравилось. О черт, ему слишком это нравилось!

Она безраздельно завладела его мыслями. Ему все в ней нравилось: и нежные щеки, вспыхивающие румянцем смущения, и руки с длинными пальцами, стройные ноги, скрытые хлопчатобумажной тканью джинсов, изящная фигурка, даже голос — нежный и мелодичный, который заставлял его вздрагивать от удовольствия каждый раз, как только Виктория начинала что-то говорить.

Весьма холодное поведение девушки утром неожиданно для самого Роуна сильно его задело. Он решил, что Виктория ведет себя резко, пытаясь таким образом наказать его за то естественное влечение, которое он испытывал к ней и которое скрывалось за его поцелуем. И только после того, как она в ответ на его замечание неожиданно для себя самой проговорилась о «бешеном лесном пожаре», Роун понял, что ее поведение было лишь самозащитой. И все сразу предстало перед ним в истинном свете.

Он был доволен, что они с Викторией обо всем договорились, хотя и не считал нормальным провести вместе с женщиной столько дней и даже не коснуться ее. Но это будет зависеть от обстоятельств.

«Пусть будет так, как хочет она», — уговаривал себя Роун. Она не принадлежала к женщинам, которые довольствуются случайной связью, он же ничего другого не мог ей предложить. Постоянства для него не существовало. Даже если бы он очень захотел — а он знал, что никогда не захочет, — то вряд ли бы оказался на это способен.

— Мне как-то говорили, что Канзас плоский, как стол, — заметил Роун, когда они проезжали через бескрайние зеленые поля только что взошедшей пшеницы. — Оказывается, это правда. Канзас кажется даже более однообразным, чем Оклахома.

— Это страна торнадо, — сказала Виктория. — Сколько нам еще осталось до цели?

— Совсем немного, миль сорок, — ответил Роун. — Но пока я не заметил ни одного указателя.

— Мы почти доехали. На этот раз не опоздаем.

Роун осмотрел горизонт.

— Эти облака не похожи на грозовые.

— Еще рано делать выводы. Совсем скоро эти невинные на вид, словно маленькие кусочки ваты, облака начнут расти и, если шапка не окажется слишком плотной, разразятся превосходным торнадо. Запомни мои слова.

Он не знал, что она имела в виду, говоря о «шапке», но решил не спрашивать, считая, что в жизни ему вполне хватит собственных метеорологических знаний.

— Похоже, сегодня прогноз благоприятный, не так ли?

— Все признаки грозы налицо. Что за город у нас впереди? Ну конечно, Барриклоу. Мы остановимся там, заправимся и что-нибудь перекусим…

— А потом проверим данные… — Он уже выучил всю процедуру наизусть.

Городок Барриклоу в штате Канзас был не так уж мал, как представлялся на карте. Здесь даже имелся настоящий деловой центр со старым кинотеатром, радиостанцией и универсальным магазином. Виктория наугад рулила по старинным улицам, пока не наткнулась на симпатичное на вид кафе.

— Ты не любишь закусочных, — заметил Роун.

Она скорчила брезгливую гримасу.

— Во время экспедиций стараюсь соблюдать диету. Мне не хватает физических упражнений.

Роун тут же подумал о тысяче способов, которые немедленно помогли бы Виктории избавиться от лишнего веса, но благоразумно промолчал.

— Если тебе не понравится, мы пойдем в другое место, — предложила она, ошибочно приняв его минутную задумчивость за колебания в выборе ресторана.

— О нет. Здесь вполне уютно. — Он открыл дверь и пропустил ее вперед, заставляя свой взгляд и свои мысли позабыть о соблазнительной женской фигурке, прошествовавшей мимо. Если он вообще собирался пережить это путешествие, то должен занять себя еще чем-то другим, помимо мечтаний о Виктории Дрисколл.

Например, неплохо было бы разобрать двигатель. И каждый раз, когда Роун чувствовал, что его воля ослабевает, он мысленно разбирал двигатель своего старого «Форда». Разве преступники, отбывающие срок в одиночной камере, не поступали так же, чтобы не сойти с ума?

Просмотрев замусоленное, все в жирных пятнах меню, они сделали заказ, и Виктория от нечего делать стала расспрашивать его о разной чепухе: поинтересовалась детством, учебой, работой. Такая беседа показалась ему весьма приятной и безопасной, поскольку позволяла избегать других, запретных тем. Может быть, он и Виктория становились… друзьями?

Когда принесли заказанные блюда, пришел его черед расспрашивать Викторию о ее детстве, друзьях, садоводстве, работе в Бюро прогнозов и о том, как она познакомилась с Амосом. Она отвечала вежливо, даже довольно откровенно. Виктория чувствовала себя уверенней с тех пор, как сама определила рамки их отношений.

Только на один его вопрос она ответила весьма сдержанно — это был вопрос об ее отце.

— Мне было двенадцать, когда он скоропостижно скончался. К счастью, он оставил нам с матерью приличное наследство. — И это было все, что она сказала.

Больше он не спрашивал Викторию об ее отце точно так же, как и она не возвращалась к болезненной для него теме о смерти его младшей сестры, о чем он лишь упомянул в их разговоре. Они начинали доверять друг другу, но пока еще далеко не во всем. Когда она оплачивала счет, Роун заметил на стене большой цветной плакат, призывающий проверить себя в прыжках с вышки со страховкой на тугом резиновом канате.

— Посмотри-ка на это, — сказал он, показывая Виктории цветной плакат.

— Что? — спросила она рассеянно, складывая сдачу в кошелек.

— Прыжки с вышки. Ты когда-нибудь пробовала?

Ее глаза расширились от удивления.

— Конечно, нет. Но ты-то уж точно не прошел мимо.

— К сожалению. Думаю, это очень интересно, но у меня пока не было возможности. Пойдем посмотрим?

Она с ужасом взглянула на Роуна.

— Ни за что. Прыжки с вышки с ногами, привязанными к резиновому канату, не входят в нашу программу, — произнесла она, презрительно скривив верхнюю губу.

— Но ты же сама сказала, что у нас еще много времени, кроме того, мы уже на месте, ждем только возникновения торнадо и надо как-то убить время…

Она сердито покачала головой:

— Нет уж, спасибо. Убивать время не то же самое, что убивать себя.

— Ну ладно, не сердись, я попрыгаю сам, а ты пока поработай с компьютером. Когда будешь уезжать, захвати меня по пути.

Она почти впала в отчаяние от этого предложения.

— Роун, ты не должен заниматься прыжками. Ты можешь свернуть себе шею.

— Ну вот, ты точно, как моя мать…

— Прости, пожалуйста, но это очень опасно. Я видела любительский фильм о таких прыжках. Тогда оборвался канат, и парня парализовало…

— Канат не оборвется, такое случается крайне редко…

Она поджала губы и опустила голову.

Кассирша в кафе, женщина средних лет с копной крашеных черных волос и подведенными бровями, выбрала подходящий момент, чтобы вмешаться.

— Если вы говорите о прыжках с вышки, то я могу подтвердить, что это настоящее удовольствие, — неожиданно заявила она. — Вчера я наконец решилась и прыгнула, и, поверьте, это оказалось самым волнующим событием в моей жизни. А мой сын прыгал уже дважды. Вы можете пережить захватывающее приключение. Сходите, не пожалеете.

— Слышишь? — сказал Роун. — Что ты об этом думаешь?

— Я, разумеется, не могу запретить тебе, если ты в самом деле решил попробовать, — спокойно произнесла Виктория. — Но я не вижу смысла в том, чтобы рисковать жизнью ради волнующих мгновений, ради того, чтобы пощекотать нервы… Я просто… хочу, чтобы ты… одумался, вот и все.

Боже, ее нижняя губа дрожала! Неужели мысль о том, что он может разбиться, так огорчает ее?

— Хорошо, я прыгать не буду, — поспешно согласился он. — Но давай сходим туда и посмотрим. Мне хочется сделать несколько снимков. Откровенно говоря, если затея с погоней за торнадо не превратится в приличный фильм, мне надо иметь что-нибудь в запасе.

Как только он капитулировал, она немедленно смягчилась.

— Хорошо, мы сходим туда.

Они вернулись к фургону, чтобы Виктория могла проделать привычную операцию по распечатке данных. Она затратила на это значительно меньше времени, чем обычно, и после беглого просмотра информации заявила, что с утра мало что изменилось на грозовом фронте. Ожидания оправдывались. К северу от города надо найти возвышенность и оттуда наблюдать за облаками.

— Вышка для прыжков как нельзя лучше подошла бы для наблюдения, — пошутил Роун.

Виктория вздохнула.

— Ну хорошо, хорошо. Мы пойдем посмотреть на кучку дураков, участвующих в самоубийственном аттракционе. Но я не понимаю, что в этом интересного.

Отыскать вышку для прыжков не составило труда: она, как мачта гигантского корабля, торчала на огромной автостоянке у универсального магазина с уцененными товарами, расположенного на окраине города. Вышка была такой высокой, что люди на ней казались муравьями. У подножия башни лежал громадных размеров надувной матрас, готовый принять в свои пышные и мягкие «объятия» неудачного прыгуна в случае обрыва резинового каната.

Роун как раз доставал из фургона сумку с камерой, когда вниз ринулся прыгун. У Виктории вырвался слабый вскрик ужаса, сменившийся вздохом облегчения.

— Слава Богу, он не разбился!

— Виктория, поверь, несчастные случаи здесь очень редки. Если бы аттракцион был опасным, его бы не разрешили открыть. Черт побери, да эти прыжки безопаснее, чем поездка в автомобиле по скоростному шоссе.

— Я в этом не уверена, — произнесла Виктория с сомнением в голосе.

Они подошли поближе.

— О Боже, родители привели сюда детей! — воскликнула девушка изумленно. — Разве ты бы позволил прыгнуть с вышки своему ребенку?

— Не знаю. У меня нет детей.

— Ну а я ни за что бы не разрешила…

Не успела она договорить, как к ним подошел мальчик лет двенадцати и с восторгом уставился на камеру Роуна.

— Вы из газеты?

— Нет, я просто свободный фотограф. Ты уже прыгал с вышки? — спросил Роун, кивнув в сторону сооружения.

— Ну конечно, уже два раза. Я потратил все деньги, которые заработал летом на сенокосе. Но это удовольствие стоило того.

Роун улыбнулся.

— Поделись с ней своими впечатлениями, — предложил он, взглянув на Викторию.

Мальчик тут же обратился к девушке:

— О, вы должны попробовать. Это настоящий полет. И совершенно безопасно, иначе моя мама ни за что бы мне не разрешила. Да она сама собирается прыгнуть, когда у нее будет выходной.

Виктория посмотрела на вызывающее у нее трепет ужаса сооружение как раз в тот момент, когда очередной прыгун бросился головой вниз с верхней площадки, устремившись к земле с невероятной скоростью, а затем мягко закачался, остановленный длинным эластичным канатом, страхующим падение. Роун успел сделать несколько снимков. Женщине, привязанной к канату и визжащей от удовольствия, было не меньше шестидесяти. Может, ему удастся продать ее фотографию в один из журналов для пожилых людей?

— Боже, посмотри на эту старушку! — поразилась Виктория. — А если бы с ней случился сердечный приступ?

Мальчик, все еще остававшийся поблизости, захлопал в ладоши и громко присвистнул.

— Отлично проделано, ба! — крикнул он. Затем повернулся к Виктории и Роуну: — Это моя бабушка. У нее никогда не было проблем с сердцем. Здесь не разрешают прыгать больным. Правила тут строгие.

Роун довольно улыбнулся, глядя на озадаченную Викторию, и направился к женщине, которая только что совершила головокружительный полет. Попросив ее подписать разрешение на публикацию снимка ее прыжка, он поинтересовался ее ощущениями и самочувствием. Все еще учащенно дыша от возбуждения, она была рада поделиться своими переживаниями.

Виктория подошла поближе.

— Простите, но вы не боялись?

— О, конечно, боялась, — сказала, рассмеявшись, старушка. — В том-то и дело, не так ли? Но все было так, словно погружаешься в огромную пуховую перину. Ни одной царапины, даже мышцы не потянула. Только в горле саднит от крика. Вы обязательно должны испытать это, милая.

— Но откуда у вас такая уверенность, что с вами ничего не случится? — настаивала Виктория.

— Да тут безопасно на все сто процентов, — ответила старушка. — Но если вас это действительно беспокоит, то в билетной кассе вы можете прочитать экспертное заключение. Каждый день инженер проверяет все оборудование аттракциона. Да вы сами можете его осмотреть и сразу поймете, что здесь все надежно и прочно. Держу пари: только сегодня прыгнула с вышки сотня человек, и никто не пострадал.

Виктория, засунув руки в карманы, задумчиво осматривала сооружение. Роун пообещал ей, что не будет прыгать, и теперь не мог отказаться от обещания, иначе она никогда не поверит ему. Но если бы она сама предложила…

— А знаешь, — задумчиво и медленно заговорила Виктория, — может быть, этот аттракцион не такой уж дурацкий…

«Конечно!» — возликовал Роун в душе.

— Если двенадцатилетний мальчик и старушка смогли прыгнуть не моргнув глазом, может быть, все это не так уж и страшно. Кроме того, инженерный контроль…

— Значит, ты не будешь возражать, если я прыгну? — рискнул он спросить. — Все на твое усмотрение. Если ты не разрешишь, я не буду.

— Ну, на самом деле… я думаю, может, мне самой попробовать?

— Что?!

— А почему бы и нет? Кроме охоты за торнадо, которая на самом деле не так уж и опасна, я никогда не позволяла себе сумасбродные поступки. Услышь об этом Амос, его бы хватил удар.

Невозможно представить себе ужас, испытанный Роуном, когда он осознал, что Виктория Дрисколл, интеллигентная, осторожная женщина, всего лишь спустя два дня общения с ним готова прыгнуть с высоты в несколько сотен футов со страховкой из резинового каната. Разве не он оказал на нее столь пагубное влияние, как, в общем, на многих до нее?

Внезапно Роун взглянул на часы.

— Ничего не выйдет, мы опаздываем, — заявил он решительно, становясь ужасно деловитым. — Очередь желающих пощекотать нервы довольно большая, и мы не успеем к возникновению торнадо. Кроме того, я уже сделал несколько снимков. — Он начал упаковывать свою камеру и объективы.

— Но, Роун…

— В любом случае не такая уж это потеха. Ты хоть заметила, сколько это стоит? Тридцать баксов за тридцать секунд страха. Тоже мне великое дело. — Он едва ли не насильно уволок ее к фургону и затолкал в кабину.

Только миновав последние домики города, он позволил себе вздохнуть с облегчением.

— Ничего не понимаю, — сказала Виктория, качая головой. — То ты испытываешь непреодолимое желание прыгнуть с вышки, то через минуту утверждаешь, что все это ерунда. В чем дело?

— Ни в чем. Просто, понаблюдав за аттракционом несколько минут, я решил, что все это не так уж интересно. — Он не хотел, не мог допустить, чтобы кто-то рисковал жизнью ради удовлетворения его прихоти. Неожиданности случались, и люди погибали на таких аттракционах. Если бы несчастье произошло с Викторией…

По его вине когда-то погибла Ким — его сестренка, о безопасности которой он клялся заботиться. Когда это случилось, у него самого не осталось желания жить. Даже сейчас, спустя годы, лежа без сна во мраке ночи, он все еще хотел умереть вместо нее.

Виктория сосредоточенно вела машину, а Роун не спускал с нее внимательных глаз. Кто они? Друзья? Это чистейшее заблуждение. Он испытывал к Виктории Дрисколл отнюдь не дружеские чувства. Все дело в том, что он не был тем мужчиной, в котором она нуждалась.

Для беспокойства было несколько причин. Во-первых, Амос сойдет с ума, если Роун воспользуется ситуацией и соблазнит Викторию. Во-вторых, скорее всего он не сможет остаться с ней после этого путешествия. Почти сразу же он должен отправиться в Швейцарию на съемки документального фильма о тренировках олимпийской команды в Альпах. Оттуда ему предстояло выехать в Гватемалу на раскопки древнего города индейцев майя. А потом… кто знает, что будет потом?

Однако, честно говоря, никакие возражения дяди Амоса и никакие другие дела не могли помешать ему добиваться Виктории. Даже собственное обещание вести себя прилично вряд ли удержало бы Роуна.

И только одно останавливало его. Роун нисколько не сомневался в том, что, влюбись в него Виктория, он принес бы ей одни страдания. Он слишком часто рисковал жизнью, и счастье могло изменить ему в любой момент. Ему не хотелось оставить после себя убитую горем влюбленную женщину.