Третий день я тряслась в дилижансе с разными попутчиками, среди лесов, полей и редко встречающегося жилья – об амортизации здесь, конечно, и не слышали – и размышляла о своем возможном будущем.
И о том, что не сглупила ли я, рискуя столь сильно…
И сама же отвечала себе – нет. Меньшее, да еще и довольно эфемерное, зло давало хоть какую-то надежду. А это единственное, что пока у меня оставалось.
Да и никакие страхи, сомнения и непонимание, что ждет меня дальше, не могли стереть с лица улыбку. Радость от того, что я делаю хоть что-то для улучшения собственного состояния и положения. И от того, что мои базовые потребности, наконец-то, оказались удовлетворены.
Все познается в сравнении. Родись я в этом мире или в своем, но в удаленной деревне, без водопровода и электричества, местные реалии не казалось бы мне таким кошмаром. Но я была девушкой из «интеллигентной» московской семьи, даже ни разу не жившей в общежитии и игнорировавшей походы, и вот теперь, ради хотя бы физического комфорта, была готова рискнуть и отправиться в далекий замок, полный страшных теней и чудовищ.
Я искренне наслаждалась чистым и тонким бельем, которое досталось мне вместе с остальным багажом от мэсси; теплой, качественной одеждой; кремами и гребнями с заколками, позволяющими приводить в порядок волосы. Монетами, позвякивающими у меня в кошеле, привязанном к поясу. Горящим камином в комнатах, в которых я останавливалась и ванной… Ежедневной. Огромной лоханью, прикрытой простыней от заноз, за которую я платила каждый вечер, а потом подолгу лежала, отмокая… Может стоило поберечь деньги. Но, черт возьми, месяц назад я жила в своей двухкомнатной квартире, стирала в машинке-автомате и страдала, что один мудак, по ошибке оказавшийся моим мужем, предал меня…
Я не знала, что будет завтра. И потому принимала ванну сегодня.
С мэсси и мэрром мы проговорили тогда почти до утра… После первого шока – они отрицали то, что я услышала, потом отрицали мое предложение, а потом и то, что оно может привести к действительно успешному разрешению всех обстоятельств, как их, так и моих – мы скрупулезно разобрали, что мне следует делать и не делать, как себя вести и как устроить все так, чтобы первые несколько месяцев никто ничего не заподозрил…
И договорились, что мы свяжемся друг с другом, независимо от обстоятельств, и они помогут мне устроиться и дальше. Если меня не сожрет чудовище.
Это я уже добавляла мысленно…
Сложно бояться чего-то отдаленного, малопонятного, тем более что я уже заметила, насколько здесь люди любят преувеличивать и превращать крохотное происшествие в смертельно опасный случай. Я больше боялась того, что уже успела узнать и прочувствовать. Отношение к женщинам, за которыми не стояла сила ни отца, ни мужа. Согнутые от тяжелой работы «старухи» тридцати лет. Простой камень на могилке девушки, что работала до меня на этом месте: по равнодушным словам других служанок, та не чуралась проводить ночи с постояльцами за дополнительную монету и понесла. И вместо того, чтобы обратиться к лекарю, который решал такого рода вопросы, сама собрала травок. Кровотечение остановить не сумели, и до мэрра лекаря доехать тоже не успели…
Я же усиленно верила во что-то лучшее, в наличие в этом мире места, где я могла и правда проявить себя – я ведь не знала, на сколько задержусь в чуждой мне цивилизации, и предпочла бы это время провести… с пользой.
И о том, что могу здесь остаться навсегда, старалась не задумываться. Уж лучше думать о будущем теплом, богатом доме, где мне предстояло жить и работать.
Вэй-ганы для королевства Фаэран были высшим дворянством, что-то вроде герцогов и князей в нашем, и владели огромными земельными наделами, целыми городами, замками. Работать экономкой в одном из них было очень престижно для мэсси. К подобному управлению допускались или дамы опытные, с безупречной репутацией, прошедшие долгий путь от простых горничных. Или же те, кто закончил специальную школу домоправительниц, из которых столичная считалась лучшей.
В таких школах учились перспективные сироты. Купеческие дочери, желавшие себе чего-то иного от судьбы, нежели попытки замужества – чаще всего эти девушки были страшны, как голы, со смешком пояснила мэсси. Что такое «голы» я не знала, но посчитала и правда страшным.
Ну и девицы вроде Алин, которая и стала моим пропуском в лучшую жизнь. Она была из обедневшей семьи простого служащего, старшая из дочерей, и её отец сумел заплатить первоначальный взнос, когда ей исполнилось тринадцать – а само обучение и проживание велось в долг. И возвращалось затем с жалованья, после выпуска…
Именно этот долг и планировал выплатить её жених. Да только не успел. И мы договорились, что выплатит таки… потом, через год, когда мне придет пора оставить плотно набитый монетами мешочек особому поручителю. А я получу свои деньги сполна.
Будущие супруги смотрели на меня со страхом и надеждой.
Ожидать от обычной дворовой служанки правильной речи и грамотности они не могли, как и того, что я владею навыками бухгалтерии – хорошо хоть я успела убедиться, что вместе со знанием языка мне досталось умение читать и писать. Но я соврала взволнованной паре примерно то же, что и мэрру Виру. Что на меня напали и ограбили и пребывание в холодной воде в совокупности с ударом по голове оставило большие пробелы в моей памяти. Но вот теперь, когда мэсси Алин рассказывает про свою школу, я смутно припоминаю, что училась в подобном месте…
И им настолько захотелось поверить в собственную удачу, что они не обращали внимание на несостыковки, оговорки и мои довольно странные, для местных, вопросы.
Для хозяина постоялого двора мы сочинили историю, что моя одноклассница, наконец, признала меня и очень обрадовалась такой «находке». И крупная монета его успокоила окончательно и дала нам возможность спокойно пообщаться в комнате на третьем этаже, а мне – уехать без отработки.
Ну и оставшихся ночных часов хватило, чтобы обговорить все мои будущие обязанности, посмотреть, как именно мне придется вести различные записи, а также взять вещи и внимательно изучить то, что называлось «патент на работу». Хорошо не именной. Потому как лишаться своего имени – пусть искаженного – мне бы не хотелось.
Я понимала, что, наверняка, где-нибудь да накосячу – я многого не знала хоть в плане быта, манер, хоть в плане устройства местного общества в целом – но все же надеялась, что человек, имеющий зрение, слух и мозги сумеет разобраться, подглядеть, прочитать обо всем необходимом… А еще я надеялась, что слухи вокруг замка Эрендор и его хозяина имеют мало что общего с правдой.
Юная мэсси смогла лишь рассказать, что за какое-то жуткое злодеяние вэй-гана «прокляли» и он «застрял в теле» и стал настолько ужасен – а характер у него еще и раньше был не подарок, в бытность одним из самых жестоких и успешных королевских военачальников – что его погнали прочь из столицы, и он укрылся в своем родовом замке, выбросив при этом большую часть слуг, служивших верой и правдой его семье, на улицу и прогнав народ в округе.
Я не совсем поняла, в чем же заключается проклятие и уродство, но посчитала это малозначительным. А вот малое количество слуг и истории про то, что в замке почти никто не приживается, меня обеспокоили. Но тут уже оставалось надеяться на свою хитрость и терпение…
Ближе к вечеру четвертого дня дилижанс прибыл в маленький городок неподалеку от замка. Толком осмотреть я его не успела – как и было оговорено, меня уже ждал молчаливый и седой кучер в карете, запряженной двумя тщательно вычесанными пыштами серой масти. На двери кареты я рассмотрела герб.
Что-то вроде вставшего на задние лапы медведя, щита и огня.
И мы довольно резво поехали по каменистой дороге, сначала в сторону леса, потом вдоль серого поля, больше похожего на болото с кочками, и дальше, преодолевая холмы с небольшими кустарниками. Пару раз попадались дворы на несколько домов, но они и правда выглядели безлюдными. Потом началась непролазная лесная чаща, будто бы сам лес желал зарастить путь к проклятому дому…
Деревья расступились неожиданно, и я снова выглянула в окно, чтобы посмотреть, что там такое. А потом и вовсе крикнула кучеру остановиться и вышла из кареты, замершей недалеко от распахнутых ворот, в которые мы въехали.
Эрендор выглядел… величественно, мрачно и также безлюдно, как и окружившая его местность. Перед главным входом было что-то, напоминающее сад – во всяком случае, за лужайками точно ухаживали. Чуть размытая дорога вела прямо к крыльцу.
Само здание производило впечатление легкого запустения – сухие ветки плюща, серый и сырой камень, застывшие на главной башне стрелки часов, блеклая черепица. Но окна блестели настоящим стеклом, и я не увидела в стенах ни прорех, ни выбоин или обвалов.
Вздохнула, подавляя нервную дрожь и вернулась в карету.
Едем.