Откровения

ГЛАВА 1

Ранним, пронзительно-холодным мартовским утром Шайлер ван Ален скользнула за стеклянные двери школы Дачезне и с чувством облегчения зашагала через высокий сводчатый вестибюль, над которым господствовала картина работы Джона Сингера Сарджента, изображающая основателей школы. Девушка прятала пышные черные волосы под капюшоном отделанной мехом парки, предпочитая быть незаметной и не обмениваться небрежными приветствиями с другими учащимися.

Странно было думать о школе как о прибежище, об избавлении, о месте, куда она с нетерпением стремилась. До недавних пор Дачезне с ее мраморными полами и видами на Центральный парк ассоциировалась у Шайлер с камерой пыток. Девушка содрогалась от страха, поднимаясь по величественной парадной лестнице, чувствовала себя несчастной в классных комнатах с их чрезмерным отоплением и даже отчего-то презирала великолепный мозаичный пол из терраццо в школьной столовой.

В школе Шайлер часто чувствовала себя уродиной, пустым местом, хотя ее глубоко посаженные синие глаза и нежное личико фарфоровой куклы не давали для этого основания. Всю ее жизнь богатые одноклассники обращались с ней как с уродцем, посмешищем, парией — нежеланной и неприкасаемой. Хотя ее семья носила одно из старейших и самых прославленных в истории города имен, времена изменились. Ван Алены, некогда бывшие горделивым и влиятельным кланом, за прошедшие века умалились и исчахли, так что теперь их практически не осталось. Шайлер была одной из последних ван Аленов.

Некоторое время Шайлер надеялась, что с возвращением ее дедушки из изгнания ситуация изменится и присутствие Лоуренса в ее жизни положит конец одиночеству. Но эти надежды разбились вдребезги, когда Чарльз Форс забрал ее из ветшающего особняка на Риверсайд-драйв, служившего Шайлер домом, сколько она себя помнила.

— Ты шевелиться будешь, или тебе нужно придать ускорение?

Шайлер вздрогнула. Оказалось, что она, сама того не замечая, стоит в оцепенении перед своим шкафчиком — и тем, который расположен над ним. Звонок, возвещающий о начале нового дня, трезвонил вовсю. А за спиной девушки стояла Мими Форс, с которой Шайлер с недавних пор проживала в одном доме.

Шайлер всегда чувствовала себя в школе не в своей тарелке, но это не шло ни в какое сравнение с тем арктическим холодом, с которым она каждый день встречалась в роскошном особняке Форсов, стоявшем напротив музея «Метрополитен». В Дачезне ей не приходилось ежеминутно выслушивать нудеж Мими, прохаживающейся по ее адресу. Или если приходилось, то всего раз в несколько часов. Неудивительно, что в последнее время Дачезне казалась ей такой желанной.

Хотя Лоуренс ван Ален стал теперь регисом, главой Голубой крови, он оказался не в состоянии прекратить судебный процесс об удочерении. Кодекс вампиров требовал строгого подчинения человеческим законам, дабы голубокровные не привлекали к себе внимания. Бабушка Шайлер в своем завещании объявила внучку свободной от родительской опеки, но юристы Чарльза Форса предприняли коварный ход и опротестовали отдельные положения завещания в суде Красной крови. Суд вынес решение в их пользу, и Чарльз Форс был назначен душеприказчиком, получив в дополнение к имуществу и саму Шайлер.

— Ну?!

Оказалось, что Мими все еще ждет.

— Ой! Извини! — Шайлер, схватив учебник, отодвинулась.

— Да уж, есть за что извиняться.

Мими прищурила изумрудно-зеленые глаза и смерила Шайлер взглядом, полным презрения. Точно так же она смотрела с другой стороны обеденного стола вчера вечером и точно таким же взглядом наградила новоявленную сестру утром, когда они столкнулись в прихожей. И во взгляде этом читалось: «Что ты здесь делаешь? Ты не имеешь права существовать!»

— Что я тебе сделала? — прошептала Шайлер, запихивая учебник в потрепанную полотняную сумку.

— Ты спасла ей жизнь!

Мими бросила свирепый взгляд на рыжеволосую девушку, произнесшую эти слова.

Блисс Ллевеллин, саженец, перенесенный с техасской почвы, и бывшая правая рука Мими, отплатила ей тем же. Щеки Блисс пылали не хуже ее волос.

— Она спасла твою шкуру в Венеции, а у тебя даже не хватает порядочности поблагодарить ее!

Некогда Блисс была тенью Мими и с радостью выполняла любое ее указание, но после последнего нападения Серебряной крови, когда выяснилось, что Мими добровольно, хотя и безуспешно, призывала этих тварей, доверие между бывшими подругами рухнуло. Мими приговорили к сожжению, но Шайлер пришла ей на помощь и провела суд крови.

— Ничего она меня не спасла! Всего лишь сказала правду! Мне и так ничего не угрожало! — отозвалась Мими, проведя серебряной расческой по своим роскошным волосам.

— Не обращай на нее внимания, — посоветовала Блисс Шайлер.

Шайлер улыбнулась. Теперь, когда у нее появилась поддержка, она немного осмелела.

— Легко сказать! Это все равно что делать вид, будто глобального потепления не существует.

Она знала, что впоследствии поплатится за эту реплику. Что ее будут ждать камешки в овсянке. Деготь на простынях. Или последнее изобретение Мими — исчезновение еще какой-нибудь вещи из быстро убывающего имущества Шайлер. Девушка и так уже недосчиталась медальона, доставшегося ей от матери, своих кожаных перчаток и любимого потрепанного томика «Процесса» Кафки с написанными на первой странице инициалами «Дж. Ф.».

Шайлер готова была признать, что вторая гостевая спальня в особняке Форсов (первую оставили для высокопоставленных гостей) — отнюдь не чуланчик под лестницей. Отведенная ей комната была красива и заполнена всем, чего только может пожелать девушка. Тут была и огромная кровать с пологом и мягчайшим пуховым одеялом, и шкафы, забитые модной одеждой, новейший музыкальный центр, десятки игрушек для Бьюти, ее гончей бладхаунда, и новый ноутбук, легонький, словно перышко. Но каким бы роскошным ни был ее новый дом, ему недоставало очарования старого.

Шайлер скучала по своей старой комнате с ее желтыми стенами и шатающимся столом. Она скучала по пыльной гостиной с ее мебелью в чехлах. Она скучала по Хэтти и Юлиусу, служившим их семье еще с тех времен, когда сама Шайлер была младенцем. Она, конечно же, скучала по дедушке. Но сильнее всего она тосковала по свободе.

— Ты как, в порядке? — спросила Блисс, слегка подтолкнув Шайлер локтем.

После возвращения из Венеции Шайлер обзавелась новым адресом — и неожиданным союзником. Они с Блисс всегда хорошо относились друг к другу, но теперь сделались почти неразлучны.

— Да. Я уже привыкла. В боях без правил я ее уж как-нибудь сделаю.

Шайлер улыбнулась. Встречи с Блисс были одним из тех мгновений счастья, которые теперь дарила ей Дачезне.

Девушка поднялась по задней, винтовой лестнице вместе с потоком учащихся, движущихся в ту же сторону, и заметила краем глаза краткий промельк. Шайлер не нужно было присматриваться, она и так знала, что он сейчас находится среди идущих навстречу. Она всегда ощущала его присутствие, как будто ее нервы были высокочувствительными антеннами, улавливающими его приближение.

Вероятно, это вампирская кровь давала ей возможность сказать, кто находится рядом, а может, это вообще не имело никакого отношения к ее сверхъестественным способностям. Джек.

Он смотрел строго вперед, как будто не видел ее. Его блестящие светлые волосы, того же оттенка, что и у сестры, были зачесаны назад, открывая горделивый лоб. В отличие от прочих парней вокруг, одетых с той или иной степенью небрежности, Джек выглядел царственно в блейзере и галстуке. Он был так красив, что у Шайлер перехватывало дух. Но Джек игнорировал ее в школе точно так же, как и в особняке — Шайлер отказывалась называть это домом.

Девушка украдкой бросила еще один взгляд в его сторону и заспешила вверх по лестнице. Когда она добралась до кабинета, урок уже начался. Шайлер попыталась как можно незаметнее прошмыгнуть по привычке на заднюю парту у окна. Там, склонившись над тетрадью, сидел Оливер Хазард-Перри.

Но она вовремя спохватилась и прошла через кабинет к батарее отопления, даже не поздоровавшись с лучшим другом.

Чарльз Форс ясно дал ей понять: теперь, когда живет под его крышей, она должна подчиняться установленным им правилам. И первым из них был запрет встречаться с дедушкой. Враждебность между Чарльзом и Лоуренсом усилилась, и не только потому, что Лоуренс сместил Чарльза с его места в Совете.

«Я не желаю, чтобы он забивал тебе голову ложью, — заявил Чарльз. — Может, он правит Комитетом, но на мой дом его власть не распространяется. Если ты меня ослушаешься, то пожалеешь об этом, обещаю».

Вторым правилом стал запрет общаться с Оливером. Чарльза чуть удар не хватил, когда он выяснил, что Шайлер сделала Оливера, предназначенного ей проводника, своим фамильяром.

«Прежде всего, ты еще слишком молода. Во-вторых — это отвратительно! Проводники — это слуги. Они не... они не оказывают услуги фамильяров. Ты должна немедленно взять себе другого человека и прекратить всякие отношения с этим мальчишкой!»

Если бы Шайлер прижали как следует, она, хотя и с неохотой, согласилась бы, что в этом Чарльз, возможно, прав. Оливер был ее лучшим другом, и она вдобавок сделала его своим фамильяром, взяв его кровь, — а это повлекло за собой определенные последствия. Иногда Шайлер хотелось, чтобы они могли вернуться в прежние времена, до того, как все настолько усложнилось.

Шайлер понятия не имела, какая Чарльзу разница, кого она сделала своим фамильяром, — Форсы все равно отказались от старомодного обычая держать при себе проводников. Но она исполняла правила буквально. Насколько кто-либо мог видеть, она не поддерживала никаких контактов с Лоуренсом и воздерживалась от свершения священного целования над Оливером.

В ее новой жизни было теперь столько всего, что она могла и чего не могла делать!..

Но существовали места, где правила не действовали. Места, где Чарльз был бессилен. Места, где Шайлер могла быть свободна. Для этого существовали тайные убежища.