Откровения

ГЛАВА 28

Она услышала приближение машины еще до того, как та завернула за угол. Спокойное урчание мотора, переросшее в мощный рев. Машина остановилась в переулке за зданием «Перри-стрит». Серебристо-серый открытый «ягуар-ХКЕ» 1961 года, блестящий и великолепный, как пуля, с Джеком Форсом за рулем.

Шайлер скользнула в машину, восхищаясь ее классическим совершенством, серебристой панелью приборов и простыми старомодными механизмами. Джек переключил скорость, и машина, взревев, понеслась по автостраде.

Им предстояло провести вместе всего несколько часов, но этого было достаточно — хотя, конечно же, этого никогда не было достаточно. С каждым днем заключение уз все приближалось и приближалось.

Шайлер заметила, что уже рассылаются приглашения, и сама удостоилась такового. Сперва она удивилась, потом поняла, что таким образом Мими дает ей понять, где ее место. Однажды она даже заметила краем глаза Мими в платье, приготовленном для церемонии заключения уз. Шайлер не знала, кто из них двоих большая дура: она или эта девушка в белом платье. Они обе были до безумия влюблены в одного и того же парня.

«Хотя нет, дурак тут Джек», — подумала Шайлер, наблюдая, как он ловко маневрирует на оживленной транспортной магистрали. Псих ненормальный. Но она его любит. Господь знает, как она его любит. Шайлер хотелось только, чтобы им не приходилось скрываться, чтобы они могли объявить о своей любви перед всем светом. Недавно она сказала Джеку, что устала прятаться в одном и том же месте. Да, эта квартира предоставляла им прибежище — но она же была и тюрьмой.

Шайлер мучительно хотелось побыть вместе с Джеком где-нибудь в другом месте, хотя бы один вечер. В ответ сегодня утром Джек подсунул ей под дверь записку с просьбой встретиться с ним в сумерках в указанном месте. Девушка понятия не имела, что он задумал, но легкая улыбка, играющая на его губах, намекала на какой-то чудесный сюрприз.

Джек проехал через мост в Нью-Джерси. Через несколько минут они оказались у частного аэродрома в Тетерборо, где на поле их ждал реактивный самолет.

— Не может быть! — воскликнула Шайлер при виде самолета, засмеялась и захлопала в ладоши.

— Ты сказала, что хочешь куда-нибудь выбраться, — с улыбкой отозвался Джек. — Как насчет Токио? Или, может, Лондон? Или Сеул? Я бы, пожалуй, не прочь отправиться на барбекю. А может, Мадрид? Или Брюгге? Где тебе хотелось бы побывать сегодня вечером? Сегодня весь мир к твоим услугам, и я в придачу.

Шайлер не спросила у него, где Мими. Ее это не волновало, и она не желала этого знать. Если Джек собирается рискнуть, она не хочет ни о чем спрашивать.

— Вена! — решила Шайлер. — Там есть картина, которую мне всегда хотелось увидеть.

«Так вот оно каково — быть одним из самых богатых и могущественных вампиров в мире», — подумала Шайлер, заходя следом за Джеком в Австрийскую галерею в Бельведерском дворце. Музей был закрыт на ночь, но, когда они подъехали к огромной входной двери, охранник в перчатках поприветствовал их, а хранитель музея провел в нужную галерею.

— Вы это хотели видеть? — осведомился хранитель, указав на темное полотно посреди зала.

— Да.

Шайлер глубоко вздохнула и посмотрела на Джека, чтобы приободриться. Юноша в ответ крепко сжал ее руку.

Шайлер подошла к полотну поближе. Выцветшая репродукция этой картины висела у нее в комнате, приколотая кнопками к стене. А сейчас девушку ошеломила реальность изображенного. Цвета были намного более притягательными и свежими, полными жизни и энергии. Эгон Шиле всегда был одним из любимых художников Шайлер. Ее влекло к его портретам — к этим тяжелым, измученным темным линиям, изможденным фигурам, красноречивой печали, наложенной на полотно гуще, чем краска.

Эта картина называлась просто — «Объятие», и изображены на ней были переплетенные тела мужчины и женщины. Полотно было полно какой-то свирепой энергии, и Шайлер казалось, будто она ощущает, как сильно эти двое связаны друг с другом. Но в этом не чувствовалось романтики. Произведение было исполнено тревоги и тоски, как будто изображенные на картине люди знали, что это их объятие — последнее.

Картины Шиле, полные смятения и печали, вряд ли могли понравиться широкой публике. Шайлер запомнилось, как на уроке по искусствоведению всех очаровал «Поцелуй» Густава Климта, выполненный в стиле ар-нуво. Но Шайлер казалось, что восхищаться подобной картиной чересчур легко. Это была не картина, а предмет интерьера, типичный безопасный выбор.

Шайлер предпочитала безумие и трагедию, одиночество и муку. Шиле умер молодым, возможно — от разрыва сердца. Ее преподаватель искусствоведения всегда говорил об «искупительной и преобразующей силе искусства», и теперь, стоя перед этой картиной, Шайлер полностью понимала смысл сказанного им.

У нее не было слов, чтобы выразить свои чувства. Джек по-прежнему держал ее за руку, и она считала себя счастливейшей девушкой на свете.

— Куда теперь? — спросил Джек, когда они покинули музей.

— На твое усмотрение.

Джек приподнял бровь.

— Тогда давай зайдем в кафе. Я питаю слабость к тортикам «Саше».

Они поужинали на крыше здания, глядя на гаснущую зарю. Одним из преимуществ вампирской сущности было то, что вампиры легко приспосабливались к ночному образу жизни. Шайлер теперь требовалось меньше времени для сна, чем раньше, а в те ночи, когда они встречались с Джеком, она вообще практически не спала.

— Ты этого хотела? — спросил Джек, перегнувшись через маленький шаткий столик и наливая ей еще вина.

— Откуда ты узнал?

Девушка улыбнулась и заправила прядь волос за ухо. К ее удивлению, Джек привел ее еще в одну прекрасную квартиру, принадлежащую его семейству. У Форсов было куда больше недвижимости, чем у Шайлер — дырявых черных свитеров.

— Пойдем вниз, — предложил Джек и под руку повел девушку обратно в квартиру. — Я хочу, чтобы ты кое-что послушала.

Временное пристанище Форсов располагалось в здании, построенном в 1897 году, в престижном Девятом районе — со сводчатыми потолками, лепниной и прекрасными видами из каждого окна. Квартира была просторной и, в отличие от пышно отделанного нью-йоркского дома, обставленной скудно, чуть ли не по-монастырски.

— Здесь сто лет уже никто не бывал — с тех пор, как в Венской опере перестали устраивать толковые балы, — объяснил Джек. Он смахнул пыль с древнего кассетника «Сони». — Послушай-ка вот это, — сказал он, вставляя кассету. — Мне кажется, тебе это может понравиться. — Он нажал на «Пуск».

Послышался царапающий, скрипящий звук. Затем — голос, хриплый, низкий, несомненно женский, но пострадавший от долгих лет курения.

«И сердце мое страстное разбито...»

Шайлер узнала строку.

— Это она? — восторженно спросила она. — Это она сама?

Джек кивнул. Так оно и было.

— Я однажды нашел эту кассету в той старой книжной лавке. Они приглашали поэтов читать свои стихи.

Он запомнил. Это была Анна Секстон. Она читала свои «Стихотворения о любви». Ее любимая поэтесса читала ее любимое стихотворение, «Разрыв». Самое печальное из всех, гневное, горькое, прекрасное и исполненное неистовства. Шайлер влекло к горю: подобно картинам Шиле, стихи Секстон были жестокими и честными в своей агонии. «Стихотворения о любви» были написаны во время романа поэтессы — недозволенного, тайного романа, подобного ее собственному. Девушка присела и прижалась поближе к маленькому стереомагнитофону, а Джек заключил ее в объятия. Шайлер подумалось, что никогда она не будет любить его сильнее, чем сейчас.

Может, в душе его и вправду есть уголок, который она никогда не постигнет, но сейчас они превосходно понимали друг друга.

Когда кассета закончилась, они так и остались сидеть молча, наслаждаясь теплом тел друг друга.

— Слушай... — Шайлер, заколебавшись, приподнялась на локте и повернулась к Джеку.

Она боялась, что если она заговорит о реальной ситуации, это разрушит волшебство сегодняшнего вечера. И все же она хотела знать. Заключение уз стремительно надвигалось.

— На днях в Комитете ты сказал, что существует способ разорвать узы.

— Думаю, да.

— И что ты собираешься делать?

Вместо ответа Джек потянул Шайлер вниз, так, чтобы они снова очутились рядом.

— Шайлер, посмотри на меня, — попросил он. — Нет, посмотри на самом деле.

Девушка подчинилась.

— Я прожил очень долго. Когда происходит трансформация... когда к тебе начинают возвращаться твои воспоминания... это ошеломляет. Ты как будто заново проживаешь каждую свою ошибку, — негромко произнес Джек. — Я не хочу повторять те же самые ошибки, которые уже совершил прежде. Я хочу быть свободным. Я хочу быть с тобой. Мы будем вместе. Я уверен, что, если я буду не с тобой, в моей жизни будет куда меньше смысла.

Шайлер энергично замотала головой.

— Но я не могу позволить тебе так поступать! Я не хочу, чтобы ты рисковал. Я слишком сильно люблю тебя.

— Так что, ты предпочтешь видеть меня связанным узами с женщиной, которую я не люблю?

— Нет, — прошептала Шайлер. — Никогда.

Джек прижал ее к себе и поцеловал.

— Способ есть. Доверься мне.

Шайлер поцеловала его в ответ, и каждое мгновение было слаще предыдущего. Она доверяла ему целиком и полностью. Что бы он ни задумал сделать для того, чтобы разорвать узы, они будут вместе. Всегда.