Говоря по мобильнику, Роф нахмурился:
– Сейчас? Ты хочешь, чтобы я приехал к тебе за город сейчас?
В голосе Рива ясно слышалось я-тут-не-херней-страдаю:
– Это должно быть с глазу на глаз, и я двигаться не могу.
В другом конце кабинета Вишес, собиравшийся доложить о том, как продвигается отслеживание тех ящиков с оружием, прошептал:
– Что за нахрен?
Роф думал о том же. Симпат звонит тебе за два часа до рассвета и просит приехать, потому что у него есть «кое-что, что ему нужно тебе передать». Да, ублюдок был братом Бэллы, но с его сущностью ничего не поделаешь, и это «кое-что» – сто процентов не корзинка с фруктами.
– Роф, это важно, – сказал парень.
– Ладно, буду прямо сейчас. – Роф закрыл телефон и взглянул на Вишеса. – Я…
– Фьюри сегодня охотится. Ты не можешь пойти туда в одиночку.
– В доме Избранные. – С тех пор, как Фьюри взял на себя бразды правления в качестве Праймейла, женщины то оставались, то покидали виллу Рива.
– Не совсем та защита, что была у меня на уме.
– Я и сам могу за себя постоять, знаешь ли.
Ви скрестил на груди руки, его бриллиантовые глаза вспыхнули.
– Мы отправляемся сейчас? Или после того, как ты поймешь, что зря тратишь время, пытаясь меня переубедить?
– Ладно. Как хочешь. Встретимся в фойе через пять минут.
Когда они вместе вышли из кабинета, Ви сказал:
– Насчет того оружия. Я продолжаю отслеживать его. На данный момент у меня ничего нет, но ты же меня знаешь. Рано или поздно, все получится. Мне пофиг, что серийные номера стерты, я выясню, откуда оно у них взялось.
– Какая самоуверенность, брат мой. Какая самоуверенность.
Полностью вооружившись, они вдвоем в свободном танце молекул перенеслись к северу, нацелившись на виллу Рива в горах Адирондак[105], и материализовались на берегу тихого озера. Впереди стоял огромный домище Викторианской эпохи, покрытый черепицей, на стеклах – ромбовидный узор, на обоих этажах – навесы из кедра.
Много углов. Много теней. И много тех окон, похожих на глаза.
Особняк сам по себе был довольно жутким, но с окружавшим его силовым полем – эквивалентом миса у симпатов – можно было легко поверить, что внутри жили Фредди, Джейсон, Майкл Майерс[106] и те деревенщины с цепными пилами[107]. Страх, исходивший отовсюду, служил неуловимой оградой, сотворенной из ментальной колючей проволоки, и даже Роф, знавший, что делает, был рад оказаться по другую сторону барьера.
Присмотревшись, он увидел, как Трэз, один из личных охранников Рива, открыл двойные двери на крыльце, выходившем на озеро, и приветственно поднял руку.
Роф и Ви поднялись по замерзшей хрустящей лужайке, и, несмотря на то, что они держали оружие в кобурах, Ви снял перчатку со своей пылающей правой руки. Трэз относился к тем мужчинам, которых уважаешь, и не просто потому, что он Тень. Мавр обладал мускулистым телом воина и умным взглядом стратега, и его преданность принадлежала Риву и только Риву. Чтобы защитить парня, Трэз в мгновение ока сравняет с землей квартал города.
– Ну, как жизнь, приятель? – спросил Роф, взбираясь по ступенькам на крыльцо.
Трэз вышел вперед, и они обменялись рукопожатиями.
– Все отлично. Сам как?
– Супер, как всегда. – Роф ударил парня в плечо. – Эй, захочешь настоящую работу, приходи в наши ряды.
– Меня и тут все устраивает, но спасибо. – Мавр ухмыльнулся и повернулся к Ви, его темные глаза опустились к обнаженной руке. – Без обид, но это я пожимать не стану.
– Мудро с твоей стороны, – произнес Вишес, протягивая левую руку. – Ну, ты же все понимаешь.
– Абсолютно, для Рива я бы сделал то же самое. – Трэз повел их к дверям. – Он в своей спальне, ждет вас.
– Он болен? – спросил Роф, когда они зашли в дом.
– Хотите чего-нибудь выпить? Съесть? – сказал Трэз, повернув направо.
Когда вопрос остался без ответа, Роф глянул на Ви:
– Нет, спасибо.
Место было обставлено прямо как при Виктории[108] и Альберте[109], повсюду массивная имперская мебель, темно-красный цвет и золото. Оставаясь верными стилю Викторианской эпохи, каждая комната представляла собой различную вариацию на эту тему. Один кабинет был полон тикающих старинных часов, начиная с напольных и заканчивая латунными заводными и карманными часами в витринах. В другом хранились ракушки, кораллы и древесина, что по своей давности превосходили не одно столетие. В библиотеке стояли великолепные восточные вазы и блюда, а столовая была укомплектована средневековыми иконами.
– Я удивлен, что здесь так мало Избранных, – сказал Роф, когда они проходили одну пустую комнату за другой.
– Первый вторник месяца, должен появиться Рив. Из-за него женщины немного нервничают, поэтому большинство вернулось на Другую Сторону. Но Селена и Кормия всегда остаются. – В его голосе звучала немалая гордость, когда он добавил: – Они сильные, эти две женщины.
Поднявшись по шикарной лестнице на второй этаж, они прошли по длинному коридору и оказались перед резными дверьми, которые так и кричали: глава дома.
Трэз остановился.
– Слушайте, он немного болен, ладно? Ничего заразного. Просто… Я хочу, что бы вы были готовы. Мы обеспечиваем его всем необходимым, и он поправится.
Когда Трэз постучал и открыл обе двери, Роф нахмурился, его зрение вдруг обострилось, а инстинкты дали о себе знать.
Ривендж неподвижно, словно труп, лежал посреди резной кровати, красное бархатное одеяло натянуто до самого подбородка, и полосы соболиного меха покрывали все его тело. Его глаза были закрытыми, дыхание – поверхностным, кожа – бледной, с легким оттенком желтизны. Лишь коротко остриженный ирокез выглядел отдаленно нормальным… это, и то, что по правую его руку стояла Хекс, симпат-полукровка, выглядевшая так, будто ее главным развлечением была кастрация мужиков. Глаза Рива распахнулись, их аметистовый цвет потускнел, став мрачным фиолетовым, какими бывают синяки:
– А вот и Король.
– Что случилось?
Трэз закрыл двери наглухо, а не просто прикрыл их, – в знак уважения.
– Я уже предложил им выпивку и закуску.
– Спасибо, Трэз. – Рив скорчился и попытался подняться с подушек. Когда он снова упал на них, Хекс наклонилась, чтобы ему помочь, но он стрельнул в нее взглядом, ясно говорившим «даже не думай». Который она проигнорировала.
Сев прямо, он по шею закутался в одеяло, закрыв красные звездочки, вытатуированные у него на груди.
– Итак, Роф, у меня для тебя кое-что есть.
– Да ну?
Рив кивнул на Хекс, которая сунула руку в свою куртку. Как только она шевельнулась, пистолет Ви тут же щелкнул, нацелившись на сердце женщины.
– Не хочешь опустить эту штуку? – огрызнулась она на Ви.
– Ни капельки. Прости. – В голосе Ви было ровно же столько же сожаления, сколько в шаре, летящем на здание, чтобы его снести.
– Так, давайте просто успокоимся, – сказал Роф и кивнул Хекс. – Что там у тебя.
Женщина вытащила бархатный мешочек и бросила его в направлении Рофа. Тот, рассек воздух с тихим свистом, и он поймал его, полагаясь не на зрение, а на слух.
Внутри лежало два бледных голубых глаза.
– Итак, прошлой ночью у меня была интересная встреча, – протянул Рив.
Роф взглянул на симпата.
– Ну и чей пустой взгляд я держу в своей ладони.
– Монтрега, сына Рема. Он пришел ко мне и попросил убить тебя. У тебя серьезные враги в Глимере, друг мой, и Монтрег лишь один из них. Не знаю, кто еще состоял в заговоре, но я не стал рисковать, и мы предприняли меры.
Роф вернул глаза в мешочек и сжал его в кулаке.
– Когда они собираются это сделать.
– На заседании Совета, послезавтра ночью.
– Сукин сын.
Ви убрал пушку и скрестил руки на груди:
– Знаешь, я презираю тех ублюдков.
– Да что ты, – сказал Рив прежде, чем сконцентрироваться на Рофе. – Я не связывался с тобой, пока не решил проблему, потому что мне очень нравится мысль, что король мне чем-то обязан.
Роф не смог удержаться и засмеялся.
– Пожиратель грехов.
– А то.
Роф подбросил мешочек.
– Когда это произошло?
– Примерно полчаса назад, – ответила Хекс. – Я не прибрала за собой.
– Что ж, они определенно получат послание. И я все еще собираюсь на ту встречу.
– Уверен, что это мудро? – спросил Рив. – Кто бы ни стоял за этим, ко мне больше не обратятся, потому что они знают, кому, как оказалось, я верен. Но это не значит, что они не найдут кого-нибудь другого.
– Ну, так пусть, – сказал Роф. – Смертельные схватки – это по мне. – Он взглянул на Хекс. – Монтрег приплел кого-нибудь?
– Я перерезала ему горло от уха до уха. Тяжеловато говорить в таком состоянии.
Роф улыбнулся и посмотрел на Ви:
– Знаешь, удивительно, что вы двое плохо ладите.
– Да не особо, – сказали они в унисон.
– Я могу отложить заседание Совета, – прошептал Рив. – Если хочешь разузнать, кто еще имеет к этому отношение.
– Не надо. Будь у них хоть капля смелости, они бы попытались убить меня сами, а не побежали бы за этим к тебе. Поэтому есть два варианта. Поскольку заговорщики не знают, разболтал ли про них Монтрег прежде, чем ему попортили вид, то крысы либо залягут на дно, потому что именно так поступают трусы, или же свалят вину на другого. Так что собрание состоится.
Рив злобно улыбнулся, симпат в нем дал о себе знать:
– Как пожелаешь.
– Но я хочу услышать от тебя честный ответ, – сказал Роф.
– Каков вопрос?
– Говоря начистоту, ты думал о том, чтобы убить меня? Когда он попросил.
Рив какое-то время молчал. Затем медленно кивнул.
– Да, думал. Но, как я и сказал, теперь ты мне должен, и, учитывая… обстоятельства моего рождения, это… куда ценнее всего, что может для меня сделать какой-то льстивый аристократ.
Роф кивнул всего раз:
– Такую логику я уважаю.
– Кроме того, давай признаем, – Рив снова улыбнулся, – мы теперь одна семья.
– Все верно, симпат. Все верно.
***
Припарковав скорую в гараже, Элена пересекла парковку и зашла в клинику. Нужно было забрать вещи из шкафчика, но не это вело ее. Обычно, в это время ночи Хэйверс занимался картами в своем кабинете, именно туда она направлялась. Подойдя к двери, Элена достала резинку, собрала волосы и туго завязала их внизу, у шеи. На ней все еще было пальто, но, несмотря на низкую цену, оно было сшито из черной шерсти и создавало впечатление, будто его сделали на заказ, поэтому она посчитала, что выглядит нормально.
Элена постучала о косяк, и, услышав вежливое разрешение, вошла. Предыдущий офис Хэйверса был роскошным старинным кабинетом, уставленным антиквариатом и книгами в кожаном переплете. Теперь, когда они переехали в новую клинику, его личное рабочее место ничем не выделялось: белые стены, линолеум на полу, стол из нержавеющей стали, черный стул на колесиках.
– Элена, – сказал он, оторвав взгляд от чертежей, которые просматривал. – Как поживаешь?
– Стефан теперь там, где…
– Дорогая, я и понятия не имел, что ты его знала. Катя рассказала мне.
– Я… знала. – Но, может, ей не стоило упоминать об этом при женщине.
– Дражайшая Дева-Летописеца, почему ты не сказала?
– Потому что хотела почтить его.
Хэйверс снял черепашьи очки и потер глаза.
– О да, это я могу понять. И все же мне жаль, что я не знал. Всегда не просто иметь дело с мертвыми, а с теми, с кем был знаком лично, особенно.
– Катя отпустила меня пораньше…
– Да, это я ей сказал. У тебя была длинная ночь.
– Что ж, спасибо. Но прежде, чем уйти, я бы хотела спросить у тебя о другом пациенте.
Он снова надел очки.
– Конечно. О ком?
– Ривендж. Он приходил прошлым вечером.
– Я помню. У него какие-то проблемы с лекарствами?
– Ты случайно не видел его руку?
– Руку?
– Инфекцию в венах на правой стороне.
Доктор расы приподнял свои черепашьи очки выше на нос.
– Он не говорил, что его беспокоит рука. Если он захочет вернуться и встретиться со мной, я с радостью на нее взгляну. Но как ты знаешь, я ничего не могу выписать, не обследовав его.
Элена открыла было рот, чтобы возразить, но в кабинет заглянула другая медсестра.
– Доктор? – сказала женщина. – Ваш пациент готов, он в четвертой палате.
– Спасибо. – Хэйверс перевел взгляд на Элену. – А теперь иди домой и отдохни.
– Да, доктор.
Покинув его кабинет, она наблюдала, как лекарь вампиров в спешке скрылся за углом.
Ривендж не вернется, чтобы встретиться с Хэйверсом. Ни за что. Во-первых, казалось, он слишком болен для этого, и, во-вторых, он уже доказал, что был непробиваемым бараном, раз намеренно прятал ту инфекцию от врача.
Безмозглый. Мужчина.
Да и она не лучше, учитывая то, что вертится у нее в голове.
Вообще-то, этика никогда не была для нее проблемой. Чтобы поступать правильно, не требовалось думать, переступать через принципы или уметь подсчитывать затраты и выгоду. Например, будет неправильно пойти к больничным запасам пенициллина и забрать, скажем, восемьдесят пятисотмилиграммовых таблеток.
Особенно, если ты собираешься дать эти таблетки пациенту, которого не осматривал доктор, чтобы назначить ему лечение.
Это будет просто неправильно. Как ни крути.
Правильно же будет позвонить пациенту и убедить его приехать в клинику на осмотр, а если он не пошевелит задницей? Его дело.
Ага, совсем никаких сложностей.
Элена направилась к аптеке.
Она решила оставить все на волю судьбы. И, представьте себе, там был перекур. Маленькая табличка с надписью «Скоро вернусь», и время – три сорок пять.
Она проверила свои часы. Три сорок три.
Отперев дверь, она зашла в аптеку, сразу же направившись к ящичку с пенициллином, и сунула те восемьдесят пятисотмиллиграммовых таблеток в карман униформы… точно то, что было прописано пациенту с подобной проблемой три ночи назад.
Ривендж не вернется в клинику в ближайшее время. Поэтому она привезет ему все необходимое.
Она твердила себе, что помогает пациенту, и это самое важное. Черт, она, возможно, спасает ему жизнь. Элена также указала своей совести, что это не «ОксиКонтин», «Валиум» или морфин. Насколько ей было известно, никто никогда не толок пенициллин и нюхал его ради кайфа.
Подойдя к раздевалке и взяв ланч, который она принесла, но так и не съела, Элена не чувствовала вины. Дематериализовавшись домой, она не чувствовала стыда когда пошла на кухню, сунула таблетки в пакетик «Зиплок» и положила его в сумочку.
Таков избранный ею путь. Стефан умер к тому времени, как она добралась до него, и лучшее, что она смогла сделать, это завернуть его холодные, оледеневшие конечности в церемониальное полотно. Ривендж был жив. Он жив и страдал. Сам он в этом виноват или нет, она все еще может ему помочь.
Результат не шел вразрез с этикой, хотя способ его достижения – да.
И иногда это лучшее, что можно сделать.