Ответная любовь

Глава 10

Марк уже давно ходил по самому краю. Сначала он стал чувствовать опасность, как только его самолет отрывался от земли. Потом у него появилось ощущение, что солнечный свет слишком резок, что даже невозможно поднять голову. Но хуже всего была та скрытая угроза, что таилась в темноте, тот неясный страх, который не давал ему заснуть, который беспокоил его все больше и больше, потому что он ничем не мог его объяснить.

Это началось после того, как Ди разорвала их помолвку. Внешне он остался спокойным и невозмутимым, как и полагалось быть мужчине, который мог получить любую женщину. Она сделала его свободным.

— Ты даже забудешь о моем существовании, — сказала она.

Потом оцепенение, что защищало его, сменилось вспышкой гнева. Марк обвинил ее в жестокости, в чем он никогда не обвинял ни одну женщину. Когда она ушла, его гнев остался вместе с ним, заставляя его делать то, чего он никогда не делал. Этим же вечером Марк напился с друзьями и как бы между прочим сказал, что с его помолвкой покончено. Один из пилотов, здоровый румяный парень по имени Шон, сделал глупость и поздравил его. Марк с яростью обрушился на идиота и мог бы убить его, если бы их не растащили.

После этого отношение к Марку изменилось. Друзья озабоченно поглядывали на него, опасаясь новой вспышки, а Шон вдруг проникся к нему неожиданным уважением, от которого Марка просто тошнило.

— Ну, хорошо хоть заткнул этого пустоголового козла, — сказал ему как-то Харри. Харри Франк поступил в эскадрилью в тот же день, что и Марк, и они быстро стали друзьями. — Хоть этим можешь гордиться.

— Он того не стоит, — буркнул Марк.

— Согласен… А может, он был прав? Может, тебе действительно будет лучше без этой девчонки? Ты же ее не любил, верно?

— Откуда мне это знать, черт возьми?! — взревел Марк.

Харри благоразумно промолчал.

Внутреннее напряжение Марка все нарастало, потому что он сам себя не понимал. Ди так расторгла их помолвку, что выходило, будто это сделал он. Его гордость не пострадала. Так отчего же он злился? Особенно на нее.

Но он знал, что, если бы сейчас Ди оказалась здесь, он мог бы объяснить ей, почему она была не права. Заставил бы ее это признать и даже попросить у него прощения за то, что так неверно судила о нем. А потом снова надел бы ей на палец кольцо как символ своей победы. Вот как надо поступать с упрямыми женщинами!

«Мы принадлежим друг другу, — повторял он. — Мы всегда знали, что каждый из нас думает, а этого у меня никогда ни с кем не было. Я даже не хотел этого. Старался держать при себе свои мысли, потому что никому не доверял, но с тобой я этого не мог делать, и меня это не беспокоило. Мне даже нравилось это. Ты сделала для меня кое-что, но потом… потом ты меня отвергла».

Нет, так он не мог сказать. Это звучало слишком пафосно. Но ведь можно было сказать и по-другому. Если бы только она была здесь!

Но ее здесь не было, и она не пыталась увидеть его.

Он даже на всякий случай начал записывать свои мысли, что было не так-то просто. Он спал в палатке вместе с пятью другими пилотами, готовыми к вылету в любой час ночи. Трудно было найти момент, чтобы уединиться, и если Марк слышал чьи-то шаги, то быстро заталкивал свои вырванные из тетрадки листки в ящик тумбочки. Однажды он так торопился, что вывалил на пол все его содержимое, и перед его глазами оказалась маленькая девочка-мишка в клетчатой юбочке.

Ее подарила ему Ди. И словно сама Ди вдруг оказалась здесь, пытаясь защитить его от пугающей темноты: «Она будет за тобой приглядывать и докладывать мне. — И уже более мягко: — И беречь тебя».

— А сейчас ты ей тоже докладываешь? — пробормотал он. — Интересно, что бы ты могла обо мне рассказать?

Он тут же остановил себя, зная, как это будет выглядеть со стороны, если кто-нибудь из его товарищей увидит, как он разговаривает с игрушкой.

Но только не Ди! Она бы поняла. Разговаривает ли она со своим Чокнутым Бруином, которого он ей подарил? И остался ли он у нее еще? Марк поймал себя на мысли, что ему бы хотелось, чтобы он остался.

Звук открывшейся двери заставил его спрятать мишку. Это единственная вещь, которая до сих пор соединяла их.

Он так и не дал маленькой игрушке имя, но в своем сознании всегда обращался к ней как к Ди. Невероятно, но у них было даже внешнее сходство. Не то чтобы это были какие-то физические черты, но общее выражение — насмешливое, лукавое — напоминало ему Ди.

Марк начал брать с собой свою маленькую подружку, не желая оставлять ее там, где она могла быть обнаружена. Во внутреннем кармане летной куртки для нее нашлось очень удобное место, и однажды, почти забыв, что она там, он взял ее с собой в самолет.

Это был трудный бой — бомбардировочный рейд на вражескую военную фабрику. Враг сражался ожесточенно. «Мессершмитты», эти превосходные универсальные машины, атаковали их со всех сторон, и в какой-то момент он уже думал, что ему конец, когда самолет, летящий прямо на него, вдруг вздрогнул и превратился в огненный шар.

Когда Марк приземлился, то какое-то время просто сидел, обхватив себя руками, чувствуя под пальцами мягкий комочек, который словно говорил, что его маленькая подруга была с ним.

После этого игрушка отправлялась с ним в каждый полет, становясь свидетелем его побед и промахов, виртуозных атак и ловких исчезновений. Со временем Марку начало казаться, что Ди — настоящая Ди, женщина, которая отвергла его, все же имеет право знать, что она оказывает влияние на его жизнь. Это могло бы стать поводом написать ей, а ему очень был нужен такой повод.

Письмо далось ему потом и кровью. Он писал:

«Я думал вернуть ее тебе, но она такая славная подружка, что я бы очень скучал по ней. А Чокнутый Бруин все еще у тебя? Думаешь ли ты обо мне, когда смотришь на него? Я так надеюсь на это. Ты была права, что расторгла нашу помолвку. Я совсем не гожусь в мужья, и тебе пришлось бы со мной не сладко. Но все же позволь ему иногда напоминать обо мне, даже если это будут не очень приятные воспоминания».

Письмо не удовлетворило его. Он даже и не начал говорить о том, что было у него на сердце. Марк отложил листок в сторону, чтобы закончить потом. Он несколько раз возвращался к нему, всегда вспоминая что-то еще, что, казалось, ей нужно знать. Проходили дни, потом недели, а письмо так никогда и не было отправлено.

Он боялся… Человек, который десятки раз смотрел в глаза смерти, боялся написать женщине, чей ответ мог принести ему больше боли, чем «мессершмитт».

Утром ему предстоял следующий вылет. Он поднялся в воздух и направился к морю в сторону материка. А дальше началась неразбериха. Самолет Марка подбили, и он пытался дотянуть до Англии. Ему это почти удалось. Но как только он пошел на посадку, начался пожар. Еще несколько секунд… еще немного… он отчаянно молился, чтобы не взорвались топливные баки…

Когда воздух прорезал ужасный крик, он даже не понял, кто кричит. Казалось, весь мир обрушился на него, пронзая, обжигая, приводя в ужас. Чьи-то руки сдвинули колпак кабины, вытащили его. Он лежал на земле и ждал своего конца. Все было кончено, осталась одна только боль — боль, что он больше никогда не увидит Ди. А потом наступила темнота.

Но вместо того, чтобы навсегда поглотить его, она отступила на время, наполнив его сознание плотным туманом, сквозь который слышался голос: «Может быть, там, в своем сердце, ты все же можешь слышать меня… мне так много всего хотелось бы тебе объяснить…»

Он попытался что-то сказать, но не смог издать ни звука. Голос продолжал обволакивать его: «Я любила тебя, но боялась сказать об этом… Я была так счастлива, когда ты предложил выйти за тебя замуж… я обманывала себя и не хотела ничего видеть, потому что ты был для меня всем…»

«И ты для меня все, — подумал Марк. — Так было тогда и будет всегда. Почему я только никак не могу сказать тебе это?»

В отчаянной надежде он открыл глаза, напряженно вглядываясь в склоненное над ним лицо. Перед ним сидела безликая сестра в своей белой униформе. Разочарование захлестнуло его, заставив сказать почти грубо: «Вы кто?»

Он смотрел на нее или, скорее, сквозь нее. В его глазах не было ничего — ни тени узнавания, ни следа какого-то чувства.

— Это я, Марк… Это я, Ди…

Но его глаза остались пустыми, пока он не закрыл их, пробормотав:

— Извините, сестра.

Ди вздохнула, говоря себе, что это ничего не значит. Она была в своей форме, волосы убраны под шапочку — такой Марк ее никогда не видел. К тому же он находился под действием сильных обезболивающих.

— Сестра… — пробормотал он.

— Я здесь.

Он глубоко втянул в себя воздух, напряженный выдох перешел в протяжный стон.

Доктор Ройс незаметно вошел в палату.

— Ему нужно ввести еще обезболивающего, — сказал он. — Вы мне поможете?

Вместе они сделали все необходимое, что принесло Марку некоторое облегчение. Он снова открыл глаза и пробормотал:

— Спасибо, сестра…

— Пусть поспит, — сказал доктор Ройс, выходя вместе с ней в коридор.

— Он даже не узнал меня, — вздохнула Ди.

— Учитывая его состояние, в этом нет ничего удивительного. Но его выздоровление в значительной мере зависит от того, что он вспомнит из своей жизни, а в этом вы бы могли помочь ему, как никто другой. Так что я оставляю его за вами. Да, я знаю, это будет тяжело, но вы должны быть профессионалом, сестра Парсонс.

— Понимаю.

Профессионалом. Вот что имело значение. Она должна забыть о своем стыде за все то, что говорила, за свое несдержанное излияние, за наивную надежду на искорку ответной любви, чтобы услышать только два слова: «Вы кто?»

— Возможно, тебе стоило бы остаться с ним на ночь, — сказал ей как-то вечером отец. Он весь день пробыл на своих тренировочных сборах, и они пришли домой почти одновременно.

— Ну а как же ты? — Ее голос отозвался эхом в гулкой пустоте доме. — Я не люблю оставлять тебя одного.

— Я уже большой мальчик, справлюсь. К тому же я не один. Со мной Билли, да и Хелен всегда со мной. И не думай, что я сошел с ума. Ведь это ее дом. Она создала его. А обо мне не беспокойся. Со мной все будет в порядке.

Ободренная его словами, Ди начала оставаться на ночь в больнице, чтобы как можно больше проводить времени с Марком. Она кормила его, делала перевязки, успокаивала, когда он находился в полузабытьи и бредил, прислушивалась по ночам к его тихим стонам.

Постепенно дозы обезболивающих стали уменьшать, Марк начал спать более спокойно. С головы сняли бинты, и Ди была удивлена, как мало он изменился. Для внешнего мира он остался таким же красивым молодым парнем, каким был раньше, — немного старше, немного более искушенным, но таким же.

Она проверила его пульс и подумала: «Если он сейчас проснется, то спросит ли он опять, кто я? Буду ли я по-прежнему для него только сестрой, которая ухаживает за ним? Узнает ли он меня когда-нибудь?»

Она отпустила его руку и стала ждать, когда он откроет глаза и посмотрит на нее.

— Доброе утро, — сказал Марк.

— Доброе утро.

Она села рядом с ним, улыбаясь и стараясь держаться бодро.

— Где я?

Она назвала ему адрес больницы и добавила:

— Вы здесь уже почти неделю.

— Что со мной?

— Вы сильно обгорели… Вам сейчас больно?

— Нет… просто немного кружится голова. Я ничего не помню… — Он посмотрел на нее. — Это вы были тут все время, да? Мне кажется, что я вас видел раньше. Вы сестра…

— Сестра Парсонс.

— О да… вы были здесь… и кто-то еще… Кто-нибудь приходил ко мне?

— Старший офицер и двое ваших товарищей. Вы были без сознания, поэтому они скоро ушли. Им просто хотелось убедиться, что с вами все в порядке.

— И больше никого?.. — прошептал он, и она подумала, уж не послышалось ли ей, что в его голосе прозвучала надежда.

— Больше никого. Вы кого-то еще хотели бы увидеть? Могу ли я вам помочь в этом?

Он вздохнул:

— Спасибо, но — нет. Она этого не захочет.

— Если это хороший друг, который беспокоится о вас…

— Хороший друг, — грустно улыбнувшись, повторил Марк. — Она была самым лучшим другом, только я этого не знал.

— А теперь?

— А теперь она презирает меня. Она ясно дала мне это понять.

— Возможно, она не это имела в виду?

— Когда женщина говорит мужчине пойти и прыгнуть с моста, не приходится сомневаться, что она имела в виду.

— Именно такими словами она и сказала?

— Словами, которые означали то же самое. Чтобы смягчить удар, она представила все так, будто я сам все решил. Но правда в том, что она презирает меня. — Он вздохнул. — Возможно, она права.

— Нет, она не презирает вас.

— Вы не можете этого знать.

И тут ее осенило. Ди выключила верхний свет, оставив одну неяркую лампу возле кровати, и села так, чтобы ее лицо едва угадывалось в темноте. Теперь она выглядела как неясная тень, и это могло сработать.

— Но я знаю, — сказала она.

— Что вы знаете?

— Все, что знает она. Вы это сами скоро поймете, когда лекарство перестанет действовать.

— Ди? Это действительно ты? Я думал… кажется, я начинаю понимать… Зажги свет.

Она покачала головой:

— Лучше не надо.

— Ты права, — медленно проговорил он. — Это странно, что теперь, когда я не вижу тебя как следует, я знаю, что это ты.

— Ты никогда не видел меня как следует, — пробормотала она. — Но теперь это в прошлом. Мы уже не те, какими были тогда. Сколько мы с тобой не виделись? Год?

— Дольше. Гораздо дольше. Словно все это было в другой жизни…

— У меня тоже такое чувство. Тем не менее прошел только год, но за это время так много всего случилось…

Он неуверенно протянул к ней руку, и она взяла ее в свои ладони.

— Мне иногда казалось, что это ты, — сказал он. — Но потом я говорил себе, что все это глупо, потому что ты, должно быть, все еще сердишься на меня.

— Я никогда на тебя не сердилась.

— Ты вернула мне кольцо.

— Это не потому, что я рассердилась. Я просто подумала, что наши дороги расходятся все дальше и дальше. Но ведь мы все равно остались друзьями, верно?

— Да? Когда со мной это случилось, я был уверен, что ты сразу придешь ко мне. Когда ты не пришла, я знал, что ты меня не простила.

— Но я пришла к тебе, как только услышала, что ты здесь. Ты был без сознания. Я сидела и говорила с тобой, умоляя тебя вернуться, но, когда открыл глаза, ты не узнал меня. Ты спросил, кто я.

— Я просто был в каком-то тумане. Ты была там, и в то же время тебя там не было. Я слышал твой голос, ты говорила… — Он отвел глаза в сторону. — Не знаю, — сказал он в отчаянии. — Эти слова сделали меня счастливым, но когда я проснулся, то не мог их вспомнить… Так это была ты? Ты действительно говорила все, что я слышал?

— Откуда мне знать? — сказала она с наигранной легкостью. — Если я не знаю, что ты слышал.

— Это было… это было… о боже! — От напряжения он зажмурился. — Скажи мне! Скажи мне это снова, чтобы я мог вспомнить!

— Не сейчас, — мягко сказала она. — Тебе все равно придется побыть здесь какое-то время, так что давай будем двигаться постепенно, шаг за шагом.

— Но и ты, ты тоже здесь будешь? Будешь, да?

Его рука до боли сжала ее пальцы.

— Конечно, буду, Только не ломай мне пальцы, а то от меня будет мало толку.

Марк беспомощно уронил руку на одеяло. Выражение его лица говорило, что он понял ее так, будто она снова отвергла его. Если бы она только могла обнять его и сказать ему о своей любви, которая теперь стала еще сильнее, чем прежде! Но Ди знала, что он еще не готов к этому. Их ожидала долгая дорога, но они вместе будут идти по ней и увидят, куда она приведет.

Теперь она могла зайти к нему ночью и посидеть рядом с ним в темноте, иногда разговаривая, иногда просто молча. В одну из таких ночей она рассказала ему о Сильвии и Хелен.

— Значит, он так и не женился на ней?

— Нет, Фил не мог получить развод. К тому же потом я ходила туда, где они жили, разговаривала с соседями. Они говорили, что, похоже, он собирался вернуться к жене.

— Бедная Сильвия, — вздохнул Марк. — Она заслуживала лучшего… Ты видела ее ребенка?

— Да… уже мертвого… когда их хоронили вместе… У нее не осталось ничего, ради чего стоило бы жить…

Иногда в палату заходил доктор Ройс. Он молча стоял, наблюдая за ее манипуляциями, прежде чем обсудить ход лечения и дать рекомендации.

— Все идет хорошо, — сказал он. — Насколько, конечно, это возможно в его случае. Думаю, на следующей неделе его придет осмотреть военный врач.

Глаза Ди расширились.

— Они что, снова хотят забрать его?

— Если только в резерв. Скорее всего, его сочтут не годным к военной службе.

— Слава богу! — выдохнула она с облегчением.

— Для вас это так много значит? — тихо спросил он.

Марк лежал, уставившись в потолок.

— Ну и когда тебя можно будет поздравить? — спросил он.

— Что ты имеешь в виду? Мне еще лет десять не светит никакого повышения.

— Ты можешь двигаться и в другом направлении. К примеру, стать миссис Ройс.

— Что за вздор ты несешь?

— Он влюблен в тебя.

— Чушь! Доктор Ройс просто великодушный человек, который иногда жертвует своим временем, чтобы помочь мне.

Потом уже Ди вспомнила его странные взгляды и ту аккуратность, с какой доктор сообщал ей сведения о здоровье Марка. Делал ли он это для каждого раненого?

— Да он на двадцать лет старше меня! — запротестовала она.

— Ну и что? Доктор хорош собой, здоров, устроен. Он может предложить тебе положение в обществе. Ты станешь женой известного врача. Он любит тебя.

— Ты смеешься надо мной! Откуда ты вообще можешь это знать?

— Могу. Если у мужчины такой взгляд, когда он смотрит на женщину, это означает только одно.

— С чего это вдруг такая проницательность? На тебя это не похоже.

Он вздохнул:

— Верно. Не похоже. Но в этот раз я не ошибаюсь…

Он замолчал, но так и не отвел взгляда от ее лица. Она закончила перевязку и вышла из палаты.

Сколько бы Ди этого ни отрицала, у нее осталось чувство, что Марк смог увидеть то, на что она сама не обращала внимания. В следующий раз, разговаривая с доктором Ройсом, она почти не слушала его, пытаясь понять, о чем он думал. Когда их разговор закончился, она пошла по коридору, а потом оглянулась и увидела, что он смотрит ей вслед.

Военный врач приезжал два раза и каждый раз тщательно осматривал Марка, особенно его левую руку. Через три дня по почте пришло заключение: «Не годен».

— Записали в инвалиды… — простонал Марк.

Он с трудом согнул левую руку, ограниченные движения которой и послужили основанием для медицинского заключения.

— Тебе было бы сложно управлять самолетом, — сказала Ди. — Они были вынуждены принять такое решение. Но, по крайней мере, тебе есть на что жить.

— Ты имеешь в виду пенсию? — буркнул он. — Да, они сказали все, что должны были сказать. Я — пенсионер.

Подбодрить Марка сумел один Джо.

— Стыдно признаться, — сказал он, посмотрев заключение, — но для меня это хорошие новости. Я никак не могу найти тебе замену. Все либо в армии, либо вообще ни на что не способны. Так что я был бы только рад, если бы ты снова начал работать в гараже. Ты даже мог бы жить в нашем доме, чтобы не тратиться на дорогу.

— От меня теперь будет мало пользы, — сказал Марк, поднимая свою искалеченную руку.

— Конечно, управлять самолетом, где нужна быстрая реакция, тебе было бы трудно, но в остальном стоит только приноровиться, и ты сможешь делать все. Хорошо, что это левая рука.

— Джо… мне не нужно благотворительности.

— Никакая это не благотворительность! Это ты сделаешь мне одолжение. Без Сильвии и Хелен дом кажется пустым. С тобой нам будет веселее.

Оставив мужчин вдвоем, Ди выскользнула за дверь. Когда она потом встретила отца, у того был вид победителя.

— Я напомнил ему, что у нас есть кому за ним приглядывать, поэтому его могут пораньше выписать из больницы. Это все и решило. Он уже с ума сходит от этого лежания.

— Ах ты, хитрец! — любовно пожурила отца Ди.

— Ты похожа на свою мать. И не забывай, что я тебе говорил — ты должна знать, чего хочешь, и добиваться этого.

— Ну а ты, конечно, знаешь, чего я хочу, да?

— На самом деле, детка, я больше думал о том, чего хочу я. Наш дом действительно кажется пустым, и парочка внуков здесь совсем бы не помешала, и как только ты на это настроишься…

— Пап! У тебя ни стыда, ни совести!

— Возможно. Но мы не можем терять время. Война идет. Ты разве не слышала об этом?

Усмехнувшись себе в усы, Джо поспешил исчезнуть, чтобы избежать ее гнева.