Парижское приключение

Глава 3

Дневной показ прошел без сучка без задоринки. Владелец отеля произнес речь, Леон тоже сказал несколько слов, и всем шестерым манекенщицам раздали подарки. Затем Леон куда-то уехал, оставив подчиненных собирать вещи, после чего они должны были сесть в поезд до Парижа. Он больше не говорил с Рене, если не считать слов, обращенных ко всем сразу: «До свидания, мои малышки!» «Конечно, это глупо, — говорила она себе, — в конце концов, я только одна из его служащих, и совершенно нечего меня как-то выделять». И все-таки ей почему стало обидно.

В курортный сезон из Ла-Боль в Лондон летали прямые самолеты, но сейчас летних авиарейсов еще не было, и Рене пришлось возвращаться домой через Париж. Но Леон позаботился, чтобы вплоть до посадки в самолет она оставалась под присмотром мадам Ламартен.

Только усевшись на свое место в поезде, Рене смогла как-то собраться с мыслями и обдумать произошедшие с ней события. Размышляя над инцидентом в Ле-Круазик, она решила, что вела себя как идиотка. Ловко же ее обвел вокруг пальца Леон! Впрочем, он же сам честно признавался, что не брезгует ничем, когда добивается желаемого. Но может быть, еще есть возможность как-то выпутаться? Хорошо бы, чтобы ему не удалось добиться для нее разрешения работать во Франции, тогда проблема решится сама собой. Однако в душе Рене понимала, что Леона Себастьена никакими бюрократическими проволочками не испугаешь, если он решительно взялся за дело. И все-таки странно, почему ему так захотелось принять на работу именно ее? Видимо, она действительно очень похожа на ту умершую девушку, только вряд ли это можно было считать серьезной причиной. Все равно она не Туанетт. И если у нее хватит безумства поехать в Париж, Леон довольно скоро в этом убедится. Конечно, его влечет к ней, и она, против своей воли, почувствовала его притягательную силу; однако три волшебных дня в роскошной обстановке, при необычных обстоятельствах — это одно дело, а длительное деловое сотрудничество — совершенно другое. А Леон прежде всего бизнесмен. Как только он убедится в ее ограниченных возможностях, тут же разочаруется. А это будет и тяжело, и неприятно.

Конечно, ей было лестно внимание Леона и понравилось жить в «Эрмитаже», что уж тут притворяться? Но это все позади, надо возвращаться из этой романтики в реальный повседневный мир, трезво смотреть на вещи. И к нему тоже — Рене в этом не сомневалась — вернется здравый смысл. Наверное, уже сейчас думает, что они оба вели себя очень глупо, что его симпатия к ней ни на чем не основывается и что она исчезнет из его памяти, как только он вновь увлечется работой.

Словом, за дорогу до Парижа Рене удалось себя убедить, что никто ей не позвонит из салона Себастьена, а поэтому и нечего расстраиваться из-за своего необдуманного поступка.

Когда они приехали в Париж, стало уже темно, и мадам Ламартен тут же затолкала Рене в такси, чтобы ехать в аэропорт Орли, так что города она совсем не увидела. Для нее был забронирован билет на ночной рейс.

За время короткого перелета через Ла-Манш Рене решила вообще ничего не говорить Барри про предложение Леона. И хотя она послала ему телеграмму, сообщив время прилета, в Лондоне ее никто не встретил. Было уже очень поздно, моросил дождик. Усевшись в автобус, Рене подумала, что неразумно было и надеяться, будто кто-то придет ее встречать в такую безбожную погоду; а может быть, Барри все еще сердится из-за того, что она так задержалась. Потом вспомнила, что сегодня суббота и он мог уехать на выходные домой, не получив ее телеграммы.

Когда она наконец устало поднималась в свою квартиру, к ее изумлению, навстречу ей со ступеньки поднялась темная фигурка.

— Рин!

— Крис! Что ты тут делаешь в такое время?

— Пришла попроситься переночевать. Я оказалась без денег, а твой агент сказал, что ты должна сегодня вернуться. Но я уж думала, что мне придется ночевать на лестнице.

Рене отперла дверь, пытаясь догадаться, в какую историю угодила ее младшая сестра. Крис вошла следом за ней. На Крис были джинсы, свитер и драповое пальто; симпатичная мордашка вымазана грязью.

— Иди помойся, а я пока сварю нам кофе, — предложила Рене, включая плиту.

Крис бросила взгляд на свои испачканные руки.

— Да, наверное, стоит немного почистить перышки.

Рене бросила ей полотенце, и девочка удалилась, а она тем временем стала прокручивать в голове самые невероятные ужасы, из-за которых ее сестра оказалась здесь.

Но ее рассказ оказался не таким уж страшным. В Лондон Крис привез Рик на своем мотоцикле. Но, будучи не первой молодости, на обратном пути он сломался. Сейчас мотоцикл в гараже, однако отремонтируют его не раньше понедельника, потому что завтра воскресенье.

— Наших денег хватило только Рику на место в дешевой гостинице, а я решила поехать к тебе, — сообщила сестра. — Позвонила матери, сказала, что я у тебя, и надеюсь, ты дашь мне денег на обратную дорогу.

— А Рик?

— Какое мне до него дело! Но если ты не можешь мне одолжить, в принципе я могла бы добраться на попутках…

— Конечно, я дам тебе денег, — торопливо отозвалась Рене. — Я против того, чтобы ты ездила на попутных машинах.

— Мне почему-то так и казалось. — Крис поудобнее уселась в кресле. — А теперь просто умираю, как хочу услышать о твоей поездке.

— Сейчас уже поздно… — начала было Рене, — и я страшно устала.

— Завтра же воскресенье, выспишься!.. Да, кстати, я дала объявление, что ищу работу секретаршей, мне кажется, здесь на них большой спрос.

Рене попыталась представить сестру в офисе, но не смогла. Крис собиралась жить в комнате под чердаком с еще двумя девочками, а вечерами наслаждаться бурной столичной жизнью, что, возможно, и подтолкнуло ее к этому решению. Рене почувствовала некоторое беспокойство за будущее сестры. Словно догадавшись об этом, Крис успокаивающе произнесла:

— Ну что такого? Ты ведь сможешь за мной присматривать. Ну, а теперь давай про Ла-Боль!

Вся усталость Рене испарилась, когда, рассказывая, она вновь переживала свои недавние приключения. В ее пересказе все получилось еще роскошнее и фантастичнее. Она почти ничего не скрыла от сестры, только опустила инцидент с участием Пьера, потому что не хотела показаться уж совсем бесхарактерной.

— Вот это мужик, этот Леон! — отреагировала Крис. — Наверное, женат. Лучшие всегда рано женятся.

— Представления не имею, но он еще довольно молод, возможно, и не женат. Французы женятся поздно, у них обычно много подружек, и я уверена, Туанетт была из их числа.

— Та, на которую ты похожа? А ты не могла как-то выманить у него постоянный контракт, воспользовавшись этим?

— Честно говоря, он мне сам его предложил, — призналась Рене, слегка краснея.

Крис поставила на стол чашку с кофе, громко ударив ее о блюдце.

— Ты что, хочешь сказать, что отказалась? Ты с ума сошла, Рин?!

— Я подумала, что у меня ничего не получится, и Барри, скорее всего, будет против. — Рене ничего не сказала о листе бумаги с ее подписью, который лежал у нее в сумке и жег ее огнем.

— Ну тогда он настоящая свинья, если будет стоять у тебя на дороге. Ведь тебе выпал такой шанс!

— Крис, ради бога, выбирай выражения!

— Ты знаешь, я терпеть не могу твоего Барри! — Крис задумалась, водя ложечкой по пустой чашке. — Слушай, мне, конечно, не хочется болтать лишнее… — И она замолчала.

— Хочешь сказать, что он уехал домой, не дождавшись меня? — предположила Рене. — Наверное, просто не получил моей телеграммы. Ты его не видела сегодня утром, когда уезжала из дому?

Совсем недавно она была в Ле-Круазик с Леоном. Неужели это было всего несколько часов назад? Ей казалось, что прошел уже целый месяц.

— Да. — Крис нахмурилась. — Я видела его на реке, он осматривал там какую-то лодку. И не один. С ним была Салли Гибсон.

— Салли Гибсон? — изумилась Рене. — По-моему, она работает в больнице в Лондоне.

В Вудлей все знали Салли, с ее мини-юбками и яркой косметикой. Семейство Гибсонов вздохнуло с облегчением, когда она уехала в Лондон учиться на медсестру.

— Им там, в больнице, дают отпуск, знаешь, да? И, как видишь, он явно совпал по времени с приездом Барри домой на выходные.

— Это наверняка была просто случайная встреча, — решительно запротестовала Рене, — он всегда плохо отзывался о Салли.

Крис вытянула длинные ноги в грязных джинсах.

— Все мужчины такие: плохо отзываются, однако не теряются, когда девочка им доступна.

— Оставь свои грязные намеки! — вскинулась Рене. — Барри не такой, и мне не нравятся твои шутки по его поводу.

— Ты должна это знать. — Крис не хотела, чтобы Рене страдала, но всегда считала, что Барри не тот мужчина, который ей нужен. — Салли бегает за каждым мужиком, которого встречает, — добавила она.

— Вот именно, но на Барри она не может произвести впечатления.

Крис, решив не спорить дальше, зевнула:

— Знаешь, что-то мне спать хочется.

Когда они улеглись, Рене еще долго лежала без сна. День был таким длинным и насыщенным, что она переутомилась. Сообщение Крис потрясло ее больше, чем Рене желала показать. Ей так трудно было представить Барри и Салли вместе, однако он почему-то ее не прогнал. Впрочем, эта новость подоспела вовремя — теперь у нее появилось свое оружие защиты, если Барри станет ее упрекать за запоздалое возвращение.

От него ее мысли постепенно перешли на Леона Себастьена. Сейчас он, должно быть, уже вернулся в Париж и стал постепенно о ней забывать. А скоро она совсем изгладится из его памяти, и тогда никаких проблем из-за этого листка бумаги, который она так безрассудно подписала, не возникнет.

Но он всю ночь преследовал ее во сне.

Барри позвонил Рене поздно вечером в воскресенье и стал многословно извиняться. Ему пришлось поехать в Вудлей в пятницу, чтобы договориться насчет той моторной лодки, о которой он ей говорил, поэтому увидел ее телеграмму, только вернувшись в город. Барри мимоходом спросил ее про поездку, которая его ничуть не интересовала, а все остальное время расписывал достоинства лодки, у которой было название «Сириус». И естественно, ни словом не обмолвился про встречу с Салли. Они договорились встретиться на следующий вечер.

Кристина уехала поездом в воскресенье, а в понедельник утром Рене встречалась со своим агентом по поводу съемок в рекламных роликах на телевидении, что для нее было совершенно новой сферой деятельности, потом отправилась в редакцию «Бурной жизни», чтобы забрать свой гонорар. Вместе с деньгами, которые ей перевел через журнал Леон, он составил довольно внушительную сумму.

Она застала Аву рассматривающей фотографии, сделанные во время поездки в Бретань, и почти урчащей от удовольствия.

— Вот подумываю сделать статью о Леоне Себастьене и его коллекции, — поделилась Ава. — С его портретом. По-моему, он неплохо смотрится, как тебе? — И она передала фотографию Рене.

Леон был снят на ней по грудь, улыбающимся, одна бровь приподнята со знакомой полунасмешкой. Ее сердце тут же куда-то провалилось.

— Себастьен сейчас восходящая звезда, — продолжала между тем Ава, — я слышу о нем отовсюду только положительные отзывы. Предан высокой моде, как и его отец. Знаешь, я ведь довольно близко знала Жака Себастьена… — Ее жесткие глаза смягчились; повернувшись, она уставилась в окно. — Они очень состоятельные люди и помимо дизайнерского бизнеса владеют немалой собственностью, недвижимостью и все такое. Я познакомилась с Жаком в Париже, когда приехала туда помогать устраивать международный показ, он был само очарование. Ах, Париж, весна! — И она вздохнула.

Рене с удивлением взглянула на нее; трудно было представить, что эта циничная деловая женщина когда-то испытывала нежные чувства к парижскому модельеру.

Ава повернула голову и, поймав ее удивленный взгляд, горько улыбнулась:

— Я ведь тоже когда-то была молодой.

Рене осторожно положила на стол фотографию Леона.

— Если старший месье Себастьен был также очарователен, как его сын… — начала она и смутилась. — Я хочу сказать, у этих иностранцев такие обаятельные манеры…

— Очень, очень! — с воодушевлением подхватила Ава. — Но самое главное — не поддаваться их обаянию. Потому что на самом деле все это только игра.

Что это значит? Главный редактор хочет ее предостеречь?

Рене сказала:

— Думаю, мы с Леоном больше никогда не увидимся.

— Скорее как раз наоборот, мир моды так тесен!

«Я скоро вообще кончу работать», — подумала про себя Рене, а вслух произнесла:

— Да, вы правы.

Затем вошла Карен с конвертом, который протянула Рене.

— Вот твой чек, Рене, — пояснила Ава. — Думаю, скоро ты нам снова понадобишься, потому что снимки в Бретани получились отличные.

Рене была рада вновь оказаться на улице; она стыдилась той эмоциональной бури, которая разразилась в ее душе при виде фотографии Леона. «Я сумасшедшая, как глупая шестнадцатилетняя девчонка, — думала она. — Остается только вырезать его фотографию из газеты и повесить над своей кроватью!» Но на самом деле была готова хоть сейчас броситься к нему в Париж.

Противоядием служил Барри.

Они встретились, как и договаривались, в метро, направились в их любимую кофейню, которая после «Эрмитажа» показалась Рене особенно дешевой и неприглядной. «Забавно, как быстро человек привыкает к роскоши», — подумала Рене.

Барри нашел тихий уголок и принес ей кофе.

— Я так расстроился, что ты не вернулась вовремя, — заявил он с упреком. — Я так надеялся показать тебе в субботу «Сириус».

— У меня была серьезная работа, — сказала Рене, несколько задетая явным отсутствием его интереса к тому, что было вершиной ее карьеры. И не удержалась от едкого замечания: — Ну и как лодка понравилась Салли?

Он смутился и покраснел:

— Салли? Понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Ах, не имеешь понятия? Тебя видели, как ты показывал ей свою драгоценную лодку.

— А, понял… Могу поручиться, это подглядывала твоя сестрица. Ну и что тут такого? Бедная девочка стояла на большой дороге, ловила машину, чтобы ее подбросили домой, и я ее, естественно, взял. Молодой девушке небезопасно ездить на попутках.

— Небезопасно, — согласилась Рене, переваривая информацию. — Хотя Салли, по-моему, может прекрасно постоять за себя. Ты ведь всегда говорил, что она тебе не нравится.

— Нет, знаешь, в малых дозах она вполне забавна, — возразил он легкомысленно. — Да ну ее к черту, Рин! Ты сама уехала на четыре дня, жила там в роскоши в дорогущих отелях, а теперь тебе не нравится, что я пять минут поговорил с девушкой.

— Уж наверное не пять минут, раз ты вез ее домой от самого Лондона, — заметила Рене, с неприязнью представив, как Салли развалилась на переднем сиденье машины — месте, которое по праву принадлежало ей. Наверное, еще и выставила на обозрение свои знаменитые ноги.

— Мне было бы приятнее, если бы это была ты, — проговорил он так сокрушенно, что она сразу растаяла.

— Прости, Барри, но ведь я понятия не имела, что ты на выходные соберешься ехать домой.

— Да я тоже не собирался, но мне позвонил Элиот и попросил приехать, чтобы окончательно договориться. Ты ведь больше никуда не будешь уезжать? Мне так не терпится показать тебе «Сириус»!

— Может, в следующие выходные? Я заработала немного денег, так что теперь могу себе позволить отказаться от некоторых предложений и немного отдохнуть.

Она откинулась на жестком стуле, задумчиво помешивая кофе, все еще ощущая усталость от испытаний, выпавших ей на прошлой неделе. Барри с любопытством разглядывал ее. На ней было зеленое пальто, отделанное вокруг шеи коричневым мехом, и коричневая меховая шапочка. Она была бледна, полуприкрытые глаза глядели нежнее, чем обычно, кожа словно слегка светилась. Рене вообще выглядела очень юной, беззащитной, совсем не той уравновешенной молодой леди, какой Барри привык ее видеть.

— Знаешь, странно, но ты как-то изменилась…

Рене с трудом вернулась от своих мыслей к нему.

— Ах, Барри, оставь, как я могла измениться за одну неделю? — Но у нее вдруг возникло тревожное ощущение, что он прав: она действительно слегка изменилась. — Наверное, ко мне что-то прилипло от той роскошной обстановки, — весело пошутила Рене, прекрасно сознавая, что перемена в ней, если только она есть на самом деле, вызвана совсем другим.

— Главное, чтобы ты не вошла во вкус, — брякнул Барри.

— Можешь не бояться, я к этому не привыкну, мне нравятся простые, ясные вещи. — «Вроде тебя», — подумала она про себя. Он был таким понятным, таким предсказуемым, не то что Леон, который так и остался для нее загадкой. Только почему она постоянно думает о Леоне?

Вдруг, повинуясь какому-то внезапному импульсу, Рене наклонилась через столик и положила руку на запястье Барри.

— Давай с тобой обручимся, — предложила она и почувствовала, как он вздрогнул.

— Ты же была против долгих помолвок, — напомнил он ей.

— Передумала. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что принадлежу тебе.

Спокойнее? Но чего ей бояться? Леона? Этого она не знала, но ей хотелось приковать себя к Барри, его надежности, неизменности, чтобы защититься от капризных потоков судьбы, которые угрожали пробить ее защиту.

Барри, казалось, был тронут. Рене казалась такой непосредственной, такой трогательной и такой не похожей на себя обычную, самоуверенную, но все же он заколебался.

— Ты уверена, что хочешь этого?

Она доверчиво улыбнулась:

— Совершенно уверена.

Барри смог воспользоваться обеденным перерывом, чтобы пойти с Рене и купить ей кольцо. Однако, неприкрыто переживая, что она может выбрать себе что-нибудь слишком дорогое, испортил все событие. Наверное, поэтому, когда наконец надел ей на левую руку кольцо с бриллиантовым полукружьем, Рене не испытала ровным счетом никаких эмоций.

Оставшись в своей комнате одна и рассматривая, как бриллианты переливаются разноцветными лучами, она подумала: «Ну вот и все, Леон Себастьен, с вами покончено. Теперь я никак не смогу поехать в Париж, даже если вы вспомните обо мне и пришлете вызов, хотя я совершенно уверена, что этого не случится».

И вдруг с ужасом поняла, что очень об этом сожалеет.

Утром в среду ей позвонила мать. Кристине предложили работу и назначили собеседование. Не может ли она встретиться с сестрой после него и отвести ее пообедать?

Рене могла, и была поражена переменой во внешности Крис. Всклокоченные желтые волосы были заплетены в косу, аккуратно уложенную вокруг головы. На ней был строгий костюм, правда, от юбки осталось одно название.

— Старикан, который вел со мной собеседование, заявил, что юбку надо носить чуть подлиннее, — говорила Крис, скрещивая длинные голенастые ноги под столиком, за которым они сидели в кафе, — так что придется, наверное, немного ее отпустить, где-то на дюйм. — Кольцо на пальце Рене она заметила сразу же, как та сняла перчатки. И презрительно спросила: — От Барри, как я понимаю?

Рене кивнула:

— На эти выходные мы приедем домой. Тогда я скажу маме.

Крис вздохнула:

— Ах, ну конечно, каждый имеет право на ошибку… Прости меня, Рене, но он такой заурядный!

— И я такая же, — заметила Рене. — Знаешь, заурядные люди и есть самые счастливые люди, Крис.

Та была явно не согласна с этим, но промолчала.

Рене поехала на вокзал проводить сестру, и возле вокзального киоска они натолкнулись на существо, напоминающее клоуна. На нем были грязные джинсы, рубашка всех цветов радуги, на голове — щетка непричесанных темных волос, на щеках — недельная щетина.

Крис завизжала от радости при виде этого чучела:

— Старина Трог, ты ли это? Рене, познакомься, это Трог… то есть это его не настоящее имя, просто мы его так называем, потому что он похож на троглодита, да? Трог — художник.

Существо улыбнулось, весьма очаровательно, по крайней мере зубы у него оказались чистыми и белыми, и сказало приятным, хорошо воспитанным голосом:

— Здравствуйте. Я много наслышан о замечательной сестре Кристины. Ведь вы модель, не правда ли?

— Я ничем не замечательна, если честно, — ответила Рене, — и я не та модель, которая позирует художникам.

— Знаю, но все равно мне хотелось бы вас написать.

— Ладно, пошли! — вмешалась Крис. — А то не найдем свободных мест в поезде. Ты едешь со мной, Трог? — И она двинулась по платформе. — Кстати, забыла тебе сказать — я нашла себе работу! — крикнула она ему через плечо.

— Значит, ты переезжаешь в город? Ура! — откликнулся тот, двигаясь за ней по пятам; видимо, он тоже направлялся в Вудлей.

— Он там пишет картину, так мы с ним и познакомились, — пояснила Крис Рене, уже поднимаясь в вагон. — А живет в Лондоне. Когда я сюда перееду, ух, только держитесь! Мы весь город выкрасим в красный цвет!

Из-за ее спины Трог смущенно таращился на Рене.

— Ну перестань, Крис, — сказал он увещевающе.

Рене улыбнулась:

— Я знаю мою сестренку. Она почти все время шутит.

Барри отвез ее в Вудлей в следующую субботу. Они приехали домой как раз к обеду, на который Барри был заранее приглашен, и Рене показала матери кольцо. Миссис Свон нежно ее расцеловала.

— Надеюсь, ты будешь очень счастлива. — Затем шепотом добавила: — Барри такой надежный, он будет хорошим мужем, мне так кажется.

— Да, знаю. — Рене сжала руку матери.

Крис без умолку болтала про то, как она будет снимать в Лондоне квартиру, где, по всему было ясно, Трог станет частым гостем. Миссис Свон, улучив минутку, когда они оказались наедине, спросила Рене, как ей понравился Трог.

— По-моему, симпатичный парень, — ответила она. — Мог бы, правда, одеваться почище, но не беспокойся, у Крис все увлечения недолговечные.

Мать возразила:

— Мне почему-то кажется, что этот задержится. И потом, его всегда можно отмыть, хотя я не понимаю этой современной моды ходить как бездомные бродяги.

Рене засмеялась:

— Это просто поза — наверное, протест против надоевших крахмальных воротничков. Я уверена, Трог со временем вырастет из этого.

Тем не менее она была рада узнать, что этого художника не будет у них на обеде. Барри не одобрил бы его внешнего вида.

После обеда Рене, Барри, Крис и Майк отправились покататься на моторной лодке. Они на огромной скорости пронеслись по всей дельте, круто развернулись у выхода в открытое море и вернулись обратно.

— Вот это классно! — восторгалась Крис, когда они ставили «Сириус» на стоянку.

Майк, будучи сыном моряка, тоже пришел в восторг. А Рене слегка укачало, но она старалась победить это ощущение, потому что Барри теперь явно собирался проводить все свое свободное время на борту лодки.

Они вернулись в город в воскресенье вечером, а в понедельник утром взорвалась бомба — Рене получила большой конверт из дорогой бумаги с французскими марками. В нем оказались бланки, которые она должна была заполнить, запрос из Иммиграционного бюро Франции на полдюжину фотографий в профиль и отпечатанное на машинке письмо из салона Себастьена с неразборчивой подписью. В нем сообщалось, что она должна приехать в апреле.

Рене уставилась на бумаги, пораженная до крайности; она была непростительно оптимистична, поверив, что ее глупая ошибка осталась в прошлом. Но Леон, судя по всему, настроен заставить ее сдержать свое обещание. Ей стало мучительно стыдно, потому что она вспомнила, что дала ему «слово англичанки», правда в тот момент не предполагая, что его придется сдержать. В отчаянии Рене начала размышлять, как ей выбраться из сложившейся ситуации. С тех пор как они расстались с Леоном, она стала невестой Барри, а значит, не свободна принимать самостоятельные решения. Леон это должен понять. Интересно, а может ли он подать на нее в суд за одностороннее расторжение контракта? Рене не верила, что Леон дойдет до такого, что привлечет ее к суду, однако все равно нехорошо, что ей придется нарушать данное ему слово. Наверное, он приложил немало усилий, чтобы получить все эти необходимые бланки. Как же поступить? Но больше всего ее расстраивало, что теперь придется рассказать Барри обо всем, что произошло между нею и Леоном, и он наверняка скажет, что она вела себя просто как идиотка.

Рене позвонила ему на работу, что само по себе было плохо, потому что он не любил, чтобы ему звонили в рабочее время по личным делам. Она сказала, что им необходимо срочно увидеться. Барри неохотно согласился зайти к ней после вечерней учебы, потому что старался не приходить к ней домой поздно, опасаясь сплетен. Правда, Рене не могла себе представить, кто бы мог о них сплетничать, так как хозяйка дома не следила за посетителями постояльцев, однако Барри все равно ей не доверял.

Она сделала все, чтобы придать комнате более уютный вид, придвинула кресла к электрическому камину, потому что ночами еще было прохладно, поставила на маленький столик у стены свежие цветы и разложила возле газовой плиты все необходимое, чтобы приготовить кофе. Надела свое лучшее темно-зеленое платье, очень простое, однако прекрасно сшитое, которое досталось ей по дешевке после показа в одном модельном доме. Затем старательно подкрасилась, стараясь использовать поменьше косметики, поскольку Барри не любил накрашенных женщин, находя их вульгарными.

Он пришел точно в назначенное время, в десять часов, отказался от кофе, с подозрением глянул на ее элегантный вид и плюхнулся в кресло со словами:

— Что такого приключилось, что ты заставила меня тащиться к тебе через весь Лондон в такое время?

Рене встала на колени на каминный коврик у его ног, положила горячую руку ему на колено.

— Барри, со мной случилась большая неприятность. Я сделала страшную глупость и теперь надеюсь, что ты подскажешь мне, как поступить.

— Господи боже, Рин, что ты натворила?

Она рассказала ему все, ничего не утаивая, с ужасом наблюдая, как его лицо становится все мрачнее и мрачнее. Бумаги из Парижа лежали перед ним на столике, а сверху она положила копию контракта с собственной подписью. Когда Рене закончила повествование, он взял документ и посмотрел на него.

— Почему ты не сказала мне об этом раньше?

— Понимаешь, я почему-то была уверена, что все это несерьезно, мне не хотелось признаваться, какая я идиотка.

Он бросил бумагу обратно на стол и посмотрел на нее. Его голубые глаза были твердыми, как стекляшки.

— Ты не просто идиотка, ты — обманщица. Я уверен, между тобой и тем парнем случилось что-то большее, раз он так ради тебя расстарался. Ты ведь раньше никогда не выступала на подиуме.

— Я знаю… я… я сказала ему… Барри, между нами ничего не было, хотя, по-моему, он в меня влюбился.

Барри схватил ее за плечи и затряс.

— Теперь я все понимаю, почему ты задержалась и почему приехала с такими счастливыми глазами, — проговорил он сквозь зубы. — Ты тоже безумно влюбилась в этого французика… Да? Признавайся, я прав? А?

Рене вспыхнула:

— Нет! Как я могу полюбить человека за несколько дней?

— Случалось, что влюблялись и за меньший срок, — отозвался он, опуская руки. — Ромео и Джульетта, слыхала о них?

— Это же персонажи пьесы, а не живые люди. Барри, я не влюблена в Леона Себастьена, я… мне он даже не нравится.

— Однако бумагу ты подписала?

— Я же сказала тебе, это все из-за того мальчишки…

Он нетерпеливо махнул рукой:

— Надо все-таки иметь больше уважения и доверия к закону. Это самый нелепый предлог, который я когда-либо слышал!

Рене и раньше подозревала, что он не поймет ее сочувствия Пьеру. Она попробовала зайти с другой стороны:

— Я не хочу ехать в Париж.

— Чушь! Ты всегда только об этом и мечтала. Я тебя просто не понимаю, Рин. — Он поднялся и начал расхаживать по комнате. — Все это так на тебя не похоже. Я всегда считал тебя разумной и уравновешенной, только женщины часто сбиваются с пути, когда дело доходит до страсти.

— Но теперь мы помолвлены, все будет по-другому. Он же не может заставить меня ехать, — произнесла она, выкладывая свою козырную карту.

Барри замер посреди комнаты, рот его дико скривился.

— То-то ты так вдруг передумала, — проговорил он. — Теперь мне все понятно. — Он повернулся к ней с видом прокурора. — Ты считала, что я никуда не денусь, что ко мне всегда можно вернуться? Вообразила, что верный Барри станет тебя ждать, пока там этот французский Казанова будет тебя обхаживать? Ты что, действительно считаешь, что я это потерплю?

Ей показалось, будто он ее ударил.

— О, — Рене открыла рот, — как это гадко! Но ведь это неправда, Барри, ты сам знаешь, что это не так.

Наступила тишина, во время которой было слышно, как тикают часы на каминной полке, а вдали шумит нескончаемый поток машин Лондона.

Рене взяла себя в руки и попробовала еще раз воззвать к Барри.

— Да, я вела себя очень глупо, — призналась она. — Была перевозбуждена, у меня кружилась голова от всего произошедшего, но и только. И я уверена, что все это можно как-нибудь уладить. — Она взяла экземпляр контракта. — Например, скажу Леону, что ты против и…

— Леону? — перебил он ее.

— То есть, я хочу сказать, месье Себастьену. — Но имя уже было произнесено.

— Что ж, не буду разлучать тебя с твоим Леоном, — сердито заявил Барри. — Не буду мешать, поезжай в свой драгоценный Париж, но между нами отныне все кончено! — Он взял свою шляпу и деревянным шагом направился к двери.

— Барри! — в отчаянии закричала Рене.

— Прощай, Рин, — твердо произнес он и хлопнул дверью.

Подумав, Рене села и написала письмо в салон Себастьена, объяснив, что у нее изменились обстоятельства, что в скором времени она выходит замуж, а потому не может принять предложение, сделанное ей салоном. И добавила, что в ближайшие дни отправит им бумаги назад. Затем наклеила нужное количество марок и, выбежав на улицу, просунула письмо в щель почтового ящика. Если бы бумаг было не так много, то они уместились бы в обычном конверте и она отослала бы их одновременно. А так как с ними надо было идти на почту, вернувшись домой, она засунула бумаги в ящик стола и почувствовала облегчение. В общем-то проблему оказалось не так уж трудно решить, и, вероятно, ей не следовало ни о чем рассказывать Барри, но дело сделано, и теперь она была рада, что он все знает. Между ними не должно быть никаких секретов, и в будущем у него не должно быть причин называть ее обманщицей. Конечно, не исключено, что Леон попытается причинить ей неприятности, но маловероятно, что он так поступит. Барри остынет, успокоится, смягчится, как только узнает о ее решении, а она при случае непременно даст ему понять, от какой редкой, неповторимой возможности ей пришлось отказаться ради него, что, безусловно, польстит его самолюбию. Конечно, Рене упустила ситуацию из-под контроля, но ее возмутило предположение Барри, будто бы она влюблена в Леона. Нельзя отрицать, что этот мужчина произвел на нее какое-то магическое впечатление, но это, разумеется, не любовь, уж никак не любовь. И вообще на этом их знакомство закончилось.

Все следующее утро Рене провела на телестудии, день прошел, но вечером Барри не позвонил. Тогда она написала ему письмо, сообщив, что отказалась от предложения работать в Париже. Однако Барри и после этого не позвонил. Зато пришла телеграмма от Леона с такими словами: «МАДЕМУАЗЕЛЬ ТОРНТОН НЕ ЗНАЛ ЧТО ВЫ ОБМАНЩИЦА». И это обвинение ее уязвило.

Толстый конверт с бланками все еще лежал в ящике стола. Надо просто сходить на Центральный телеграф и отправить его назад — это будет достойным ответом на телеграмму.

Рене очень скучала по Барри и расстраивалась, что он не сделал никакого ответного шага на ее письмо. Однако надеялась: когда его гнев остынет, он поймет, что после стольких лет их знакомства она не могла ему изменить. А подождав еще несколько дней, решила поехать к нему.

Она знала расписание его занятий в колледже, в тот вечер он должен был быть свободен. Когда Рене на метро добралась до северного пригорода, где он жил, начинало смеркаться. Однако, свернув на нужную улицу, она почти сразу же увидела возле одного из домов его машину. В ней сидела девушка, но самого Барри видно не было, должно быть, зачем-то вернулся в дом. Ошеломленная, Рене юркнула в тень козырька ближайшего подъезда. Между тем, явно проявляя нетерпение, девушка открыла дверцу машины и вышла на тротуар. Рене увидела длинные, в шелковых чулках ноги, короткую кружевную юбочку. Девушка потянулась и зевнула, свет упал на ее ярко накрашенное лицо и всклокоченные темные волосы. Это была Салли Гибсон.

В этот момент Барри торопливо вышел из подъезда, и Рене услышала ее визгливый голос:

— Дорогой, ну что ты так долго!

Она не разобрала, что ответил Барри. Салли закинула одну руку ему за шею, и они слились в объятии. Потом Барри помог ей сесть в машину, при этом вид у него был очень довольный, обращался он с ней по-хозяйски. А еще через секунду машина рывком сорвалась с места.

Рене вышла из укрытия, потирая глаза. Она чувствовала себя униженной. Значит, он немедленно кинулся к Салли, как только поссорился с ней? А может, они уже давно встречаются? Мужчины все одинаковы, они не способны на верность? Даже Барри! Даже Барри ничуть не лучше ее отца! Рене снова предали, как в детстве. А она-то надеялась, что он поможет ей справиться с ее трудностями, подскажет, как лучше поступить, поддержит, не оставит… Вместо этого под предлогом, будто, сделав ошибку, Рене его обманула, ринулся к этой свистушке, вертихвостке, которая, как он выразился, «довольно забавна».

Ей, правда, не пришло в голову, что поведение Барри можно объяснить его уязвленной гордостью — предположив, что она ему изменила, решил утешиться в доступных объятиях. Если бы Рене подумала хоть минуту, то сообразила бы, что это увлечение не больше чем на несколько встреч, из него не выйдет ничего серьезного. Но ее сразила наповал мысль, что теперь-то уж не одна только Кристина, а весь Вудлей будет судачить, что Барри Холмс бросил Рене Торнтон из-за этой Гибсон. Такого унижения она не могла вынести.

На непослушных ногах Рене вернулась к метро и взяла билет до места, где, как она знала, почта работала круглые сутки. А там, все еще кипя негодованием, отправила Себастьену телеграмму, что приедет в Париж в середине апреля. «Вот и все, пусть будет так!» — сказала она себе с некоторым удовлетворением.

Однако, проснувшись на следующее утро, почувствовала, что гнев ее испарился, и похолодела, когда поняла, что наделала. Теперь отступать было некуда. Придется поехать в Париж, что бы ни случилось, а там вступить в новую, пугающую ее жизнь среди чужих, незнакомых людей. Взгляд Рене упал на обручальное кольцо, и она сняла его с пальца. С этим покончено, надо отослать его обратно Барри.

Но вдруг ей в голову пришла другая мысль, и она надела кольцо обратно на палец. Пока Барри не попросит вернуть кольцо, надо его носить как защиту… только от чего? От коварства Леона? Больше ей ничто не грозит — с мужчинами покончено навсегда, все они не стоят ее доверия. И все-таки Рене не хотелось бы, чтобы Леон догадался, что Барри порвал с ней отношения из-за него.